Бывший муж

Пролог

Земля не остановилась. Всё так же лениво брехал бродячий пёс на улице, шевелилась от сквозняка шторка, а Илюшка, сидящий в детском стульчике, мерно стучал пластиковой ложкой по игрушке. Всё было так же и одновременно необратимо иначе. Просто в один момент вдруг оказалось, что я не нужна своему мужчине. Это было бы даже смешно… если бы не было так грустно.

– Уходи, – сказал он и пожал плечами, стремясь показать, насколько ему все равно. – Я не буду тебя держать. Только…

– Только? – жадно переспросила я.

– Только ты без меня не сможешь. Ты не справишься.

И посмотрел на меня. Глаза в глаза. Его синие. Мои карие – обычные. В его глазах плавало небо. Бескрайний океан. Когда-то мне казалось, что в них можно утонуть. А теперь смотрит на меня, а в его глазах… скука. Ему скучен этот разговор.

И мне хочется кричать. Хочется топать ногами, сбрасывать со стен наши фотографии в золоченых рамках, хочется сделать что-нибудь ужасное. Но я молчу. Я слишком горда. А ещё я боюсь испугать своего ребёнка, он слишком мал для гадостей этого мира. Я – его щит.

– Я сильнее, чем тебе кажется, – ответила я.

А он… рассмеялся. Закурил. Синий дымок расплылся в воздухе полупрозрачным кружевом, переливающимся на свету. Я многое запомню из этого дня – всякую ерунду. И его смех. И горький дым. А Илюшка заплакал… Ребёнок плачет, ему наскучила его игрушка, а я стою и смотрю на его отца. Хочется в последний раз коснуться его щеки рукой. Провести пальцем по губам. Коснуться век, принуждая глаза закрыться. Так хочется, что руки сводит. Я иду на кухню и вынимаю Илюшку из стульчика. Главное – занять руки.

– Ты гордая, – сказал он, вроде бы даже с печалью. – Идеалистка. Глупая.

– Уходи сейчас, – попросила я. – Только…

– Только?

– Я никогда не вернусь.

Он остановился у дверей, обернулся. Какой же он красивый, мой бывший мужчина! И мне бы хотелось сказать, что я жалею обо всем что было, но тогда бы я солгала. Приди он, позови, возьми меня за руку, я пошла бы за ним, даже зная, что через несколько лет все закончится бессмысленным разговором в холодной квартире.

– Я знаю, – мягко улыбнулся он.

И он ушёл, мужчина, от которого я родила сына. Я метнулась к окну и смотрела в его спину до тех пор, пока он не скрылся за углом соседнего дома. Отстранённо подумала – вот сейчас можно и заплакать. Никто не увидит. Просто обниму Илюшку и мы поплачем вместе. Но… слез не было. Ярость была, а слез нет. Глухая такая ярость, беспомощная. Когда нужно что-то делать, а ты не знаешь что.

Илюшка дёрнул меня за ворот рубашки. Сейчас моему сыну восемь месяцев, молоко пропало ещё пару месяцев назад, но привычка лезть под одежду осталась, не отучить никак. Я развела смесь. Илюшка сосредоточенно сопя, сосал, а я думала, как быть дальше. Он прав. Я слишком глупа. Мне нельзя оставаться здесь, в этой съёмной квартире, которая так и не сумела стать мне домом, даже пытаться не стала. Сюда он вернётся, а я… не выдержу ещё одной встречи. Нужно уходить.

– Поедем к дедушке, – сказала я спящему уже ребёнку.

