Ты мне не брат

Глава 5. Первый день

– Не знаешь, где спать, переночуй у Марии, – предлагаю я и почему-то снова раздражаюсь от того, что вспоминаю про нее. – Ты же всегда у нее спишь.

– Хорошая попытка, Лен, – хмыкает Дима. – Но нет, одна ты здесь ночевать не будешь. Откуда я, блядь, знаю: вдруг ты решишь сбежать или к тебе кто-нибудь припрется. Так что нравится тебе это или нет, но спать я буду здесь. И сегодня, и ближайшие несколько месяцев как минимум.

– Да пожалуйста, – фыркаю я. – Коврик у двери в твоем распоряжении! Нравится тебе это или нет, но другого места для сна здесь не имеется. Ну или в комнате бабушки можешь лечь. Постелешь там себе какой-нибудь плед.

– Не, – морщится он. – Там пиздец как пыльно.

– Ну так убери, – нагло предлагаю я.

А что? Не мне же там с тряпкой ползать, я вообще-то только из больницы сегодня выписалась.

– А смысл, блядь? – Дима рассеянно взъерошивает темные волосы, а я внезапно залипаю на то, как напрягаются мышцы на его руке. И почему он вечно ходит в футболках с коротким рукавом, а не во всяких там костюмах? Он же начальник вообще-то!

– Смысл в том, чтобы было чисто, – я усилием воли отвожу от него взгляд, искренне надеясь, что Дима не заметил, как я на него пялилась.

– Так это будет тупо трата времени. Завтра же придут рабочие и снова там все засрут. Ладно, на полу лягу.

– В коридоре?

– В зале.

– Эй, вообще-то в зале сплю я! – протестую я.

– Ну и спи, – Дима пожимает плечами. – Я на твой диван не претендую. Просто лягу на полу и все.

Я открываю рот, чтобы возмутиться, но тут же закрываю его, потому что не могу найти аргументы против. Ну что такого страшного в том, чтобы спать в одной комнате? Когда мы праздновали день рождения Кастета у него дома (его родители уехали на дачу), я вообще спала между Лешим и Витом, укрываясь своей же курткой. И ничего, нормально было, никто никого не стеснялся. А сейчас мне почему-то до жути неловко при мысли о том, что Дима будет спать в нескольких метрах от меня.

«Это же Дима, – мысленно убеждаю я себя. – Да, он сейчас немножко самоуверенный говнюк, да, он творит какую-то фигню, но по большому счету это все тот же Дима, который делал со мной уроки, учил меня свистеть и называл хвостиком, потому что я все время за ним таскалась. Тогда же я его не стеснялась? Ну вот, значит и сейчас в этом нет смысла».

– Так ладно, – Дима бросает взгляд на часы. – Мне надо по работе кое с кем созвониться. Пойду на кухню. Я с видео буду разговаривать, так что не шляйся туда пока, окей? Если что-то надо с кухни, бери сразу.

– Ничего не надо, – буркаю я, а мысленно добавляю: «ни с кухни ничего не надо, ни от тебя».

Ну правда, вот делать мне больше нечего, как болтаться возле Димы, пока он работает. Нахрен он мне сдался? Это раньше я постоянно искала повода, чтобы прийти лишний раз на базу – место, где собирались Дима, Лекс и Соник, еще один парень из их банды. А сейчас мне вообще плевать, чем он там занимается, у меня своих дел достаточно.

Вообще, конечно, неплохо бы поесть, но я прекрасно знаю, что еду на кухне искать бессмысленно: холодильник у меня пустой. А если там даже что-то и осталось, то за время, пока я была в больнице, оно все точно испортилось. Может, в магазин за продуктами сходить? Ну или Диму отправить. Откуда я знаю, как далеко простирается его паранойя? Может, мне теперь вообще нельзя одной из дома выходить?

