ЧОП «ЗАРЯ». Книга четвертая
Богатый домик из зеленого мрамора, да еще и с претензией либо на ужасный вкус хозяина, либо на отменное чувство юмора. Вдоль стены стояли три статуи с закосом под античные, которые подпирали крышу. По задумке архитектора должно была быть и четвертая, но крайнее место сейчас пустовало. Там осталась темная в разводах от плесени ниша с вырванными из стены кирпичиками.
Оставшиеся же выглядели практически по классике: голый торс, мощные руки, каменные кубики на животе и кучерявая шевелюра. Собственно, все. Дальше скульптор уже решил выразить собственное прочтение классических форм.
Агрегат между ног смотрел в небо, и был таких размеров, что мог заставить статую Давида нервно перекурить в сторонке. Плюс копыта вместо ног, козлиная бородка острым клинышком и закрученные рожки, сантиметров на десять выпирающие из кучеряшек. И «живые» глаза, выполненные из мелкой разноцветной мозаики, в которых бликовали огненные всполохи.
Обойти склеп было сложно: справа росли колючие заросли перед остроконечным забором, а слева был проход, в котором постоянно что-то свистело. Я полез на крышу. Словно по лесенке, вскарабкался по статуе, ухватившись за рога и используя торчащий мраморный дрын как подножку. Завис на секундочку, встретившись со статуей глазами, вздрогнул от ощущения, что они улыбаются, и рывком втянул себя на крышу.
В этот же момент небо вспыхнуло от раздавшегося взрыва и послышался истеричный, но очень довольный хохот Филиппыча. А за спиной затрещали камни, и крыша чуть поехала в сторону. Я распластался, хватаясь за черепицу, и посмотрел вниз.
Статуя античного черта, по которой я только что вскарабкался, дергаясь, пыталась выдраться из каменной кладки. Рванулась и неуклюже выпала, когда кладка треснула. Черт поднялся, по козлиному встряхнул головой. Огляделся по сторонам, не поднимая взгляда, шумно втянул воздух и резво, будто с цепи сорвался, бросился оббегать склеп – туда, откуда еще слышались смешки. Бежал на четвереньках, бочком, подпрыгивая через каждый метр, явно не справляясь со своей анатомией.
«С таким сложно тягаться, – вздохнул Муха —Это вообще законно?»
«Умом выделяться надо…» – хихикнул Ларс.
«Вы о чем это, мальчики?» – вклинилась Харми, и мужская часть фобосов притихла.
Я не слушал, карабкался по крыше, подбираясь к коньку. С той стороны опять начали палить. Как-то не смешно стало Филиппычу. Перед каждым всполохом и взрывом раздавался уже не хохот, а выкрик профессиональной теннисистки во время тяжелого матча.
Обернулся на Банши, тащившей бездыханное тело охотника к выходу с кладбища. Убедился, что она в порядке, и только тогда выглянул за конек.
«Это прямо как в твоих кинофильмах!» – восторженно выдохнул Муха.
На практически выжженной площадке, в грязи растаявшего снега стоял Филипп Ф. Филиппов – один, без партнеров. Этакий сильно драный Ван Хельсинг: помятая шляпа дымилась, от плаща остались только плечи, зато видна была кожаная жилетка с метательными ножами и серебряной цепочкой от часов. Бакенбарды чуть ли не дыбом стояли.
В руках он держал странного вида жезл – смесь олимпийского факела и трезубца. Вокруг центрального зуба горел огонек, а соседние искрились, будто они под напряжением. И этим жезлом он отбивался от двух зеленых чертей. Палил молнией и огненными кольцами, стараясь не подпускать к себе. И лупил другим концом, моментально (как телескоп) превращавшимся в острое копье, если кто-то прорывался ближе.
Несколько прожженных насквозь или разбитых на осколки чертей уже валялись у него под ногами. Мешали двигаться, замедляли, и он пропускал удары.
«Признаюсь, он оказывается не так уж и плох, – констатировал Ларс – Столько гонора было на балу, а мужик-то крепкий…»
«Согласен,» — мысленно ответил я, любуясь работой мастера.
Он будто бы даже выше ростом стал. Сам крутился, как черт, выдавая лихие пируэты, и своим трезубцем крутил так, что черти держались в сторонке. Жезл Филиппов уже не схлопывал, а постоянно держал в разложенном состоянии.
На этот бой можно было смотреть вечно. Сразу два любых зрелища в одном: и красивый огонь, и чужая работа. Вот только Филлипов уже уставал – движения понемногу замедлялись, огонек начал мерцать, а молнии срывались с небольшой задержкой.
