Рыжая. Сюрреалистическая новелла
Сестры
Глава о сестрах, которые связаны кровными и тонкими душевными узами
Задумчивость, ее подруга
От самых колыбельных дней,
Теченье сельского досуга
Мечтами украшала ей.
А. С. Пушкин. Евгений ОнегинНа плите закипал чайник. Окно открыто. Майский воздух наполнил свежестью маленькую кухню. Запахло молодой листвой, сиренью, и одуванчиками, и мусором из переполненных баков. Весна пришла как-то незаметно в этом году, можно сказать, внезапно: зима, зима, и вдруг – раз! – и середина мая.
Была суббота. Родители уехали на дачу – каждый к своей матери, а дети… Да разве же они дети? Одной скоро будет тринадцать, другой уже шестнадцать – выпускной в следующем году. А дальше институт. Все как у всех.
Чайник на плите засвистел что есть мочи.
– Выключи чайник! – закричала старшая сестра. Она возилась в коридоре у холодильника, который никогда не помещался на кухне.
– Выключи чайник! Он кипит!
– Но младшая сестра, поглощенная глубокими философскими размышлениями, ничего не слышала: ни криков сестры, ни свиста чайника… Зато собственные мысли пульсировали в висках и были очень реальны!
– Ты можешь выключить чайник или нет? – старшая сестра влетела в кухню, вывалила на стол продукты: масло, колбасу, сыр, огурец, – выключила чайник и повернулась к окну, у которого стояла в забытьи младшая.
– Рыжая, ты какая-то странная в последнее время, словно ничего не видишь и не слышишь?!
– А?! – очнулась та, она не слышала, о чем говорила сестра.
– Ты что, спишь, что ли? – старшая вопросительно посмотрела на нее и продолжила: – Ты очень странная в последнее время, словно ничего не видишь и не слышишь… Что с тобой? Заболела?
– А… – младшая медлила с ответом. – Да не знаю. А на что смотреть-то, что слушать?..
– Чайник свистит, я кричу… – старшая изучающе смотрела на свою младшую сестру и не узнавала ее. Все вроде то же: рыжие волосы отца, зеленые глаза матери, курносый детский нос… Все вроде то же, да что-то не то! Она отогнала спутавшиеся мысли и продолжила: – Предки вон опять с утра переругались… Третий раз на этой неделе…
– Угу… А я-то что могу сделать? – ответила младшая, приземляясь на стул и принимаясь за разбор продуктов.
– Ну… ничего! Но тебя это не волнует, что ли?
– Волнует… – без эмоций ответила младшая.
– А вдруг они разведутся?
– Разведутся?
– Ну да… Люди, если ты заметила, влюбляются, женятся, разводятся, – назидательно произнесла старшая сестра, заваривая чай.
– Влюбляются… – странным эхом отозвалась младшая, вновь погружаясь в собственные думы.
– Женятся, разводятся… – продолжила старшая. – Вот я и думаю, что все катится к тому. Любовь прошла, завяли помидоры… Они же терпеть друг друга не могут!
– Кто?!
– Ты что, отсутствуешь? Родители! Они терпеть друг друга не могут. Каждое утро и каждый ужин – как пытка каленым железом. «Доброе утро! Доброе… Как дела? Отлично…» – сестра передразнивала бессмысленные разговоры родителей. – Да, что жизнь делает с людьми?
– Что?
– Что-что?
– Ну что жизнь делает с людьми? – переспросила младшая, намазывая маслом кусок хлеба.
– Да не знаю… Они ведь по любви женились, так ведь? Сами об этом раньше рассказывали… А теперь сами же об этом и забыли… – сестра помолчала. – Теперь как кошка с собакой, просто на дух друг друга не переносят!
Старшая сестра отхлебнула горячего чая. Младшая насыпала сахара в чашку и усердно размешивала его. Ложка монотонно кружилась в чашке, как в колоколе, расплескивая чай по краям и создавая душераздирающее звуковое сопровождение.
– Перестань! – старшая нервно откусила кусок хлеба; но реакции не последовало, и звон продолжал действовать на нервы.
– Рыжая, перестань! – сестра почти крикнула.
– А!!!
– Перестань бренчать ложкой в чашке!