Пока Дима приглушенно разговаривает с кем-то на кухне, я разбираю свой больничный пакет: кидаю в стирку вещи, вытаскиваю зубную щетку и пасту, думаю, что мне надо переодеться, и тут же логически прихожу к мысли о том, что неплохо было бы принять душ и помыть голову после больницы.

Я захлопываю дверь в ванную и начинаю раздеваться: снимаю свою гигантскую толстовку, которая мне заменяет платье, снимаю футболку, которая под ней, и остаюсь в одних носках и хлопковых трусиках. Замираю перед зеркалом, придирчиво разглядывая себя.

Мария была права: я как будто еще сильнее похудела, хотя, казалось бы, куда еще? Впрочем, у меня никогда и не было особых форм: ни пышной груди, ни круглой попы. Только кожа да кости. Но зато в этом есть один неочевидный плюс! С моим первым размером можно не носить бюстгальтер!

Я осторожно трогаю пластырь, который закрывает то место, где у меня из груди торчала трубка, и раздумываю, надо ли его снять или можно принимать душ прямо с ним. И вот пока я пребываю в этих раздумьях, сзади вдруг раздается звук открывающейся двери.

Я автоматически оборачиваюсь и вижу… Господи! Я вижу стоящего на пороге Диму!

Секунду он пялится на меня, я пялюсь на него, а потом вдруг до меня доходит, что тут происходит, и я громко визжу, одновременно прикрывая голую грудь обеими руками. В этот же момент с оглушительным грохотом захлопывается дверь, и Дима орет мне с той стороны:

– Лена, блядь! Какого хрена?!

– Это я тебя должна спросить, какого хрена! – ору я в ответ, хотя больше всего на свете мне хочется сейчас умереть от смущения.

– А ты дверь, блин, не пробовала закрывать?

– Она была закрыта!

– Нет! Иначе бы я не вошел!

– А… – до меня вдруг доходит. – В смысле на щеколду закрыть…

Черт.

Ну какая же я дура! Слишком привыкла жить одна!

Кажется, надо привыкать пользоваться щеколдой, если я не хочу, чтобы Дима снова увидел меня голой.

От этой мысли меня снова накрывает паникой.

Грин видел меня голой! Меня! Мою крохотную грудь! Мои костлявые ноги! Мои розовые трусы с единорогами!

Господи, можно я вообще не буду выходить из ванной, чтобы не умереть от позора?

Я издаю жалобный стон и несильно бьюсь головой о зеркало. Но потом все-таки иду мыться. А что еще делать?

Через полчаса я с мокрыми волосами и в чистой одежде выползаю из ванной, стараясь не поднимать взгляда от пола, чтобы ни в коем случае не встретиться глазами с Димой. Если бы тут была отдельная комната, я бы с удовольствием в ней закрылась, но моя комната – это зал, а там на диване сидит Дима. С телефоном в руках.

– Ты есть будешь? – спрашивает он невозмутимо. – Я тут пиццу думаю заказать.

– Я не хочу, – зачем-то вру я.

– Пиццу не хочешь или есть не хочешь?

– Ничего не хочу! – вспыхиваю я. – Ну что ты ко мне прицепился? Считаешь, что я худая, как скелет, и меня надо откармливать?!

– Чего, блядь? – он удивленно поднимает голову и смотрит на меня, а я зачем-то смотрю на него и краснею еще больше.

– Ну ты же видел, – бормочу я, умирая от неловкости. – Меня… в смысле…ну видел, какая я…И…Да все, забей!

– Лен, – Дима вдруг одаривает меня очень мужской усмешкой. – Расслабься. Ничего я там не видел.

– Врешь!

– Вру, – легко соглашается он и ухмыляется. – Но все равно расслабься. Ничего нового для себя я там не нашел. Ты не первая баба, которую я вижу без футболки.

– Как ты меня назвал?! – я хватаю с дивана подушку и со всей силы бью его по голове. – Сам ты баба! А я девочка! И если еще хоть раз зайдешь ко мне в ванную, я тебя утоплю, Грин, понял?

