История моей жизни, или Полено для преисподней
Любовь моя в ту пору не знала ни то, что обладания, но и поцелуев. Для меня было огромным наслаждением просто видеться с Галей, беседовать, кататься на лодке. Бывало, она лежит на песке, загорает, а я сижу рядом и рассказываю ей стихи, которых знал великое множество. Особенно нравилось ей слушать из Артюра Рембо.
В самом деле, до чего же это прекрасно: река, солнце, песок, двое ещё совсем молодых людей и стихи. А ведь так оно и было, ибо не однажды мы уплывали на лодке вверх по течению куда-нибудь на «Мельников луг» и на пустынном песчаном берегу калились на солнце.
Прожигатели жизни, охочие до острых ощущений, и не подозревают, что человеческая радость способна питаться эдакой малостью и быть полной. Вероятно, таков был и первый человек Адам до своего грехопадения. Познание не увеличило наслаждения, а сконцентрировало его до экстаза, до судорожной боли, тем самым замутив источник.
Не поэтому ли всё искусство, вся цивилизация проявляются в том, чтобы растянуть, продлить удовольствие? Не сказывается ли в этом бессознательное стремление человечества вернуться к изначальному постоянно-блаженному состоянию первых людей, ещё не отпавших от Бога?
«Остановись, мгновение. Ты – прекрасно!» – эти слова Гёте можно взять эпиграфом ко всем творческим усилиям человеческого гения, вся мудрость которого состоит в стремлении пренебречь сиюминутным во имя вечного.
Пляж – Рига – пляжОднажды, когда мы с Галей и её сестрами привычно услаждались ласковым прибрежным песочком Сожа, возникла идея – а почему бы не поехать в Ригу? Высказала эту мысль Галя, а Бела с Мариной поддержали старшую сестру, и даже с горячностью. Но когда я предложил поехать туда прямо сегодня, прямо сейчас, девушки отступились.
Ну, а я, позвонив по телефону-автомату родителям и сообщив о своём намеренье, направился на вокзал, проскользнул «зайцем» в вагон и уехал. А были на мне рубашка с коротким рукавом, босоножки и светло-коричневые дешёвые китайские брюки. И в кармане привычным комом топорщилась небрежно смятая пятёрка.
Уже назавтра поутру я был в Риге. И первым делом обратился в адресный стол, чтобы узнать, где проживает Виктор Останин, мой сосед по комнате в общаге. Разыскав его дом, я узнал, что Виктор находится в больнице. Ему только-только вырезали гланды. Тем не менее я попросил у его родителей разрешения переночевать и таковое получил.
Ну, а до вечера бродил по городу, в котором прежде никогда не бывал. Посетил Домский собор, картинную галерею с выставкой Чюрлениса. На следующий день с утра проведал в больнице сокурсника и отправился на Рижское взморье. Прогулявшись по берегу в напрасном старании найти хотя бы маленький кусочек янтаря и, пожалев, что море слишком холодно для купания, вернулся в город, пришёл на вокзал и поехал в Гомель.
С поездом не повезло. Оказался весь купированный, что было непривычно и затрудняло безбилетный проезд. А тут ещё и ревизоры нагрянули. Не лезть же мне в багажный ящик? Но был я тогда очень тонок, и меня спрятала добрая телом и душой женщина. Для этого она возлегла на второй полке бочком, а я, насколько возможно, уплощившись, был притиснут к стене её мощным задом.
Утром, довольно рано, был уже в Гомеле. И первым делом позвонил Гале, проживавшей на улице «Победа» неподалёку от вокзала. К тому времени, как можно понять, я уже обладал номером её телефона и несколько раз бывал у красавицы дома. На этот раз Галя удивилась столь раннему звонку и предложила зайти через час, а затем вместе отправиться на пляж.
Когда через указанное время я появился в квартире и сообщил, что только-только вернулся из Риги, Галя и её домочадцы были удивлены. Однако небольшие прибалтийские сувениры (у меня хватило денег лишь на крошечную, чуть больше напёрстка, керамическую вазу и деревянную собачонку таких же размеров), а также мои путевые рассказы вскоре убедили всех, что я там действительно побывал.
Вазочка была тут же подарена Гале, а собачка сопутствует мне по сей день. Вот и теперь, когда я пишу эти строки, она привычно стоит на моём письменном столе, старательно задирая свою цилиндрическую мордочку с коричневым носиком пуговкой и прислушиваясь к скрипу моего пера своим левым, единственно уцелевшим ухом.
