ЧОП «ЗАРЯ». Книга четвертая
«Матвей, ну ты что? Если бы я шампусик не открыл, ушли бы балбесы», – хмыкнул Ларс.
Я не стал ворчать на фобоса за очередное самоуправство. Все-таки весело получилось. Бодаться с ними я все равно не собирался – деда проверил, убедился и достаточно.
Больше приключений на дороге не случилось.
Пьяный мужик, перегородивший дорогу, парочка робких студентов, торгующихся с девицей легкого поведения, и ждущие скорую помощь охотники, ликвидировавшие какую-то лохматую мелкую нечисть – все это пролетело отдельными отрывками. Неудобств доставил только пьяный: мы трижды пытались его объехать, а он лез обниматься с бампером. Пришлось Стече вылезти и настойчиво проводить его к ближайшей лавочке.
Сверились с выданным адресом – обычный деревенский дом, старый и бедный, на окраине криминально известного района, в который даже Орденские не любят захаживать, а стражу сюда порой неделями после вызова ждут.
Краска на резных наличниках облезла, забор подгнил и покосился. Сквозь корку грязного снега пробивались засохшие сорняки, а двор вокруг дома был завален всевозможным мусором: от ржавых бочек до сломанной мебели. И только вдоль одной стены организованно росли кусты малины, гнущиеся под тяжестью растаявших за день и опять замерзших ночью сосулек.
«…и на луну не голоси, а лучше вспомни ту малину», – вернулось тихое пение, но уже на два голоса: от Ларса и Мухи.
К крыльцу вела протоптанная тропинка со втоптанными в грязь бычками и желтыми неровными лунками вдоль краев. С одной стороны, какой-то «снайпер» даже умудрился вывести свое отношение к этой жизни. И пусть силенок хватило только на две первые буквы, зато сразу было понятно, что приехали мы не в дом высокой культуры и быта.
В окне горел свет, звенели стопарики и матерком хрипели мужчины, поверх женского пения – что-то грустно-тоскливое из плейлиста с русским блатным романсом. Пела женщина хорошо, уж точно лучше, чем мои фобосы.
– Стеча, как нашего курьера зовут? – спросил я и вышел из «буханки», понимая, что больше желающих нет.
– Лёнька Воробей, – Стеча достал блокнот. – То есть Леонид Воробьев, уроженец села Бобровское Тульской Губернии, где неоднократно привлекался…
– Спасибо, я понял, – перебил сыщика я. – А кралю его? Только без подробностей, пожалуйста.
– Сонька, – нехотя, будто обидевшись ответил Стеча, перелистнул страницу и как не бывало, продолжил: – Это она поет, красивая, чернявая. Они оба у меня по делу одному проходили, но улик не нашлось тогда. Он форточник и медвежатник, она притон держит и скупкой занимается.
Я тихонько захлопнул дверь, чтобы раньше времени не привлекать внимания. Покосился на моторку, едущую за нами от дома и снова остановшуюся под неработающим фонарем. Перебежал дорогу и подошел к калитке.
Ну и как тебя искать, воробей? Цыпа-цыпа, гули-гули, кис-кис – это все не то, но, похоже, для других зверей-то не придумали, как их подманивать. Хм, задачка из разряда: а как выглядит птенец голубя? Вроде очевидная вещь, а мало кто видел, или вообще задумывался.
– Ленька, выходи! – крикнул я. Чуть было не ляпнул «подлый трус», но вовремя приглушил шепот. Урок про обидчивость фобосов мы уже проходили, знаем, как оно может случиться. – Леонид Воробьяныч, разговорчик к вам имеется…
Я всмотрелся в дом, окинул взглядом участок, переключился на ауру – тишина. Есть в доме негатив, но тут и одаренным не надо быть, чтобы догадаться: несет чем-то желтоватым, как от следов на сугробах. Опа! Есть контакт! Слабенький еще, но уже пропитанный злобой сигнал шел откуда-то из погреба.
