– Остальные?
– Сейчас будут, – голос у мужчины расслабленно-низкий, с чёткой артикуляцией. Хорошо поставленный. Определённо, крутизна звучит именно так.
Отец всё же оглядывает его и указывает на свободное кресло слева от меня. Мужчина проходит мимо, и я непроизвольно повожу носом – кажется, что такой красавчик непременно должен пахнуть модным парфюмом, – но ничего не чувствую. Странно. Он садится, и тут происходит нечто: по серому комбинезону расползаются бордовые пятна. Несколько секунд – и одежда полностью бордовая, с тёмными полосами тут и там. Такой же расцветки, как кресло. Я изумлённо разглядываю мужчину, но он по-прежнему меня игнорирует.
Отец продолжает что-то печатать.
Вскоре дверь снова открывается, запустив внутрь ещё пару мужчин. Эти выглядят гораздо проще, чем пижон в кресле.
Первый – парень моего возраста или чуть старше. Худой, высокий. Тёмные коротко бритые волосы, тёмно-карие глаза. Куртка и штаны чёрные, мешковатые, похожи на униформу полицейского спецназа. Парень кивает красавчику – тоже «не замечая» меня в соседнем кресле – и остаётся стоять у двери, опершись на косяк и сложив руки на груди.
Второй – постарше, за тридцать. Коренастый, крепкий. Ершистые жёсткие волосы и короткая борода отливают рыжим. Вот у него – обычная зелёно-камуфляжная униформа, потрёпанная и, судя по оттопыренным карманам на куртке и брюках-карго, используемая с пользой. То есть я всё же угадала, они военные! Прямо настоящие наёмники, которые умеют решать проблемы! Да?..
Про море и ром рассказывается в главе 91
Рыжий вразвалочку подходит к красавчику, тычет кулаком в его подставленный кулак и встаёт сзади, облокотившись на спинку кресла. Все трое внимательно смотрят на отца. Когда я была маленькой, в этот кабинет вот так же приходили люди, которые не обращали на меня внимания. С одной стороны, быть невидимкой оказалось полезно в плане сбора компромата, во всём есть свои плюсы. Но сейчас – хотелось бы, чтобы со мной уже начали считаться. Хотя бы поздоровались.
Начинает печатать принтер, и вскоре отец протягивает через стол пачку листов. Пижон оказывается возле него в один момент – волшебный комбинезон вновь становится серым, – пробегает бумаги глазами и передаёт их рыжему. Парень в чёрном тоже подходит, присоединяется к чтению. Бородач указывает ему пальцем на что-то в тексте.
Я тоже поднимаюсь – раз все стоят, – но быстро понимаю, что чувствую себя неловко в этой атмосфере тестостерона и самоуверенности. Боги, что я вообще забыла в этой комнате?
Голос-в-голове цедит сквозь зубы: Сядь обратно, а то мнёшься, как дурнушка на школьных танцах.
Бухаюсь обратно в кресло. Парень в чёрном зыркает на меня, и я тут же отвожу взгляд. Какой интересный у отца стол. Чрезвычайно увлекательный. Могу хоть целый день на него смотреть.
Рыжий, пролистав бумаги до последнего листа, спрашивает:
– Почему нет фото объекта?
В его произношении есть что-то странное, однако я не понимаю, что конкретно.
– В этом нет необходимости. Как там указано, – отец бросает взгляд на меня, – это обтянутый органикой робот, который находится в подвальном этаже дома, где на днях были установлены дверь для домашнего сейфа и вольер для медведя. Полагаю, перепутать невозможно. Оплата устраивает?
Голос-в-голове от злости сам ревёт медведем: «Вольер»?! Помимо ошейника этот урод ещё и посадил моего Сина в какую-то клетку?! Может, собрался охотиться на него с собаками?! Всё, нахуй, я его убью!
Но я, конечно, остаюсь неподвижно сидеть в кресле, только внутренности переворачиваются, уже в который раз. Отец не собирается платить шантажисту. Но что именно эти люди будут делать?
Красавчик переглядывается с остальными.
– Да. Мы принимаем заказ.
– Тогда прошу, – отец протягивает руку, куда рыжий возвращает несколько листов из пачки, а другой указывает на дверь, – и прошу.
Чёрный забирает у бородача оставшиеся бумаги, на ходу пробегая их глазами. Все трое выходят из комнаты.
