Ты мне не брат

Глава 1. День рождения

«Мы в ответе за тех, кого напоили», – тоскливо думаю я, оглядывая вечеринку в честь своего совершеннолетия.

Строго говоря, восемнадцать исполняется мне только завтра, но какой дурак будет устраивать праздник в понедельник? А если дотянуть до следующих выходных, то все уже и забудут про мой день рождения, тем более, что учебный год у всех начнется. Так что было решено позвать гостей сегодня.

Жаль только, что пришло раза в два больше людей, чем я звала: не только ребята со двора, но и почти весь мой бывший класс, хотя я была уверена, что после выпускного мы уже не будем общаться. Но кажется, все решили, что вечеринка в конце лета – это круто, даже если тебя на нее не звали, поэтому теперь у меня полная квартира гостей, бутылки на каждой свободной поверхности, пьяные крики и настроение ниже нуля.

– Ленка, с днюхой! – сзади меня крепко обхватывают чьи-то руки, и я уже напрягаюсь, готовясь врезать локтем, но потом по голосу понимаю, что это Кастет, и выдыхаю.

– Ты это в десятый раз за сегодня говоришь. И вообще, грабли убери, – ворчу я, и он тут же слушается.

Хоть Кастет и выглядит как гроза района, но со мной он ведет себя тише воды ниже травы. Наше знакомство, правда, нельзя было назвать приятным: классе в седьмом Кастет вместе со своими приятелями отжал у меня карманные деньги и сказал никому не говорить, а то будет плохо. Но я, конечно же, рассказала Диме (я раньше ему всегда все рассказывала!), он вправил Кастету и его друзьям мозги, тот походил неделю разукрашенный и с опухшим носом, а потом извинился, и как-то так вышло, что мы сдружились. Остальные парни со двора, с которыми я общаюсь, тоже неплохие: и Вит, и Леший, но Кастет из них самый добрый, хотя выглядит очень сурово со своим бритым черепом, переломанным носом и татуировками на пальцах.

– Слышь, Лен, а я вот че подумал. А брат твой не припрется и не попортит нам малину? – глубокомысленно интересуется Кастет.

Я раньше пыталась объяснить окружающим, что Дима мне не брат, но тогда у них возникал закономерный вопрос «А кто?». И вот на него я ответить не могла, поэтому проще было называть его братом. Хотя он им не был.

Брат у меня был один, Олег, и он погиб, когда мне было восемь. А Дима, его друг, почему-то решил, что обязан его заменить. Решил, что должен позаботиться обо мне и бабушке. Да, мы бы без него не справились, и я ему безумно благодарна, но последние годы Димина забота больше похожа на контроль, и это бесит. Я ведь уже не ребенок! За мной не надо так следить!

Хорошо, что на расстоянии это делать сложнее, а открытие нового автосалона, который был бы официальным дилером KIA, связано для Димы с большим количеством разъездов. Его последняя стажировка-командировка длится уже полгода, и я за это время хоть немного себя свободнее почувствовала.

– Нет, Дима не в городе, – отвечаю я Кастету. – Он только на следующей неделе вернется.

Мои слова почему-то звучат так, будто я немного обижена на то, что он не приехал к моему дню рождения, но это неправда! С чего бы мне обижаться? Да, раньше Дима не пропускал ни одного моего дня рождения, дарил мне всегда что-нибудь такое, что я давно хотела: огромные наборы Лего, дорогих кукол, приставку, крутые ролики… Но это было раньше. Сейчас у нас совсем не такие отношения.

– А где он?

– В Южной Корее.

– Уф, реально далеко, – выдыхает Кастет с облегчением. – Я и думаю, что давно его как-то не видел. Ну это заебись. Значит, гуляем спокойно.

– Эй, а хули дверь не открывается? – вдруг раздается чей-то пьяный голос из коридора. – Я дергаю, дергаю…

– А ты с ноги, – советует ему кто-то.

– Эй, придурки! – кричу я. – Дверь в спальню закрыта! Туда нельзя! Я же сказала сто раз!

Но тут раздается оглушительный треск, я выскакиваю в коридор и вижу, как два моих быдловатых одноклассника неловко топчутся около бабушкиной комнаты. Ручка вырвана с мясом, просто выломана, и у меня на глазах моментально вскипают злые слезы.

– Уроды! Сказала же!

– Лен, да мы починим, – еле ворочает языком один из них. – Сейчас за инструментами домой метнемся и починим. Ну че ты.

