Терапевтическая проза. Ирвин Ялом. Сборник из 5 книг
Маршал замер с платком в руке и бросил удивленный взгляд на юриста. Очевидно, она хорошо разбиралась в этих вопросах.
«Разумеется, нечего и говорить о том, что сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что должен был поступить иначе. Как я хотел бы, чтобы тогда я проявил свою обычную твердость. Я должен бы сказать ему, что я никогда не вкладываю деньги в предприятия своих пациентов, равно как и бывших пациентов. Я только сейчас понял, что существующие правила защищают не только пациентов, но и терапевтов!»
«Враги, соперники, о которых вы говорили, представляют ли они собой… я хочу сказать, стоит ли брать их в расчет?»
«Не уверен, что понял ваш вопрос… а, да… да, у меня есть серьезные соперники. И, как я уже говорил, я очень беспокоюсь… нет, не так… мне просто необходимо сохранить это происшествие в тайне… ради моей практики, ради моей профессиональной репутации… так что мой ответ – да. Я хочу, чтобы это происшествие не получило огласки. Но почему вас так интересует именно этот момент?»
«Потому что, – ответила Кэрол, – ваше желание сохранить этот инцидент в тайне сужает круг доступных нам средств. Если мы не хотим огласки, мы не сможем применять агрессивные методы. Я объясню вам, что имею в виду. Но есть и еще одна причина. То, что я сейчас скажу вам, – чистая теория, но эта информация может заинтересовать вас. Не сочтите за дерзость, доктор Стрейдер, что я рассказываю вам о психологии, но позвольте обрисовать типичный механизм действия профессиональных мошенников. Мошенник втягивает свою жертву в некую махинацию, становясь частью которой жертва понимает, что поступает не совсем честно. Таким образом, жертва становится… как бы так сказать… соконспиратором и начинает думать иначе, теряя свою обычную осторожность и проницательность. Более того, так как жертва чувствует себя в какой-то мере участником этого заговора, она не будет обращаться за помощью к надежному консультанту по финансовым вопросам, к которому обратилась бы в другой ситуации. И по той же самой причине жертва мошенничества не захочет решительно преследовать обидчика, в том числе и в судебном порядке».
«В данном случае у жертвы нет с этим проблем, – сказал Маршал. – Я этого ублюдка из-под земли достану и упрячу за решетку. Чего бы мне это ни стоило».
«Это противоречит тому, что я услышала от вас ранее. Вы сказали, что самое важное – сохранить инцидент в тайне. Попробуйте задать себе, например, такой вопрос: хотели бы вы стать участником публичного разбирательства?»
Маршал молчал, опустив глаза.
«Простите, доктор Стрейдер, я должна была сказать вам об этом. Я ни в коем случае не хочу вас расстраивать. Я понимаю, что сейчас вам нужно совсем не это. Но давайте продолжим. Мы должны разобрать случившееся в мельчайших подробностях. Судя по тому, что вы мне сейчас рассказали, Питер Макондо – профессионал. Он уже не первый раз делает это, и маловероятно, что он оставляет следы. Для начала расскажите мне о результатах вашего расследования. Можете перечислить мне имена людей, о которых он говорил вам?»
Маршал рассказал ей про Эмиля, Роско Ричардсона и декана Университета Мехико. И о том, как смог связаться с Питером и Адрианой. Он показал Кэрол факс, который получил утром из клуба «Пасифик юнион», – копию факса из цюрихского «Baur au Lac», в котором говорилось, что человек по имени Питер Макондо им неизвестен. Они подтвердили, что факс был отправлен на их фирменном бланке, с факсового аппарата, стоящего в библиотеке, но они особенно подчеркнули тот факт, что любой сотрудник, член клуба, любой посетитель, бывший член клуба или даже постоялец отеля, примыкающего к клубу, мог беспрепятственно войти, взять бланк и воспользоваться факсом.
«Как вы считаете, – спросил Маршал, – может ли этот факс или факс из Университета Мехико дать нам какие-либо улики?»
«Или тот сомнительный факс из Университета Мехико! – ответила Кэрол. – Вероятно, он его сам себе отправил».
«Тогда, может быть, мы сможем найти аппарат, с которого он был отправлен. Или отпечатки пальцев? А может, стоит еще раз поговорить с продавцом из ювелирного магазина, у которого он купил „Ролекс“? Или проверить в аэропорту списки улетевших в Европу? Или навести справки в паспортном контроле?»
