Правильно. Отличницу. Потому что – а чего она, зараза, все знает?! Она же имеет наглость отрываться от коллектива, который вечно не знает ни бельмеса!
И единственный способ для отличницы выжить в этой обстановке – драться, драться и драться.
Никаких секций карате я не посещала, разумеется, но удар правой под дых у меня был отработан до автоматизма еще с пятого класса. Он включался у меня как-то сам по себе, в случае опасности. Я еще не успевала подумать, во что я ввязываюсь, а правая рука уже стремительно двигалась в направлении солнечного сплетения очередного придурка.
В данном случае все вышло именно так. Я еще не успела опомниться, но моя правая рука уже двигалась куда надо, вкладывая все мои девичьи силы в удар. Не знаю, много ли у меня этих девичьих сил, или просто удачно попала, но приблатненный типчик сложился пополам.
Только теперь я опомнилась. Что же я творю? В такой ситуации девушка должна жалобно хныкать и звать на помощь своего парня. А я тут самодеятельность развела.
Я растерянно посмотрела на Сергея. Он давился от смеха.
– Давайте уйдем отсюда, – прошептала я жалобно.
– Буду только рад прогуляться, – согласился он, и мы, выйдя из ресторана, побрели вдоль аллеи, усаженной цветами.
– Вам не холодно? Могу одолжить вам свой пиджак, – предложил он, потряхивая пиджаком, висящим у него на руке.
– Нет, что вы, вечер такой теплый.
Вечер и впрямь был теплым, мягким, бархатным, какими бывают только южные вечера. Я любовалась на звезды, прислушиваясь к тихому шепоту прибоя, наслаждалась свежестью ночного воздуха…
– Обожаю курортные городки, – вздохнула я.
– Я тоже, – согласился он, – здесь особая атмосфера… Романтичная…
Романтичность вечера, видимо, настолько растрогала душу моего нового друга, что он начал декламировать:
– Это было у моря, где ажурная пена, где встречается редко городской экипаж… Королева играла в башне замка Шопена…»
Но не судьба была нам закончить этот вечер романтически. Ибо дорогу нам преградили три фигуры, одна из которых принадлежала типчику, которого я «приласкала» в ресторане. И это еще не все: у него в руках был кусок арматуры.
Глава 6.
Странное дело: глядя на гопников, я не испытала никакого страха. Просто какое-то отупение чувств. Сейчас, разумеется, начнется потасовка, бесстрастно соображала я – но сначала будет прелюдия, в виде серии издевательских высказываний. И я не ошиблась.
– Ну что, королева, допрыгалась, – высказался первый.
– Сама себе смертный приговор подписала, сучка, – подхватил второй.
– А я б ей вдул, прежде чем прикончить, – проблеял третий, осклабившись.
– Я тебе мало врезала в ресторане? – прошипела я. – Захотел добавки?
– Ты гли, какая борзая. А твой парень только за твою спину прятаться способен?
– Да нет, почему же, – отозвался Сергей, извлекая что-то из кармана пиджака, перекинутого через руку.
«Боже, бедный парень, это я виновата, втравила его в неприятности», – простонала я мысленно. Сейчас будет кровавый мордобой, и он, конечно, пострадает…
Но случилось вот что: я услышала тихий шипящий звук.
Вместо того, чтобы показать мне чудеса бокса, самбо и карате, Сергей просто пшикнул в глаза придуркам из перцового баллончика.
И, оставив негодяев корчиться на асфальте, мы гордо удалились.
– Надеюсь, вы извините меня за отсутствие показного героизма? – осведомился мой кавалер немного смущенно. – Понимаете, много было отважных боксеров, которые давали хулиганам отпор – и где они сейчас?
– Где же?
– На нарах, увы, – ответил он, – а вот это – талисман от тюрьмы.
И повертел в воздухе баллончиком.
И вдруг, когда мы уже почти подошли к отелю, мне стало дико страшно. У меня так часто бывает: страх накрывает меня тогда, когда все уже кончилось, и я вцепилась в плечо Сергея, прерывисто дыша и постукивая зубами.
– Что с вами?
– Кажется, я… мне страшно, – призналась я.
– А к вам страх всегда приходит с опозданием? – хмыкнул он, и принялся гладить меня по голове, приговаривая: «Ну будет, будет…».