Я скрипнул калиткой и стал тихонько пробираться к дому. Заглянул в окошко, разглядывая пьющую компанию. Четверо за столом под водочку и разносолы рубятся в карты, вместо фишек – золотые украшения и смятые купюры.
Один игрок сидел уже практически голым, в одной только замызганной майке-алкоголичке, семейных трусах до колен и огромных валенках. Худой, жилистый и явно невезучий. Как раз, под пьяный гогот напарников, снимал с шеи толстую серебряную цепь, чтобы сделать ставку.
В углу на кровати обнимала гитару Сонька, перебирала струны и пела. Рядом с ней, ловя каждое слово и раздевая похотливым взглядом, сидел здоровенный лысый амбал. Чуть ли не слюни текли, при том, что он умудрялся зыркать как на игроков, так и на сдвоенную кобуру, висевшую на спинке кровати.
«Если я что-то понимаю в отношениях, то либо эти поминки зашли куда-то не туда, либо у Сонечки появился новый ухажер», – игриво прокомментировала Харми.
Я разглядел дверцу в полу, закрытую на засов. Почувствовал, что фобос проявляется чуть отчетливее, но на контакт пока не идет.
Крадучись, я обошел дом, но сигнал становился только слабее. Значит, надо идти внутрь.
Нашел в мусоре сломанный черенок от лопаты, припрятал его и, выбрав самый сухой хлам, подпалил его. Отошел в тень за угол и завопил: «Пожар! Пожар! Спасайтесь!»
– Шухер! Облава! Легавые! Врешь сучара, живым не дамся! – раздалось в ответ в доме и после суетливой беготни, Сонькиного визга, разбитых бутылок и грохота перевернутой мебели, раздалось несколько выстрелов.
– Что? Съел, паскуда? Я на этот трюк больше не куплю… – последнее слово смазалось в грохоте новых выстрелов, зазвенело разбитое окно, а в двери появилась огромная дыра от выстрела дуплетом.
Не по плану диалог получился! Я еще глубже отступил за угол дома, радуясь, что хватило ума не стоять перед дверью. Сквозь выстрелы услышал, как хрустнул снег. Дернулся, понимая, что не подо мной, и на развороте получил удар чем-то тяжелым по голове. От неожиданности даже Муха не успел среагировать. Сквозь резкую боль и рухнувшее на меня ночное небо, только услышал: «…попался, шпынь легавый…»
Очнулся я уже в доме. На полу. С привязанными к спинке кровати руками над головой. Вязали наспех, чуть ли не рваной простыней, но крепко. Надо мной стоял бугай и целился куда-то вниз живота из обреза. Картежники облепили окна, тыча стволами и высматривая в темноте не иначе как отряд ОМОНа.
Рядом с дверью стоял еще бандитского вида мужик в телогрейке и шапке-ушанке. Нервно потирал руки, полируя пудовый кастет, и лыбился, растягивая тонкие губы и демонстрируя пару черных провалов в верхней челюсти. Сонька все еще сидела на кровати, забившись в дальний угол и прячась за гитарой, как за каким-то щитом.
– Валим его, и огородами! – причмокнул нервный. – Залетный какой-то, решил в героя поиграть, похоже. Перед домом только две моторки. Надо когти рвать, пока облава не развернулась.
– Вы чего? Я мимо шел, там огонь. Я предупредить хотел! – скривился я, изображая напуганного случайного прохожего, хотя притворяться испуганным, когда на твои яйца направлен обрез, оказалось не так уж несложно.
Я тараторил, заикался, но эффекта ноль. Бугай только курок взвел, так что пришлось импровизировать, пробуя все возможные варианты: ревность, жадность, тупость. Импровизировать и ждать. Либо фобосы справятся, либо до чоповцев дойдет, что пора свои задницы вытаскивать из теплой «буханки» и мчаться спасать меня!