«Если, конечно, он действительно улетел в Европу. Вы знаете только то, что он сам сказал вам, доктор Стрейдер, то есть то, что он хотел, чтобы вы знали. Подумайте сами: у вас нет ни единого независимого источника информации. И он всегда расплачивался наличными. Нет, сомнений быть не может: этот человек – настоящий профессионал. Мы должны обязательно поставить в известность ФБР. Несомненно, банк уже это сделал: они должны объявить его в международный розыск. Позвоните по этому номеру, просто спросите любого дежурного агента. Я могла бы сделать это сама, но это лишь увеличит ваши юридические издержки.
Большинство вопросов, которые вы мне задаете, касаются проведения расследования, а не правовых аспектов. Вам лучше адресовать их частному детективу. Если хотите, я могу посоветовать вам хорошего специалиста, но я бы посоветовала вам соблюдать осторожность; не стоит тратить столько сил и денег на дело, которое может оказаться безнадежным. Я знаю множество подобных случаев. Таким преступникам обычно удается скрыться. А если и нет, то денег у них в большинстве случаев уже не остается».
«А что с ними происходит в конце концов?»
«Они изначально склонны к саморазрушению. Рано или поздно ваш мистер Макондо погубит себя сам – ввяжется в слишком рискованную аферу, возможно, ошибется в выборе жертвы, и в результате его труп будет коченеть в багажнике».
«Может, он уже начал рыть себе могилу. Посмотрите, на какой риск он пошел сейчас и какую жертву выбрал – психоаналитика. Да, действительно, у него получилось обмануть меня, но все же он связался с высококвалифицированным наблюдателем человеческого поведения, то есть с человеком, который должен заметить обман».
«Нет, доктор Стрейдер, я с вами не согласна. Мой опыт подсказывает мне обратное. Я не могу раскрыть вам свои источники, но у меня есть масса свидетельств, которые говорят о том, что психиатры – очень доверчивые люди. То есть, как бы то ни было, они привыкли, что люди говорят им правду – что люди платят им за то, чтобы они выслушивали их правдивые истории. Думаю, психиатров легко обвести вокруг пальца. Может статься, вы не первая его жертва. Кто знает, может, он как раз специализируется на психотерапевтах».
«А значит, его можно поймать. Да, миссис Астрид, я действительно хочу, чтобы вы посоветовали мне частного детектива. Я был лучшим защитником в Америке; я знаю, как преследовать, я знаю, как блокировать противника захватом и сбить его с ног. Я раздавлен, я так напряжен, еще чуть-чуть – и у меня глаза из орбит вылезут. Я просто не могу спустить все на тормозах. Я больше думать ни о чем не могу – не могу работать с пациентами, не могу спать. У меня теперь есть только одно желание: во-первых, порвать его на куски, а во-вторых, вернуть свои девяносто тысяч долларов. Без этих денег я разорен».
«Давайте посмотрим. Доктор Стрейдер, если вы не возражаете, не могли бы вы рассказать мне о своем финансовом положении: доход, долги, инвестиции, сбережения – все».
Маршал описал свою финансовую ситуацию. Кэрол тем временем делала заметки, исписывая лист за листом желтой линованной бумаги.
Закончив свой рассказ, Маршал показал на записи Кэрол и сказал: «Так что, миссис Астрид, теперь вы видите, что я человек небогатый. Можете представить, чем для меня стала потеря девяноста тысяч долларов. Это трагедия, худшее, что могло произойти. Когда я думаю, сколько времени, месяц за месяцем, я работал как вол, чтобы скопить эту сумму, вставал в шесть утра, чтобы втиснуть в свое расписание лишнего пациента, отслеживал ситуацию на фондовой бирже, продавал и покупал акции, каждый день звонил своему брокеру и финансовому консультанту, и… и… я хочу сказать, что даже представить себе не могу, что делать дальше, как выбраться из этой ситуации. Я, моя семья – мы еще долго будем ощущать последствия моей ошибки».
Кэрол просмотрела свои записи, потом отложила их в сторону и успокаивающим тоном произнесла: «Давайте я попытаюсь рассказать вам, что вас ждет. Во-первых, попытайтесь понять, что вы потеряли не девяносто тысяч долларов. С этим фальшивым гарантийным письмом из банка ваш бухгалтер будет работать как с капитальным убытком и учтет при исчислении суммы налога с того дохода, который вы получили в прошлом году, а также того, который получите в будущем. Более того, три тысячи в год вы можете списывать на то, чтобы сбалансировать ваш регулярный доход в течение следующих десяти лет. Так что одним ударом мы значительно снижаем ваши потери – до менее чем пятидесяти тысяч.