Сколько я смогу унести? Немного. Значит, буду брать только самое необходимое. Детские вещи, любимую игрушку, бутылочку, подгузники, смесь… На тумбочке возле двери лежит стопка денег. Когда он успел их оставить? Я идеалистка, да. Я их не взяла, а рядом с ними положила свое обручальное кольцо – рвать так с концами. Зато взяла одну из фотографий. Свадебную… Гордая, глупая…

Спящий Илюшка оттягивает руки. Рюкзак тяжёл, несмотря на то, что я взяла лишь самое необходимое. Мне бы коляску, но толкать коляску по подтаявшему мартовскому снегу это подвиг, который мне не по силам. Ноги вязнут, моросит дождик, прижимаю ребёнка к себе и наконец плачу, а дождь и подступившая темнота скрывают мои слезы. Я думаю о папе. Я знаю, что он скажет. «Я же говорил». И прав будет – говорил. Но… идти больше некуда.

Я успеваю на последнюю электричку. Ехать придётся пару часов до соседнего городка, затем куковать на вокзале и ехать оттуда уже первой электричкой. Илюшка не раз просыпался. Подогреть смесь в пригородном поезде было негде, холодную он пить не хотел, давился и плакал, и я плакала тоже – от беспомощности. И трусливо думала о том, как хорошо было бы вернуться. Сделать вид, что ничего не было. Что я снова в него верю, ему верю. Он бы засмеялся и меня к себе прижал, а я бы уткнулась лицом в ямку под ключицей и полной грудью вздохнула его запах. И все было бы правильно. Только… не будет этого. Не в этой жизни.

– У тебя сильная мама, – улыбнулась я своему мальчику. – Всё у нас с тобой получится. Я тебе обещаю.

Он посмотрел на меня так серьёзно, словно понимал. Маленький человечек, который от меня зависит. И я обязана сделать так, чтобы ему хорошо было, и плевать, что на душе волки воют.

– А потом, – продолжила я. – Когда твой папа придёт за нами, а он придёт… мы скажем, что он нам не нужен.

Илюшка засунул большой палец в рот и уснул. Я прижала его к себе, а свободной рукой полезла в рюкзак. Достала фотографию. Посмотрела. Господи, какие мы счастливые… были, когда-то. Появился соблазн приоткрыть окно и выбросить фото в наступающую ночь, в проплывающий мимо тёмный лес, но я сдержалась. А потом, уже на пересадочной станции в кармане куртки завибрировал телефон. Меня бросило в жар и одновременно в холод. Да, я гордая. Но если он хотя бы обещает… если он попросит меня вернуться… Но звонил папа, а руки у меня тряслись, я даже вызов не сразу принять смогла.

– Всё хорошо? – спросил он.

Папа чувствовал, когда мне плохо. Иначе с чего бы ему звонить мне в два часа ночи?

– Хорошо, – нервно хихикнула я. – Я к шести утра приеду. Ты сможешь меня встретить?

– Ребёнок с тобой?

– Со мной.

Папа выдохнул, неужели он думал, что Ярослав лишит меня сына? А вдруг… страх взялся из ниоткуда, липкой волной пополз по позвоночнику, я стряхнула его усилием воли. Нет, он не будет… Он же любил меня. Когда-то.

– Я приеду.

Я с облегчением закрыла глаза. Неважно, что я не хочу возвращаться в родной городок побитой собакой, никому не нужной мамой-одиночкой. Важно то, что моему мальчику там будет хорошо, там я смогу его вырастить. Прижала к себе тяжёлого тёплого ребёнка. И, словно мантру повторила в крошечное ушко, касаясь щекой шелковистых кудрей – шапку мы на вокзале сняли.

– Всё будет хорошо. Мы с тобой все сможем. А когда он придёт за нами… мы с ним не пойдём.

И повторяла снова и снова. Не раз. Через месяцы, через годы. Илюшка рос. Просто не было. Но я… я обещала, а я – щит моего сына. Только… мантра потеряла смысл. Никто за нами не пришёл. И только семь лет спустя, когда все изменилось, когда я пережила и переболела… Я разговаривала по телефону. Смеялась даже, замерев с ключами у машины и не спеша уезжать. У автомобиля рядом хлопнула дверца, а я…

– Поехали, – раздался голос сзади.

Я узнала его мгновенно. Забыла сбросить звонок, так и стояла, не слыша того, что говорил мой собеседник. Забыла, как дышать, и с усилием вздохнула колкий морозный воздух. С трудом обернулась.