Он отбирает подушку, хватает меня за руку, дергает на себя, и я лечу на диван. Секунда – и я уже лежу на спине, а надо мной возвышается Дима.

– Попалась? – усмехается он, и у меня вдруг по телу проходит дрожь. Не страха, нет, а чего-то непонятного, обжигающего, странного…

И тут в дверь звонят.

Мы как по команде смотрим в сторону коридора.

– Кого-то ждешь? – хмуро спрашивает Дима. – Придурки твои приперлись? Сразу предупреждаю, на этот раз я им точно что-нибудь сломаю, одними фингалами не отделаются.

Я мотаю головой. Точно не они.

Ни Кастет, ни Леший в экстрасенсорных способностях не замечены, а я им не говорила, что меня сегодня выписывают. Кстати, да, надо сказать. Или наоборот не надо, чтобы они на Димины кулаки не нарвались?

В дверь снова звонят, и теперь это уже очень длинная и настойчивая трель. Как будто звонящий точно уверен, что кто-то есть дома.

– Надо открыть, – полуутвердительно-полувопросительно говорю я.

– Я сам, сиди тут, – хмуро бросает Дима, встает с дивана и идет к двери.

Но я, конечно же, бегу за ним, потому что мне вообще-то любопытно.

Дима хватается за ручку и резко открывает дверь, даже не глядя в глазок (вот это уровень отваги! Я так никогда не делаю! А вдруг там маньяк?), но на пороге никакого маньяка нет, и Кастета с Лешим нет, зато там стоит Мария, а в руках у нее целая пирамида коробочек с логотипом ее любимой вегетарианской кафешки.

– Дима, – тут же хмурится она. – А ты тут что делаешь?

– Привет, Мара, – лениво отзывается он. – В смысле что делаю? Я же Ленку из больницы забирал.

– Ну да, но я думала, ты уже уехал на работу… – поджимает губы она, тянется к Диме, быстро целует его в щеку и заходит в квартиру.

На мгновение взгляд, которым Мария смотрит на меня, кажется мне неприятным и раздраженным, но я тут же понимаю, что мне просто показалось, потому что она тепло улыбается, сует коробочки в руки Диме, делает шаг ко мне и тут же пылко обнимает меня.

– Леночка, ты как? Я вот тебе еды привезла. Здоровое питание – как раз то, что тебе сейчас нужно. Особенно с твоими, – она бесцеремонно проводит пальцем по моему лбу, – юношескими прыщами. Впрочем, у кого из подростков их не бывает? Я тоже в твоем возрасте мучилась.

– Я не подросток, мне уже восемнадцать, – неожиданно резко отзываюсь я и выпутываюсь из ее объятий, но тут же понимаю, что прозвучало это как раз ужасно по-детски.

– По сравнению с нами ты еще подросток, – мягко смеется она, не обижаясь на мою грубость. – Правда, Дим?

Дима равнодушно пожимает плечами, а я чувствую, как откуда-то из глубины души поднимается злость и раздражение. Меня сегодня бесит Мария. Ужасно бесит. Нет, я умом понимаю, что должна быть ей благодарна – она ведь сразу с работы помчалась ко мне, еды для меня заказала, но это не помогает. Бесит все равно, особенно вот это указание на прыщи и подростковый возраст.

Интересно, если бы я сказала ей, что я точно не подросток, потому что уже замужем, то какое лицо было бы у Марии? Почему-то мне кажется, что ей бы это не понравилось.

Я бросаю быстрый взгляд на Диму, чтобы понять, как он – собирается ей об этом говорить или нет – но по его непроницаемому лицу фиг что поймешь.

– Так, это на кухню, – распоряжается Мария, тыкая наманикюренным пальцем в пирамиду из коробочек. – Вот это надо в холодильник убрать, чтобы потом подогреть, а это лучше съесть сразу. Леночка, ты голодная?

–Нет! – горячо уверяю я, хотя еще совсем недавно умирала от голода. Проблема в том, что я ненавижу, вот просто ненавижу эту вегетарианскую еду, которую так любит Мария. Меня тошнит от этих «очень полезных» чечевичных котлеток, а от салатов, где гора зелени и какие-то орехи, только сильнее хочется есть.