– Пошли вон, – я со всей силы толкаю сначала одного, потом второго. – Вон отсюда!

Сдерживать слезы ужасно трудно. Бабушкина комната – это святое! Я там после ее смерти даже не трогала ничего, только пыль вытирала, а эти…

Отличный получился праздник, просто прекрасный! И зачем я поддалась на уговоры Кастета, который говорил, что восемнадцать лет бывает только раз в жизни и надо обязательно отметить?

Но едва я подталкиваю этих пьяных дебилов к входной двери, как за ней вдруг раздается шум, и в скважине начинает поворачиваться ключ. У меня замирает сердце.

Хоть бы это была Мария, у нее ведь тоже есть ключи! Правда, она без предупреждения не приходит, а про сегодняшнюю вечеринку я ей говорила. Но, пожалуйста, пусть это будет она! Только не…

Дверь распахивается. На пороге стоит Дима. Его черные волосы еще сильнее отросли и падают ему на лоб, футболка плотно обтягивает широкую грудь и рельефные руки, а жесткие губы недовольно поджаты. Красивый. Как всегда такой ослепительно красивый, что рядом с ним все кажутся бледными копиями.

Его темно-серые глаза медленно оглядывают коридор, и я с ужасом понимаю, что он замечает все: и кучу обуви у входа, и пьяную толпу, и оторванную ручку от двери бабушкиной спальни. Мне хочется съежиться и превратиться в очень-очень маленькую Лену, которая может спрятаться под тумбочкой и ее никто не заметит, но я стискиваю зубы и наоборот расправляю плечи.

Я совершеннолетняя. У меня день рождения. Я имею право его отметить, что бы об этом ни думал Дмитрий Гринев, вообразивший себя царем и богом.

– Привет, – с вызовом говорю я. – Ты вроде как на следующей неделе должен был прилететь.

– А прилетел сегодня, – цедит он. – Походу, вовремя. Что это, блядь, такое, Лен?

– У нее день рождения, – громко провозглашает кто-то, слишком пьяный для того, чтобы прислушаться к инстинкту самосохранения. – Мы… ик… отмечаем! А ты бы, дядя, шел отсюда и не мешал нам весели…

Дима переводит на него тяжелый взгляд, и тот мгновенно затыкается и даже как будто трезвеет.

– День рождения у этой девушки завтра, – медленно говорит Дима, оглядывая всех, чтобы проконтролировать, что его слова дошли до каждого. – А пока она несовершеннолетняя. А я владелец этой квартиры. И я сейчас в очень плохом настроении. Поэтому свалили все отсюда нахер. Считаю до десяти.

– Дима! – вскрикиваю я.

– Раз…

За десять счетов все, конечно, не успевают, но через минуту квартира пустеет. В ней остаюсь только я и Дима.

Меня трясет от злости, обиды и унижения. Как он мог так сделать? Да, может, это был не лучший на свете праздник, но это был мой праздник! Да, на этой вечеринке было много тех, кого я не собиралась звать, но там были и мои друзья!

– Знаешь что… – дрожащим от ненависти голосом говорю я.

– Розовые волосы? – перебивает меня Дима. – Что за детский сад?

Черт, точно, он же не видел. Я покрасилась почти сразу после его отъезда. Мария не раз говорила, что со светлыми волосами и светлой кожей я выгляжу слишком бледно, вот я и решила вопрос кардинально.

– Тебе не нравится? – я машинально приглаживаю растрепанные волосы.

– Нет, – отрезает он. – Но похер. Есть вопросы важнее. Почему ты не сказала, что никуда не поступила?

– Я поступила, – возражаю я.

– Куда?

– Все профессии хороши. А высшее образование вообще переоценивают, – бормочу я, отступая назад.

– Лена! Куда ты, блядь, поступила?!

– В училище, – тихо признаюсь я, глядя себе под ноги. – На швею.

В лицо Диме мне страшно смотреть.

Я знаю, что он зачем-то вбил себе в голову, что должен обеспечить мне высшее образование, но что делать, если я для этого слишком глупая? Даже репетиторы, которых нашла мне Мария, не спасли ситуацию. И я решила, что лучше уж буду шить, это у меня всегда неплохо получалось.

– Какого хрена я узнаю об этом только сейчас?! – он наступает на меня, в темно-серых глазах горит самая настоящая ярость, и на мгновение мне становится страшно, но только на мгновение.

– Потому что это не твое дело! – с вызовом говорю я.

– Я за тебя отвечаю, – рявкает Дима. – Конечно, это мое дело!