– Куда? – спросила я и мой голос почти не дрожал.

– В школу, – улыбнулся он. – За нашим сыном.

Глава 1. Ярослав

Сначала я поехал к её отцу. Найти его было несложно, на пенсию он ещё не вышел, работал все там же. Гораздо сложнее – выкурить его из конуры. Я подал официальный запрос на посещение города, сделал несколько звонков. Он не хотел меня видеть, не хотел со мной говорить. Только проблема в том, что я бываю несколько упрям.

Чёрный тонированный джип подъехал на парковку, когда я закурил десятую уже по счету сигарету. Я знал, что ему давно доложили о том, что я здесь жду, знал, что это его бесит, но прищучить руки коротки. Он вышел из автомобиля, я с интересом его оглядел – несколько лет не виделись. И только потом вышел ему навстречу. Руки подавать не стал, просто знал, что жеста не оценят.

– Что тебе нужно? – спросил он.

Старость уже начала скручивать в бараний рог некогда могучее здоровое тело, но полковник Елагин был ещё очень силен, сила сквозила в каждом его движении.

– Я хочу увидеть своего ребёнка.

Елагин засмеялся хриплым каркающим смехом, оценивающе на меня посмотрел. Ему наверняка не нравилось то, что он видел, я уже далеко не юнец, не уверенный в своих силах.

– Вперёд, – развёл руками он.

За его спиной длинное полотно серого бетонного забора под колючей проволокой. Один из немногих оставшихся в России военных городков. Попасть туда было можно, да, при желании, но старый хрыч явно внёс меня в чёрный список. Всё мои усилия потерпели крах.

– Я знаю, – сказал я. – Что она больше не здесь. Я найду её, ты понимаешь? И будет гораздо лучше, если мы встретимся пусть не по желанию, но хотя бы по обоюдному согласию.

Я не знал точно. Скорее – чувствовал. Янка была слишком живой для этих стен, они на неё давили. Да, тогда, семь лет назад она поехала к отцу. Но столько бы она там не выдержала. Я знал её, женщину, что родила мне сына.

– Она поменяла фамилию, – отрывисто бросил Елагин. – Ищи.

Известие неприятно царапнуло. Нет, мои парни бы нашли, но…

– Замуж вышла? – не удержался от вопроса я.

Ни к чему юлить, он видит меня насквозь. И да, я давно её отпустил, но… Какая-то часть меня все равно продолжала считать её своей.

– Сам ищи, – сплюнул Елагин. – Я тебе не помощник.

– Найду, – ответил я, не сомневаясь в своих возможностях. А потом добавил неожиданно для себя. – А я женился… полтора года назад. Через три месяца стану отцом.

– Ты семь лет, как отец, – буркнул он. – Да только фикция это, пшик…

И ушёл, ссутулившись, человек, которого я когда-то искренне ненавидел, а теперь даже – жалел. И до странного было жаль Янку. Я правда хотел, как лучше. Чтобы она была предупреждена, готова, а теперь у меня просто нет выбора. И я не сомневался в том, что мы Янку найдём. И моего сына.

Жена была дома. Теперь она всегда была здесь, и входя, я окунался в тёплый, немного суетливый уют, создавать который она любила и умела. Не как Яна. Воспоминание о бывшей царапнуло, но теперь придётся учиться жить с мыслями о ней, если я хочу вернуть в свою жизнь сына.

– Не вставай, – остановил я движение жены.

Она виновато улыбнулась и вновь опустилась на подушку. Я вспоминал беременную Яну – молодые, глупые, мы в поход ходили с палатками… Она смеялась и танцевала, а в ночь перед родами мы занимались неуклюжим, но не менее страстным, чем раньше, сексом. Все было иначе, чем сейчас, когда на свет готовится появиться мой второй ребёнок.

– Ты видел их?