За достоверность поездки свидетельствовала и трёхдневная щетина, которой я успел обзавестись и которую тут же выкосил электробритвой Галиного папы. Последовал завтрак в кругу семьи, а затем, опять-таки не заходя домой, вместе с тремя девушками я отправился на пляж. Так что и в Ригу я уехал с пляжа и вернулся из Риги опять-таки на пляж.
ЭмильКак-то раз, когда мы с Галей перекидывались воланом, неподалёку остановился молодой человек немногим старше нас с густой шевелюрой тёмно-коричневых волос и приятной одухотворённой внешностью. Понаблюдав некоторое время за летающим воланом, поинтересовался нельзя ли и ему с нами поиграть.
Мы, разумеется, не возражали. Так получилось, что и с пляжа он шёл вместе с нами вплоть до Галиного дома. А при прощании попросил у Гали её ленинградский (по месту учёбы на химфаке ЛГУ) адрес, что и получил. В Гомеле он был проездом, намеривался побывать и в «городе на Неве». Звали его Эмиль.
Как-то в разговоре, вероятно, имея в виду этот случай, Галя сказала, что пока ещё не во всём разобралась, не всё определила в этом мире и не хочет ставить себя в какие-либо «рамки».
А я, разве я сам в эту пору был готов каким-либо образом стеснить себя и урезать? Разве не смотрел на жизнь, как на прекрасную неожиданность, подаркам которой не будет ни конца, ни края?
Между тем уже тогда было заметно, что мы нравимся друг другу, но глаза наши были открыты на всё и на всех. Нам было хорошо вместе, но горизонты наших мечтаний, похоже, были безграничны. Ну, а пока мы по-прежнему каждый день встречались на пляже, едва ли не грустя, что дни эти близятся к концу. Приходило время разъезжаться по своим городам и вузам.
Вообще Гомельский пляж – чудная вещь, и не только сам пляж, но и вся река Сож, по берегу которой столько великолепных песчаных откосов и отмелей, что и купаться, и загорать в этих местах – редкое удовольствие. Особенно если вы молоды, здоровы и влюблены.
Долгожданные средыПоследовавшая переписка только усилила мои чувства к девушке. Писали мы друг другу еженедельно. Даже традиция установилась, что моё письмо должно прийти к воскресенью, а Галин ответ будет дожидаться меня уже в среду в соответствующей ячейке институтского почтового ящика. О чувствах своих мы в эту пору умалчивали, но можно ли сомневаться в том, что уже любили друг друга.
И тем не менее письма её при всей сладости своей были для меня мучительны. Всякое упоминание о ком-то или о чём-то отзывалось ревностью. А когда девушка написала, что в Ленинграде на несколько часов объявился Эмиль, разыскал её и они вместе побывали на выставке японского художника Хоцусико Хокусая, мне стало и вовсе невмоготу.
Разумеется, моя ревность к Эмилю обнаружилась в первом же ответном письме, за что Галя меня пожурила и обещала при встрече наказать, а потом «погладить по голове». И даже назвала при этом Жекой.
Если бы не кофточка…Встретились мы в Гомеле на зимние каникулы. Но общались немного. Покатались вместе на лыжах. Причём выехали с «Фестиваля», откуда ближе до лесной лыжни. А посему и заглянули ко мне домой, так что у Гали была возможность познакомится с моей бабушкой, которой при этом очень понравилась. Но главное из задуманного мной было наше совместное посещение вечера встречи выпускников моей школы, на котором я предполагал увидеть Светку.
В этот приезд я был шикарно одет. Мама позаботилась. Прекрасное английское пальто, элегантный с двумя шлицами итальянский костюм, немецкая шляпа с узкими полями, изящные импортные ботинки. Галина мама была просто «сражена», когда я, эдак расфранчённый, появился у них в квартире.
При столь изящном и модном внешнем оформлении мне теперь не хватало лишь блистательного сопровождения. И оно забрезжило, едва удалось уговорить Галю пойти со мной на вечер встречи. Я уже заранее предвосхищал, какой произведу фурор среди своих одноклассников, появившись с такой яркой, красивой девушкой.
И вдруг Галя, прежде напоминавшая прекрасную мулатку, надевает какое-то невзрачное платье, розовую пуховую кофточку и при этом начинает выглядеть весьма заурядно.
Увы, щеголять мне было нечем. Хотя я и станцевал с девушкой пару танцев, но едва ли уделил ей должное внимание. В результате возле неё оказался довольно симпатичный малый из новейших выпускников, который, похоже, и пошёл её провожать. Более на этих каникулах мы с Галей не виделись, и в нашу студенческую пору я больше ей не писал.
