Надежда
– Рахмат опажон.
Сердце Мехринисо таяло от воркования нежного голоса девочки и спали они обнявшись, постелив на старый коврик курпачи и накрывшись ватным одеялом, который стегала сама Мехринисо. Девочка подрастала, за ней никто не приезжал и Мехринисо успокоилась, уверенная в том, что Дусенька, свет её очей, навсегда останется жить с ними. Но когда Дусе исполнилось одиннадцать лет, однажды ранним утром ноября, в дверь постучали. Был сорок девятый год, несмотря на карточную систему хлебопродуктов, люди начали оправляться от прошедшей войны, стали одеваться лучше, лучше есть. Мехринисо перешивала из своих платьев, платьица для Дуси и радовалась вместе с девочкой, когда та надевала обнову и кружилась вокруг себя, показывая, как ей нравится новое платье. Анна наконец через детский дом, нашла след дочери и узнала, что весь детский дом расформировали и отправили в Ташкент в сорок втором году. Так же она узнала, что их поезд разбомбили, у Анны чуть сердце не остановилось, когда она услышала об этом. Молодая женщина даже деревню нашла с маленькой станцией, где тогда разбомбили поезд, шедший в Ташкент. Нашла Анна и дом Марии, где провела ночь её Дуся. Открыв калитку, которая никогда и не закрывалась, Анна постучала в дверь дома. Дверь открыл мальчуган, лет четырнадцати.
– Здравствуйте! А Вам кого? – спросил мальчик.
– Здравствуй. Мне маму твою, Марию. Можно я войду? – попросилась Анна.
Василёк, а это был именно он, посторонился, пропуская незнакомую женщину в дом и пошёл за ней, с возгласом.
– Мама! Это тебя спрашивает, какая-то тётя.
В чуть освещённой комнате, сидела немолодая, потрёпанная временем и заботами женщина.
– Вы ко мне? – вставая с лавки, спросила Мария.
– Да, я…мама..мама Дуси – тяжело опускаясь без приглашения на лавку, потому что от волнения у Анны дрожали ноги и руки, сказала она.
– Василёк, принеси тёте воды из кадки, там в сенцах – попросила Мария.
Через минуту Мария дала Анне алюминиевую кружку с водой. Та судорожно выпила и с надеждой посмотрела на Марию.
– О какой Дусе Вы говорите? Что-то я не припомню – спросила Мария.
– Помните, в сорок втором…поезд разбомбили тут, у Вас на станции? Девочка, маленькая…четырёх лет, со светлыми кудряшками и голубенькими глазками, мне сказали, что Вы её… То есть, она ночью к Вам прибежала тогда – волнуясь, рассказывала Анна.
Мария напряглась, потом вдруг просветлела и посмотрев на Анну, сказала.
– Да, маленькая девочка, её Дуся привела тогда ночью.
– Простите? Какая Дуся? Моя дочь? – приподнимаясь с лавки, спросила Анна.
– Да нет! Дуся, наша собака, хорошая, умная такая псина была. Немцы тогда на утро пришли, убили её. Мы потом её во дворе закопали. А Вашу дочь, Дусю, забрала на следующий день молодая женщина. Она её сразу узнала и Дуся Ваша к ней побежала…в общем, как я потом слышала, их отправили первым же поездом в Ташкент. Столько лет прошло…семь кажется, а будто вчера всё было. Страшно вспомнить. Много наших убили на заре, проклятые фашисты. Но партизаны освободили нашу деревню, а Дуся так и уехала тогда с остальными детишками. Так значит…Вы её ищите? Умненькая девочка такая, маленькая, а столько перенесла, бедняжка – долго говорила Мария.
– Спасибо Вам Мария. Вы жизнь моей Дусеньке сохранили тогда. Пойду я, поздно уже, простите, что побеспокоила Вас. – сказала Анна, поднимаясь с места.