Первый порыв – пойти за ними, но я понимаю, что это бессмысленно. Они слушаются лишь господина Александэра, что им до меня, маленькой глупой девочки? И что я буду там делать? Силан – военный, они, очевидно, тоже. Устроят между собой ковровую бомбёжку, а я – посередине – буду метаться в панике, как положено богатой и никчёмной дуре. Только тех переливающихся ногтей не хватает для полноты образа.
Но Голос-в-голове требовательно настаивает: Ты планируешь сидеть в этом мягком кресле, пока Сина держат в клетке и тычут электрошоком?! Иди сделай что-нибудь!
Я откашливаюсь.
– Может, надёжнее было бы заплатить ему?
Отец скармливает возвращённые наёмниками бумаги уничтожителю.
– Алетейя, деньги не любят, когда ими разбрасываются. Я не собираюсь платить какому-то любителю, привыкшему запугивать женщин. Со мной эти игры не проходят.
– А что они будут делать? Убьют Силана?
Отец терпеливо вздыхает.
– Не понимаю, в кого ты такая кровожадная. Нет, мы все – законопослушные граждане. Ты слышала этот звонок в конце разговора с Силаном? Ему позвонили из банка. Попросить срочно приехать. А там случится ещё что-нибудь непредвиденное… Тем временем эти люди съездят к нему и всё привезут. Ты пока можешь выпить сока, посмотреть фильм или что там ещё.
Пару секунд в голове пусто, а потом я бухаю:
– Я поеду с ними.
– Не смеши. Ты будешь только мешать.
Но я не собираюсь отступать. Даже встаю из кресла.
– Силан ведь сказал, что робот ещё… эм, функционирует. А если он не захочет идти с какими-то посторонними, атакует их? Если в результате твои люди его повредят, это будет твоя вина, а не Силана. Нарушение нашей сделки.
Отец щурится на меня, раздумывая. Наконец говорит:
– Ты должна сидеть в машине. Это не обсуждается.
Я торопливо киваю…
А потом понимаю, что вообще-то это меня не устраивает. Син учил говорить, чего хочу я, а не соглашаться на то, чего хотят другие. Сейчас – самое время попробовать. Хоть я и боюсь выглядеть глупо – сначала согласилась, теперь отказываюсь. Ладно, Лета, давай, открой рот и скажи хотя бы первое слово.
– Нет. Не хочу, – сглотнув, продолжаю более уверенно: – Я буду делать, что сочту нужным. Если что-то случится – это мои проблемы. Ты ведь получил документы.
Он добродушно улыбается.
– Что ты заладила про эти документы! Я помогаю, потому что ты моя дочь.
Да-да, конечно. Тороплюсь к двери.
За спиной раздаётся:
– Я понимаю, что говорить это бесполезно, но всё же постарайся не делать глупостей. Хотя бы слушайся этих людей. Они опытные, им можно доверять.
Киваю, не оглядываясь, и выхожу в коридор. Замечаю, что пальцы дрожат. Но я сделала это! Глядишь, и ещё что-нибудь сделаю!
Хотя что я могу? Конечно, хочется беситься, эффектно бить в стену кулаком, грозить, что я убью Марка Силана, и прочее подобное… Но если объективно – что я могу? У меня нет ни оружия, ни навыков, чтобы дать по морде. Могу разве что зарыдать его до смерти.
Как и этих троих наёмников. С которыми мне теперь придётся как-то разговаривать. Чувствую себя маленькой трусливой мышкой в мире крутых самоуверенных мужчин, которые «решают вопросы». Что ж. Деваться некуда, нужно идти к ним.
88.
Бегу к гостевому гаражу. Все трое стоят вокруг автомобиля, очевидно, ждут. Машина вместительная, хотя не слишком огромная, недорогая, тёмно-серая, потрёпанная, без приметных черт. Красавчик стоит ближе всех, собранный, лицо будто недовольное задержкой. Парень в чёрном невозмутимо подпирает стену, как и до этого в кабинете, а его рыжий коллега со скучающим видом облокотился на крышу автомобиля и озирает гараж.
При виде меня красавчик – который, очевидно, у них старший, может, и по возрасту тоже – оживляется. Я ещё не успела подойти, но его звучный голос прекрасно слышно и отсюда.
– Итак, дополнительный заказ. Госпожа Александэр, – он указывает на меня ладонью, как на аукционный лот, – владелица объекта. Оплата – восемьсот кредитов, если она поедет с нами и не будет покидать салон автомобиля. Какие соображения?
Желудок сжимается от страха, но нет, я не собираюсь показывать этого. Быстрым, но размеренным шагом подлетаю к гаражу, делаю уверенное лицо.