От неё же поначалу получил несколько писем, где она выказывала недоумение на происшедшую во мне перемену. Ещё несколько немногословных открыток и весьма пространное письмо, где исподволь, подспудно сквозила прежняя любовь, как воспоминание о прокалённом солнцем песке Гомельского пляжа и стихах.
Наташа Листвина
И завладела в эту пору моим воображением девушка, которая тоже училась на Физтехе, но младше курсом. И была она изумительно стройна и красива. Высокая, быстрая, всегда прекрасно одета, она проходила по институту с весёлым чуть ироничным сиянием глаз. И вслед ей летели влюблённые взгляды едва ли не всех студентов, куда как измученных обилием экзаменов и зачётов, теоретических заданий и практических лабораторных работ.
В погоне за прекрасным видениемЧто касается меня, так чуть ли не все дни напролёт я только и делал, что бродил по тем коридорам, тротуарам и улицам, где она могла появиться. Как я понимаю, влюблённость – привилегия заматерелых бездельников, а я был из их числа.
Свободное посещение занятий, допускавшееся правилами нашего института, было мне на руку, и я мог целиком и полностью посвятить себя мукам и радостям любовного томления. И прежде всего, разумеется, я бежал туда, где наша институтская дива бывает непременно.
Одним из таких мест был кружок по изучению изобразительного искусства, руководимый Авророй Заловной – не только замечательно эрудированным искусствоведом, но и прекрасной женщиной. Уверен, что половина физтехов, проявивших интерес к живописи, были без ума от ведущей, половина – от Листвиной. У меня же во время этих занятий чувства и вовсе двоились.
Невысокая, но фигуристая и уже в летах зрелых, искусствовед не могла ни ощущать в юной студентке опасную соперницу, тоже претендующую на любовь и внимание приходящих на кружок парней, и поэтому третировала Наташу нещадно. А та лишь смущалась и переносила это глумление вполне безропотно, потому как сама, похоже, тоже была по-своему влюблена в неё.
Живопись я знал недурственно и, разумеется, при случае был не прочь этим блеснуть на глазах у двух нравившихся мне дам. Впрочем, симпатия к старшей не могла идти ни в какое сравнение с влюблённостью в младшую.
«Вот это да!»Ещё одним мероприятием, которое Наташа посещала, было кино, раз в неделю прокручиваемое приезжим киномехаником в институтском актовом зале. Фильмы подбирались весьма удачно – в основном отечественная и мировая классика, отчего этот сеанс, начинавшийся в 19 часов, пользовался у нас неизменным спросом. Студентов, сверх всякой меры перегруженных учёбой, вполне устраивало, что не нужно никуда ехать, что гора сама приходит к Магомету.
Да и билеты были не дорогие – по полтиннику.
Впрочем, я и мой друг Слава Тишин таковыми «бумажными пропусками» пренебрегали, а совали пришлому контролёру, что называется в руку, копеек двадцать-тридцать и проходили вдвоём. Но однажды мы его крепко удивили, когда после начала прошмыгнули в уже тёмный зал, осчастливив всего… на две копейки. При этом, разумеется, не могли не слышать у себя за спиной его изумлённый возглас:
– Вот это да!
Очевидно, как раз в этот момент он разжал свою ладонь и узнал, сколь немного мы ему положили.
Увидеть Наташу перед показом и после него, уже было счастьем. Можно было даже несколько увязаться за ней следом и провожать глазами, пока она дойдёт до калитки, ведущей за территорию института, и свернёт к своему дому. А жила она не как все прочие, в общежитии, но была местной, долгопрудненской.
Увы, занятия по истории изобразительных искусств проводились лишь по средам, а кино в актовом зале крутили только по пятницам. Вот и приходилось чуть не всю неделю бегать по институту и его окрестностям в призрачной надежде, хотя бы издали увидеть её неправдоподобно стройный высокий силуэт.
И все Наташины дорожки я знал, и всех парней, одержимых ею, тоже. И вот она проходит лёгкой, быстрой походкой, почти проносится мимо учебного корпуса в своей коротенькой шубке, под тихо падающим снежком, который при её появлении превращается в рождественский.
И как ей не холодно?..
А вот в платьице, даже не пытающемся скрыть неправдоподобно красивые ноги.
И как ей не жарко?..