Я покачал головой, поцеловал жену в лоб и коснулся живота. Малышка спит. Я много работал и искренне радовался, когда удавалось поймать ладонью упругое, сильное движение ребёнка внутри живота.

– Медсестра приходила?

Она появлялась дважды в день. Мерила давление, колола уколы, помогала жене принять душ. Я планировал поставить вопрос о плановой госпитализации ребром, но сейчас, казалось, все замерло в зыбком равновесии. Словно в ожидании.

Даша все же встала. Некогда стройные ноги отекли, волосы стали тусклыми, под глазами – тени. Она очень волновалась о том, что перестала быть красивой и мои уверения в том, что все это временно, помогали мало.

– Завтра отвезу тебя к врачу, – решил я. – Лишним не будет. Я поработаю.

В кабинете я сел в кресло и устало закрыл глаза. Слишком много работы, слишком много ответственности, слишком мало сна. Я потянулся, хрустнув шейными позвонками и стряхнул с себя усталость. Фотографий Янки и сына у меня почти не осталось. В старой квартире их было множество, но она, чужая и холодная, без неё вдруг стала совершенно пустой. Я ходил туда лишь изредка, в надежде, что Яна вдруг вернётся. Не вернулась. А у квартиры закончился срок аренды, и вдруг оказалось, что почти все наши вещи просто выбросили.

Но несколько фотографий осталось. Сейчас я достал из ящика стола одну. Илья. Маленький, смешной. Мой. И я понимаю, что Яна будет совершенно не в восторге, но моё присутствие в их жизни ей придётся пережить. И мужу, если он есть, тоже, с неожиданной злостью подумал я.

Яны не было в соцсетях, по крайней мере, под своим именем. Но найти молодую женщину с ребёнком, имея на то желание и деньги не сложно. Я справился за неделю. И оказалось вдруг, что Янка – вернулась. Живёт в двадцати минутах езды от моего дома. Илюшка ходит в школу, в первый класс, мне даже фотографию принесли, смазанную, ребёнок на ней спиной. Единственное, что я понял – он большой. Гораздо, блядь, больше, чем я его помнил. И завтра, хочет того Яна или нет, я приеду.

Ночью Даша не могла уснуть. Ходить ей было тяжело, но тем не менее она поднималась и бродила по большой тёмной квартире, я прислушивался сквозь сон, так как беспокойство не отпускало.

– Ты уверен, что хочешь этого? – спросила она.

– Да, – коротко ответил я. – Я договорился, медсестра проведёт с тобой весь день.

Потому что сегодня я занят. Сегодня я увижу своего сына. Потянуло снова достать фотографию, посмотреть на маленького ребёнка, на его светлые завитушки волос, но неуместную ностальгию я отбросил. Я предпочитал действие рефлексии.

– Ярослав Андреевич, – позвонила мне взволнованная секретарша. – В тринадцать ноль-ноль…

– Я буду занят, – перебил я. – перенеси.

Сбросил звонок. Я уже знал, что Яна работает в этом массивной сером здании советской постройки, раньше в нем был НИИ, но теперь просто тьма мелких офисов средней руки. Я знал, что в час она забирает ребёнка из школы и везёт домой. Знал, в какой школе учится сын. Многое знал. Припарковался недалеко от входа, посмотрел на часы – скоро выйдет. Закурил. Прислушался к себе – волнуюсь ли? И даже не понял.

Она вышла чуть раньше. Я не узнал её сразу, разглядывал тонкую фигурку несколько томительных минут. Не потому, что я её забыл или она сильно изменилась. Просто… отвык. Яна была явно чем-то оживлена, говорила по телефону. Смеялась. Губы, аккуратно покрытые помадой, то и дело изгибались в улыбке. Дойдя до машины, тёмной малолитражки, она остановилась.