– Куда же Вы на ночь глядя пойдёте? Оставайтесь, я накормлю Вас. А утром провожу на станцию, там проходной поезд из Ленинграда до Ташкенте проходит, может и сядете на него. Скоро и мой старшенький Ванечка придёт, он у нас на кузнице работает, кузнецу помогает, уж восемнадцать лет ему. Жаль отец их так и не увидит, как его сыновья выросли – вытирая набежавшую слезу, кончиком фартука, сказала Мария.
– А я Вас не стесню? Вас и так трое… – осторожно, чтобы не обидеть, спросила Анна.
– Ну что Вы. Места всем хватит, оставайтесь, я Вам на кровати постелю. А сейчас есть будем, у меня в печи и картошка готовая, вот с маслицем её и поедим. И хлеб есть и молоко… – засуетилась Мария.
Вдруг открылась дверь и в комнату вошёл симпатичный, высокий парень, восемнадцати лет.
– Здравствуйте. А у нас гости? На мам, вот, я сала и немного сахара принёс – сказал Иван, отдавая матери свёрток.
Мария с любовью посмотрела на сына, Василёк сидел за печкой с книжкой в руках, мальчишка очень любил читать и мечтал стать путешественником, как Миклуха Маклай.
– А это…мама Дуси. Помнишь ведь её сынок? – спросила Мария сына.
– Мы часто вспоминаем Дусю, думаем, что с ней стало? Как она? – проговорил Иван, садясь за стол.
Анна с нежностью посмотрела на парня.
– Я и сама не знаю Ванечка, ищу её уже столько лет, найду ли, не знаю. Но я надежду не теряю, обязательно увижусь с ней. Кроме неё у меня никого и нет – со слезами говорила Анна.
– Конечно найдёте, такую потерять невозможно – уверенно ответил Иван.
– Спасибо тебе Ванечка, всем Вам спасибо – ответила Анна.
– Василёк, давай сынок за стол. Твои путешествия подождут, кушать пора – позвала Мария второго сына.
ГЛАВА 2
Рано утром Анна встала, от шума в комнате, Мария готовила завтрак. Умывшись во дворе из умывальника холодной водой, Анна вошла в дом. Мальчики уже сидели за столом, быстро поев, они попрощавшись и пожелав удачи Анне, ушли, Иван на работу, Василёк в школу. Накрыв рушником хлеб и крынку с молоком на столе, Мария завернула Анне на дорогу, хлеба с салом и сказала.
– Ну что Анна, пошли на станцию.
До станции было не так далеко, поезд должен был пройти в двенадцать дня, остановившись буквально на пять минут на этой маленькой станции. Купив билет, Анна и Мария стали прощаться. Женщины обнялись, как давние подруги.
– Спасибо Вам за всё Мария – растроганно сказала Анна.
Мария кивнула головой и зашагала по дороге, обратно домой.
Анна дождалась поезда, который пришёл ровно в полдень по расписанию. Она зашла в душный плацкартный вагон, вещей у неё не было, лишь сумка, больше похожая на базарную, правда чуть поменьше. Заняв своё место, Анна наконец расслабилась. С двух сторон были лежачие места полок, где расположился разный люд. Пожилые и молодые с детьми, молча сидели на своих местах, через пять минут поезд пыхтя стал набирать ход. До Ташкента ехать несколько дней, в сумке только паспорт, старая фотография Дуси, расческа, маленькое зеркальце, немного денег с собой и хлеб с салом, тонко нарезанный Марией на бутерброды. Соседями оказались пожилые супруги, которые ехали в Янгиюль, к сыну, молодая чета с маленьким ребёнком, те ехали до Ташкента к престарелым родителям, ещё несколько молодых девушек и парней, которые ехали в Фергану, на строительство ГЭС. Они весело болтали, строили планы на будущую жизнь и ели яблоки. Вдруг одна девушка протянула Анне яблоко.
– Угощайтесь – предложила она.