– Соня! Сонечка, ну хоть ты им скажи, родненькая. Я же как лучше хотел! Говорил тебе, давай попозже зайду, а ты: «Раньше приходи, спать они уже будут». Я же серьезно, я деньги принес. Приданое. И Орденские награду обещали за фобоса, что в погребе зреет…
Не знаю, что именно сработало, но челюсть у бугая начала отвисать, а глазки забегали, демонстрируя умственную активность. Он перевел взгляд на Соню, чего мне было достаточно.
Резкий, подхваченный импульсом Мухи, удар ноги по обрезу. Легкая корректировка курса, чтобы рука бугая летела в сторону нервного. Раздался выстрел, и тощее тело влетело в стену. Лишь вата из телогрейки взвилась в воздух и осела в облаке порохового дыма.
Сразу же второй удар промеж ног зависшего бугая, мэйн поделился силушкой, так что мне самому стало больно от звука смачно треснувшего арбуза. Я дернул веревки, пропитанные едким кислотным составом от Харми. Крякнул от жжения, побежавшего по тонкой коже на венах, и, подцепив скрюченного бугая плечом, рванул вместе с ним на картежников.
Придавил одного, ушел с линии огня и, схватив нацеленную в меня двустволку, закрутил второго. Сжал его руку поверх спускового крючка и, довернув мужика, сразу же выстрелил в третьего. Вывернул винтовку, ломая пальцы, двинул прикладом в голову и прицелился в четвертого. В невезучего бедолагу, так и не раздобывшего одежду.
Совсем тощий, дрожащий от холода, дующего из битого окна, картежник поднял руки и попятился. Присел, споткнувшись о лавку, выхватил из валенка нож и прыгнул на меня.
Патроны он, что ли, считать не умеет? Или умеет, и мне досталось уже полуразряженное ружье? Проверять я не стал. Толкнул лавку, ударив по валенкам и сбив голодранцу траекторию, а потом принял прикладом по лбу на подлете.
Обернулся на шум за спиной, вспомнив про недобитков, и выдохнул:
– Вы чего так долго?
– Издеваешься? – воскликнула запыхавшаяся Банши, – Мы сразу же побежали, как только ты про пожар закричал. Секунд десять всего прошло.
– Что с ранеными будем делать? – спросил Стеча, связывая бугая, все еще не пришедшего в сознание. – Это Сиплый, он третий год в розыске. А в труселях – Емеля, на нем двойное убийство висит. Жмуры тоже знакомые, придавленного только не знаю, но, судя по татухам, отметиться успел.
– Пакуйте все. Стволы и барахло – Захару, а жуликов и рецидивистов у полицейского участка сгрузим, – хмыкнул я. Прошелся до люка, вскрыл его и спрыгнул вниз.
В погребе пахло квашеной капустой, сырой пророщенной картошкой и мочой. В углу нашлись кандалы, вбитые в стену, дырявый соломенный тюфяк и пустое помятое ведро. Миниатюрная камера сейчас пустовала, но, по пятнам, засохшим на тюфяке, было ясно, что место пользуется спросом.
Фобос был здесь – призрачная дымка очерчивала силуэт пленника, пропитанного болью, страхом и отчаянием. Образ еще не сформировался до конца, но уже было понятно, что этот человек при жизни был кем угодно, только не форточником. Может, упитанный купец, может, наевшийся на взятках стражник.
«Пустышка, не наш клиент, – прошептал Ларс – Легавый или крысу завалили, но точно не воробей…»
Я был согласен с профессором. Клиент как бы не наш, но и наш одновременно. Текущему заказу не поможет, но заказом для Ордена когда-нибудь станет. Еще одна, максимум две жертвы, забитых до смерти на этом месте, и здесь расцветет настоящий злобный фобос. Сначала порвет своих мучителей, а потом и всех, до кого сможет дотянуться.
– Покойся с миром, бедолага, – сказал я, чиркнул огневиком и подпалил мечущийся на тюфяке дух.
– Мы готовы, ты как? – В проеме появилась голова Стечи. – Это Воробей?