Впрочем, иногда удача улыбалась и тогда происходили нечаянные, негаданные встречи, то на волейбольной площадке в ближайшей роще, то в электричке, то в Третьяковской галерее… И тогда можно было задержаться где-то неподалёку и наслаждаться её присутствием, её сиянием…
…находка для шпионаОднажды меня и Наташу свёл волейбольный кружок, время от времени появлявшийся на пустыре между корпусами институтского общежития. И я каким-то образом умудрился с ней заговорить. Более того, мы настолько увлеклись беседой, что отошли в сторонку. И зашла у нас речь о самосовершенствовании.
И теперь удивляюсь психологической точности предложенной мною темы. В самом деле, что ещё могло волновать девушку, и умную, и красивую, как не дальнейшее возрастание и прирост отпущенных ей при рождении качеств?
А заинтересовал я Наташу несколько парадоксальной постановкой вопроса, что любые личные потуги к совершенству никогда не приведут. Что нужно подчиниться природе, то есть своим желаниям и мудрости естества, и тогда природа сумеет создать из человека нечто непредсказуемое и чудесное.
Если исходить из позиции атеизма, которым я, похоже, страдал в ту пору, как и большинство моих столь же юных приятелей, то рассуждения эти были не очень-то и глупы. По крайней мере, Наташа выразила сожаление, что ребята: и те, которые учатся с ней в одной группе, и те, с которыми она проходит практику в ИРЭ у Гуляева, малоинтересны и от них ничего такого не услышишь.
Последовавшее приглашение навестить её дома – и тогда показалось мне верхом счастья, и теперь заставляет предположить, что мои долгие старания обратить на себя внимание девушки не были напрасными.
Назавтра в 11 часов утра, а это было воскресение, я появился у Наташи. В передней промелькнула её мама, куда-то спешившая. Мы остались одни. Какой прекрасный шанс! Но до чего же я был тогда стеснителен, до чего неопытен…
Я заливался соловьем и проговорил 9 часов подряд, не останавливаясь!
Такого словесного марафона более никогда в жизни у меня не было. Но хотя бы одно словечко, хотя бы полсловечка о своих чувствах к прекрасной девушке. Куда там! О чём угодно – только не об этом. А Наташа сидела, откинувшись в кресле, удивляясь моему красноречию и… полному бездействию. Какой же я был тупица, какой олух!
Более мы уже не общались.
Ирина
По окончании учебного года, в пору летнего трудового семестра, мы, студенты уже, считай, третьего курса МФТИ, занимались малярным делом – шпаклевали, купоросили да красили стены родного общежития. Потолки опыляли побелкой из краскопультов и покрывали коричневой краской плинтуса. А проживали в институтском профилактории.
Наивен – до глупости!Ну, а по вечерам, отмывшись от всей этой художественной палитры, устремлялись в столицу, где проходил очередной Московский международный кинофестиваль.
В кассах, разумеется, билетов не водилось, разве что по высокой партийной брони. Вот и приходилось стрелять лишние билетики, лишние абонементы, а также слоняться на стихийной «бирже» фестиваля, толкущейся между кинотеатром «Россия» и опекушинским памятником Пушкину. Тут продавалось по спекулятивным ценам или обменивалось всё, что угодно. Толпа была весьма многолюдна, ибо просмотры конкурсных и внеконкурсных фильмов проходили по всем крупным кинотеатрам столицы.
И случилось так, что желание увидеть фильм «Вверх по лестнице, ведущей вниз» привело меня к Дворцу Съездов. И какая-то женщина предложила обменять свой билет на имевшийся у меня абонемент в кинотеатр «Мир». Это не было эквивалентно. Однако женщина сказала, что её интересует лишь первый фильм абонемента и что она, посмотрев его, доставит оставшиеся талоны по любому адресу, который я ей назову.
Поверив незнакомке, я тут же объяснил ей, как доехать до Долгопрудного, найти студенческий городок МФТИ и профилакторий, и комнату, в которой я проживаю. И попросил остатки абонемента положить в тумбочку возле моей кровати…
Наивность моя была беспредельна!
Ну, а женщина занесла в записную книжку поведанный мною адресный пунктир и с большой искренностью на лице пообещала всё это проделать завтра же поутру.
На следующий день, вернувшись после своей малярной работы в профилакторий, я заглянул в тумбочку и долго шарил рукой в её тёмной пустоте. Напрасно я осматривал пустопорожнее нутро и поздно вечером, уже по возвращении из Москвы. Обещанного остатка фестивального абонемента не появилось там и в последующие дни.