Вот теперь мне стало себя совсем, совсем жалко – может, потому что в кои-то веки меня кто-то пожалел. Я всхлипывала, повиснув у парня на шее, а Сергей осторожно поцеловал мои волосы, потом мокрую щеку, потом губы…
И сама не знаю как, я вдруг обнаружила себя целующейся с красивым загорелым парнем под цветущей азалией, усыпанной пышными розовыми цветами.
И, черт возьми, это оказалось очень даже приятно! Губы у него были теплыми, нежными; и руки какими-то такими, что гладил бы он меня и гладил… Грудь широкая, теплая, надежная… Как романтично, отметила я – и представила, как много лет спустя, когда я буду уютной старушкой в меховых тапочках, сидя у камина, в окружении внуков, я вспомню: да, когда-то, в незабвенной юности, я целовалась под азалией с загорелым красавчиком… Под цветущей азалией, а не как-нибудь – вот вам!
Однако, вернувшись в номер, я подвела итоги. Они были неутешительными: моя миссия начинала казаться невыполнимой.
Неудача за неудачей! Это толкнуло меня на отчаянный шаг, и назавтра я отправилась в местный зоомагазин, где по сходной цене приобрела мышь.
Глава 7.
Неудачно вышло то, что мышь была белая. Серых в ассортименте не было.
Решив, что в неярко освещенном коридоре на расцветку мыши никто не обратит внимания, я приготовилась действовать.
То, что Игорь возвращается в свой номер около двенадцати ночи, я знала – расписание его я уже выучила наизусть. Поэтому, примерно без пяти двенадцать, я вытащила мышь за розовый хвост из коробочки, посадила на ладошку и вышла в коридор.
Мышь растерянно топталась по моей руке, щекоча ее крошечными розовыми лапками.
Я воровато выглянула на лестницу, и убедилась, что Игорь Витальевич пунктуален – ровно без трех минут двенадцать он, слегка пошатываясь, поднимался в свой номер.
Шаги все ближе, ближе, ближе…
Я выпустила на пол несчастное животное. И, едва Моравецкий ступил на красную ковровую дорожку коридора, я заметалась, издавая истерические взвизги, а затем с криком: «Мышь! Там мышь!» – прыгнула ему с разбегу на шею и поджала ноги.
Бедняге ничего не оставалось, кроме как подхватить мою довольно-таки увесистую тушку руками, из опасения, что его шея такой нагрузки просто не выдержит… Потому как, несмотря на моё изящное телосложение, вешу я все-таки пятьдесят килограммов, а это, как ни крути, половина центнера.
– Что с вами, девушка? – осведомился он, держа меня на руках.
– Там мышь, – простонала я. И обвила его шею руками покрепче.
– Как странно, что в таком дорогом отеле водятся мыши, – заметил он. – Кстати, а где она?
– Кто? – прошептала я томно, приближая губы к его губам.
– Мышь, – пояснил он, отодвигаясь.
– Вон там, – я указала на пол, где несчастный белый мышонок обнюхивал стену, явно размышляя в смятении, куда он попал.
– Очень странно также, что мышь белого цвета, – заметил Игорь Витальевич, – обычно домовые мыши бывают серыми.
– Наверное, это мутант, – предположила я.
– Чего на свете не бывает, – согласился он философски, – где ваш номер?
– Там, – я обрадовано ткнула рукой в сторону своего номера, предвкушая, что, кажется, что-то затевается интересное.
То есть, он, конечно, будет меня обольщать, я буду сопротивляться, и в процессе мы познакомимся.
Однако я рано радовалась. В номере Игорь свалил меня на кровать жестом, каким грузчик сваливает мешок с картошкой, и дважды шлепнул ладонью о ладонь, словно стряхивая пыль.
– Спокойной ночи, – пожелал он мне, и покинул номер. Дверь он прикрыл, но неплотно, поэтому из коридора я услышала:
– Что, бедолага, кинули тебя? Использовали и кинули? Ну, не грусти, бабы, они завсегда такие. Иди сюда, малыш…
Я выглянула в щелочку. Игорь удалялся, бережно держа моего мыша на ладони, и нежно поглаживая его пальцем.
Хм. Неужели в нем есть что-то человеческое?
И, да, кстати, я спалилась по полной…
Впрочем, мне нечего терять; ибо мое время вышло – завтра уже приезжает его супруга!
Кстати, о супруге. Я ее никогда прежде не видела: Данка приводила меня к ним домой, но ее матушку мне повстречать не довелось. И стало мне очень любопытно, что это за неотразимая женщина такая? И чем она так очаровала Моравецкого, что он ни на кого больше не смотрит?!