– В три раза больше – прямо сейчас, если я не буду сидеть в машине, а пойду с вами.
Бородач присвистывает.
– Это – «госпожа Александэр»?
– Мы не берём с собой посторонних, – красавчик оглядывает меня без особого удовольствия.
– В десять раз больше. Я сама за себя, к вам никаких претензий.
Вот теперь пижон смотрит на своих товарищей. Бородач радостно выдаёт:
– За такие деньги, крошка, делай что хочешь.
Парень в чёрном молча кивает.
– Сто процентов сейчас. Ведёшь себя тихо, слушаешь нас, держишься позади, не мешаешь работать. Мы не несём ответственности за любой ущерб твоему здоровью. – Закончив перечисление условий, пижон протягивает мне электронный браслет.
– Договорились, – я набираю сумму на своём браслете и прикладываю к его.
Вот так номер, всего лишь за минуту я лишилась восьми тысяч. Зато настояла на своём и поеду с ними! Всё лучше, чем сидеть перед теликом и покорно ждать, что они сделают с Сином.
Красавчик садится на водительское место. Молодой – за ним. А бородатый не торопится: лениво снимает локти с машины, смотрит на меня с интересом.
– Это что, новая мода у молодёжи – военные модели? Простые уже не удовлетворяют?
Вот теперь я понимаю, в чём особенность его произношения, – шепелявость. Помимо «с», отдающей шипящим присвистом, есть ещё странная «т», похожая на «ч». И вслушиваться в звучание слов очень помогает не обращать внимания на их смысл. Подумаешь, пусть болтают что хотят, главное – чтобы делали что-нибудь.
Пижон бросает из машины:
– Шмель!
Невольно вздрагиваю и озираюсь – какие шмели зимой? Однако через секунду доходит, что это обращение к задержавшемуся мужчине, потому что тот уже открывает заднюю правую дверь, ворча:
– Не, а что? Просто спросил. Интересно, когда вернётся мода на живых мужиков.
Я сажусь вперёд, справа от водителя, и украдкой кошусь на его волшебный комбинезон: теперь он чёрный, под цвет сиденья.
Красавчик заводит двигатель – из недр простенького автомобиля вдруг раздаётся впечатляющий рык – смотрит в зеркало заднего вида и резко втапливает газ. От неожиданности меня бросает вперёд. Машина задом вылетает на улицу, разворачивается, не сбавляя скорости, – моя голова с глухим стуком прикладывается в боковое стекло, – и устремляется вперёд так, что меня вжимает в кресло. Лихорадочно нащупываю ремень безопасности. Что за нафиг?! Я вроде приготовилась к трудностям и опасностям, но не такого же плана! С подобной манерой вождения я сдохну прежде, чем мы куда-либо доедем.
Водитель продолжает разговор как ни в чём не бывало:
– Сделаем дело – будешь обсуждать посторонние вопросы. Если дочь господина главного судьи пожелает с тобой разговаривать.
Из-за моей спины раздаётся удивлённое:
– Дочь?.. Почему я не знал, что у Александэра есть дочь?
Смотрю в зеркало заднего вида, но вижу там только парня в чёрном, который отвечает мне равнодушным взглядом. Рыжий бородач в отражение не попадает.
Автомобиль, не сбавляя скорости, влетает в очередной поворот, и мой желудок неприятно сжимается.
– Потому что ты думаешь, что статус в соцсетях и есть реальность, – красавчик не отрывает взгляда от дороги.
Сзади в спинку моего кресла раздаётся тычок.
– А ты почему не дружишь с папой? Все ж, там, фотки вместе выкладывают, то-сё… А тут – такая тайна. Может, ты на самом деле не дочь, а любовница? Ещё и несовершеннолетняя какая-то.
Тяжело сглатываю. Держись, Лета, только не надо блевать. Глубоко дыша, чтобы справиться с тошнотой, выдавливаю:
– Нет. Не любовница. Меня зовут Лета. Приятно познакомиться.
В салоне тишина. Кошусь на красавчика, но он смотрит вперёд и не отвечает. Отлично, будем молчать. Не больно и хотелось.
Сзади раздаётся незнакомый голос:
– Паук.
– Что? – с недоумением оглядываюсь на парня в чёрном.
– Меня зовут Паук.
Очевидно, стоит оставить при себе реплику о том, какое у него странное имя, так что я, извернувшись, просто протягиваю руку для рукопожатия. Должно быть, они все называют себя кличками, для конспирации. Ладно хоть не «господин Коричневый», как в кино, а то я могла бы не выдержать и истерично заржать, сейчас как раз сильно нервничаю.