Анна сначала и не поняла, чего от неё хотят, но яблоко протягивали ей, улыбнувшись, она взяла протянутый фрукт.
– Спасибо – ответила Анна.
Яблоко оказалось кислым, поморщившись, Анна тихонько положила яблоко в сумку. Бутерброды надо было есть экономно, кто знает, когда ей удастся сытно поесть. Она брала кипяток из титана в конце вагона и запивала один бутерброд, проглатывая вкусный кусок, в душе благодаря Марию. Поезд останавливался на маленьких и больших станциях, заходили ещё пассажиры, кто-то доехав до места, выходил. На третий день поездки, хлеба и сала не осталось, на одной из станций, Анна вышла, чтобы купить чего-нибудь поесть. На войне она привыкла часто голодать, но подкрепиться было нужно. Купив в буфете на станции пирожки с картошкой, она вернулась в вагон. Поезд ехал через степи Казахстана, Анна вглядывалась вдаль.
– Как же широка страна наша – подумала она.
В Казахстане из поезда вышли много молодых людей, они приехали покорять целину. Наконец глубокой ночью, поезд остановился на станции Ташкент. Анна вышла из вагона и прошла в большой зал ожиданий, надо было дождаться утра, куда она пойдёт на ночь глядя. Ни родных, ни друзей здесь у неё не было. Сев на скамью и прислонившись головой о стенку, Анна уснула. В духоте вагона поспать ей так и не удалось, просыпаясь от шума по несколько раз за ночь. Дорога выматывает и Анна устала, сон взял своё. Это был глубокий и спокойный сон. В Ташкенте светает рано, проснувшись, Анна вышла из здания вокзала и спрашивая у прохожих дорогу, доехала на автобусе до облисполкома решительно зашла в одноэтажное здание. Туда – сюда ходили люди, спросив где можно узнать об эвакуированных детях, Анна постучала в один из кабинетов. За столом сидела немолодая в летах женщина узбечка и просматривала бумаги на столе.
– Здравствуйте. Можно? – спросила Анна.
– Да, заходите, Вы по какому вопросу гражданка? – спросила женщина, в очках и разрешила сесть, что Анна и сделала.
– Я ищу дочь…с надеждой в глазах, начала говорить Анна.
– Ей было всего четыре года, когда её привезли из Ленинграда с другими детьми. Барышева Евдокия Семёновна, посмотрите пожалуйста. Может кто-то давал на неё запрос и у кого она сейчас проживает? – спросила Анна.
Женщина встала и взяла из шкафа несколько папок, потом она долго листала, страничку за страничкой.
– Но с такой фамилией данных на ребёнка нет – наконец оторвавшись от папок с бумагами, сказала женщина.
– Но…такого не может быть! Я точно знаю, её привезли в сорок втором году именно в Ташкент – теряя самообладание, хрипло проговорила Анна.
– Вы не волнуйтесь так, вот, выпейте воды и успокойтесь – ответила женщина, наливая из графина в стакан холодной воды.
У Анны от волнения стучали зубы, хотя и было довольно таки жарко.
– Понимаете, дети в таком маленьком возрасте могут не знать ни свою фамилию, ни отчество. – успокаивающим тоном, сказала женщина за столом.
– Да! Конечно же Вы правы. Как я сразу об этом не подумала… Дуся, её зовут Дуся. Четыре года…ну, тогда ей было четыре года, сейчас одиннадцать лет, светленькая такая, с голубыми глазками – сказала Анна и глаза снова у неё засветились надеждой.
Женщина опять стала перечитывать бумаги, это продолжалось довольно таки долго, но вдруг она взяла один из листов и перечла его дважды.
– Есть! Дуся. Да, на неё поступили данные, если кто-то разыскивает девочку из Ленинграда…ну да, всё точно. Думаю, это и есть Ваша дочь. Семья Махмудовых, Кодиржон и Саломат. Живут в старом городе…здесь вот и адрес есть – сказала женщина и написав на листе бумаги адрес, протянула Анне.