Глава 8.
Как выяснилось впоследствии, супруга приехала не одна. Вместе с ней приехали: личная массажистка, личный астролог, и, впридачу к ним, Данка.
Данку я увидела первой. Она ворвалась в мой номер, и с ходу спросила жадно:
– Ну, как, Тишкина? Что-то получилось?
– Нет, конечно, – вздохнула я. – Вот, почитай.
– Что это? – спросила Данка недоуменно, когда я сунула ей опрятный блокнот с записями. Как положено ботанке-аккуратистке, я, с дотошностью юного натуралиста, наблюдающего за гнездом пеночки, вела дневник-ежедневник, в котором отмечала все свои действия в отношении Моравецкого.
– Отчет, – объяснила я. – Все мои действия, по порядку.
Данка пробежала отчет глазами, бормоча себе под нос:
– Упала в бассейн… Пыталась утонуть. Танцевала румбу… Мышь?
Она уставилась на меня и спросила:
– А где тот коридор, в котором ты ему мышь подкинула?
– За дверью моего номера, – отвечала я мрачно.
Данка не успокоилась, а, открыв дверь, показала пальцем на коридор:
– Этот?
– Этот, этот.
Она села на край кровати, опустила голову. Губы ее сжались, она смотрела в какую-то точку впереди себя. Затем вздохнула, и посмотрела на меня с улыбкой.
– Ну ладно, не переживай, не вышло так не вышло, – прощебетала она беспечно, – лично я на пляж.
– Пожалуй, я с тобой, – решила я.
Данка замотала головой, и прошептала таинственно:
– Слушай, Тишкина, давай притворимся, что мы незнакомы. Для конспирации. А то Игорь Витальевич поймет, что я тебя подослала.
– И что он тебе сделает?
– Он – ничего. А вот матушка вполне может устроить жуткий скандал.
– Ладно, пойду на пляж без тебя, – согласилась я, радуясь, что впереди еще неделя отдыха, и я могу расслабиться и просто бездельничать, не обременяя себя мыслями о соблазнении какого-то неприступного Моравецкого.
Ах, пляж!
Мягкий песочек ласкает ноги, кожу обдувает свежий бриз, из множества пакетиков и корзинок, разложенных под каждым навесом, пахнет дыней и персиками, разносчик предлагает рапанов и кукурузу, и чего еще нужно человеку для счастья?
Однако, видимо, кое-кому кое-чего для счастья не хватало. Проходя мимо лежаков, я услышала странные звуки: будто кто-то плачет. И точно: сидя на лежаке, хрупкая темноволосая женщина всхлипывала, да так горько, что я бы подошла и утешила ее, если бы рядом с ней не было другой утешительницы – пышной крупной шатенки, которая нежно поглаживала ее по плечу, приговаривая:
– Да не переживай ты из-за этой кикиморы!
– Но почему у меня все в жизни вот так? – ее собеседница сделала жест руками, словно воззвала к небесам в поисках справедливости. – Почему меня никто не уважает как профессионала? Я говорю ей, совершенно серьезно, что ей грозит фатальная опасность! Солнце в восьмом доме при конъюнкции с Ураном… И Сатурн в Раке при плохом аспекте с Луной. Я посоветовала ей вообще из номера не выходить, а она что?!
– А она что? – отозвалась ее подруга.
Женщина всхлипнула. Потом заговорила тоненьким голосом, явно передразнивая ту, которая ее так обидела:
– «Я не поняла! Я же вам заплатила?! Я плачу вам не для того, чтобы вы мне сочиняли всякие ужасы. Потрудитесь составить такой гороскоп, который будет приносить только благополучие! Или ищите другую работу, если не справляетесь со своими обязанностями!». Это я-то не справляюсь! Нет – какова?! Я говорю: Алина Геннадьевна, я астролог, а не сочинительница сказок! А она…
Тут у дамы-астролога кончились силы рассказывать про такое вопиющее безобразие, и она зарыдала в голос.
– Скушай персик, – отвечала ее подруга, протягивая огромный, покрытый пушком плод, янтарный с одного боку и бордовый с другого, – вот смотри, какой спелый. Скушай персик, и успокойся.
Женщина всхлипнула, чавкнула откушенным песиком, помотала головой, и прошипела задушенным шепотом:
– Гос-с-споди, как же я ее ненавижу! Не-на-ви-жу!