Теперь я видел её совсем близко, удивительно просто. Кожа покрыта лёгким загаром, наверное, летала отдыхать. Волосы покрыты красным шарфом, но тёмные пряди своенравно ускользают и ими играет ветер. И Яна явно наслаждалась разговором. Бог мой, да она флиртовала. Улыбнулась, а затем приложила палец к губам, словно вспоминая недавний поцелуй. Я жадно обшаривал её глазами. И губы, и вишнёвый ноготок на пальце, к ним прижатом, мечтательно прикрытые глаза. В одной руке она теребила ключи от машины, но уезжать не спешила. Меня кольнуло что-то отдалённо похожее на ревность, хотя я понимал, что никаких прав на неё не имею уже очень много лет. Но затянувшийся разговор хотелось прервать немедленно, и я вышел из машины.

– Поехали, – сказал я.

– Куда? – растерялась она.

– В школу…

Я смотрел на неё с любопытством. По моему мнению, единственное, что может менять людей, это время, и мне было интересно, какой отпечаток оно оставило на некогда любимой мной женщине? Интересно, какой она теперь стала? Так же ли много в ней смеха, как прежде? Полна ли она болезненной гордости?

Она могла бы растеряться. Испугаться. Но удивление, которое охватило её в первую минуту, быстро схлынуло, Яна сумела взять себя в руки. Чуть склонила голову и посмотрела на меня взглядом, полным любопытства.

– Больше ничего сказать не хочешь?

– Что?

– Например, привет.

Я усмехнулся – время над Яной и правда хорошо поработало. За языком она и раньше в карман не лезла, но сейчас стала гораздо в себе увереннее.

– Привет, – послушно произнёс я и улыбнулся одними губами.

– Пока, – помахала она ручкой. – Если есть какие-то вопросы, то обращайся ко мне через юриста. И имей ввиду, в школе тебя и в глаза не видели, будешь там отсвечивать, вызовут полицию.

Отперла машину, села в неё, хлопнула дверью и завела двигатель. Я не мог позволить ей так уехать, позволить оставить за ней последнее слово. Я обошёл автомобиль и сел на пассажирское сиденье.

– Поговорим? – предложил я.

Яна откинулась на сиденье, устало вздохнула, помассировала кончиками пальцев виски, словно пытаясь успокоиться, затем повернулась ко мне.

– Говори.

Я закурил, дым расплылся душным сизым облаком по салону автомобиля.

– У меня не курят, – категорично сказала она. – На улицу. Только имей ввиду, ждать пока докуришь, не буду.

Я мог бы поступить наперекор, из принципа, но и меня время научило многому. В том числе – науке компромиссов. Сейчас она была нужна мне, эта категоричная, внезапно повзрослевшая девчонка. Я открыл окно и выбросил сигарету.

– Мне нужен мой сын, – решил не тянуть я.

– Нет, – отрезала она. – Это все, что ты хотел сказать?

Она смотрела прямо перед собой, словно завороженная ритмичными движениями оконных дворников, что пытались счистить со стекла намерзшую наледь. Я чуть придвинулся к ней, надеясь, что она так же остро, как и я ощущает каждый разделяющий нас сантиметр. Потом поймал её пальцами за подбородок, вынудил смотреть мне в глаза. Её кожа была бархатистой и прохладной с мороза, мне хотелось провести по щеке большим пальцем, но это нелепое желание я отбросил в сторону.

– Я заберу его, если ты не пойдёшь мне навстречу. Ты понимаешь? Целиком и полностью заберу, безоговорочно, мне по карману купить любое судебное решение.

А Яна… отпрянула от меня и засмеялась. Засмеялась, блядь! Плечи её тряслись, на глазах заблестели слезы, и вызвал их отнюдь не страх. Я подумал, что, в общем-то, она удивительно похожа на своего отца. А Яна потянулась к бардачку, достала упаковку салфеток и промокнула уголки глаз.