– Нет.
– Хм! – Стеча задумался.
– Какие идеи? Где дальше искать?
– Ну-у. Вариантов немного: тюремная плаха, морг, кладбище, ювелирка, пара трактиров… – Стеча протянул руку и помог мне выбраться. – Тут тебе виднее, где призрак задержаться может.
– Начнем с кладбища тогда. Орден следит за ним, – пожал плечами я. – Там-то уж точно ничего плохого не случится.
– Уверен?
– Если честно, то не очень…
ГЛАВА 3
Высадили Стечу возле полицейского управления и выгрузили пять тел – два молчаливых, завернутых в простыни, трупа и троих с наволочками на головах. Помятых, озлобленных, но живых. Соньку отпустили, сделав внушение фобосами и взяв с нее честное слово, что она свалит из города.
Стеча сказал, что процесс получения награды не быстрый, особенно если заявляешься сразу после полуночи, а награду нам получить все-таки хотелось, так что дальше мы поехали вдвоем.
Я уже примерно начал сопоставлять улицы обоих миров, полистал местные атласы и карты и мог обойтись без живого навигатора. На улицах стало еще меньше людей: кто ехал кутить, те уже были на месте, а кому утром на работу – уже по домам в кроватях десятые сны видят.
Покатушки по ночному городу напомнили о покупке моей первой машины. Настолько ты в первые дни переполнен эмоциями, что не можешь дождаться утра и срываешься на любую дружескую просьбу. Отвезти туда, забрать того. Или сам звонишь кому-нибудь и зовешь прокатиться по пустым дорогам. Желтые фонари блестят на асфальте, отсветы красного бликуют на лобовом стекле, а ты подгазовываешь, наслаждаясь бодрым рычанием из-под капота.
Дед уловил мое настроение, и «буханка» сначала поворчала, будто обидевшись, что не стал гоняться с мажорами, но потом пошла резвее. Не обязательно кому-то что-то доказывать, когда можно просто наслаждаться дорогой.
Возле кладбищенских ворот намечалась какая-то движуха. Стояла длинная моторка (практически автобус), возле которой суетились охотники. Выставляли ограждение перед воротами и калиткой, разгружали компактные переносные фонари на треногах, разбирали осиновые колья и щелкали затворами ружей, проверяя готовность к стрельбе.
– Это что еще за детский сад? – Банши прищурилась, провожая группу из четырех охотников, уходящих на территорию кладбища.
– Конкуренты? – усмехнулся я. Присмотрелся, изучая охотников со всех сторон, и приметил знакомое лицо. – Однако! Как же тесен мир! Вон того видишь? Индюк важный с бакенбардами?
– Ага, он здесь, похоже, за главного, – согласилась Банши. Она перелезла в салон, подхватила там две дополнительные гранаты и, просунув голову над сиденьем, нависла надо мной, заглядывая мне в глаза. – А что? Друг твой? Или проблемы?
– Это я его на балу вырубил и переодел. Исаев замял все, взяв с меня обещание извиниться при случае.
– Давай только не сейчас, ладно? – попросила блондинка и оглядела пустую улицу, где в темноте только со стороны нашего «хвоста» мелькнул огонек раскуриваемой сигареты.
– Согласен, лучше в ресторан его приглашу как-нибудь.
– Можем и сейчас, конечно, – спохватилась Банши, будто упускает что-то интересное. – Они крепенькие, но их всего четверо.
– Не, пусть идут по своим делам, – великодушно разрешил я и заглушил двигатель. – А мы по-тихому все сделаем. Кладбище-то большое, глядишь, и не встретимся.
Банши нехотя положила гранаты в ящик, повздыхала, качая головой, и одну все-таки вернула. Я проверил финку и Задиру, покосился на дробовик, но брать с собой его не стал. Зато, вспомнив свое новое правило, насыпал в карман несколько патронов: «светлячка», зажигательный и с дробью. А потом откопал в недрах «буханки» кривоватый, но крепкий кол.