Во-вторых – и на этом нам придется закончить на сегодня, меня ждет следующий клиент, – во-вторых, я хотела бы сказать, что для вашей финансовой ситуации в том виде, в котором вы мне ее обрисовали, это не трагедия. Вы хорошо обеспечивали свою семью – вы прекрасно ее обеспечивали, и вы успешный инвестор. Я не сомневаюсь в том, что эта потеря не окажет ни малейшего влияния на благосостояние вашей семьи!»
«Вы не понимаете! А как же учеба моего сына, моя страсть к искусству…»
«В следующий раз. Мистер Маршал, на этом мы должны закончить».
«Когда? Вы сможете принять меня завтра? Даже не представляю, как я переживу следующие несколько дней».
«Хорошо, завтра в три часа вас устроит?»
«Да, меня все устроит. Я отменю все свои дела. Если бы вы лучше меня знали, доктор Астрид…»
«Миссис Астрид. Но спасибо за повышение».
«Да, миссис Астрид. Но я хотел сказать, что, если бы вы знали меня лучше, вы бы понимали, что, если я отменяю сеансы, дела мои действительно плохи. Вчера я сделал это впервые за двадцать лет».
«Я постараюсь сделать так, чтобы вы всегда могли связаться со мной. Однако нам еще нужно сократить расходы. Мне неловко говорить это психиатру, но сейчас вам просто необходимо поговорить по душам с человеком, которому вы доверяете, – с другом, с терапевтом. Будущее рисуется вам в самых мрачных красках, и вы все сильнее паникуете, поэтому вам нужно услышать другое мнение. Может, вам стоит поговорить с женой?»
«Моя жена живет в другом мире – мире икебаны».
«Где? Ике… что? Простите, я не понимаю вас».
«Икебана, знаете, японское искусство составления цветочных композиций. Она помешана на этом и еще на буддийской медитации. Я ее практически не вижу».
«О, да, да… понимаю… как? Ах да, икебана… да, я слышала об этом… японское искусство составления цветочных композиций. Понимаю. И вы говорите, что она живет в том мире? Почти не бывает дома?.. Как же так, вам, должно быть, очень тяжело. Ужасно. И вы все время один… сейчас, когда она так вам нужна. Ужасно».
Такая человечная реакция Кэрол удивила, но в то же время тронула Маршала. Какое-то время они сидели молча, потом Маршал не выдержал и произнес: «Вы говорили, что вас ждет следующий клиент».
Тишина.
«Миссис Астрид, вы говорили…»
«Простите, доктор Стрейдер, – перебила его Кэрол, вставая. – Я задумалась. Жду вас завтра. Держитесь. Я на вашей стороне».
Глава 24
Маршал ушел, а ошеломленная неожиданным известием Кэрол еще несколько минут сидела, пытаясь собраться с мыслями. Икебана! Японское искусство составления цветочных композиций! Нет, сомнений быть не могло: ее клиент, доктор Маршал Стрейдер, – это терапевт, у которого лечился Джесс. Джесс иногда рассказывал Кэрол о своем бывшем терапевте, и всегда с восхищением, подчеркивая его порядочность, преданность своей профессии, эффективность. Сначала Джесс не хотел говорить, почему перешел от него к Эрнесту, но потом, когда их отношения стали более близкими, он рассказал о том апрельском дне, когда в алых зарослях плакучего клена ему открылось шокирующее зрелище: жена его терапевта в объятиях буддийского монаха.
Но Джесс решил, что обязан хранить тайну, касающуюся личной жизни своего бывшего терапевта, и отказывался назвать Кэрол его имя. Но ошибки быть не могло: это Маршал Стрейдер. Не так уж много в Америке терапевтов, у которых жена – буддистка и специалист по икебане!
Кэрол едва дождалась обеда, когда у нее была назначена встреча с Джессом; она не могла вспомнить, когда еще ей так не терпелось поделиться с другом новостью. Она представляла себе удивленное лицо Джесса: «Нет! Просто не верится! Ужас какой – девяносто тысяч долларов! И, поверь мне, этот человек здорово потрудился, чтобы заработать эти деньги. И он пришел с этим именно к тебе!» Она представила, как он будет ловить каждое ее слово. Она вспомнит все самые мельчайшие детали, чтобы подольше рассказывать эту сенсационную новость.