– Я уже не ребенок, и сама разберусь!

– С чем? С тем, чтобы бухать и водить мужиков в свободную хату? – зло спрашивает он. – Я вижу, блядь, что в этом ты охеренно разобралась.

Эти слова хлещут по лицу, как пощечина, и я застываю, глядя на него. Он сейчас серьезно? Дима вот так обо мне думает?! Что я тут…

Это больно. Так больно, что хочется свернуться в клубочек и заплакать, как маленькой. Но я не маленькая.

– Да пошел ты! – выкрикиваю я, сжимая в кармане ключи, и выбегаю из квартиры прямо так – в носках, без обуви. Хлопаю дверью и успеваю вставить в замочную скважину ключ с внешней стороны. Теперь ее так просто не откроешь.

– Лена! – даже через дверь я слышу Димин грозный рык. Слышу, как он молотит кулаком и дергает ручку. – Пожалеешь!

Может, и пожалею.

Но не сегодня!

Бегу по лестнице. В тонких носках кажется, что ступеньки очень холодные и твердые. Кастет мне шепнул, когда сваливал с вечеринки, что они будут меня ждать. Надеюсь, что так и есть! Вылетаю из подъезда и вижу то, на что даже не смела рассчитывать: парни на машине! Кастет сидит за рулем старой «девятки», которую ему подогнал отец, Леший рядом с ним на переднем сиденье, а Вит, увидев меня, уже распахивает дверцу тачки.

Я заскакиваю в машину и выдыхаю. Сердце колотится как бешеное.

– Погнали, ребят. Пожалуйста! Пока он не вышел.

– Твой брат нас убьет, – со вздохом сообщает мне Кастет, но послушно заводит машину.

И только когда мы выезжаем из двора, проносимся по району и выруливаем на почти пустую объездную дорогу, до меня вдруг доходит.

– Кастет!

– Че?

– Ты же бухал. И сел за руль!

– Да что я там бухал? Одно пиво, Лен.

– Останавливайся! Быстро! Нельзя садиться пьяным за руль!

– С ума сошла? Где я тебе тут встану?

Отвлекающийся Кастет плохо держит руль, машина виляет, половиной корпуса выезжая на встречку, мы все дружно орем, и Кастет резко выворачивает руль. Нас выносит на обочину, а с нее вниз на какое-то поле. Машину встряхивает так, что удивительно, как это ржавое ведро не переворачивается.

На заднем сиденье у «девятки» нет ремней, поэтому меня нормально так припечатывает грудью к переднему сиденью, аж дыхание перехватывает от удара. Резкая такая боль.

– Бля, все живы?

– Да.

– Норм.

– Ну вроде. Лен, а ты как?

Я хочу сказать, что нормально, но почему-то продолжаю держаться руками за грудь. Дышать тяжело, с правой стороны болит невыносимо, воздуха как будто все меньше и меньше.

– Ленка!

– Кажется… – я говорю с трудом, а изо рта вырывается странный хрип. – Надо… в больницу.

– Блядь, я отсюда не выеду! Надо толкать!

– Давай твоему брательнику позвоним?

– Нет! Лучше скорую. Пожалуйста…

Больница здесь в нескольких километрах, так что машина приезжает за мной быстро. Я слышу от врачей какое-то незнакомое слово «пневмоторакс», меня укладывают на носилки, а я вяло думаю о том, что Димка меня точно убьет, когда узнает.

Глава 2. Больница

В палате интенсивной терапии очень скучно. Как минимум потому, что я тут лежу без телефона – мой мобильник так и остался в квартире, когда я оттуда сбегала. Оказывается, у меня лопнуло легкое, такое иногда бывает – резкий удар, плюс какие-то врожденные предрасположенности, и готово. Операцию делали под общим наркозом, я ее не помню, зато теперь можно более-менее нормально дышать, хоть и бесят очень все эти трубочки, подключенные ко мне.

Очень жду, когда всю эту ерунду уберут, а меня переведут в общую палату, потому что там хотя бы ребята смогут меня навестить. А то в реанимацию и вот сюда пускают только родственников, а родственников у меня нет. Родителей я не знаю и понятия не имею, где они: мама родила меня с братом с разницей в десять лет от каких-то неизвестных мужиков, но дети ей были ни к чему, так что она отдала и меня, и его своей маме. Баба Маша нас воспитывала, как могла, и она точно была самым близким мне человеком, но последние годы у нее было очень плохо со здоровьем. Она все время лежала, узнавала меня через раз… В общем, кажется, я ее потеряла еще до того, как она умерла.