– Приятно познакомиться.
Парень удивлённо смотрит на мою протянутую руку, но всё-таки пожимает – сильно, чуть не до боли.
Бородатый хмыкает.
– Ну а я Шмель.
Тянуть руку человеку, сидящему позади тебя, неудобно, но я выкручиваюсь как могу. Ладонь у Шмеля шершавая.
Снова поворачиваю голову к водителю. Он по-прежнему смотрит на дорогу, но всё же снисходит:
– Каракурт. Извини, без рук.
– Как угодно. А разве паук и каракурт – это не одно и то же?
Вопрос повисает в воздухе. Я сказала что-то глупое? Ну и ладно, подумаешь. Плевать мне на вас, крутые мужики с дурацкими кличками.
И в этот момент я замечаю на перекрёстке впереди красный свет. Хэй, красавчик же не собирается проехать на красный? Но машина не сбавляет скорости. Удивлённо распахнув глаза, слежу, как к нам приближается бампер автомобиля, стоящего перед светофором в нашем ряду, – слишком быстро. Красный свет. Что он творит?!
На светофоре вспыхивает жёлтый, автомобиль впереди продолжает стоять, а Каракурт, не сбавляя скорости, в последний момент перестраивается в левый ряд и поворачивает налево. Задние колёса заносит, одно долгое мгновение кажется, что машина сейчас вылетит на тротуар, но красавчик каким-то чудом её удерживает – и через пару секунд, вильнув задом, она продолжает свой путь по прямой.
Да, с автомобилем-то всё в порядке, но с моим желудком – нет. Рот наполняется слюной, кровь отливает от лица, я нащупываю ремень безопасности, кошу глазами на дверную ручку и бормочу:
– Останови… Каракурт…
Чёрт, слишком тихо. Чувствуя, как пищевод уже судорожно дёргает спазмом, выпаливаю из последних сил:
– Останови! Сейчас!
Каракурт резко виляет к обочине, выжимает тормоз – меня бросает вперёд, и просто чудо, что содержимое желудка не вылетело по инерции на лобовое стекло, – отщёлкивает мой ремень безопасности, и я, рванув дверь, высовываю голову наружу. В ту же секунду из меня в едином порыве выплёскиваются все бутерброды вместе с молочным коктейлем. Рот наполняет противная кислятина. Несколько раз сплёвываю, глубоко дышу. Вроде получше.
Вздрагиваю, потому что сзади в рёбра упирается что-то твёрдое, но затем вижу, что это бутылка воды от Шмеля.
– Спасибо…
Голос Каракурта замечательно спокоен – наводит на подозрение, что он привык к подобной реакции:
– Всё? Мы торопимся.
Прополоскав рот, возвращаюсь на своё место, закрываю дверцу – и в то же мгновение автомобиль срывается с места.
Пристёгивая ремень обратно, бормочу:
– Ну и вождение…
Шмель сзади наставительно говорит:
– Видишь, не я один недоволен.
– Можете ехать на такси, – тон красавчика равнодушный.
– Профсоюза на тебя нет.
Тем временем мы уже выехали из города. Дорога прямая, скорость почти не чувствуется, и тошнота прошла. Автомобилей мало, это успокаивает. Хотя я всё же напрягаюсь при виде чересчур быстро приближающегося бампера впередиидущей машины, но на последних метрах Каракурт выкручивает руль, выходя на обгон.
Вокруг то мелькает лес, то тянутся луга, покрытые белёсыми проплешинами снега. За городом холоднее, ведь здесь нет ни систем контроля воздуха, ни транспорта, ни заводов.
Неугомонный Шмель тычет меня пальцем в рёбра.
– Так что, Лета, у тебя есть страница где-нибудь?
– Хочешь в друзья добавиться? – тон Паука ровный.
Да он и в целом производит впечатление очень спокойного человека, что располагает. Люблю спокойных. Наверное, это из категории «противоположности притягиваются». Хотя вряд ли хоть кого-то из лагеря этих восхитительных спокойных людей притянет нервозная девица с дрожащими от страха руками и кучей задвигов.
Шмель фыркает:
– Может, и добавлюсь. А если будешь хорошо себя вести – и тебе адресок подкину. Так что?
– Отец запрещал, но кое-где были. Анонимные. Просто читала подписки. А сейчас редко захожу. Надоело. Всё одно и то же.