Но вдруг она резко осадила себя – Кэрол поняла, что не может рассказать Джессу об этом. «Я не имею права рассказывать ему о Маршале Стрейдере, – подумала она. – Я должна молчать даже о том, что он приходил ко мне. Я дала клятву конфиденциальности».
Но ее так и подмывало выложить все Джессу. Может, когда-нибудь у нее появится такая возможность. А сейчас ей придется держать себя в руках и не выходить за рамки кодекса профессионального поведения. И еще вести себя так, как хотел бы Джесс, а именно – приложить все усилия, чтобы помочь его бывшему терапевту. Это будет непросто. Ей никогда не нравились мозгоправы. А этот конкретный мозгоправ, доктор Стрейдер, ей нравился и того меньше: слишком много скулит, слишком серьезно к себе относится, еще эти ребяческие заявления о футболе – тоже мне мачо! Маршал был раздавлен, но присущее ему высокомерие ощущалось не менее отчетливо. Неудивительно, что он нажил врагов.
Но доктор Стрейдер сильно помог Джессу, поэтому Кэрол решила сделать ему подарок и предпринять все, что в ее силах, чтобы помочь этому клиенту. Ей нравилось дарить Джессу подарки, но хранить подарок в тайне, тайком быть доброй самаритянкой, да так, что Джесс и не догадается о ее добрых делах, – это будет трудно.
Кэрол всегда умела хранить секреты. Она была мастером манипуляций и интриг и успешно пользовалась этим в суде. Мало кому хотелось представлять противоположную сторону в зале суда, когда Кэрол бралась за дело. Ее знали как искусного специалиста, способного на опасные трюки. Ложь давалась ей легко, и она не делала различий между личной жизнью и профессиональной. Но за последние несколько недель ей надоело лгать. Было что-то восхитительное, освежающее в искренности, на которой были построены ее с Джессом отношения. Каждый раз, когда они встречались, она отваживалась открыть ему что-то новое. И за каких-то несколько недель Джесс узнал о ней больше, чем кто бы то ни было. Она умолчала только об одном: об Эрнесте!
Они почти не говорили об Эрнесте. Кэрол решила, что будет значительно проще, если они не будут обсуждать между собой терапию и не будут говорить с Эрнестом друг о друге. Сначала она хотела было настроить Джесса против Эрнеста, но быстро отказалась от этой мысли: вне всякого сомнения, терапия шла Джессу на пользу, к тому же Эрнест ему очень нравился. Кэрол, разумеется, не стала рассказывать Джессу о том, в какую игру она играет с Эрнестом и какие чувства она к нему испытывает.
«Эрнест – гениальный терапевт! – воскликнул однажды Джесс после особенно удачного сеанса. – Он такой честный, такой человечный. – И Джесс начал рассказывать, как проходил сеанс: „Сегодня ему действительно удалось добраться до самой сути. Он сказал, что, когда нам удается сблизиться, когда наше общение становится более тесным, я всегда пытаюсь разрушить эту атмосферу какой-нибудь гомофобной шуткой или ухожу в интеллектуальные спекуляции“.
И он прав, Кэрол, я и правда вел себя так с мужчинами, особенно с отцом. Но, что самое удивительное, он пошел дальше и признался, что интимность в отношениях с мужчинами вызывает дискомфорт у него самого, что он подхватывает мою игру – позволяет отвлечь себя шутками или поддерживает начатую мной дискуссию.
Терапевты не так уж часто позволяют себе такую откровенность, не так ли? – говорил Джесс. – Я же столько лет имел дело со сдержанными, настороженными, застегнутыми на все пуговицы мозгоправами. И как ему удается поддерживать этот уровень напряженности от сеанса к сеансу – просто невероятно!»
Кэрол была удивлена тем, что Эрнест, оказывается, был настолько откровенен с Джессом, и, как ни странно, расстроилась, узнав, что так он ведет себя не только с ней. Почему-то она почувствовала себя обманутой. Но Эрнест никогда не пытался сделать вид, что обращается с ней иначе, чем с другими пациентами. Она опять подумала, что, наверное, ошибается в нем, что на самом деле его настойчивость не была прелюдией к соблазнению.