Дрожащими руками взяла Анна листок и вдруг расплакавшись, крепко обняла свою собеседницу.
– Спасибо Вам! Вы мне надежду дали. Спасибо большое. А как доехать до старого города? – спросила Анна.
Ей подробно объяснили, на какой автобус сесть и где пересесть на другой и как доехать.
– Там ещё спросите адрес, Вам укажут. Удачи и желаю, чтобы Дуся, о которой идёт речь, была Вашей дочерью. Хотя часто бывает и обратное. Поэтому Вы заранее то не настраивайтесь – сказала женщина.
– Я уверена, это моя Дуся! Материнским чутьем чувствую, это она – ответила Анна, выходя из кабинета.
Чувства переполняли Анну, она будто не шла, а летела до старого города. Выйдя из автобуса, Анна побрела по тесным улочкам, между старых домов. Низкие дувалы позволяли видеть дворы и людей в этом дворе. Анна искала название улицы и дом, где наконец она найдёт свою Дусеньку и сможет обнять её, прижать к сердцу единственного оставшегося у неё родного человека. Спросив у проходившего мимо мужчины нужный адрес, показывая лист, Анна побрела дальше. Хотелось есть и пить, но это было не столь важно сейчас. Наконец на одной стенке углового дома, она увидела дощечку, с названием нужной ей улицы. От волнения Анна присела, ей не хватало воздуха, надо было отдышаться. Но ждать не было ни сил, ни желания, Анна поднялась и подошла к дому Кодиржонакя и Саломат хола.
Возле дома под небольшим навесом сидел Кодиржонакя, он штопал и зашивал старую обувку. Он с удивлением посмотрел на приближающуюся к его дому русскую женщину. Подумав, что та пройдет мимо, он продолжил свое дело. Но русская женщина подошла к его дому и остановилась возле калитки. Анна дрожащей рукой постучала в деревянную калитку, никто не ответил и она осмелилась открыть её и войти. Возле небольшого арыка, который протекал во дворе, на корточках сидела молодая женщина, с повязкой на глазу, она мыла посуду, рядом с ней сидя на корточках помогала девочка, лет десяти, одиннадцати, со светлыми кудряшками и без умолку, что-то говорила Мехринисо, а это была именно она. У Анны застыли ноги, сделать лишний шаг было мучительно, она узнала Дусеньку, хотя та и повзрослев, изменилась. За спиной Анны стоял Кодиржонакя, мужчина сразу почему-то догадался, эта русская женщина приехала издалека и приехала за их Дусей. Подойдя ближе, Анна еле проговорила.
– Дусенька, доченька моя…
Мехринисо поднялась и посмотрела на Анну и побледнела, поняв, что приехала мать её любимицы Дуси. Именно, когда девушка её перестала ждать и волноваться по этому поводу. Под навесом на самодельном глиняном очаге, в казане Мархамат, жена Собиржона, готовила обед. Мархамат тоже повернувшись к Анне посмотрела в ожидании. Дуся крепко схватив Мехринисо за руку, спряталась за её спиной.
– Здравствуйте. Я приехала из Ленинграда, за дочерью. Много лет искала и вот…нашла – проговорила Анна, медленно подходя к Мехринисо и Дусе.
– Папа. Она говорит, что Дуся её дочь… – растерянно, произнесла Мехринисо.
Кодиржонакя не ответил, а лишь проковылял на деревянной ноге к тапчану.
– Здравствуйте, я сейчас маму позову – ответила Мехринисо, видя что отец молчит и пошла в дом, Дуся побежала за ней.
Анна беспомощно села на тапчан, сделанный из глины и застеленной циновкой и курпачей. На хантахте старенькая, но чистая скатерть, на которой лежали лепёшки, нарезана зелень и в косушке кислое молоко.
– Вы не волнуйтесь так. Если Дуся Ваша дочь, то оно конечно… – тихо сказал Кодиржонакя, даже не зная, что говорить дальше.