– Насмешил, – улыбнулась она короткой, едва уловимой улыбкой. – Потому что ты блефуешь, Ярик. Ты знаешь, что дети имеют обыкновение вырастать? Они ходят в школу, учат уроки, капризничают, порой даже истерят. Они болеют. Они имеют свою точку зрения. С ними… не так просто, как кажется. И там, в твоей новой благополучной жизни, моему ребёнку просто нет места. Он будет словно лишний винтик в механизме, который только разлаживает всю работу. И ты прекрасно это знаешь, Ярик. Идиотом ты никогда не был.

Моё имя она произнесла даже мягко. Меня снова чуть кольнуло. Так называла меня только Яна, Даша, да и многие другие предпочитали называть Славой. Те, кого я не подпустил настолько близко, произносили моё имя полностью.

– Но ты же не будешь проверять, – вкрадчиво спросил я. – Не так ли?

– Зачем тебе это? – ответила она вопросом на вопрос. – Мы привыкли жить без тебя, ты понимаешь? Ты тот самый лишний винтик в нашей маленькой семье. Ты просто все испортишь. Илья… он тебя не знает. Зачем?

– Он нужен мне, – просто ответил я. – Что бы я тебе не рассказал, ты мне не поверишь, наверное, правильно сделаешь. Слишком… много лет позади. Но сейчас как никогда ранее я чувствую свое отцовство. Я не смогу исправить уже сделанное. Но я хочу, чтобы мой сын знал меня.

Янка снова потерла виски. Я вдруг неожиданно подумал – снег будет. Вспомнилось, что к обильным снегопадам у неё всегда болела голова. Многое вспоминалось и лезло в голову, не спрашивая на то позволения. Как не крути, Яна – это этап моей жизни.

– Нужен… – Грустно улыбнулась она. – Как ты себе это представляешь? Придёшь к школе и скажешь – здравствуй, я твой блудный папа?

– А как ты себе это представляешь?

Она задумалась, отстучала пальцем затейливую дробь на руле. Пытливо на меня посмотрела.

– Ему восьмой год пошёл, Ярик. Он большой. Он – личность. Так нельзя. Если уж ты решил влезть в нашу жизнь в грязных сапогах, то делай это не так… топорно. Я поговорю с ним. Если он захочет тебя увидеть, вы увидитесь. Если нет, то я готова сражаться с целым миром, Ярик. И поверь мне, опыт у меня есть. А теперь иди… где искать меня, знаешь.

Я вышел из машины и с удовольствием закурил. Вслед смотреть не стал. Настроение было… удивительно хорошим. Я сделал то, что не давало мне покоя последние месяцы, словно оборвал цепь, на которой сидел, обрёл свободу. Пошёл по правильному пути.

А дома резко пахло спиртом, которым пропитывались дезинфицирующие салфетки для инъекций. В воздухе висела тревога, такая густая, осязаемая – хоть ножом режь.

– Сто семьдесят на сто тридцать, – выскочила медсестра мне навстречу. – Я сбить не смогла.

Я сжал кулаки так, что хрустнули суставы. Девушка испуганно попятилась.

– Внизу машина с шофером, – тихо сказал я. – Ещё есть скорые. Вы почему не в больнице?

– Она сказала, вас будет ждать, – вздрогнула медсестра, имени которой я даже не помнил.

– Я не для того плачу тебе, чтобы ты принимала столь рискованные решения! – рявкнул я.

Дашка была тяжёлой. Я нёс её легко, но я помнил, каким невесомым может быть её тело. Кожа покрылась липким потом, под воздействием лекарств она совсем ослабела и забылась сном. Наверное, это к лучшему. Уже в машине открыла глаза, меня увидела, улыбнулась.

– Ты видел его? – жарким шёпотом спросила она.

– Ещё нет, – покачала головой я.

Даша схватила мою руку, прижала к животу, в котором нервно билась моя дочь. Закрыла глаза, поморщилась, когда летящий на полной скорости автомобиль подпрыгнул на неровном дорожном покрытии. Скорость имела значение, но я подал водителю знак ехать аккуратнее.

– Может тогда не нужно? – зашептала она так тихо, что мне пришлось к ней склониться. – Если она, та женщина не хочет… У тебя же будет наш ребёнок, маленькая девочка….