Есть еще Дима, но… Дима мне по документам никто, его врачи сюда не пропустят. И, если честно, меня это даже радует. Не представляю, как он будет на меня орать, просто не представляю.

А, может, не будет? Я ведь все-таки после операции как никак. Могу еще специально тяжело вздыхать, как будто мне сильно-сильно больно, и смотреть на него грустными глазами. Интересно, сработает такое? В детстве срабатывало…

Дверь палаты приоткрывается, но вместо медсестры, которую я ожидаю увидеть, внезапно заходит Мария. В белом халате и с мягкой озабоченностью на красивом лице.

– Как ты, Леночка?

– Хорошо, – я пытаюсь сесть, но понимаю, что не получится, и поэтому остаюсь лежать. – А как тебя пропустили?

– Бумага об опекунстве помогла, – объясняет она. – Тебе, конечно, по факту уже восемнадцать, но врачей это убедило, что я тебе, как минимум, не чужой человек.

Киваю. Бабушка умерла в том году, когда мне было семнадцать, и у всяких социальных служб возникли ко мне вопросы. Чтобы меня не отправили в детский дом, нужен был любой формально назначенный опекун, который будет за мной приглядывать. Дима им быть не захотел, а вот Мария согласилась. За что я ей ужасно благодарна.

Она вообще очень хорошая. В отличие от Димы никогда не пытается мне указывать, как жить, но при этом у нее всегда можно спросить совета. Я бы хотела когда-нибудь стать такой как она: взрослой уверенной женщиной, хорошо зарабатывающей, умной, с шикарной фигурой…

– Тебя тут кормят хоть? Ты еще сильнее похудела, совсем кости торчат, – озабоченно говорит она, проходясь по мне пытливым взглядом. – И щеки ввалились. Я, кстати, тебе телефон принесла. Брат твой передал.

Несмотря на то, что Мария в курсе, что Дима мне не брат, она всегда называет его именно так. Говорит, что просто привыкла и что сама меня воспринимает как свою младшую сестру.

– Как… что он сказал, когда узнал? – виновато пряча глаза, спрашиваю я.

– Если опустить неприличные слова, то ничего, – усмехается она, поднимая руку и заправляя за ухо прядь идеально гладких темных волос. Мария всегда выглядит как с обложки, и не скажешь, что ей уже тридцать два. – Но настроение у него такое, что я предусмотрительно держусь подальше. Утром кофе ему предложила, так думала, он в меня чашкой кинет.

– Понимаю, – бормочу я.

Утром… Ага, значит, Дима снова у нее живет. Впрочем, а где ему еще жить? Он же практически все время в Москве теперь тусуется из-за работы, поэтому квартиру тоже там снимает, а когда сюда прилетает, всегда у Марии останавливается. Раньше я думала, что они поженятся: Дима ведь с ней даже на свадьбу к Лексу и Ясе пришел, но как-то никаких движений в эту сторону у них не происходит. Может, им так просто удобнее? Или, может, Марии не нравится, что Дима живет не тут, а в Москву переезжать она не хочет? Или у Димы в Москве есть кто-то еще?

Я бы не удивилась. У него всегда было много девушек. Некоторые из них даже пытались со мной подружиться, чтобы через меня подкатить к моему «брату». Вот эти меня особенно бесили! Я одной даже в сумочку череп голубя подкинула, который Кастет нашел у нас за домом. Вот она орала…

– А если без шуток, Леночка, – Мария смотрит на меня своими глубокими, невозможно красивыми зелеными глазами. – Тебе стоит серьезно подумать над тем, что делать дальше. Ты же знаешь, твой брат помешан на контроле, он не даст тебе нормально жить. Чего стоит только то, что он разогнал всех гостей на твоем дне рождении. С другой стороны, ты и сама могла догадаться, что звать всех подряд домой перед его приездом – не лучшая идея.

– Ты же сказала, что он в начале сентября вернется.

– Я? – ее идеальная бровь взмывает вверх. – Нет. Я такого не могла сказать.

– Тогда это я, наверное, опять что-то перепутала, – соглашаюсь я, пытаясь устроиться поудобнее, и морщусь, потому что грудь пронизывает тупой болью. – Да, с гостями это было ужасно, конечно. Ненавижу его за это!