– А ты, Дим?

– Мара, я бы заказал еды сам, нафига было все это привозить? – говорит Дима вместо ответа, хмуро разглядывая коробочки. Кажется, он тоже не в восторге от котлет из чечевицы.– Ты бумаги подготовила? Тебе улетать завтра.

– Подготовила, – она очаровательно улыбается, встряхивая своими идеально гладкими черными волосами, и подходит к Диме ближе. – Но давай вечером еще вместе их посмотрим, ладно? Чтобы я точно ничего не пропустила.

– Я вечером не приеду, Мар. Поэтому если вопросы есть, спрашивай сейчас. Ну или давай созвонимся.

– Там на самом деле… – начинает она, но улыбка вдруг стекает с ее лица. Брови хмурятся, но лоб при этом остается неестественно гладким. – В смысле не приедешь?

– В прямом.

– В Москву вернешься?

– Нет. С Ленкой останусь. Пора закручивать гайки, – нехорошо усмехается он. – Контроль, контроль и еще раз контроль, пока кое у кого мозги наконец не вырастут.

– Я вообще-то тут сижу, эй! – обиженно отзываюсь я. – Можно не говорить обо мне в третьем лице?

– Так, – Мария зажимает пальцами виски. – Я ничего не понимаю. Ты поэтому отправил меня в командировку вместо себя?

– Да. Не обижайся, Мар, – Дима чуть приобнимает ее за плечи, и в этот момент мне вдруг хочется метнуть в них стулом. – Ты очень много для Ленки сделала, я реально ценю, но ты для нее слишком мягкая. Сама же видишь, какая херня получилась в этот раз, когда ты за ней присматривала.

– А что? – тут же ощетинивается она. – Это я виновата? Я должна была, по-твоему, круглосуточно с нее глаз не сводить? Или поселить ее у себя? Я тебе говорила, что этот французский пансион был бы лучшим решением!

– Мара, – он ее обнимает теперь полноценно, а я зачем-то отвожу взгляд. Они, блин, не забыли, что я тут тоже есть вообще-то? – Мар, ну че ты залупаешься? К тебе нет вопросов, ты и так дофига делаешь. Но ты права, за Ленкой надо сейчас смотреть круглосуточно, чтобы она опять хуйни не натворила.

– Дима, – напряженно говорит она. – Скажи, что я тебя неправильно поняла! Ты что собираешься…

– Ну да, поживу пока тут, с ней, – говорит он. – А как по-другому?

– Тут?! – Мария аж взвизгивает. – Гринев, ты башкой поехал? Жить в одной квартире с девочкой, которой ты в отцы годишься?

– Не годится, – влезаю я. – Дима меня на десять лет старше. В десять лет нельзя стать…

– Помолчи, когда старшие разговаривают! – вдруг рявкает на меня Мария, и я пораженно застываю не столько от обиды, сколько от удивления. Она никогда на меня не повышала голос. Никогда!

– Так, Мар, пойдем на балкон. Я покурю, и мы поговорим, – Дима спокоен, но по металлу в его голосе сразу ясно: он недоволен.

– Пойдем! – агрессивно соглашается она и идет за ним, даже не взглянув в мою сторону.

Я слышу, как хлопает балконная дверь, и очень жалею, что с кухни ничего не слышно. Наверное, если бы я вышла в зал и подошла поближе, то можно было бы что-то расслышать, но тогда они меня заметят.

Черт, о чем же они там разговаривают?

Глава 6. Разговор

Дима

Я закрываю балконную дверь, достаю из кармана пачку, оттуда выщелкиваю сигарету, нашариваю в другом кармане зажигалку, прикуриваю и выпускаю дым, медленно успокаиваясь от привычной дозы никотина.

Мара стоит в шаге от меня, обнимая себя руками за плечи, и смотрит на меня с вызовом.