– Не ты одна, – флегматично заметила ее подруга, – от меня эта корова требует фигуру, как у модели. «Я же вам заплатила, вот и массажируйте!». А сама жрёт, как не в себя, какая там фигура?
– Убила бы своими руками, – вздохнула брюнетка, откусывая истекающий соком персик.
– Пойдешь на дело – прихвати меня. Помогу с удовольствием, – хмыкнула ее подруга.
Разговор показался мне занятным, и я устроилась рядышком на надувном матрасе, надеясь услышать что-то еще. Но потом на пляже меня разыскал Сергей. Появился вдруг рядом – веселый, загорелый, сверкающий накачанными мышцами, излучающий доброжелательность и отличное настроение. Угостил чудесным мускатным виноградом, предложил поплескаться вместе в море. И я хохотала, визжала, брызгалась, и решила, что сегодня замечательный день – все складывается как нельзя лучше.
– Встретимся вечером? – шепнул он интимно на прощанье.
– Непременно, – радостно согласилась я.
А вечером, ради свидания с Сергеем, я решила вытащить из чемодана свое «шикарное» темно-синее платье. Длинное, до самого пола!
Это платье я сшила себе сама, и было оно, по сути, нахальной подделкой. Оригинал я как-то увидела на витрине безбожно дорогого магазина, и стоило оно столько, что было страшно смотреть на ценник. Поразмыслив, я сфоткала витрину вместе с платьем, потом купила недорого подходящую ткань на распродаже и без особых проблем соорудила почти точную копию.
К вечеру, когда я уже успела забыть и о Моравецком, и о будущей мадам Моравецкой, означенная мадам вплыла в кафе под ручку с Игорем Витальевичем. Позади милой парочки, как неприкаянная, болталась Данка. Ни мамаша, ни ее друг сердечный не обращали на девушку никакого внимания – и я видела, насколько она себя чувствует неловко в этой компании. Внезапно Данка что-то спросила; ей никто не ответил. Тогда она попробовала тронуть мать за руку – та посмотрела раздраженно, и принялась тихо и зло что-то выговаривать девушке… Бедная Данка.
Я мирно ужинала, но, каюсь, я не смогла изобразить на лице незаинтересованность: любопытство меня сжирало изнутри. И – ой, мамочки – кажется, она одета… ну точно!
В этом не было никаких сомнений: на Данкиной мамаше было то самое синее платье, с витрины! И теперь она, окинув взором зал, обнаружила двойника в моем лице; одарив меня взглядом ледяным и в то же время испепеляющим (не спрашивайте , как это возможно совместить, у нее получилось), она брезгливо поджала губы.
А мое лицо, вероятно, выразило смесь недоумения и разочарования. Я ожидала увидеть, как минимум, Софи Лорен в расцвете зрелой красоты. Ну, вы понимаете: лебединая шея, точеная талия, и главное – от нее веет шармом той загадочности, таинственной недоступности, которая украшает женщину, познавшую жизнь и себя. Женщину, которая прекрасна, как драгоценное выдержанное вино… ах!
Вместо этого я увидела обычную тетку лет сорока пяти, полноватую крашеную блондинку, с пышной шевелюрой – прическа, подходящая для юной девушки, но никак не для дамы. В молодости она, вероятно, была миловидной, но молодость ее давно миновала, как и красота. Ничего примечательного в ней не было, если не считать выражения лица. Это было выражение маленькой капризной девочки, которая привыкла топать ножкой и всегда получать желаемое.
Контраст между уже солидным возрастом и мимикой пятилетней капризули был настолько нелепым, что, наверное, изумление отразилось на моем лице.
С ума сойти. И ради этой странной особы мужик отказывается от кучи приятных знакомств с юными девчонками?
Меж тем означенная особа, закончив обзор посетителей кафе, указала мужу на меня взглядом, и требовательно-капризно спросила что-то тоненьким голосочком (слов я не разобрала) – видимо, кто эта нахалка, которая посмела явиться в таком же платье, как у нее?
Моравецкий с недоуменным видом пожал плечами.
А я ощутила досаду.