– Зачем тебе это? – удивилась Банши.
– Вдруг парни что-то знают, – нехорошо улыбнулся я и кивнул на мелькавшие вдалеке лучи «святого» света.
– Ню-ню, – хмыкнула блондинка. – Кол только не сломай, а то Захар спросит потом.
Банши хрюкнула, довольная своей шуткой, помахала «хвосту», мол, раз тут сидите, то тачку охраняйте. Ответа не последовало, даже фарами не удосужились мигнуть, и мы перебежали дорогу.
Подкрались к чужой моторке с надписью на борту: «Филипп Ф. Филиппов и партнеры». Пригнулись под окнами, так, чтобы подремывающий водитель нас не увидел, и проскочили мимо ограждений к открытой калитке. Эксперты, блин, «оцепили», называется. Может, и кол я тогда зря таскаю?
Сразу за калиткой шла аккуратная дорожка из брусчатки. Через несколько метров она раздваивалась, а потом и вовсе расходилась в разные стороны, огибая кусты, деревья и отдельно стоящие склепы и памятники.
Не кладбище, а парк-дендрарий какой-то! Разнообразных кустов и деревьев больше, чем могил. На отдельных участках, огороженных низкой оградкой, можно было таунхаус целый построить.
– М-да, богато жить не запретишь, – глубокомысленно заметил я. Остановился, пытаясь определить, в какую сторону идти, и понял, что сморозил что-то не то. – То есть умирать. Мы кладбищем, случайно, не ошиблись? Что-то я плохо представляю, как здесь преступников и бездомных хоронят?
– Я тебя умоляю, тут у половины рыльце в пушку, к гадалке не ходи. Но в остальном ты прав, мы просто зашли с парадного входа, – Банши показала рукой в сторону, противоположную той, куда ушел Филиппов с партнерами. – Это частный сектор, а нам туда. В городскую часть, где могилки в основном братские.
Вместо холмиков с крестами – карликовые скульптуры в полный рост или, наоборот, громадные бюсты. Один очень даже знакомый. Гоголь, что ли? Усы его, прическа его. Я посмотрел на табличку и выдохнул: имя не его.
Бр-р-р, а то нам тут Вия еще не хватало с жутким хрипом: «Поднимите мне веки!» Я потряс головой и поморщился от боли. Шишка от кастета еще ныла, хотя стараниями Харми практически не беспокоила.
«Сплюнь!» – послышалось от Ларса.
Плевать я не стал, но, сложив пальцы крестиком за спиной, переключился на ауру. Заметил парочку светлых фобосов, ведущих светскую беседу на одном из надгробий. Они нас тоже заметили, покосились на осиновый кол и растворились в темноте от греха подальше.
Мы дошли до границы частного сектора и натурально попали в другой мир. Редкие, мигающие «святым» светом фонари высвечивали длинные могилы, похожие на грядки с табличками, исписанными мелким почерком, объясняющими, что там посажено. То есть, кто похоронен.
Выбрали самую свежую, оттерли табличку от грязи и стали искать нужную фамилию. Воропеньев есть, Голубев есть, но ни одного Воробьева. Банши кивнула на покосившееся кирпичное здание, из окна которого пробивался свет, и направилась к нему.
– Пошли сторожа допросим. Может, здесь запасная яма где-то есть?
– Тут все похоже на одну большую сплошную яму, – проворчал я. Аккуратная брусчатка неожиданно оборвалась на границе секторов, и ботинки стали чавкать в смеси снега, песка и глины.
Я подошел к «избушке», заглянул в немытое окно и разглядел там согбенное тело в ватнике, сидевшее на кровати рядом с чугунной буржуйкой. Над домиком вилась тонкая струйка дыма и даже сквозь щели в двери доносился запах горелого масла, будто из дешевой забегаловки с холестериновым жирным фастфудом.