Вообще, весь коварный план Кэрол оказался под угрозой. Рано или поздно Джессу придется рассказать о ней Эрнесту, и он узнает правду. К тому же ее цель – дискредитировать Эрнеста, лишить его практики, разрушить его отношения с Джастином – потеряла смысл. Джастин больше не волновал ее, Ральф Кук и Цвейзунг остались далеко в прошлом. Если она причинит вред Эрнесту, то единственное, чего она этим добьется, – это сделает больно Джессу, а значит, и себе самой. Ярость и желание мести так долго были смыслом ее жизни, что теперь, когда они исчезли, она чувствовала себя опустошенной. Вспоминая теперь, что ею двигало, – а в последнее время она думала об этом все чаще, – она стыдилась своих поступков и не могла взять в толк, зачем она все это затеяла.
Тем не менее она, словно на автомате, продолжала соблазнять Эрнеста. Пару сеансов назад, обнимаясь с ним на прощание, она крепко прижалась к нему. Он сразу же напустил на себя неприступный вид и сказал резко: «Каролин, я знаю, что вы все еще хотите, чтобы я стал вашим любовником, как Ральф Кук. Забудьте об этом. Скорее небо упадет на землю, чем я соглашусь вступить с вами в сексуальные отношения. Или с любой другой пациенткой!»
Эрнест сразу же пожалел о своей несдержанности и на следующем сеансе вернулся к этому инциденту.
«Простите меня, Каролин, в прошлый раз я был резок с вами. Я редко выхожу из себя, но в вашей настойчивости есть что-то странное, граничащее с одержимостью. И, как мне кажется, само деструктивное. Думаю, мы с вами сможем добиться хороших результатов, я уверен, что многое могу для вас сделать, но я не могу понять только одного: почему вы так упорно пытаетесь саботировать нашу работу?»
Кэрол опять говорила о том, что нуждается в нем, вспоминала Ральфа Кука, но теперь ее слова казались пустыми, лживыми даже ей самой. Эрнест перебил ее: «Я знаю, что говорил это уже не раз, но, пока вы пытаетесь спровоцировать меня, мы с вами не можем не возвращаться к этому разговору – снова и снова. Итак. Во-первых, я уверен, что, став вашим любовником, причиню вам только вред, и ничего больше. Я знаю, что вы уверены в обратном, и перепробовал уже все способы переубедить вас. Вы никак не можете поверить, что я действительно хочу вам помочь. Поэтому сегодня я испробую принципиально иной способ. Я буду говорить о наших отношениях с эгоистичной точки зрения, принимая в учет только собственные интересы.
Суть в том, что я намерен избегать поступков, которые приведут к гибельным для меня последствиям. Я прекрасно знаю, чем закончится для меня сексуальная связь с вами: еще долгие годы, может быть, до конца дней своих я буду мучиться угрызениями совести, я не смогу уважать себя. А я не хочу этого. Не говоря уже о проблемах с законом. Это может стоить мне лицензии. Я приложил слишком много усилий, чтобы добиться того, что имею сейчас, я люблю свою работу и не собираюсь ставить под угрозу свою карьеру. А теперь подумайте, почему вы требуете от меня это».
«Вы не правы. Не может быть никаких проблем с законом, – возразила Кэрол. – Потому что без заявления потерпевшей стороны судебный процесс начат не будет, а я никогда, никогда не сделаю этого. Я хочу, чтобы вы были моим любовником. Я никогда не причиню вам боль».
«Я знаю, что вы так думаете. Сейчас. Но каждый год в суд поступают сотни исков, и во всех без исключения случаях пациентка когда-то думала именно так, как вы сейчас. Но позвольте мне сказать честно: это чистой воды эгоизм, но я действую исключительно в своих собственных интересах!»
Кэрол молчала.
«Вот так, Каролин. Я все сказал. По-моему, проще и не скажешь. Вы должны сделать выбор, Каролин. Идите домой. Подумайте над тем, что я сказал вам. Поверьте, я действительно никогда не смогу вступить с вами в сексуальный контакт. Я предельно серьезен. И решайте, хотите ли вы продолжать работать со мной».
Они расстались на мрачной ноте. Без объятий. И на этот раз Эрнест не пожалел об этом.