– И это только начало, – вздыхает она. – Дальше будет еще хуже! Я бы на твоем месте, Леночка, попросила брата отправить тебя учиться за границу. И он будет считать тебя пристроенной, и ты не будешь постоянно чувствовать, что тебя контролируют. Помнишь, я тебе показывала французский колледж?

– Где я, а где французский язык, – машу я рукой. – Я его в жизни не выучу, у меня и английский-то в голове не задерживается. И к тому же это какой-то экономический колледж, а я бы лучше на что-то дизайнерское пошла.

– Для этого нужны способности, – мягко замечает Мария. – Мы же показывали твои рисунки специалисту, помнишь, что он сказал?

– Помню, – угрюмо отвечаю я. Настроение сразу портится.

Не то чтобы я считала себя гением, но мне всегда казалось, что я придумываю красивую одежду. Во всяком случае, моя Барби выглядела круче, чем на показе мод, и на школьный спектакль в девятом классе я сама все костюмы придумала и практически сшила. В общем, мне казалось, что это мое будущее. Но когда профессор с кафедры дизайна, которого Мария нашла по знакомству, посмотрел на мои эскизы и сказал, что все это полная ерунда, у меня как будто руки опустились.

Что ж, буду хотя бы швеей. Тоже не самая плохая в мире профессия.

– Я тебе принесла твое любимое птичье молоко, – Мария достает из сумки коробку. – А еще крем, пенку для умывания и тоник. У тебя проблемная кожа, надо за ней ухаживать даже если в больнице лежишь.

– У меня, походу, все проблемное, – бурчу я. – И кожа, и легкие, и мозги. Но спасибо. А Дима… ничего не передавал?

– Нет, – качает она головой.

– Ясно.

Мы еще какое-то время болтаем, потом заходит медсестра и напоминает, что долго в палате интенсивной терапии находиться нельзя, и Мария уходит, обещая еще завтра зайти. Я думаю о том, что она сказала. Ну про колледж, про то, что мне надо уехать. Конечно, никакая Франция мне, тупенькой, не светит, но, может быть, имеет смысл попросить общежитие в училище и жить там? Может, так Дима начнет считать меня самостоятельной и перестанет относиться ко мне, как к неразумному ребенку?

Я тяжело вздыхаю и закрываю глаза. На следующий день меня переводят в обычную палату, а еще через день меня навещает делегация в лице Кастета, Лешего и Вита. Лица у всех троих такие, будто они несколько раз упали. На чей-то кулак.

– Это Дима вас так? – ахаю я.

– Нее, что ты, – уверяют меня они. – Мы просто… ну…споткнулись!

– Придурок он все-таки, – мрачно говорю я. – Вы-то здесь при чем?

Парни синхронно пожимают плечами, а я очень жду появления Димы в палате, чтобы высказать ему все, что я о нем думаю. Но за всю ту неделю, что я тут лежу, он ко мне так и не приходит.

***

Выписать меня обещают в среду, то есть завтра. Это рабочий день, но я все же звоню Марии.

– Привет, ты сможешь меня забрать? – смущенно спрашиваю я.

Я ненавижу кого-то о чем-то просить, но врачи сказали мне поберечь себя, а поездка из больницы на трясущемся автобусе да еще со всеми вещами не очень укладывается в заботу о себе. Кастета просить неловко, он и так из-за меня огреб, а Дима… А Диме я звонить не хочу. Он ведь так и не появился в больнице ни разу со дня аварии. Может, решил поставить на мне крест и больше не общаться со мной?

Ничего. Переживу. Заберу все свои вещи из квартиры, которая по факту его, ведь это он ее нам купил с бабушкой, и попрошу общагу в училище. Или временно у Марии останусь. А нет, стоп, к Марии нельзя: у нее ведь уже Дима живет. Черт, какой-то замкнутый круг!

– Тебя выписывают? – озабоченно спрашивает она, и я слышу на фоне шум и громкие голоса. – Подожди, тут неудобно говорить, я сейчас в кабинет зайду.

Теперь мне вдвойне неловко, потому что я вдруг понимаю, что оторвала ее от работы. Мария – директор автосалона, который Дима открыл в нашем городе. Это по сути филиал, потому что основной салон у него в Москве, так же как и сеть автомастерских, но дела, кажется, здесь идут неплохо.

– Да, меня завтра выписывают, – бормочу я. – Я хотела попросить, чтобы ты меня забрала в одиннадцать. Но только если можешь! Если нет, я сама!

– У меня в это время встреча, – задумчиво тянет она. – Но я что-нибудь придумаю, Леночка. Не переживай: заберу тебя.