Однако же дня через четыре, проведав в очередной раз фестивальную биржу Тверского бульвара, наткнулся-таки я на эту женщину. Но не обратился к ней сразу, а поначалу несколько со стороны из-за плеча наблюдал, что она меняет, и какие абонементы у неё имеются. А потом подошёл.
Она, разумеется, тут же меня узнала. Извинялась. Ну, а я ей прямо указал, какой именно абонемент из имеющихся в её распоряжении хотел бы получить взамен своего, невозвращённого.
Возражать она не посмела.
Знакомство на эскалатореОднажды поутру в воскресный день мы с Юрой Порядиным, юношей из параллельной группы, отправились в Лужники на Малую спортивную арену, где шли «Анжелика» и «Даки». Лишние билеты начали спрашивать ещё в вагоне метро и продолжили на эскалаторе, где по соседству с нами оказалась невысокая красивая голубоглазая девушка в красном клетчатом сарафане и белой с кружевами блузке.
Несколько острых реплик – в её сторону, несколько резких ответов – в нашу, и мы познакомились. Оказалось, что зовут её Ириной, и что она тоже хотела бы попасть на этот просмотр.
Не успели мы дойти до Малой спортивной арены, как уже обзавелись билетами для себя и девушки.
Фильмы оказались один к одному – красочные, зрелищные. Этакие костюмно-приключенческие, постановочные истории на тему из истории. После не лишённого приятности просмотра мы, как были, втроём отправились в Парк культуры имени Горького, располагающийся не слишком далеко от Лужников.
Там и на колесе обозрения прокатились, и на лодке по парковым озёрам поплавали. И что-то удерживало Ирину с нами, а мы так и вовсе были счастливы обществом такой обаятельной и умной девушки, по сравнению с которой и очаровательная Анжелика – Мишель Мерсье – потеряла едва ли ни половину своего киношного шарма.
Дружба на всю жизньБлиже к вечеру нечто прояснилось. Оказывается, Ирина только что приехала из Ленинграда и не решила, где остановиться. Вот мы и предложили ей переночевать на Физтехе. Подыскали в Профилактории отдельную комнату и с ревнивым вниманием проследили, чтобы ни один из нас не дерзнул туда наведаться среди ночи. А поутру мы – на работу, Ирина – в Москву.
Однако адрес наш у неё уже был.
И осенью, когда я получил от Ирины весточку, знакомство наше продолжилось. И не кончается по сей день. И в основном своём течении было оно и продолжает оставаться дружбой. Хотя и случались в наших отношениях моменты, когда дружба эта вдруг переходила в любовь. Немногие прекрасные дни, часы и минуты…
И была Ирина замужем, причём дважды. Первый раз – совсем недолго, несколько месяцев. Потом – более длительный срок. И был у неё сын Георгий, погибший при загадочных обстоятельствах. А теперь она растит внука Ярослава. И часто болеет. И души в нём не чает, и мучается всяким его детским проступком.
Ну, а Ярослав, как и все подростки, гоняет мяч, увлекается современной музыкой и временами пропускает занятия в школе. А в общем-то, добрый и весёлый мальчишка, и хорош уже тем, что сумел унаследовать от своей бабушки её юную красоту и обаяние.
И снова Гомель, пляж…
И было у меня со Светкой ещё несколько встреч. В основном благодаря нашей школьной физичке, её маме. Сама, будучи замужем за кандидатом наук, преподававшим в БИИЖТЕ, Лидия Иосифовна, очевидно, и дочери своей желала такого же мужа из учёных чудаков, тихого да покладистого. А посему ко мне относилась благосклонно.
Футбол помешалПомню, как-то в летние каникулы уговорил я Светку на лодке со мной покататься. К лодочной станции мы спускались по обрыву, нисходящему от парка к реке. И парень тут не всякий бы рискнул – этакая сыпучая крутизна. А Светка не побоялась. Взялась за мою руку и – вперёд.
А когда мы уже находились в лодке, и я усиленно грёб вверх по течению, зачерпывала пригоршнями воду и омывала моё разгорячённое лицо. Такая вот ненарочитая ласка.
Разве забудешь?