Кэрол села переобуваться в приемной. Она открыла сумку и достала свои заметки:
Настаивает, чтобы я называла его по имени, чтобы звонила ему домой, говорит, что я привлекательна, соглашается сесть со мной на кушетку, говорит, что я могу задавать ему вопросы личного характера, ласкает мои волосы, говорит, что, если бы мы встретились в других обстоятельствах, он бы хотел быть моим любовником…
Она подумала о Джессе, который будет ждать ее у ресторана «Green's». Черт возьми! Она порвала листки с записями и побежала.
Глава 25
Визит Маршала к Бэту Томасу, частному детективу, которого порекомендовала ему Кэрол, начался многообещающе. Он разглядывал своего собеседника: грубое лицо в морщинах, мятая одежда, кривые зубы, кроссовки, склонность к полноте – возможно, результат злоупотребления алкоголем и малоподвижного образа жизни, – бесцеремонность и бескомпромиссность, эффективное и упорядоченное мышление. Его офис находился на четвертом этаже в доме без лифта на Филлмор-стрит, зажатом между товарной биржей и пекарней. Это была классическая берлога сыщика: потертая, продавленная софа, обитая зеленой кожей, голые деревянные полы и исцарапанный деревянный стол, под одну из ножек которого, чтобы он не шатался, был подложен коробок спичек.
Маршал энергично взбежал вверх по лестнице – последние несколько дней он был слишком взволнован, чтобы играть в баскетбол или бегать трусцой, и соскучился по движению. И ему сразу понравился прямолинейный сыщик.
От Бэта Томаса Маршал услышал то же, что и от Кэрол. Он рассказал детективу о случившемся, не скрывая размеров потери, страха перед публичной оглаской и самобичевания за глупость. Выслушав его рассказ, детектив произнес: «Ваш адвокат совершенно права. Я работаю с ней много лет и могу сказать, что она редко ошибается. Этот парень – профессионал. Знаете, что мне больше всего понравилось: та история про бостонского хирурга и просьба помочь ему избавиться от чувства вины – просто потрясающий прием! А еще мне понравилось, как он купил ваше молчание этим „Ролексом“ за тридцать пять сотен долларов – какая прелесть! Новичок всучил бы вам подделку. А как он отвел вас в „Пасифик юнион“ – великолепно! Он поймал вас на крючок. Причем моментально. И вы с легкостью расстались с деньгами. Сообразительный парень. Вам еще повезло, что он ограничился этой суммой, – вы могли потерять и больше. Давайте-ка посмотрим, что мы можем предпринять. Можете вспомнить, какие имена он называл? Для начала – как он вышел на вас?»
«Он сказал, что меня рекомендовал ему друг Адрианы, – ответил Маршал. – Он не назвал имени».
«У вас есть его телефон и телефон его невесты? Я собираюсь начать с этого. И дайте мне его цюрихский номер. Чтобы получить номер, он должен был предъявить какое-нибудь удостоверение личности, так что сегодня я попытаюсь это отследить. Но не стоит возлагать на это особые надежды – он мог воспользоваться и фальшивкой. На чем он ездил? Вы видели его автомобиль?»
«Не знаю, как он добирался до моего офиса. Может, брал машину в прокат. Или такси. После „Пасифик юнион“ он пошел в отель пешком – всего пару кварталов. Может, стоит заняться факсом из Университета Мехико?»
«Факсы обычно ничего не дают, но все равно, дайте его мне, я посмотрю. Я уверен, что он подделал логотип на компьютере, а потом отправил факс сам себе или воспользовался факсом своей подружки. Я посмотрю, не фигурируют ли их имена в базе НКИЦ – Национального криминалистического информационного центра. У меня есть там человек, который за скромную плату может получить доступ к их компьютеру и поискать там нужную нам информацию. Попытаться стоит, но особо не надейтесь – этот человек пользуется вымышленными именами. Вероятно, он проворачивает подобного рода операции три-четыре раза в год и, может быть, специализируется исключительно на мозгоправах. Я о таком никогда не слышал, но проверить стоит. Или он может охотиться за более крупной рыбой, например за хирургами, но даже с такой мелкой рыбешки, как вы, он имеет четыре-пять сотен тысяч в год. Неплохо, если учесть, что налоги он не платит. Вот молодец! Этот парень далеко пойдет. Мне понадобится предварительный гонорар, чтобы было с чего начать, – пятьсот долларов».
Маршал выписал чек и попросил квитанцию.
«О'кей, док, заметано. Я начну прямо сейчас. Зайдите ко мне сегодня часов в пять-шесть – посмотрим, что у нас получится».