Стало тихо. За окном неожиданно, словно из ниоткуда, набежали тучки и пошел теплый весенний дождь. Капли застучали по подоконнику, листьям деревьев, зонтам прохожих, лужам, наполняя их водой все больше и больше, разливая маленькие лужицы в бурлящие реки, бегущие вдоль тротуаров. Капли булькали и пузырились на поверхности воды, отчего все казалось кипящим без огня. Такой дождь всегда наступает внезапно и так же внезапно прекращается. Тучки расступаются, и на небе появляется радуга.
– Почему люди любят друг друга?
– А?! – словно не расслышав, переспросила старшая сестра в удивлении.
– Почему люди любят друг друга? Женятся… И вообще, как это все происходит?
– Да ты не переживай, – вздохнула старшая. – Может быть, они еще помирятся и не разведутся, и все будет хорошо. Почти как в сказке, – с грустью добавила она.
– Кто – они? – непонимающе переспросила младшая.
– Родители! А ты о ком спрашивала?
– Да я не о родителях спрашивала. Ну их! Я вообще… Что это значит – влюбиться… или полюбить?.. Как это происходит? И как это… чувствуется?
– Э-э-э! – с удивлением протянула старшая. – Да ты часом не влюбилась?
– Я?! – младшая поняла, что непонятным образом ее сестра сформулировала все то, что происходило в ее сердце, и одновременно выдала себя, и на ее лице отразился испуг. – Нет, что ты! В кого? – она замолчала, отвела глаза и безнадежно залилась краской до самых ушей.
– У-у! – старшая кошкой растянулась на столе, упершись ладонью в щеку и поставив локоть на стол. – Вот что я тебе скажу, ты влюбилась, а уж в кого, это мне скажешь ты! Ну, начинай с самого начала…
Молчание. Одна ждала, другая не знала, что и сказать, потому что впервые происходящее с нею в последние несколько месяцев оформилось в слова. Слова, которых она не ожидала и которых испугалась, и теперь тщетно пыталась скрыть это от себя, от старшей сестры, от мира… Как будто тому было дело до того, что творится в человеческой душе…
Она испугалась того, во что словесно оформилось то чувство, которое поселилось в ее сердце. Испугалась самого понятия, мысли… Ей вдруг показалось, что все то, что происходило с ней в последнее время, постыдно, запретно, нечисто… Что она совершила нечто непристойное. Что все это – преступление против… Чего? Она не знала… Старшая сестра ждала, пронзая младшую испытывающим взглядом… А младшая не понимала, как облачить в слова все то, что происходит с ней, те чувства, которые, возникнув однажды, не желали покидать ее и теперь, потревоженные разговором, переполняли ее до края.
– Ну, – протянула старшая сестра, – говори, ты же знаешь, я никому не скажу.
– А?!
– Я никому не скажу, говори!
– Никому? – вопрос недоверия…
– Ну кому я стану рассказывать о твоей первой влюбленности? Кому? Да и кому это интересно? У каждого своя заморочка… – сестра поменяла позу: оторвалась от стола, откинулась на спинку стула и добавила с ехидной ухмылкой: – Разве что родителям!!!
– Нет! Только не им!!! – вспыхнула отчаянием младшая.
– Ага, попалась! Значит, влюбилась! Рассказывай… – торжествующе заявила старшая сестра. Ее глаза блестели от удовольствия: в поставленный капкан попался зверь… А младшая сестра, подобно тому зверю, что попался, съежилась, отвела глаза и не желала отвечать…
– Ну ладно, хватит играть в молчанку. Я уже все поняла, тебе теперь только осталось признаться, кто он, – старшая сменила охотничью ухмылку на всепонимающий взгляд. Но младшая не скоро решилась ответить, а когда ответила, то озадачила сестру очередным вопросом:
– Скажи мне, а какая разница между влюбленностью и любовью?
– О! Чистая философия, – старшая сестра задумалась, а потом призналась: – Не знаю… Да и как тут узнать, пока не испытаешь? Наверное, влюбленность – это то, что проходит, а любовь – это то, что навсегда… Или, может, влюбленность – это как болезнь, от которой можно излечиться, а любовь… А любовь… А! К черту! Откуда мне знать? Кажется, что любишь, а потом все куда-то уходит, как вода в песок, и никак не удержать. Даже если очень хочется и очень стараешься удержать. Разочаровываешься, что ли?..
– Значит, ты еще никогда не любила, а только влюблялась? – пара зеленых глаз немигающе уставилась на сестру в ожидании ответа. Глупый вопрос по сути, ведь если полюбить, то разлюбить невозможно. Это как часть тебя – невозможно отрезать руку.