Я уже собрался броситься на помощь, но охотник всех удивил. И меня, и чертей. Пропустил прыгающую тварь мимо себя, отправив ей в спину тройной удар: две молнии, закрученные вокруг огненной стрелы. А потом резко развернулся и сбил второго черта в полете, сломав ему копыто. Догнал, нависнув над корчащимся телом, и двумя руками поднял трезубец вверх.
Завис в таком положении на мгновенье – то ли чтобы я успел прочувствовать всю эпичность момента, то ли накапливая силы. А потом резким взмахом с криком на выдохе воткнул острый конец трезубца в землю, раскалывая чертов череп и загоняя копье глубоко в землю.
Что-то треснуло. Где-то там глубоко под нами что-то пошло не так. Вздрогнула и задрожала земля, перекатываясь на склеп. Черепица мелко задрожала, отдавшись по всему телу дребезжащим массажем.
Филиппов крутил головой, пытаясь понять, что происходит, и продолжал тянуть свой трезубец из земли. Когда наконечник копья выскочил, под ногами у него появилась трещина, стала расти вширь и побежала в сторону склепа. В мою, блин, сторону!
Гул, шедший из-под земли, нарастал. Филиппова шатало, он пытался отскочить, выйти за пределы обваливающейся ямы, но споткнулся и рухнул вниз. Через мгновение выпрыгнул, как ужаленный, ухватился за край обеими руками и попытался выползти. Закричал, извиваясь, а потом со свистом улетел обратно, будто его кто-то сдернул. Только шляпа в воздухе мелькнула.
Трещина все увеличивалась, неслась к склепу, огибая его с двух сторон. Что-то трескалось, ломалось и хрустело, крыша заходила ходуном, пресекая все мои попытки встать и бежать.
И когда у меня это, наконец, получилось, черепица ушла из-под ног. Склеп схлопнулся, а крыша обвалилась, утаскивая меня за собой.
ГЛАВА 4
«Поднимите ему веки, —прогудел в голове голос Ларса. – А то что-то маловато кадров перед глазами пролетело…»
«Это потому что я вовремя ему травку одну в кровь пустила, – отозвалась Харми. – А здоровяк подводный защиту поставил…»
«А точно помогло? Какой-то он дохлый…»
«Сейчас подействует, не гони…»
– Где я? – просипел я. В голове шум, глаза щиплет и жжет от пыли и каменной крошки, спину скрючило, что-то острое давит.
«Не в царстве Аида, это точно, – ответила Харми. – Потерпи, подействует щас…»
Это ее ласковое «щас» резко стрельнуло в спину, будто адреналин влили прямо в костный мозг. Вштырило, да так, как говорил майора Пейна: «Хочешь забыть о своей боли? Почувствуй другую»! Впрыск адреналина ударил в голову, я заскрипел зубами, зарычал и вскочил на ноги.
Ночное звездное небо стало выше метров на пятнадцать.
Неровные стены, обломанные корни и слипшиеся куски расколотой брусчатки по кругу. Стены каменные, частично засыпаны землей, в некоторых местах видна, затянутая паутиной, лепнина. Бантики, кружочки и прочие загогулины на рифленых колоннах. А между ними – привалившиеся к стене ржавые доспехи в полный рост.
Под ногами у меня груда каменного мусора: стены, куски статуй, битая черепица и несколько мраморных гробов с проломленными крышками.
«Тьфу! Хорошо хоть не пещера, просто яма какая-то», – облегченно вздохнул Ларс.
Согласен, яма – метров тридцать в диаметре, может, и больше, свет не повсюду проникает. Вероятно, подвал того склепа, где в охране стояли античные черти.
«Интересно, кого черти охраняли?» – озвучил мои мысли Муха.
Я огляделся по сторонам, всматриваясь во тьму. В дальней части, куда должен был свалиться Филиппов, что-то отсвечивало бледным светом. Оттуда же доносились стоны и хриплое скрипучее дыхание. Кто-то кряхтел и пытался что-то сдвинуть.
Я подобрал осиновый кол, путешествующий со мной, как приклеенный. Но решил им одним не ограничиваться и достал Задиру. Поменял очередность патронов – первым поставил трех «светлячков», потом два зажигательных и напоследок добавил чистое серебро.
«Ну, окей, покажите мне, кто тут босс этой качалки», – подбодрил себя я. Скрестил руки, выставив вперед кол и револьвер, как копы с фонарями делают, и пошел вперед.