Ах, как неудобно вышло с этим платьем! Я бы предпочла, чтобы эта дама меня не заметила. Тогда, притаившись, исподтишка, я могла бы рассмотреть ее получше, дабы разгадать тайну ее неотразимости. Но теперь мне оставалось только спешно завершить ужин и выйти из кафе. Тем более, у меня там назначено свидание с Сережей…
Свидание прошло чудесно. Пунцовый закат догорел; на небе, еще голубом, но уже темнеющем, появилась тоненькая белая долька луны. Сергей опять читал мне Игоря Северянина, а заодно Бальмонта и Волошина, и я могла только поражаться эрудированности этого пляжного спасателя. И да, мы снова сладко целовались под азалией… или под магнолией… или под обеими сразу…. короче, я уже не помню. В темноте мерцали светлячки, и его глаза мерцали во тьме, и мне показалось, что я, кажется, влюбляюсь…
Словом, я уже окончательно решила, что это лучший день моей жизни. И, на обратном пути, в превосходном настроении я брела под руку с Сергеем по направлению к отелю – мимо набережной, мимо платанов и пальм, мимо газонов, усаженных розами. Вот и пришли – кованая ограда, высокая кованая калитка…
Я снова смотрю на небо, на луну. Боже, какая ночь! И эти мириады южных звезд, рассыпанных, как мерцающие бриллианты по черному бархату! И как красивы эти острые пирамиды кипарисов на фоне ночного неба!
Затем я томно смотрю в глаза Сергея, привстаю на цыпочки… Наши губы встречаются в прощальном поцелуе, потом я отстраняюсь с нежной улыбкой, и захожу в калитку ограды. Теперь осталось пройти мимо бассейна и можно войти в здание. Я хихикнула, покосившись на то самое место, где я три дня назад так неудачно плюхнулась в воду – и вдруг замерла, ибо мне почудилось что-то странное…
Ой, что это?!
Нет… нет!!! это обман зрения…
Не веря своим глазам, я подошла поближе и присмотрелась. Недалеко от бортика бассейна плавало тело женщины в длинном синем платье – и плавало оно лицом вниз.
Глава 9.
Сергей.
Эту девушку я заметил сразу, как только она вошла на пляж.
Было солнечное утро, я сидел на вышке, радуясь наступающему прекрасному дню. В полдень будет жарко, но, слава Богу, мне не придется сидеть тут весь день, не то, что бедному Мишке, который попросил меня «покараулить», пока он отсутствует. Ну, я и караулил. И докараулился…
Первое, что я заметил – совершенно идеальную фигурку этой красотки. Высокая, стройная, с легкой походкой, она выделялась на фоне отдыхающих, как прекрасная лань на фоне стельных коров. Я схватил бинокль и навел его на ее личико… Ого!
Мордашка была тоже что надо: глазищи в пол-лица, милый привздернутый носик. И пышные волосы. Ну и купальничек ее мне понравился, особенно его миниатюрность. Чисто номинально, его можно было считать одеждой, но де-факто простора для воображения он не оставлял: все и так было видно, а именно – девчонка такая, что хоть на подиум.
Она зашла в воду осторожно, боязливо делая первые шаги, и даже потрясла ножкой, как кошка, наступившая в лужу. Стояла, осматривалась. Потом вдруг с разбега влетела в воду, и уверенным красивым кролем поплыла к буйкам, потом за буйки, а потом…
Потом я увидел с ужасом, что она тонет. Она вся была под водой, и только лапки судорожно хватали воздух. Тонет, реально!!!
Это непорядок. Такие девчонки тонуть не должны! Это золотой генофонд нации, и разбазаривание его просто преступно.
Короче, я вихрем слетел с вышки, сделал мировой рекорд на скорость по заплыву на сколько-то метров, подцепил красотку и вытащил ее на берег.
Вытащенная, она долго откашливалась. Поблагодарила за спасение. Я за это время мог рассмотреть ее поближе, и все, что я увидел, мне понравилось еще больше, особенно аппетитная грудь и спелые, сочные губы. Настолько понравилось, что, не удержавшись, я спросил ее, не хочет ли она со мной встретиться вечерком.
Она замялась.
И тут я только сообразил, какой же я дурак. Девчонка явно вон из того дорогого отеля, а уж я представляю, сколько стоят там номера. Явно дочь богатеньких родителей, и зачем ей какой-то пляжный спасатель?
Она ведь «мааасквичка». Столичная жительница. Ей олигарха подавай, или чемпиона пор теннису, на худой конец – короля эстрады.
Обидно, но даже если я ей честно скажу, кто я и откуда, что это особо изменит? Да, сам был москвичом, следователем прокуратуры, пусть рядовым, но с перспективами карьерного роста – был, да все в прошлом. Был, пока не связался с этой проклятой строительной фирмой, не подозревая, что ее крышуют слишком серьезные люди… И – конец моей карьере.