– Слушай, – смутилась та, – мы вообще-то не обо мне говорили, а о тебе! Так что не переводи стрелки… И в конце концов, это совсем не важно. Ты сама еще сто раз успеешь влюбиться и разочароваться: сегодня одноклассник, завтра сосед, послезавтра еще бог знает кто. Так кто там у тебя сегодня?
– В смысле?
– Слушай, но ведь то, что с тобой происходит, случилось не на пустом месте, так ведь? Есть человек, у человека есть имя…
– Это не важно, – младшая сестра поспешно перебила старшую. Она совсем не хотела развивать эту тему, потому что он был ее сестры одноклассником, и ей было почему-то жутко стыдно признаться в этом. Почему? Бог его знает! Все сейчас казалось постыдным, нелепым, нереальным. И признаваясь в этом самой себе, она понимала, что у нее не хватит духу признаться в этом сестре. Во всяком случае, не сейчас… Может быть, когда-нибудь потом, когда она сама переварит все то, что было сказано сегодня, она расскажет сестре о том, кто поселился в ее сердце. Потом, не сейчас…
– Ладно, партизан, что же мне теперь, пытать тебя, что ли? – старшая сестра встала, обошла стол, прижала голову младшей сестры к свой груди и нежно потрепала рыжую копну волос. – Ладно, не буду пытать… Сама все расскажешь. И не убивайся ты так! Со всеми это случается, и у всех проходит. И у тебя пройдет! В конце концов, рыцари и принцы кончились, по талонам их не выдают, и вечной любви, как в сказке, не бывает. Во всяком случае, я ее еще не встречала… Хотя, конечно, все может быть… Главное, не изводи себя понапрасну, а то, я смотрю, ты сама не своя… Ладно?
– Ладно… – рассеянно произнесла младшая.
Она вздохнула и уткнулась старшей сестре в живот. Захотелось разрыдаться… И она разрыдалась. По-детски безудержно, беспомощно, безнадежно, обхватив обеими руками сестру, словно ища у нее защиты. Защиты от этого непонятного состояния, от этого непонятного чувства, что разрывало ее сердце на части. Ей очень хотелось сбросить эту непосильную ношу, освободиться от этого бремени, забыть… забыть последние месяцы мучений, сомнений, бессонниц.
– Ну ладно, хватит… хватит, – бессмысленно утешала ее старшая сестра. – Все пройдет… наверное! – она поняла, что не знает, как помочь своей сестренке, да и кто тут мог бы помочь?
– Угу, – проскулила младшая.
– Я не знаю, что с тобой, но ты выживешь, ты же сильная! И не надо плакать, тебя заплаканную никто не полюбит, – она оторвалась от рыжей головы и принялась за посуду. Надо что-то делать, когда не знаешь, что делать. А она не знала и поэтому в смятении принялась за то, что под руку попалось: привычная рутинная работа.
Младшая сестра больше не плакала. Рыдания стихли, и теперь она сидела, закрыв лицо руками и опершись локтями в стол, как в забытьи. Обе молчали.
В окно ударился камешек. Старшая сестра высунулась в окно:
– Привет!
– Выходи, пошли на реку! – звал кто-то с улицы.
– Да что там делать?
– На лодках кататься, – все тот же голос… А на заднем плане слышалось приподнятое настроение зовущих:
– Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал. Там сегодня открытие сезона!
Младшая сестра тоже подошла к окну. На тротуаре и на газоне стояли парни и девчонки из класса сестры, почти весь класс, и среди них – он! Он не звал, не кричал, не пел, он стоял в стороне и о чем-то ненавязчиво, как бы между прочим, беседовал с приятелем, словно и не замечая происходящего, словно он был не с ними. Сердце вздрогнуло и понеслось. Голова закружилась, и она прислонилась к стене. Холодная волна окатила с головы до пят и запульсировала в висках. Что это? Влюбленность? Любовь?
Не надо думать… Надо отойти от окна. Но сил не было оторваться от стены и сделать пару шагов, чтобы отойти. И она так и осталась стоять, рассеянно созерцая происходящее и несвязно отвечая на вопросы сестры.
– Ничего, если я пойду на реку?
– А?! Да, иди…
– Слышь, я ненадолго… Или как получится, – старшая сестра усмехнулась, – ты сама тут справишься?
– Да… Я что, маленькая?
– Ты не маленькая… Ты не в себе…
– Иди уже…
– Ладно. Пока. Не вешай нос. Я скоро буду…
– Пока.