Тихо идти не получилось. Сначала хрустнула черепица, потом кирпичик скатился с кучи, увлекая за собой товарищей. Потом хрустнул уже я, неудачно поставив ногу. Провалился и по щиколотку застрял в перекошенной оконной раме.
Впереди что-то дернулось, так резко, что даже ветерок пролетел, сдобренный запахом свежей крови, и зажглись два красных огонька. Близко зажглись. И к земле близко, и между собой, примерно как глаза у человека. Послышалось недовольное рычание, опять резкое движение с красным шлейфом, будто неведомое пока существо отвернулось от меня. Рычание сменилось на чавканье. Жадное, ускоренное чавканье с причмокиванием.
Я выстрелил. И промазал.
Слепящий росчерк, как сигнальная ракета, промчался по яме. У дальней стены я увидел Филиппова – он валялся без сознания рядом с еще одним саркофагом (пока еще с целой крышкой в виде смиренно лежащего рыцаря). А над ним, стоя на коленях, нависала небольшая черная сущность и, судя по сосущим звукам, пила его кровь.
Человекоподобная мелкая тварь имела сморщенное старческое лицо, острые кривые зубы и налитые кровью глаза. Тварь зарычала и, не обращая на меня внимания, ускорилась, будто сейчас у нее отберут вкусную косточку. Аж уши ходуном заходили, и плечи начали подрагивать.
Первый «светлячок» пролетел выше головы, влепился в стену и, шипя искрами, прогорел. Я еще раз выстрелил, разгоняя подступающую тьму. Целился чуть ниже, аккурат в копну слипшихся грязных волос между ушей. Но так, чтобы ненароком не задеть охотника, который был еще жив, хоть и обескровлен.
Непонятно как, но пуля прошла мимо. Тварь на какой-то запредельной скорости сменила позу. Мелькнула в яркой вспышке, как пьяный гопник на дискотеке в лучах стробоскопа, и оказалась в метре от меня. Оскалила зубы и снова исчезла во вспышке выстрела.
Я только почувствовал сквознячок могильного холода за спиной, а Муха уже среагировал. Подбил руку и задал ей направление так, что появившаяся из ниоткуда тварь лбом налетела на осиновый черенок. Новый выстрел заглушил треск дерева и обиженный вопль твари, прежде чем она опять исчезла.
Зажигательный пошел – пофиг, зато теперь свет будет, пока пуля прогорит в стене, и фобоса я зацепил, подпалил где-то в районе ребер.
– Кто-нибудь ее видит? – Я дернул своих фобосов, озираясь по сторонам.
«Ныкается где-то, – ответил Муха. – Но, не ушла…»
– Прикрывайте! – Я высвободил застрявшую ногу и, хромая, поскакал к Филиппову. – Харми, у тебя есть что от бессознанки и кровопотери?
«У меня, конечно, здесь не аптека, – задумалась египтянка. – Покажи мне его, что-нибудь подберем…»
Филиппов выглядел плохо. Кожа у него посерела, бакенбарды превратились в грязную мочалку, вокруг закрытых глаз залегли черные круги. Еще больше черноты собралось на левой руке, где рукав рубашки был оторван. Вены в черных прожилках вздулись, из рваной раны на предплечье толчками вытекала кровь.
– Дышит! – Не знаю, почему я так обрадовался. Зато приободрился. – Делать что будем?
«Возьми его за руку поближе к ране, дай мне доступ к силе и расслабься», – четко, как матерый реаниматолог из сериалов про скорую помощь, отчеканила Харми.
Я будто бы услышал: «Двести кубиков оживина, везите его в операционную, он стабилен, но мы его теряем…»
Или меня? Сила хлынула так, будто это мне вены порезали. И я не в горячей ванне лежу и джаз слушаю, а по ступенькам на двадцатый этаж карабкаюсь. Руки потяжелели, потом ноги. Я не смог больше стоять и устало опустился на землю, откинувшись на саркофаг.
«Потерпи секундочку, – простонала Харми. – Тут присосалось что-то, но я не могу потоки разделить…»
Я посмотрел через ауру. На свою руку и на Филиппова. От меня шел розовый мерцающий поток, похожий на дым от тлеющей сигареты, втягивался в вены охотника и разбегался по всему его телу. Проскакивал через вторую руку, ломался, вытягиваясь в прямую струю, будто его пылесосом затягивают, и впитывался в валявшийся на полу трезубец.