* * *Этих рук прикосновеньеК воспалённому лицуДлилось вечность и мгновенье,И не близится к концу.Для уставшего от вёселВ небе почерпнула тыМилую прохладу вёсен,Свежесть утренней воды.И плывём речной дорогой,Над лазурной глубиной…Гладь меня, руками трогайМягкий, светлый волос мой.И поднялись мы довольно высоко по Сожу. Дальше Мельникова луга. И расположились на жарком и чистом прибрежном песке. И никого. Только небо, солнце, река и мы вдвоём. И тут бы уделить девушке любимой толику внимания. Так нет же. Откуда не возьмись, появились по соседству какие-то подростки и, обозначив сброшенными сандалиями пару ворот, стали гонять мяч.
Ну как же было и мне не блеснуть перед Светкой?! И принялся я, дурак-дураком, эдак самозабвенно бегать за этим мячом, увязая по голень в горячем искрящемся песке и забивая бессчётные голы. А Светка в это время одна-одинёшенька лежала на своей голубенькой подстилке, скучала и злилась.
И вскоре потребовала плыть обратно.
Не лучше я поступил и в другой раз, уже на следующие летние каникулы. Долго уговаривал и уговорил-таки её отправиться со мной на последний сеанс в кинотеатр «Спартак», что напротив Гомельской кондитерской фабрики. Когда уговаривал, был с пышной высокой шевелюрой. А зашёл за девушкой – наголо постригшись.
Зачем, почему я этакие глупости проделывал? Кому нужна была эта эксцентрика? Может быть, не верил, что нравлюсь Светке? Может быть, и вообще не верил, что могу хоть кому-нибудь понравиться? И ни таковые ли мои выходки имела она в виду, когда однажды сказала:
– Ты умеешь играть на чувствах.
А эта фраза ни означала ли, что какие-то чувства ко мне у неё всё-таки были? Одни вопросы – и никаких ответов…
Предпочла пижонаПервое время только ради неё и в Гомель-то приезжал, и встречи одноклассников устраивал лишь затем, чтобы с ней увидеться. Последнюю сходку организовал уже через несколько лет после окончания института. К этому времени Светка успела побывать замужем. И в отпуск приехала с очаровательным светловолосым малышом. И была у меня возможность пообщаться с ней наедине.
Однако верный традиции я снова всех обзвонил, и мы собрались на квартире у Светки. Лидия Иосифовна посодействовала. И было нас немного – человек пять. Выпили, поболтали, потанцевали. А когда уже стемнело, вышли прогуляться по проспекту Ленина. И настало время расходиться. И в провожатые Светка выбрала долговязого пижона и нахала, который приставал к ней ещё во время вечеринки. И это предпочтение настолько меня покоробило, что я внутренне посмеялся над собою, и чувства мои к ней мгновенно испарились.
Ещё прежде Светки вышла замуж Галя. Причём за бывшего физтеха, который у нас не доучился и был вынужден перевестись в Московский институт стали и сплавов. С Галей мы потом ещё не однажды виделись. Страстно хотели исправить непоправимое и вернуть невозвратное. И, похоже, оба остались с мучительно-горьким и прекрасным ощущением столь близко подпустившего нас, но вовремя не узнанного и не сбывшегося счастья.
Непростительная расточительность беспечной, легкомысленной юности! А ещё, если хотите, прихоть судьбы…
Физтехи
Однажды перед входом в институтскую столовую я повстречал… Надю Берёзкину! Да-да, ту самую девушку, с которой был знаком ещё по детству – в пору своего проживания в Сибири. Это, вспоминая о ней, я ещё в пятнадцатилетнем возрасте написал стихотворение:
* * *Белая берёзкаС губами пухлыми,Девичьими, нежными,Алина Берёзкина,О вас я думаю,О вас, блуждающей в перелеске.Собираю ягодыИ гляжу вам в губы.Губы, губы – ягоды,Проглочу их грубо.Тёплое весеннееСолнце размордастое,Проберись сквозь ветки,Красное веселье,Кудри из-под кепкиС пареньком вихрастым.Алёша – одногодка,Ученик – отличник,На пятёрку сдавший стихи Есенина,Белую берёзкуАлину БерёзкинуАлёша выучилВ дубравах весенних.Подглядел бесстыдникДождик из-за тучки:Алина белая в дождике мылась,Веточки выпрямив —Зелёные ручки.А в траве босые ножки студились.Но в траве бродилиПьяные ноги.Заробела в соснах рыжая белка.Ветры удивились,Встали у дороги.Поцелуй Алина приняла, бледнея.Оказывается, Надя тоже поступила на Физтех и теперь учится курсом ниже. Было нам, что вспомнить. А через недельку-другую девушка обратилась ко мне с просьбой помочь ей подготовиться к коллоквиуму по математическому анализу.