– Спасибо, – благодарно выдыхаю я. – Что бы я без тебя делала!

А ведь когда-то я терпеть ее не могла. Ну что с меня взять: я была глупым ребенком. К тому же, без памяти была влюблена в Диму. Понятно, что его девушка да еще и такая красивая, никаких хороших чувств у меня вызвать не могла. На свадьбе Лекса и Яси я даже специально ее вишневым соком облила. Сейчас стыдно об этом вспоминать, но тогда я чувствовала себя победительницей, хотя Мария даже в перепачканном платье все равно выглядела в сотни раз красивее, чем я.

Потом, когда Дима стал все больше времени проводить в Москве, мы постепенно подружились. Мария заходила к нам в гости и общалась с бабушкой, она нашла для нее сиделку, без которой я бы не справилась, она помогала мне с уроками, и именно она однажды мягко поговорила со мной, объяснив, что смешно такой юной девочке быть влюбленной во взрослого мужчину, который ей по сути заменил брата.

– Ему очень неловко из-за этого с тобой общаться, Леночка, – сказала тогда она. – И нам всем неловко, потому что мы это видим. Думаешь, почему Дима теперь так редко приезжает в город?

Я тогда думала, что умру от унижения. Мне-то казалось, у него в Москве важные дела, поэтому он там так много времени проводит, а он просто не хочет меня видеть, а еще мои тайные чувства, оказывается, всем заметны! Господи, я тогда готова была сквозь землю провалиться. Но Мария утешила меня, предложила обращать больше внимания на сверстников, и я, поплакав пару дней, согласилась пойти гулять с Максом из параллельного класса, который давно меня звал куда-нибудь. С ним я первый раз и поцеловалась, но потом об этом непонятным образом узнал вернувшийся из командировки Дима, наорал на меня, потом пошел разбираться с Максом, и это все было так ужасно, так мерзко…

Кажется, с тех пор мы и начали друг друга потихоньку ненавидеть. Уверена, если бы Дима не чувствовал себя обязанным помогать мне и бабушке, он бы вообще больше у нас не появлялся. Но он слишком ответственный, чтобы так сделать.

В среду я стою с вещами в приемном покое и выглядываю через стеклянные двери Марию. Уже двадцать минут двенадцатого, а ее все нет. Уже думаю позвонить ей, чтобы узнать, приедет ли она вообще, как вдруг дверь резко распахивается и в больницу, широко шагая, заходит Дима.

Дима!

Сердце пускается вскачь и дышать становится так трудно, как будто у меня все еще работает только одно легкое вместо двух. Я с силой сжимаю ручку пакета с вещами, чувствуя, как ладонь от волнения становится мокрой.

– Привет, – он хмурится, оглядывая меня так, будто выискивает на мне какие-то повреждения. – Что сказали врачи?

– Что я буду жить, – угрюмо говорю я. – Иначе бы меня, наверное, не выписали, правда? Где Мария? Она обещала меня забрать?

– Мара работает, – отрезает Дима и забирает у меня пакет с вещами. – И хватит уже ее постоянно дергать, она вообще-то не обязана к тебе бегать по каждому чиху. Почему ты мне не позвонила?

Я закусываю губу, стараясь не заплакать. Не хочу выглядеть еще более жалкой.

– А почему я должна была тебе звонить? – резко отвечаю я, маскируя за грубостью свою растерянность. – Ты даже ни разу не пришел меня навестить, ясно, что тебе на меня пофиг.

– Пофиг?! – у Димы зло вспыхивают глаза, и его красивое лицо внезапно становится жестким и опасным. – Пофиг, блядь? Я, сука, ночевал вот на этих креслах, потому что меня не пускали к тебе в реанимацию. И в пит палату тоже не пускали. Я, блядь, чуть не поседел. У меня твой брат умер на руках, и я хрен знал, что с тобой, вдруг ты тоже…

– Молодой человек, – опасливо окликает его медсестра. – Тут вообще-то больница, не могли бы вы…

Дима бросает на нее разъяренный взгляд, но быстро берет себя в руки и кивает.

– На выход, – бросает он мне таким повелительным тоном, что я сразу же послушно выметаюсь на улицу.

Надо же, я даже не думала, что он так сильно будет переживать. Угрозы жизни ведь фактически не было, скорая успела вовремя. Но, может, ему об этом не сказали?

Так, стоп, что-то не сходится. Если он так волновался, почему не пришел потом? Почему даже не позвонил и не написал?