Моя внутренняя батарейка опустела уже процентов на семьдесят. Я чувствовал, что мэйн начал впадать в спячку, профессор явно хотел что-то сказать, но неудержимо зевал.
«Матвей, оно возвращается…» – предупредил Муха, аккумулируя остатки силы в руке с револьвером.
Я уже и сам заметил тень, мелькнувшую в отсветах догорающего зажигательного выстрела. Дернул руку, пытаясь вернуть контроль над силой, но не тут-то было. Филиппов, уже с вполне розовыми щечками и открытыми глазами, нагло накачивал свое оружие!
– Чуть-чуть дай еще, прошу, – сквозь зубы процедил охотник. – На один заряд хотя бы, иначе мы ее не завалим!
– Кого ее? – прохрипел я. Оставалось двадцать процентов, Ларс с Белкой тоже ушли в режим сохранения, отдав все остатки силы Мухе.
– Вампира, колобудру, – на выдохе с заметным трудом ответил Филлипов.
– Кого, кого? – Я подумал, что ослышался.
– Кладбищенскую колобудру! Ты глухой, что-ли? – с натугой крякнул охотник и, наконец, отцепился.
«То-то я смотрю, рожа знакомая, – пропыхтел Муха. – А то профессор все какого-то Горлума вспоминал, ан нет – наша, родная, можно сказать. Только надо было ее тогда еще завалить при первой встрече…»
Колобудра приближалась. Мелькнула за плечом рыцарских доспехов справа, а потом сразу же на камнях слева. Еще одно мигание – и она оказалась перед нами.
Узнать в ней милую старушку – жену сторожа, дружелюбно крутившую пальцем у виска, – было сложно. Хотя что я понимаю в разгневанных женщинах? Там за секунду, бывает, настроение меняется. А Филиппов все-таки ей дом обрушил! Еще небось и заначку медовухи разбил своим трезубцем.
Оскалившись, вампирша прыгнула на меня, ибо Филиппов со стоном ушел в кувырок, чтобы достать трезубец.
Мы выстрелили одновременно. Но пока в посохе накопился и преобразовался заряд, зажигательная пуля уже устремилась вперед. Призрачная бабка вжалась, собирая в комок лоскуты тьмы, и дернулась в сторону. Где ее достал запоздавший заряд молнии.
Как током прошило! Черное тело замерло, окутанное электрическими зарядами, уплотнилось, теряя призрачное марево, и, парализованное, рухнуло на пол.
Я прицелился в бьющееся в конвульсиях тело и сделал контрольный выстрел. Серебряная пуля. Каждый раз, когда их использую, прям чувствую, как Захар где-то икает. Мягкая пуля, оставив пузырящийся кислотный след в макушке вампирши, прошла насквозь, исчезнув где-то в недрах ямы.
Тело фобоса задымилось, волосы вокруг раны начали гнить и отваливаться слипшимися кусками. Фу, я такое видел только на съемной квартире, когда забитый слив в душевой чистил.
Преодолевая брезгливость, я подошел к мертвому фобосу и подпалил тушку огневиком. Вспыхнуло! Над телом взвился плотный, тугой поток энергии и понесся в мою сторону. Сейчас будет приход и восстановление! Я уже был готов, предвкушая, но поток вдруг разделился – и лишь малая часть досталась мне, а все самое вкусное улетело к трезубцу. И кто здесь еще самый главный вампир-то?
Филиппову так вообще практически ничего не досталось, но, похоже, его это не смущало. У них там явно какой-то симбиоз: сначала один другого выкачивает, потом обратно.
– Ты как? Идти можешь? – спросил я, после того как «подзарядился» процентов до сорока и подошел к охотнику.
– Нога сломана, – бросил Филиппов. Сразу же спохватился, пригладил волосы и пальцами причесал бакенбарды. Встать он не смог, но попытался выпрямить спину. – Благодарю за помощь! Разрешите представиться, Филипп Филиппов, член Ордена охотников его императорского величества. Простите, не знаю, как к вам обращаться?
– Не надо ко мне обращаться, я так, мимо проходил. Но, если что, считайте, что мы квиты, – криво улыбаясь, ответил я. Думаю, что обещание Исаеву извиниться я выполнил. Даже перевыполнил, а лишний след о себе оставлять не хотелось.
Филипп явно ничего не понял, но лезть с расспросами не стал. Прищурился и задумался. Я подумал, что надо бы валить отсюда, пока он по ауре какой-нибудь след не узнал.