– Ты чего разоралась? – спрашиваю я, стараясь говорить спокойно. Хотя то, что она накричала на Ленку, меня выбесило пиздец. Напомнило, как на меня батя орал, когда бухой был.

– Потому что это уже переходит всякие разумные пределы, – резко говорит она. – Ты правда собираешься поселиться здесь и следить за каждым шагом этой испорченной девчонки?

– Мар, выражения выбирай, – цежу я сквозь зубы.

– А что я не так сказала? – изумленно хлопает она ресницами. Мне кажется, вчера они у нее были короче. Или опять нарастила или покрасила. Не знаю только зафига. Как по мне, слишком кукольно выглядит. – Дим, ты пойми: мне тоже небезразлична судьба Лены, я понимаю, что она росла в очень непростых условиях и ты хочешь, чтобы из нее вышел толк, но воспитание – это ведь не все. – Она вздыхает и немного понижает голос. – Не все зависит от воспитания, не забывай, пожалуйста, что есть еще и гены. У Лены они далеко не самые хорошие. От кого ее мать родила? Неизвестно. И сама мать неизвестно что делала, пока ее вынашивала, и неизвестно, какие препараты употребляла, прежде чем умереть от передоза.

Бешенство внезапно вспыхивает в крови огнем, и я, сука, еле сдерживаюсь, чтобы не послать Мару нахуй.

– Знаешь, блядь, я так-то тоже не во дворце вырос, – резко отвечаю я. – И мои гены, спасибо бате, который бухал как не в себя, тоже нихрена не подарок. И что нам теперь с Ленкой, пойти утопиться что ли, если у нас предки были ебланами?

– Дим, ну понятно, что генетика не приговор, – тот же соглашается Мара и осторожно берет меня за руку. – Но ты не сравнивай себя и ее. Ты упорно трудился, чтобы всего добиться, а Лена живет на всем готовом. Ты ведь ее никак не ограничиваешь, у нее просто карта к твоему банковскому счету привязана, и все: трать сколько хочешь. На мой взгляд, такая вседозволенность развращает.

Я сжимаю зубы, но ничего не говорю. Только делаю агрессивно еще одну затяжку. Неохота откровенничать с Марой, а то бы я сказал, что Ленка тратит со своей карты мизерно мало. Как будто ей неприятно брать от меня деньги.

Блядь, как так получилось, что девчонка, которая смотрела на меня с обожанием и делилась со мной всеми секретами, вдруг стала меня фактически ненавидеть? И бояться. Что я, сука, сделал не так?

Может, Мара была неправа, когда говорила, что мне надо подальше держаться от Ленки, пока у нее подростковый период?

– Она тебя стесняется, – объясняла она мне. – Ты взрослый мужчина, а она совсем девочка еще, ей с тобой неловко. Лене сейчас нужна мама или старшая сестра. Мне кажется, у нас с ней налажен контакт, поэтому, если ты не против, я постараюсь стать для нее тем взрослым человеком, к которому она может обратиться за советом.

Звучало в целом логично, и я согласился. Тем более, что как раз бизнес надо было ставить на ноги. Распределять обязанности на других я тогда умел херово и бросался во все сам. Даже машины сам рвался чинить. И был пиздец как благодарен Маре, которая мало того, что отлично заведовала продажами в филиале автосалона, так еще и о Ленке заботилась и о бабе Маше. Я сам в город наведывался наездами, на день-два, квартиру на этот срок снимать смысла не имело, останавливаться у Ленки с бабой Машей тоже было не очень, так что я обычно ночевал у Мары.

У нас с ней был очень бурный роман несколько лет назад, когда мы трахались, как кролики, на всех свободных поверхностях, а потом огонь прошел, и я честно сказал Маре, что если она хочет каких-то постоянных отношений, то это не ко мне. Ни семью, ни детей я не хочу, привязывать себя к чьей-то конкретной юбке тоже не мое, так что если ей надо по-нормальному, то она не по адресу.