Ружья через мутное оконное стекло я не увидел, но на всякий случай встал в сторонке от двери и только после этого тихонько постучал осиновым колом. Внутри охнули и зашевелились, и после повторного стука послышалось старческое шарканье ног. Сдвинулась задвижка, выпустив порцию аромата пережаренного масла.
– Чур тебя, нечистая! – послышался пьяный старческий голос. – Старая, опять ты колобродишь? Тьфу на тебя. Отвянь уже.
– Здорова, дед! – гаркнул я. Задвижка со скрипом дернулась обратно, но я догнал, выскочив из-за простенка. – Орден беспокоит, разговор есть.
– Из Ордена? – недоверчиво переспросил дед. – Прям охотник?
– Да, самый настоящий, – подтвердил я, достал жетон и поднес к открытой щели.
– А-а-а-а, – протянул дед и дернул задвижку, – и на тебя тьфу, окаянный!
– Так, дай я! – Банши оттолкнула меня с прохода и пнула дверь ногой. – Дедушка, миленький! Ну открой, у нас всего один маленький вопросик.
– Тю! Так вас там двое что ли? – Шарканье притихло, дед остановился. – Гладко стелешь, ведьма. Токмо я ужо один раз так открыл старухе своей. А выгнать опосля не смог. Померла уже как пятый год, а все равно не отвяжется, колобудра.
– Дед, давай серьезно, – опять вклинился я и мягким тычком отвоевал свое место у Банши. – Мы правда из Ордена. Я мнемоник, нам нужно фобоса одного найти. Помоги понять, где похоронен, а?
– Мнемоник? – Шарканье вновь приблизилось. – Прям всамделишный?
– Конечно, какой смысл о таком врать-то?
– Ну, может, и пущу, – задумался старик. После секундного молчания послышалось щелканье отпираемого замка. – Но с условием! Услуга за услугу, так сказать.
Дверь распахнулась, и мы чуть не задохнулись от вони горелого масла и дешевого самогона. За порогом стоял и чуть покачивался седой сторож. Лет семьдесят, на плечах старый перелатанный ватник с торчащим клочком ваты из-под заплатки, на ногах валенки, а на шее полосатый вязаный шарф. Явно ручная работа, как бы даже не той самой старухи. Шарф выглядел потасканным и застиранным, но все равно был самым чистым во всей «избушке».
– Шуршите шустрее, холода напустите, – капризно притопнул дед, подгоняя нас.
– Чем помочь-то могу?
– Опасное дело, парень! – Сторож понизил голос, дернул головой, будто оглядывается и, перекрестившись, прошептал: – Ты дьавола, часом, не боися? В аду бывал уже?
– Харэ жути нагонять, говори уже яснее!
– Так я говорю, – вскинулся дед, и его чуть занесло в сторону. – Ведьма моя бродит здесь…
Сторож опять оглянулся, пьяно прищуриваясь. Вздрогнул, заметив что-то в темном углу, стрельнул туда глазками и поднес палец к губам, типа «я вам ничего не говорил».
Я проследил за взглядом, подключил ауру и разглядел силуэт. Маленькая, этакий божий одуванчик, старушка стояла к нам спиной и увлеченно хлопотала у плиты – призрачные худые ручонки проскакивали сквозь горку пустых бутылок и одну-единственную чугунную кастрюлю.
– Изгнать ее? – Я тоже понизил голос до шепота.
– Тю! Куда? – замахал руками дед. – Про заначку мою спроси. Мне кум тем летом такую медовуху привел, что м-м-м-м… А это кочерга ее куда-то заныкала. Изгнать? Я те так изгоню!
– Ну, дед, ты даешь, – протянул я и посмотрел на Банши, но та лишь пыталась не заржать.
Я еще раз посмотрел на старушку. Одета по-летнему – простое, но милое платье с вышивкой, расписной платок на плечах. Рогов нет, чешуей не обросла. Светлая как минимум процентов на девяносто. Я потянулся к ней, используя едва заметный поток силы. Надо как-то аккуратно, а то либо спугну, либо, наоборот, прицепится.