Над головой раздался свист, и лунный свет перегородили два силуэта: широкие плечи Стечи и взлохмаченная голова Банши. А потом прилетела веревка, которой я обмотал Филиппова.
Пока его вытаскивали, я раскопал в пепле несколько красных драгоценных камней размером с засохшую горошинку и осколок от бутылки с выпуклыми буквами: «МЕД». Дети такими стекляшками свои сокровища, прикопанные в земле, накрывают.
– Как думаешь, сторож в курсе? – спросил я у Банши, когда выбрался и рассказал, что произошло.
– Не то что в курсе, он же ее и проклял, скорее всего, – хмыкнула блондинка. – Не понимает этого, конечно. Но слово за слово, тут обозвал кровопийцей, там побухтел, что все соки из него вытянула, и так далее. А на кладбище почва благодатная, вот и выросло то, что выросло. Не зря говорят: о мертвых либо хорошо, либо никак.
Мы отнесли Филиппова к его моторке, временно превращенной в лазарет, и оставили вместе с его откисающими после боя партнерами. Загрузились в «буханку», Стеча вернул себе место водителя, а я прилег в кузове и начал отпаиваться эликсирами.
– Ни на минуту вас нельзя одних оставить, – проворчал здоровяк, заводя двигатель. – Удачно хоть?
– Раз живы, значит, удачно, – улыбнулась Банши. – А ты как?
– Восемь сотен на кармане, – Стеча похлопал себя по груди. – Выгодное это дело – бандитов ловить. Поехали домой, передохнем, а утром продолжим.
– Рано еще домой, трех часов еще нет, – вклинился я. Как раз к тому моменту понял, что спать не хочу совершенно: травка от Харми, адреналин, энергия вампирши и два пузырька энергетического сиропа – адская смесь сейчас закипала внутри. – В морг поехали, узнаем, куда Ленька делся.
***
Банши не поддержала мысль, что сон для слабаков, и, пока мы ехали к полицейскому моргу, тихонько посапывала, укутавшись шарфом. Будить ее мы не стали. Решили использовать здесь другое оружие – деньги! И просто купим информацию по-быстрому.
Припарковались за углом и, решительно настроенные на успех, двинулись в арку к заднему входу. Но не тут-то было!
Несмотря на ночной час, там оказались люди. Толпа горожан человек в десять не меньше, гудела, шумела и что-то требовала. В основном мужчины в одежде рабочего класса, но была и пара женщин – грустных и с виду несчастных. Напротив них стояла стража. Не из Ордена, обычные городские вояки в шинелях с шашками на боку и «мосинками», которыми они и убеждали толпу не совершать ошибок. Главным был прямой как палка седой капитан. Держался он хорошо – скрипел зубами, желваки ходили на скулах, но не психовал, а четко поставленным армейским голосом отвечал на выкрики и призывал всех разойтись.
Люди требовали кого-то выдать. Только я не понял, кого именно: жертву маньяка, чтобы, наконец, похоронить по-христиански, или, наоборот, тело маньяка, чтобы сжечь его во избежание рождения фобоса-мстителя. Капитан отвечал односложно: расходитесь, следствие идет, все понимаю, но…
Вникать в проблему у нас желания не было, но и пройти внутрь морга не было никакой возможности. И уж тем более не та ситуация, чтобы давать взятку капитану с просьбой пропустить.
– Жди меня вон у того окна, – прошептал Стеча и перешел в режим невидимости.
Толпа начала вздрагивать: то кому-то на ногу наступили, то подвинули. Следующими нервно начали перетоптываться и коситься за спину охранники, будто кто-то их по спине хлопает. У Стечи явно был какой-то хитрый план.
Один стражник сдвинулся правее, а второй отвернулся влево, отведя длинный ствол винтовки. А между ними появился довольно широкий проход, даже для такой детины, как наш Стеча.
Оставалась запертая дверь. Я про себя считал, сколько времени уже прошло. Не хватало только, чтобы здоровяк сейчас рухнул без сознания на глазах у нервных стражников и озлобленной толпы.
Стал перебирать варианты, как всех отвлечь, но капитан все сделал сам. Повернул голову, будто слушает чей-то шепот, кивнул и пошел внутрь. Открыл дверь и сделал шаг, но потом развернулся и повторил людям, чтобы они расходились. Поднялась новая волна криков и упреков, толпа так опасно колыхнулась вперед, что стражникам пришлось вскинуть ружья и уплотниться. Капитан прищурился, махнул рукой и вернулся к толпе, чтобы ее успокоить.