Проклятье, и зачем я рассказываю это перед компанией незнакомцев? Вечно как будто оправдываюсь.
– Я думал, школьники без этого жить не могут.
Невольно смотрю в зеркало, но Шмеля там по-прежнему не видно, а его коллега отвернулся к окну.
– Вообще-то я не школьница.
– Ну извини, на годик ошибся.
– Мне двадцать три.
Шмель порывается что-то сказать, но его прерывает Каракурт:
– Хорош пиздеть. Ты схемы посмотрел?
– О, крутой бо-осс? – Шмель манерно тянет гласные. – А не боишься, что она папуле нажалуется на твой лексикон?
Честно говоря, от вульгарной речи Каракурта и вправду хочется поморщиться – мы вообще-то брудершафта не пили, чтобы он при мне так выражался, – но я терплю, всем видом изображая, что мы полностью на равных, такие пустяки меня не смущают, и вообще, со мной можно вести дела.
– Она сказала, что уже взрослая, – Каракурт смотрит на меня. – Лучше расскажи, что за модель робота под органикой. Вес – если придётся его нести. Класс защиты брони. Батарея, оружие – в первую очередь всё, что может взорваться.
Мысли мечутся в голове. Отец сказал, что этим людям можно доверять, но до какой степени? Есть ли гарантия, что они не воспользуются любыми данными для шантажа или доноса за вознаграждение? Нужно быть осторожнее.
Хотя и без осторожности – я просто ничего не знаю. Пытаюсь вспомнить, что Син рассказывал о себе в первый вечер у Дэна. Форсированная органика, вроде шестнадцатая… А уровень защиты? Джанки потом начал сыпать какими-то «десятками», у меня вообще все цифры перепутались. Насчёт веса… Помню только, что Син весит больше прототипа, потому что плотность материала выше. А точную цифру он, может, и не называл.
– Э-э-э, модель… Индивидуальная, – жалко блею, осознавая, что отделаться недомолвками и враньём вряд ли получится.
Шмель сзади подсказывает:
– Ну, что он умеет? Встроенное оружие? Холодное, огнестрел, электрика? Магазин – стандартный, расширенный?
Я открываю было рот и тут же закрываю обратно. Мысль о встроенном оружии даже не приходила мне в голову.
Шмель раздражённо хлопает ладонью по дверце машины.
– Докатились! Даже не знают, с чем трахаются!
Голос-в-голове жизнерадостно выпаливает: Ну-ка, скажи этим наглецам, что ты с ним не трахаешься! Ты же приличная девушка, скромная и порядочная. А, нет, подождите-ка… О-ой, как нело-овко! Ну, тогда, может, расскажешь им милую историю вашей любви? Как думаешь, поверят?
И я чувствую себя настолько униженной, что даже не могу возразить.
Голос-в-голове противно хихикает: Потому что я прав. Я всегда прав, малышка. Ох, какая же ты дура…
Горло прихватывает спазмом слёз, так что я говорю тише, чем хотелось бы:
– Он не использовал оружия при мне. Характеристик не знаю.
Каракурт поворачивает ко мне лицо. Учитывая скорость, с которой мы несёмся по шоссе, это пугает.
– Название модели хотя бы помнишь? Примерно? Хоть что-нибудь?
Очень хочется попросить его смотреть на дорогу, но я терплю. Ещё обидится.
– Робот… попал ко мне не совсем легально.
Голос Каракурта становится вкрадчивым:
– Насколько «не совсем»?
Ладно, что уже скрывать! Решившись, набираю полную грудь воздуха.
– Совсем нелегально. Он в армейском розыске. Потому и нужно забрать его оттуда, – машу на дорогу впереди.
Машина резко виляет к обочине и останавливается – ремень безопасности впивается мне в грудь, выбивая воздух, и остаётся лишь порадоваться, что мой желудок уже пуст, – а Каракурт поворачивается ко мне и, вперив давящий взгляд, размеренно рычит:
– Он ворованный?
Съёжившись от этого угрожающего тона, я лишь испуганно хлопаю глазами. В одно мгновение всё очарование красоты Каракурта растаяло, потому что, когда человек выглядит так, словно хочет тебя ударить, степень его привлекательности интересует меньше всего.
– Отвечай. Это боевой андроид которому не сменили прошивку на «мирную»?!
Не придумав ничего умнее, я киваю, и Каракурт, глядя мне в глаза, выдаёт замысловатую тираду, суть которой – если коротко и цензурно – сводится к тому, что он знает много дамочек с придурью, но настолько придурошную видит впервые. И ставит точку:
– Я аннулирую заказ. Условия не соответствуют оговорённым.