Мара тогда мягко рассмеялась и сказала, что она сама замуж не стремится, хочет делать карьеру и вообще не против того, чтобы мы остались друзьями с привилегиями, как она это назвала. То есть с еблей.

Это оказалось довольно удобно. Во-первых, я так заебывался с этим бизнесом, что мне тупо некогда было кого-то искать, а Мара всегда была рядом. Она была хороша в постели и точно знала, что мне нужно. А во-вторых, мы вместе работали, на нее можно было положиться и, за исключением некоторых бесящих меня моментов, типа того, что она была повернута на здоровом питании и своей внешности, меня все устраивало. И конечно, гигантская ей благодарность за то, что она занималась Ленкой, когда я был в Москве. За то, что стала ее опекуном, когда баб Маша умерла. Я бы этого не смог сделать со своей условной судимостью, а никому другому я бы Ленку не доверил. Наверное, это была главная причина, почему я Мару из менеджеров по продажам повысил до директора салона. Хотелось как-то отблагодарить, а деньги она не брала.

– Ты понимаешь, какие могут пойти слухи? – тяжело вздохнув, спрашивает Мара. – Ты в одной квартире с молодой девушкой…

– Да мне как-то насрать на слухи.

– Дим, но это просто неприлично!

– Мара, – резко перебиваю я. – Мне эти приличия до одного места. Что, блядь, тут непонятного? Ленка со мной в безопасности. Ты это знаешь, я это знаю. А на остальных насрать.

Проще всего, конечно, заткнуть Маре рот свидетельством о браке. Но почему-то (хер знает почему!) мне не хочется ей об этом говорить. Может, из-за того, что я сам в ахуе от того, что на это решился.

Я, наверное, никогда в жизни так сильно не боялся, как в коридорах больницы, где на четвертом этаже была реанимация, в которой лежала Ленка. Мне хотелось орать, крушить все вокруг, когда я слышал от врачей равнодушное «А кто вы ей? Никто? Тогда выйдите отсюда. Нет, вы не имеете права заходить к ней в палату. Информацию о ее состоянии мы вам тоже дать не можем, только родственникам».

Я тогда знатно психанул, и вот теперь у меня в сумке лежит сложенное пополам свидетельство о нашем браке. Пиздец. Но я себя успокаиваю тем, что это чисто для подстраховки. Потом мы так же быстро разведемся, и все. И никто ничего не узнает.

– И все-таки, Дим, это очень плохая идея, – поджав губы, сообщает Мара. – Хочешь, чтобы Лену контролировали круглосуточно, отдай ее во французский пансион. Денег тебе хватит, а там ее ждет совсем другая жизнь. Она сможет познакомиться с достойными молодыми людьми, а не с теми отбросами, с которыми она здесь общается, ей привьют культуру, дадут образование, опять же язык иностранный знать будет. Это просто билет в лучшее будущее.

– Понимаю, – я закуриваю еще одну сигарету. – Но Ленка не хочет, я ее спрашивал.

Честно говоря, меня тоже кроет от мысли, что она будет где-то хрен знает где. А вдруг там будет плохо? А вдруг там ее кто-то обидит? А вдруг она замуж выскочит за француза и останется там навсегда? Ну нахуй такую радость. Пусть лучше тут будет. Под присмотром.

– А зачем ты ее вообще спрашивал? – удивляется Мара. – Это все равно что спрашивать ребенка, хочет он надевать шапочку или нет. У него пока своего ума не хватает, чтобы самому это решить, поэтому родители просто делают так, как считают нужным. И тебе тоже надо так сделать.

– Ленка не ребенок.

– Я бы поспорила, – фыркает Мара, вздыхает и укладывает голову мне на плечо.

Холодные, резко пахнущие духами волосы мажут мне по щеке, и я непроизвольно морщусь. Мара находит мою руку и сама укладывает ее себе на плечо, я машинально приобнимаю ее, но думаю не о ней. Думаю почему-то о том, что я сегодня видел в ванной.