Из дома вышла Саломат хола, на ходу повязывая на голову платок.
– Здравствуйте уважаемая, Вы садитесь по удобнее, поедим сначала, Мархамат, если готов обед, неси дочка – уже обращаясь к невестке, громко сказала Саломат хола.
От волнения, у Анны не слушались ноги, она с трудом залезла на тапчан, сняв старенькие туфли, которые всю войну пролежали в шкафу. Подобрав под себя ноги, Анна наконец села поудобнее.
– Вы простите меня…нарушила Ваш покой, но я… – Анна замолчала и неустанно смотрела на Дусю, которая тоже с удивлением смотрела на чужую тётю.
Саломат хола взяла её за руку и подвела ближе.
– Дусенька, доченька…а это мама твоя. Она за тобой из Ленинграда приехала. Твоя мама долго тебя искала и вот наконец нашла. Иди доченька, подойди к своей маме, обними её – ласково говорила женщина со слезами на глазах.
Мехринисо, за спину которой всё это время пряталась Дуся, не решаясь подойти к чужой ей тёте, не скрывая слёз плакала. Тут Кодиржонакя не выдержал.
– Ну-ка, давайте все вместе поедим, потом обсудим, как нам быть дальше – сказал он.
Мархамат принесла поднос, на котором стояли косушки с горячей машхурдой и поставила на край тапчана. Первую косушку она подала свёкру, вторую свекрови. Следующую косушку гостье и потом Мехринисо. Вернувшись к очагу, она налила ещё две косушки, себе и Дусе и вернулась к тапчану.
– Ешьте уважаемая. Вы с дороги, устали и проголодались, не стесняйтесь, садитесь поудобнее – сказала Саломат хола.
Анна и правда была очень голодна, но кусок горячей лепёшки, застревал в горле, слёзы душили её, с усилием воли, она сделала несколько глотков машхурды, не отрывая взгляда от дочери. А Дуся с удовольствием кусала лепёшку и с аппетитом ела машхурду, ни на кого не смотрела и была занята только едой. Анна наконец улыбнулась.
– Как она выросла, моя девочка. Повзрослела, красивая стала – подумала она.
Когда все поели, Кодиржон акя попросил всех уйти, за хантахтой остались сидеть лишь Анна и Саломат хола. Мехринисо взяв за руку Дусю, ушла с ней в дом, но ей было интересно, чем всё это закончится, она встала около окна, за тонкой занавеской и стала прислушиваться к разговору.
– Видите ли уважаемая…мне понятны Ваши чувства, но надо учитывать и чувства ребёнка. Никто не собирается оспаривать Ваши права на дочь, только Дусе надо свыкнуться с мыслью, что Вы её мать. Поживите у нас несколько дней, будьте как можно ближе к дочери…Вы поймите, прошло семь лет. Это много для того, чтобы ребёнок позабыл даже свою мать. Поверьте, Дуся привыкнет к Вам и тогда Вы сможете с ней уехать – долго говорил Кодиржон акя.
Анна понимала, мужчина прав, девочке нужно время, чтобы она осознала, что она её мать.
– Вы правы, если только я Вас не обременю своим присутствием. Вы очень добрые люди и наверное всей моей жизни не хватит, чтобы отблагодарить Вас за Вашу доброту – взволнованно ответила Анна.
– Эээ…уважаемая. Что Вы такое говорите? Живите столько, сколько понадобиться. Мехринисо очень привязалась к Дусе, да и нам будет трудно с ней расстаться. Но Дуся Ваша дочь и мы смиримся. А сейчас отдыхайте. Вам постелят в комнате Мехринисо и Дуси, только спим мы все на полу, не обессудьте – сказала Саломат хола.
Расчувствовавшись, Анна вдруг схватила руку Саломат хола и прижалась к ней губами.
– Спасибо Вам добрые люли! Спасибо Вам за всё, что Вы сделали для меня и моей девочки – воскликнула она.