Она видела, как сестра выскочила из подъезда, смешалась с толпой, которая тут же подхватила ее и понесла по тротуару. Вместе с толпой исчез и он…
Понятно, лучше идти на реку, кататься на лодках, смеяться над глупыми шутками, болтать ни о чем и ни о чем не думать, чем остаться здесь… Остаться и беспомощно смотреть в зеленые глаза сестры, понимая собственную нелепость, и ломать голову над вечным философским вопросом: «Что есть любовь?»
Часть вторая
Задумавшись однажды о том, что такое этот огромный мир и что есть я в нем, мир никогда больше не будет прежним просто потому, что появится множество неудобных вопросов. Эти вопросы поставят под сомнение все то, что является незыблемой конструкцией и аксиомой жизни. И конструкция неспешно, но абсолютно закономерно покачнется и, возможно, посыплется как карточный домик, выстроенный в человеческом воображении.
Способность задавать подобные вопросы дана не каждому. Но те, кому она дана, спрашивают без конца. Получают ли ответ? Это другой вопрос, и вполне возможно, что да, конечно, получают ответ. Только этот ответ, скорее всего, неожиданный, абстрактный и очень трудный для понимания.
Ночная бабочкаНочная бабочка порхала у огня —Уж сколько сказано об этой теме вечной.Но эта бабочка похожа на меня,Когда-то я была такою же беспечной…И так же, как она, летела я на свет,И для меня огонь был самый милый.А результат все тот же, и ответ —Я крылышки о пламя опалила…И сколько бабочек еще во тьме таких,Летящих на огонь. Они стремятсяТепло и свет почувствовать на миг,А после с жизнью с легкостью расстаться.А может быть, на то и жизнь дана,Чтоб ей рискнуть, не слушая совета;И вспыхнуть так же в пламени огня,Как бабочка, – душа тепла и света.9.12.1997
Подруга
Глава о том, что мы ищем в жизни, и о том, что жизнь надо жить, а не проскакивать мимо
Ах, няня, няня, я тоскую,
Мне тошно, милая моя:
Я плакать, я рыдать готова!
А. С. Пушкин. Евгений Онегин– Ну что! Ты все страдаешь? – дверь общежитской комнаты отворилась, тусклый мигающий свет из коридора и запахи с кухни наполнили пространство, и она услышала быстрые шаги по скрипучему полу.
Зажегся свет, захлопали дверцы шкафов, и хаотично двигались стулья. Что-то падало на пол, рассыпалось, раскатывалось по поверхности, шуршало бумагой…
– Сколько можно лежать вот так и ничего не делать? Скоро сессия, надо, в конце концов, ее сдать и уехать домой на каникулы… Да, а перед тем как уехать, надо обязательно отпраздновать успешную сдачу сессии всем курсом, то есть: парти, парти, парти… И, между прочим, к нам на курс перевели какого-то нового студента из другого института, и он очень даже ничего себе! А еще… Девчонки из группы А идут сегодня в «Метро» и нас звали с собой, потому как чем больше, тем лучше – никогда не знаешь, где и чем закончатся такие похождения! И вообще, это нехорошо отбиваться от коллектива и лежать и страдать тут в одиночестве!
Подруга – лучшая и единственная – задавила своей болтовней. Еще бы: каникулы, вечеринки, парни. Все в приподнятом настроении – Новый год на носу! А сессия? А что сессия, все сдадут, как обычно. Только рыжей все это неинтересно. Ее словно гробовой доской придавила тоска: все не так, все не то! И что с этим делать!
«И вообще, что я здесь делаю? Кто я? Как я здесь оказалась?» – эти вопросы, бесконечно мучившие ее вопросы, на которые не было ответа, роились в ее голове. И их – вопросов – становится только больше. И так который год.
«Все! Больше так невозможно! Сначала я ждала, что все во мне изменится, когда мне стукнет четырнадцать, потом пятнадцать, потом шестнадцать… Думала, что стану старше, и все пройдет. Ну, перерасту, что ли. Но нет, не прошло.
Потом я думала, что все изменится в выпускном классе или после выпускного. Я думала, что все изменится, если я заведу себе парня, буду ходить в кино и на дискотеки ходить как все. Если я буду везде и буду со всеми, то я забуду, потому что не будет времени помнить. Но я ничего не забыла. Ничего не прошло! И только каждой ночью накатывало все с новой силой.