Впрочем, что значит – «не подозревая»? А если бы и подозревал? Все равно бы пошел напролом, закусив удила. Я и так знал, что легко мне не будет. Но ведь люди погибли, когда в нарушение всех правил техники безопасности рухнул строительный кран. А когда я начал раскапывать грязные делишки директора, некоего Максима Кружельникова – то словно из всех щелей смрадом потянуло… И чем дальше я копал, тем больше понимал, что от этой мелкой на вид фирмочки тянутся нити к структурам совсем не мелким…
Когда мне пришлось уйти, места себе не находил. Тошно было – слов нет. Спас меня от депрессии Мишка, мой одноклассник, который тяжелых путей в жизни отродясь не искал; сразу после школы он не стал никуда поступать, а устроился рабочим пляжа при санатории, а потом – спасателем. Этот лоботряс с философией гедониста и кондовой ленью дауншифтера, узнав о моих проблемах, сказал:
– Да пошли ты их! Ты же молодой, Серега, а теперь посмотри – на что ты уже и так ухайдучил лучшие свои годы? Ты половину молодости грохнул на свою учебу и карьеру, и что в итоге? А я вот никуда не рвался, и у меня каждый день – праздник. Приезжай ко мне, отдохни, поживи у меня – дом просторный, места хватит. А там и устроишься куда…
И вот я здесь. И, действительно, море лечит все обиды и печали. Смотришь в эту бескрайнюю синеву, слышишь этот плеск прибоя, и невольно думаешь: оно вот так шумело миллионы лет назад, и будет шуметь еще целую вечность, когда нас всех не будет – и кто мы для него? Мы – крошечные песчинки в океане мироздания, мы – живем сущее мгновение, если сравнить нашу жизнь в этим бесконечным, нежным, величественным морем… Так не преувеличиваем ли мы значимость наших мелких переживаний и крошечных страстей? Не смешно ли думать о них всерьез, как о чем-то значимом? Расслабься, дружище, сотни поколений ушли, и сотни поколений еще придут, а ты – созерцай красоту этого моря, упивайся ей, пока тебе дано смотреть и дышать.
А что до красивых девушек… Да, я сегодня упустил эту красавицу, обидно, но – их много, и если какая-то запала в душу – пройдет, Серега, уговариваю я себя, все пройдет. И эту забудешь.
Именно с такими мыслями я зашел в ресторанчик в тот вечер. И тут же увидел ее, сидящую за столиком. И пригласил, не слишком рассчитывая на удачу.
К моему изумлению, она не просто согласилась, а даже подпрыгнула от радости. Танцевала, полуприкрыв глаза. А я пытался понять, что творится в ее хорошенькой головке… И решил просто спросить.
– О чем вы сейчас думаете?
Как ни странно, она всего-навсего мечтала потанцевать румбу. Устроить это было парой пустяков. В школьные годы я увлекался бальными танцами – настолько, что даже был вторым на чемпионате столицы среди юниоров. Поэтому устроить малютке удовольствие труда не составило.
А дальше все пошло как по маслу. Говорить с ней было легко, молчать легко, плескаться в море с хохотом и визгом – так же просто, как с любимой сестренкой, и я уже начал подумывать о том, что эта девушка достойна куда большего, чем просто курортный роман.
В тот вечер все было чудесно: поцелуи, стихи, нежное прощание… Когда калитка закрылась за ней, я с минуту нежно смотрел ей вслед, любуясь бесподобной грацией ее походки. Когда она завернула за угол, я повернулся, чтобы уйти – но сначала полюбовался на небо, полное звезд, вздохнул полной грудью, не спеша сделал несколько шагов… и вдруг услышал отчаянный женский крик, полный ужаса.
Глава 10.
Валентина.
Я тупо смотрела на труп женщины в бассейне; на ее волосы, которые разошлись по поверхности воды кругом, и всей душой не хотела осознать, что это – смерть, безысходность, из которой обратного пути нет, и уже ничего не вернешь.
А потом… Я хотела сделать вдох – но из моей груди вдруг вырвался то ли визг, то ли истеричный вопль. А дальше мое тело содрогнулось, выгнулось, ноги сами собой подкосились, и я упала на влажную плитку. Меня колотило, и каждая попытка вдохнуть воздух сопровождалась пронзительным криком, и я не могла прекратить эти крики, так же, как и конвульсии. Никогда в жизни со мной такого не было! Впрочем, труп я тоже нашла первый раз в жизни.