Саломат хола резко отдернула руку.
– Что Вы делаете? Да таких детей у нас за войну было ещё семь. Всех забрали, остались только Ваша Дуся и мальчик Бекмет из Казахстана, у которого никого нет – громко сказала женщина.
Анна была смущена.
– Простите, не хотела Вас обидеть – пробормотала она.
Саломат хола успокоившись, спросила.
– Как имя Ваше? Может быть расскажите о себе?
Анна смутилась ещё больше.
– Меня Анна зовут. Что я могу Вам рассказать? Войну медсестрой прошла, муж погиб под Смоленском. Дусеньку на маму свою оставила, но в блокаду она не выжила, зима суровая была, простыла и…умерла, а Дусю в детский дом определили, потом эвакуировали весь детский дом в Ташкент. По дороге эшелон начали бомбить немцы, много детей погибло тогда. А вот Дусенька на моё счастье выжила. Ведь у меня кроме неё на всём белом свете никого нет – рассказывала Анна.
Внимательно выслушав гостью, Саломат хола обняла Анну за плечи и тихо сказала.
– Теперь, у тебя есть мы дочка.
На слова Саломат хола, Анна прослезившись, крепко обняла её и прижалась к ней, будто нашла родного человека. Ужинать сели все вместе, доели машхурду, приготовленную на обед, с кислым молоком и базиликом, да ещё холодным. Такого Анна никогда не ела и ей показалось очень вкусным есть суп в холодном виде, да ещё и с кислым молоком.
– У нас этот суп ещё любят есть чуть прокисшим, особый вкус, старики любят – сказал Кодиржон акя.
– Я такое никогда не ела…но очень необычный вкус. Мне нравится – ответила Анна, поглядывая на Дусю, которая с аппетитом поедала суп, макая в него лепёшку.
– Совсем взрослая стала…и ест, как узбечка – подумала Анна и улыбнулась.
Вечером, после ужина, долго сидели на тапчане, под ясным звёздным небом и тихо разговаривали. Молодые давно легли спать, Мехринисо увела с собой Дусю.
– Тишина какая. Хорошо тут у Вас. Будто войны и не было – подогнув колени и положив на них голову, тихо сказала Анна.
Кодиржонакя посмотрел на жену и по узбекски сказал ей.
– Устала гостья с дороги, ты ей постели рядом с дочерью, пусть девочка к матери привыкает.
– Пойдёмте Анна, я Вам покажу, где спать будете – сказала Саломат хола, приглашая гостью в дом.
В комнате, где спали Мехринисо, курпачи постелены были на циновку, прямо на пол, Дуся прижавшись к Мехринисо, спала, но молодая женщина уснуть никак не могла. Увидев дочь в объятиях Мехринисо, у Анны сжалось сердце.
– Неужели меня она так никогда не обнимет… – подумала женщина.
Ревности не было, нет конечно. Она стольким обязана этим людям, просто наверное тоска по дочери была. Постели были рядом, да так, что Дуся оказалась в середине между двух женщин. Анна поблагодарив Саломат хола, легла рядом с дочерью, она и правда очень устала и от переживаний и от дороги. Анна посмотрела на Мехринисо и улыбнулась.
– Она Вас очень любит. Спасибо Вам за всё – тихо проговорила Анна.
Мехринисо тоже улыбнулась ей в ответ.
– И я её очень люблю! – пылко ответила она.
– Надеюсь, делить мы её не будем… – подумала Анна, а вслух сказала.
– Да, я вижу. Но и я её очень люблю. Понимаете?
– Понимаю… Давайте спать, Вы устали с дороги – ответила Мехринисо, ещё крепче обнимая Дусю.