– Нужно, – твёрдо ответил я.

Глава 2. Яна

Меня накрывали панические атаки. Я держала себя в руках при разговоре, один господь знает, чего мне это стоило. Я спокойно доехала до ближайшего перекрёстка. А потом… на красный даже пролетела, под возмущённый вой клаксонов. Я очень боялась опоздать. Боялась того, что приеду, а моего ребёнка уже… забрали из школы.

– Мам, ты чего? – удивился Илья, когда я крепко стиснула его руку.

– Соскучилась просто, – выдавила я улыбку из себя.

Дома не выдержала, прижала его к себе изо всех сил, так, что дыхание перехватило и сидела так несколько минут. Он ещё позволял мне любить себя открыто, хотя на примере подруг, у которых были сыновья старше, я знала, что вскоре наступит момент, когда птенец оперится, и морально готовилась.

– Хочешь, завтра прогуляем школу? – спросила я.

Причина была проста – мне страшно оторвать от себя сына.

– Мам, у нас же проверочная по математике будет, ты забыла?

Квартира у меня маленькая. Был вариант – либо просторная однокомнатная, либо тесная двушка. Я тяготела к открытым пространствам, но пришлось принять во внимание, что у меня сын растёт. Поэтому две маленькие комнаты, зато кухня большая, она и стала сердцем моего дома. Илюшка даже уроки здесь учит, пока я готовлю ужин. Иногда задаёт мне вопросы, я отвечаю, подхожу, стараясь не испачкать мукой, в которой мои руки, тетради, наклоняюсь и целую сына в макушку.

– Нет, ты сегодня точно странная, – засмеялся Илья.

– Скоро день всех влюблённых, – улыбнулась я. – А я влюблена в тебя, так что, терпи.

И ночью, когда он уже спал, разметавшись в постели, я подошла, села на край постели. Я понимаю, что не смогу держать его возле себя вечно. Я стараюсь быть хорошей мамой, я не душу ребёнка заботой, стараюсь быть его другом. Но… нам так хорошо вдвоём. Нам никто больше не нужен.

А ночью, как назло, мне приснился Ярослав. Так давно не снился, а тут нате, получайте, распишитесь. Я была в той самой квартире, которую так горячо ненавидела, стояла у окна, прижимала к себе маленького Илюшку и смотрела, как Ярослав уходит. Весь двор устелило свежим снегом, но там, под ним – вода. И следы Ярика отпечатываются чёрным, шаг за шагом. Я смотрю на него, на упрямо прямую спину, пальто, которое он опять не застегнул, развевается в такт ходьбе и молюсь – обернись. Ради того, что было, что могло бы быть, просто обернись, найди меня глазами в десятках чужих окон. Посмотри на меня и только потом уходи.

Тогда, в моем прошлом он этого не сделал. А сейчас… шаги замедлил, словно раздумывая. И обернулся. А я испугалась неизвестно чего, Илюшка заплакал, я отшатнулась и проснулась в холодном поту. Разбитой жалкой развалиной, столетней старухой, душ и кофе не смогли изменить этого факта, разве только несколько смириться с тем, что очередной день настал.

И в школу я поехала за час. Сидела в машине, постоянно оборачивалась, ожидая того, что Ярослав придёт, или его люди. Остро жалела о том, что бросила курить. И думала, думала. Сбежать к отцу снова? Бросить квартиру, купленную в кредит. Работу, которая приносит ощутимый доход. Выдернуть ребёнка из школы, к которой он уже привык. Лишить тренировок с хорошим тренером. Спрятаться? Но… отец тоже не всемогущий. Он стареет, как бы не было горько это осознавать. Он не сможет защищать меня всю жизнь. Что он противопоставит решению суда? Ни-че-го. Нужно договариваться с Ярославом мирно. Нужно поговорить с сыном. Нужно решиться уже хоть на что-нибудь, но от одной только мысли выворачивало наизнанку. Я просто трусиха.