Я отошел к окну, которое частично скрывалось за деревьями и бюстом, вероятно, очень известного патологоанатома и стал ждать. Через минуту послышался звук открываемой щеколды и скрип рамы. Из окна вместо каната высунулась крепкая рука Стечи. Еще мгновение, и я уже был внутри.
– Это что за магия такая? – шепотом спросил я у Стечи, допивавшего пузырек восстановления. – Как ты капитана заставил дверь открыть?
– Повезло просто, телефонь в коридоре затрезвонила, – пожал плечами здоровяк. – Пошли скорее, вдруг перезванивать будут.
Телефон действительно зазвонил еще раз. Пришлось прятаться в темном углу за кадкой с раскидистым фикусом. Мимо пробежал местный работник – довольно плотный мужчина в белом, перепачканном пятнами халате. Но пятна были не от крови, а, скорее, от сала – шлейф аромата копченостей еще долго стоял в коридоре. Митинг – митингом, а обед по расписанию.
Мужик схватил трубку, вытянулся по стойке смирно, попытался дожевать и проглотить то, что не успел съесть, и стал кивать. До нас донеслись только его ответы: «Понял. Передам. Подкрепление в пути».
Предупреждать капитана он не стал, выглянул в окно, неодобрительно покачал головой и пошел обратно. А мы за ним. Прошли коридор, лестницу в подвал, еще коридор и двустворчатые двери без замков, которые можно просто распахнуть, когда везешь тележку с покойником, а руки заняты. Дальше нас встретил большой зал с пониженной температурой, стена с крышками холодильных камер, еще стена со стульями для зрителей-студентов, а в центре несколько операционных столов в два ряда. Над каждым – отдельные лампы, а рядом столики с инструментами.
На пяти лежали тела, прикрытые простынями. Свет горел только над одним столом, где лежало раскуроченное тело взрослого мужчины. Грудина была раскрыта и перекручена металлическими винтами-бабочками. Причину смерти можно было определить даже без диплома: тут и черепно-мозговая, и несколько колотых в области шеи, и следы от вил на ребрах. При этом труп выглядел ухоженно – и волосы на целой части головы были чистыми, и ровные ногти на свисающей вдоль стола руке – тоже.
«Санитар» прошел в дальнюю часть комнаты, свернул к письменному столу и начал шуршать бумагой. Мы проскочили за ним и спрятались под простыней.
– Его не вскрывают, а наоборот штопают! Прихорашивают, типа, – прошептал Стеча. – Как раз обсуждали это дело, когда я награду получал. Это сынок одного богатея, девчонок фабричных похищал и до смерти насильничал. Так работяги его сами вычислили, на вилы подняли, а потом прессом раздавили.
– Я не чувствую в нем сейчас энергии, даже остаточной, – тихо сказал я и прикрыл глаза, фокусируясь на ощущениях. – А девчонки сами тоже тут?
– Скорее всего. Работяги его вместе со схроном нашли, где он жертв прятал. Это плохо?
– Может и пронесет… – задумался я, – если свежей крови не будет. Нам-то всего лишь спросить.
– Прям просто спросим?
– Почти, – улыбнулся я. – План есть, подсоби, чутка.
Санитар (я решил называть его «человеческий чучельник») закончил со своей трапезой. Громко рыгнул и снова зашуршал промасленной бумагой, собирая мусор. Напевая под нос что-то из шансона, он подошел к столу с покойником, вытер жирные пальцы о халат и взял какой-то странный инструмент, похожий на шпатель.
Прицелился, как художник перед важным мазком, замер и икнул, начиная бледнеть.
Труп на соседнем столе зашевелился. Простыня вздрогнула и начала дыбиться, будто покойник пытается поднять руку. Потом вторую, а потом и вовсе решил сесть.
Ловкость навыков Ларса, мои воспоминания из детства, как Карлсон гонял по крыше бандитов, и вуаля – получите локальное восстание мертвецов. Мужик со звоном выронил шпатель, побледнел, сливаясь цветом со своим халатом (даже пятна похожие выступили), и сделал шаг назад. Уперся в невидимого Стечу и тихонечко взвизгнул.
– У-у-у-у-у, – вполне натурально прогудел Стеча. – Я Лёнька Воробей, где мое те-е-е-ело-о-о-о?
Санитар осел на пол, промычав что-то нечленораздельное. Пришлось нам снизить интенсивность трепыхания простыни и повторить вопрос. А потом еще раз. И еще, чередуя угрозы с обещанием награды.