Я металась, искала избавления и думала, что все изменится, если я поступлю в институт и загружу себя учебой, наукой, искусством или чем там еще, лишь бы не думать, не помнить, не видеть во сне. И тут – какой институт? Какая зарница? Надо лишь попытаться быть как все, жить как все, существовать как все, потому что жить как я – я больше не могла.
И вот я здесь, в этом институте, в который хотела поступить моя подруга. А я? Я поступала вместе с ней за компанию. Я поступала в качестве морально-психологической нагрузки и поддержки. И что? Можно подумать, что что-то поменялось? Можно подумать, что все прошло? Что я забыла?
Ничего я не забыла! Ничего не прошло. Все только хуже. Чем больше я пытаюсь все это отодвинуть от себя, тем с большей силой оно на меня потом наваливается. Словно отмщение какое-то за мою неверность моему состоянию, за мою попытку изменить себя, мою жизнь, мой внутренний мир. Это состояние накатывается как волна и просто поглощает меня в пучине ночных кошмаров, бессонниц и даже видений. То слышу я не то, что слышат все. То вижу я не то, что есть на самом деле. А как оно на самом деле?
Вот и сейчас. Как же мне плохо! Мне даже уже не жалко себя. Чего тут жалеть? Выпутаться бы. Но с каждой новой моей попыткой выпутаться меня засасывает все глубже и глубже. Я уже и не пойму: то ли я действительно должна победить этот недуг и выпутаться, то ли меня это должно поглотить, и я должна смириться с этим и принять все как есть, научиться с этим жить, если с этим можно жить?»
Так что… Что там? Сессия. Все равно. Потому что сил нет.
– Слышь, рыжая! – подруга подошла, села рядом на кровать, стянула с головы подушку. – Ну нельзя же так! Ты уже неделю лежишь как убитая… Я все понимаю, но сессию надо сдать, просто потому что так надо! Сама знаешь, если не сдашь, поедешь к маме… Но уже не на каникулы, а насовсем…
– Мне все равно, – пробурчала она.
– Ну да, конечно, сейчас тебе все равно, потому что у тебя в голове пусто, как в консервной банке, а потом, когда поезд даст прощальный гудок и ты не успеешь вскочить в последний вагон уходящего поезда, ты будешь очень глубоко жалеть…
– Мне все равно…
– Ну что, что тебе стоит подняться и пойти на лекцию, посидеть хотя бы для галочки… Тебе даже не надо притворяться больной, потому что ты и так выглядишь ужасно! Кстати, я всем сказала, что у тебя тяжелая форма гриппа. Но даже грипп не может продолжаться бесконечно… Вставай! Или ты что, действительно собралась умереть? – она многозначительно помолчала, встала, прошлась по комнате в поисках чего-то. – Так этого никто не оценит, это никому не нужно, а самое главное, что этого никто не заметит… Ну, разве что я!
– Мне все равно…
– Эх… рыжая! Рыжая! Ну что с тобой такое происходит? Ну чего ты себя так изматываешь? И ради чего?..
– Да отстань ты… – рявкнула рыжая раздраженно. – Оставь меня в покое. Ты же все знаешь… Чего спрашиваешь?
– Знаю… И что!
– Ничего.
– Что тебе теперь надо уйти в монастырь? – она хихикнула. – Мужской желательно…
Рыжая не ответила. Невозможно поддерживать глупые бесполезные разговоры. Тем более сейчас, когда ночная бессонница продолжилась утренним кошмаром. Она снова видела его и так реально, до самой последней мелочи, до запахов и прикосновений, что, проснувшись, долго не могла понять, где она. А когда поняла, слезы просто задушили. Теперь все раздражает, и даже лучшая подруга кажется злейшим врагом.
Она стиснула зубы и опять зарылась головой в подушку.
«Уйдите все… Никого не хочу слышать, никого не хочу видеть, мне все всё равно. Хочу просто умереть, потому что жить так невыносимо, невозможно, потому что я уже не понимаю, где я живу по-настоящему. Я путаю одну реальность с другой. Это не жизнь, а каторга какая-то, сплошное непонятное страдание. И за что мне только такое наказание!»
Слезы, удушливой волной в который раз подступили к горлу, и она разрыдалась в подушку.
– Ну ладно, что ты! – подруга опять села рядом на кровать. – Я не хотела тебя обидеть, ты же знаешь. Просто у меня уже нет сил смотреть, как ты себя изводишь. Это безумие какое-то. Если это – все то, что с тобой происходит, – и есть настоящая любовь, то я боюсь, я не хочу любить… Во всяком случае, так! Меня на такое не хватит.