Она обернулась. Посмотрела на меня, потом на своего мужа и покачала головой. Призрак покачнулся в воздухе, что можно было расценить, как вздох. Силуэт зафиксировался, и старушка довольно резво вскинула руку, прижала палец к виску и покрутила им. А потом растаяла в воздухе.
– Что там? – спросила Банши, глядя на мое разочарованное лицо.
– Да, что там? Видел демона ночи? – икнул сторож.
– Видел. Не представляю, как ты все это вытерпел, – произнес я и похлопал деда по плечу. – Чувствую, одной медовухой такое не компенсировать. Давай мы тебе ящик привезем?
– Компештировать? Себе компештируй, а мне ящик давай! – Сторож бухнулся на продавленную кровать у себя за спиной, жалобно скрипнув пружинами. – Утром приходи, порешаем все.
– Эй, стоять! Служба идет, сторож бдит! Куда завалился-то? – Я едва успел перехватить деда за грудки, уже пытавшегося принять горизонтальное положение. – Ленька Воробьев, где похоронен?
– Не знаю такого, – отмахнулся дед. – В журнале посмотри, ежели там нет, значит, из морга не привозили еще. У них там бывают всякие непотребства во имя этой, как бишь ее? Науки, кажись.
Пока я раздумывал, что делать с дедом, Банши уже перелистывала страницы толстой амбарной тетради. Хмурилась и качала головой. Захлопнула ее и чихнула, пустив по комнате облачко пыли.
– Поехали в морг, здесь зря время потратили.
Только мы вышли за порог, как где-то в глубине кладбища раздался выстрел. Просвистела пуля, едва не задев Банши. Всколыхнула ей волосы и чмокнула о кирпичную стену.
– Это по нам?
– Рикошет, скорее всего, – хладнокровно ответила Банши. Она повернулась и ножом подцепила сплющенную о кирпич пулю. – Серебро. Видать, Филиппов, наконец, к заказу приступил.
Будто подтверждая ее слова, началась пальба. Сразу несколько пуль попали в крышу сторожки, раскалывая черепицу. Из темноты в небо в направлении центральных ворот вылетел огненный шар, а за ним, словно наперегонки, коротенькая молния.
– Переждем или проскочим? – спросила Банши, с недовольным видом осматривая подпаленную прядь волос.
– Бодро они лупят, конечно, – проворчал я. Оглянулся на отсветы ружейных вспышек в центре кладбища. – Но вдруг затянется, а нам еще морг искать.
Банши кивнула, и мы пошли к брусчатке. Настороженно озираясь, синхронно пригибались и втягивали шеи, когда мимо нас то осколок гипсовой статуи пролетал, то рикошеты магических заклинаний. И каждый раз казалось, что бойня перемещается и подбирается все ближе к нам.
Я придержал блондинку перед выходом на чуть более широкую аллею и, как оказалось, не зря. Мимо со сведенным судорогой лицом пробежал один из помощников Филиппова. А затем еще один, с дымящимися взъерошенными волосами. Удирали так, будто за ними старуха-колобудра несется.
Я выглянул в сторону гремящего боя и почувствовал легкий жар от светящихся огненных шаров, мелькающих над склепом с двускатной крышей. Жонглируют ими там, что ли?
– А Филипп Филиппыч-то неплох, – с ноткой восхищения прошептала Банши.
– Думаешь, это он?
– Ага, остальные-то уже вне игры, – хмыкнула блондинка. Придерживая мой затылок, она повернула меня в сторону.
В кустах рядом с упавшей и частично разбитой статуей появилась третья рука. Дрожа, она тянулась пальцами к небу, будто мертвяк из-под земли выползает. Не советуясь, мы одновременно двинулись вперед. Банши – сразу к раненому, а я пошел посмотреть, с кем там развлекается Филиппов. Перебежал несколько участков, запутавшись в оградках и лавочках, перескочил через надгробие и подкрался к склепу, за которым лупили магией.