Когда утром Анна открыла глаза, Мехринисо и Дуси на месте не было, как впрочем и постели. Её сразу убрали, как только проснулись и встали. Анна тоже сложила курпачи, одеяла и подушки туда, в угол, где лежали и остальные курпачи и одеяла. Расчесав волосы и собрав на затылке, Анна заколола их шпильками, потом вышла во двор и умылась в прозрачной воде арыка. Мархамат быстро поднесла ей полотенце.
– Доброе утро Анна опа – поздоровалась Мархамат.
– Доброе утро дорогая – улыбнувшись на слово опа, ответила Анна.
– Анна, идите завтракать – позвала Саломат хола.
Анна подошла к тапчану, Саломат хола, увидев что Анна ищет глазами дочь, тихо сказала.
– Дуся в школу ушла. Садитесь, Вам горячего молока принесут.
– Доброе утро Саломат опа. Конечно, я и забыла, конечно в школу – садясь на тапчан, пробормотала Анна.
– Доброе утро Анна. Вам надо быть терпеливой. Дуся ведь ещё ребёнок. Вы ей напоминайте, как сказки на ночь читали, как кашкой кормили, она вспомнит, поверьте, но для этого время нужно. – ласково говорила Саломат хола.
– Конечно, я понимаю. Только…Вас не хочу обременять своим присутствием. Ведь на это недели могут уйти – ответила Анна.
Мархамат принесла косушку горячего молока и поставила на хантахту, перед Анной. Саломат хола поломала лепёшки и протянула гостье.
– Ешьте дорогая. Всё будет хорошо. И живите у нас столько, сколько понадобится. Вас никто ведь не гонит – сказала женщина.
– Спасибо. Вы очень добры. Но и Вы меня поймите, сейчас времена тяжёлые, быть на иждивении не в моих правилах. И потом…мне кажется, что Дуся быстрее привыкнет ко мне там, дома, в Ленинграде. Нам с ней уехать надо и как можно скорее – ответила Анна.
Саломат хола немного подумав, посмотрела в сторону дочери Мехринисо, которая возилась в хлеву, убирая навоз.
– Что ж, может быть Вы и правы. Только Дуся носит фамилию Махмудова и отчество Кодиржановна. Надо будет в отделение ЗАГСа пойти и новую метрику взять – сказала женщина.
– Не надо. У меня есть метрика дочери на имя Барышева Евдокия Семёновна. Поймите меня Саломат опа… Мне и так тяжело, я долгих четыре года искала Дусю. И вот теперь, когда наконец нашла её, я даже обнять не могу и прижать к измученному сердцу свою родную дочь. Вас много слава Богу, а я совсем одна. И Дуся единственный родной мой человек. Поговорите с Дусей, она Вас послушает. Скажите, что я её мать и очень люблю её. Скажите, что нам надо уехать и как можно скорее. Прошу Вас… – говоря это, Анна разрыдалась.
Саломат хола не стала её успокаивать, понимая, что так будет ещё хуже.
– Поплачь дочка. Выплачь из сердца всю горечь. А я сегодня же поговорю с Дусей. Вот придёт она со школы, я и поговорю. И Мехринисо скажу, чтобы и она тоже поговорила. Дуся любит её очень и Мехринисо она быстрее послушает – сказала Саломат хола.
– Спасибо Вам за понимание – ответила Анна заставляя себя выпить молоко и съесть ломоть лепёшки.
Ближе к обеду, со школы пришла Дуся и бросив плоский портфель на тапчан, пошла мыть руки, так её приучили, чтобы приходя с улицы, мыть руки. Анна с надеждой смотрела на дочь, думая, что та и к ней подойдёт, ну хотя бы поздороваться. Но Дуся прямиком подбежала к Мехринисо и со словами.
– Опажон! Я пришла! – обняла ту и поцеловала в щёчку.
Мехринисо бросила виноватый взгляд на Анну и тут же отвела глаза, под пристальным взглядом той. Потом нагнувшись к Дусе, Мехринисо сказала.
– Невежливо не здороваться с взрослыми Дусенька. Подойди к матери и поздоровайся с ней тоже.