– А на что тебя хватит?
– На что? Не знаю… Я никогда об этом не думала. Не то чтобы я ждала прЫнца на белом коне… – она задумалась. – Да и вообще, может, у тебя кризис… одиночества.
– Угу… Кризис… – пробурчал голос из подушки.
– Пойдем в «Метро», развеемся… ну правда, что он, этот твой, один на белом свете? Ну, может, ты встретишь кого-нибудь и забудешь свою детскую любовь…
Рыжая села на кровати:
– Ты меня убиваешь, честное слово! Я уже пыталась его забыть, я уже пыталась его сменить, я уже пыталась жить как все… Иначе какого черта я тут делаю?
– Не знаю…
– Вот и я не знаю!!! Не могу я так больше, не могу… Хоть руки на себя накладывай!
– Э! Ты это брось! Еще не родилось то двуногое-безрогое, из-за которого стоило бы наложить на себя руки.
– Все бы тебе шутить только.
– Да уж какие тут шутки! – она вскочила и опять нервно зашагала по комнате. – Лучшая подруга на грани нервного срыва, а я шутить бы стала. Плохо ты обо мне думаешь! Мне не смешно, глядя на тебя, мне больно. И еще больнее от мысли, что ничем в сущности я тебе помочь не могу. И что бы я ни делала, как бы ни пыталась, результат все тот же…
– А что тут сделаешь? Вот скажи мне, что?
– О чем ты?
– Ну вот ты, когда знакомишься, общаешься, ссоришься с парнем, всегда можешь, во всяком случае теоретически, его найти и высказать ему все, что ты думаешь. Так ведь?
– Ну, теоретически при желании да!
– Ну вот… Я бы очень хотела высказать ему свою точку зрения, а именно – как он мне надоел!.. Из-за него вся моя жизнь похожа на кошмарный сон!!!
– В чем проблема?
– Проблема? Проблема в том, что я не знаю, где он. Если бы знала, давно нашла бы и высказала ему большое «Фе»! – почти что прокричала она, а потом, как-то стихнув от нелепости своих слов, добавила: – Или мне надо было раньше об этом думать…
– Ага! Ну вот нашла ты его, а он ни сном ни духом… Он ничего не знает ни о тебе, ни о твоих чувствах! И сам он ничего к тебе не испытывает… А ты ему раз – мешок на голову и по почкам, по почкам…
– Фу-у-у… – выдохнула я.
– То есть надо его найти и набить морду, а за что, это мы будем разбираться после драки!
– Да нет, я бы его спросила… – Рыжая запнулась. – Вот оно, в том-то вся и загвоздка! Что бы я ему сказала, если бы я его встретила? Мой поезд ушел, надо было спрашивать тогда, когда это было возможно, а не ждать, когда все уйдет и я останусь одна, один на один со своими чувствами.
– Ну да, представляю, – продолжила за меня подруга, – здравствуй, мой сердечный, любишь ли меня?
– Зачем ты так! Я ведь правда не знаю, что с этим делать и как с этим дальше жить!
– Чего ты не знаешь? Как жить?
– Угу…
– Вставай, одевайся, пошли в «Метро»! Будем жизнь искать! И хватит, хватит страдать! Своими страданиями ты ничего не исправишь, ничему не поможешь…
– Знаешь, не могу… Словно на груди камень…
– Снимем!
– И на плечах груз какой-то…
– Сбросим!
– И голова как чугун тяжелая…
– Отрубим! Рыжая, ты вставай, давай! Хватит валяться и жалеть саму себя, жалостью к себе ты только делаешь самой себе хуже!
– Не могу! – отчаянно всхлипнула я.
– Можешь!
– Если бы ты только знала, только представляла, как я устала от всего этого! От него, от этих снов, от этого состояния. Как бы я хотела жить как все: общаться с сокурсниками, смеяться над глупыми шутками, с радостью идти в клуб в надежде на «неожиданную» встречу с единственным и не думать… не думать ни о чем… – я с трудом представляла себе жизнь без него, но мне хотелось верить, что без него мне было бы легче.
Воцарилось молчание. Рыжая размышляла на тему: а было бы ей легче жить без него, и если она все-таки должна жить, то как? Ей было это не понятно. Как можно с этим жить, когда так хочется умереть? Так хочется выть, рыдать, кричать от какой-то совершенно необъяснимой внутренней боли… Как с этим жить? Мысли разбегались и не клеились…