– Чё?.. – потрясённо пищу я.
– Хуй через плечо, – отвечает Каракурт своим звучным, прекрасно поставленным голосом. – Это армейский андроид, которого захватили и держат в клетке, – у него гарантированно включился боевой режим. Сейчас к нему опасно приближаться. Очень может быть, что именно поэтому его держат за бронированной дверью. А ты, – он тычет в меня указательным пальцем, – не записана его владелицей в прошивке. Это значит, что твой робот убьёт тебя без тени сомнения, как и любого из нас. Я в это не полезу ни за какие деньги.
– У него нет прошивки! – пискаю изо всех сил.
Каракурт смотрит на меня хуже, чем с недоверием, – с подозрением, что мой уровень умственного развития не дотягивает даже до школьницы.
– Как может у робота не быть прошивки? А что есть?
– Он экспериментальный! Без алгоритмов. У него… – лихорадочно вспоминаю формулировки. – Самообучающаяся система.
В отличие от нас с Каракуртом, голос Паука совершенно спокоен, как будто мы тут погоду обсуждаем.
– Ты действительно занималась с ним сексом?
Хочется возмутиться с чувством собственного достоинства, но… Понятно, что я на их территории, у них преимущество и в численности, и в степени крутизны, а главное – я полностью завишу от их желания выполнить этот заказ. Остаётся лишь ответить. Хотя я всё равно пытаюсь брыкаться:
– Какое это имеет отношение?..
– Хочу прояснить детали. Насколько этот боевой андроид «экспериментальный».
– Да, – я раздражённо утыкаю взгляд на бардачок.
– Я ж сказал, – довольно тянет Шмель. – Это очевидно. Зачем ещё тратиться на обтяжку органикой?
Обсуждение Сина как «вещи», с которой я трахалась, и то, что я тоже вынуждена говорить о нём в таком ключе, настолько унизительно и стыдно, что мне уже не до осторожности. Окончательно раздавленная, ляпаю:
– Я не обтягивала, он такой и был.
Я не смотрю на них, поэтому не знаю, почему в салоне повисла тишина.
Через некоторое время Паук продолжает тем же спокойным тоном:
– Как долго он у тебя был?
– Полтора месяца.
– И где ты его держала?
– В квартире. В смысле, у себя.
– Что насчёт общественных мест?
– Да! – стараюсь держать уверенный тон. – Мы были на улице, чтобы проверить… В общем, разговаривали с полицией. И с другими людьми. Всё было нормально.
– То есть он – даже без замены армейской прошивки – вёл себя мирно? Подчинялся командам?
– Да!
Ага, особенно если учесть, что я никаких команд ему не отдавала. Ну и ладно, буду врать до последнего.
Каракурт переводит взгляд между мужчинами сзади.
– Паук, а ты с какой целью интересуешься?
– Я уже мысленно потратил оплату.
– Тебе интересно сдохнуть? Всё это не гарантирует его безопасности сейчас.
Я вклиниваюсь:
– Гарантирует! Я гарантирую, что у него нет боевого режима – такого… – взмахиваю рукой на Каракурта. – Там… всё сложнее. В смысле, он может действовать по ситуации. А сейчас ситуация такова, что мы хотим ему помочь – ну, в смысле, – так что он будет действовать нормально.
Паук кивает Каракурту на меня.
– Видишь? Не будь таким пессимистом. Плюс по тарифу максимальной сложности этот заказ становится ещё интереснее.
Шмель подключается оживлённо:
– Я тоже не против глянуть на армейские эксперименты – естественно, как и сказал коллега, за соответствующую оплату. Любопытно, куда идёт прогресс.
Каракурт бурчит:
– Мне – нет.
Шмель хмыкает снисходительно.
– Ой, да все знают, что ты врушка-завирушка.
С заднего сиденья раздаются дружные смешки, и я смотрю на Каракурта, недовольно поджавшего губы. Уж не значит ли это, что у него стоит контроль эмоций?
– Ну что? – Паук поднимает вверх указательный палец и смотрит на Шмеля. Тот тоже поднимает ладонь. – Давай, командир.
Каракурт, демонстративно закатив глаза, озвучивает скучающим тоном:
– Наше общее мнение таково, что мы по-прежнему заинтересованы в этом заказе. Однако всплывшие детали требуют совсем другой оплаты – по тарифу максимальной сложности.