– Вот, именно, шарлатанка! Но он – хорошая, умная, общительная и порядочная женщина. Причём, совсем не жадная. В принципе, Аральской её растущее благосостояние – до фонаря. Она не придаёт ему особого значения.
Сельский врач встал на ноги, продолжая крепко сжимать в руках палку.
Он отошёл, на всякий случай, ещё дальше от Лопатова. Похоже было на то, что Мурашров был готов к решающей и жестокой битве с вампиром.
– И это всё? – спросил Лопатов. – Хрень какая-то!
– Всё! Вы тоже, Игнат Аркадьевич, шарлатан. Но я помню, что при жизни вы были замечательным человеком. Я начал издалека, поскольку считаю себя культурным человеком.
Теперь уже старик Лопатов встал на ноги. Выражение его лица с каждой секундой становилось всё свирепей и свирепей. Он решительно пошёл в сторону Мурашова.
Но и Мурашов оказался не из робкого десятка. Уже перестал пятиться назад, поднял над своей головой крепкую дубовую палку. Он морально был готов сразиться даже с этим страшным, давно не бритым, вурдалаком. Сельский врач понимал, что за свои отважные действия никто и никогда его не наградит медалью, но, тем не менее, собирался защищаться отчаянно и храбро.
Но тут раздался страшный рёв, переходящий в жуткий вой.
– Сейчас на нас нападёт леопард. Он уже рычит, предупреждает, – со страхом сказал Мурашов. – Эти звери – не фашисты, без объявления войны никогда на людей не нападают. Или это к вам на помощь пришли другие вампиры?
– Ну, и глуп же ты, пожиратель мухоморов! – Лопатов сел на бревно. – Это рычит одноногий грибник. Больше некому.
– Почему он рычит и воет? Это ему надо?
– У него потихоньку начинает расти нога. Он издаёт такие звуки не от восторга и матерится не от безудержного восторга и радости.
– Я в такие басни категорически не верю!
– Грибник тоже не верит, потому и орёт, как пыльным мешком прибитый. Надо понимать, что гражданин крайне удивлён. Возможно, даже и напуган. Мне кажется, что в такой ситуации, ты, Филипп, тоже вёл бы себя примерно так же.
Мурашов скептически улыбнулся. Озираясь по сторонам, снова сел на пенёк.
Не так далеко от Мурашова и Лопатова в широкой ложбине лежал одноногий грибник
Он делает тщетные попытки уползти прочь от происходящего кошмара. Но тщетно, от себя не уползёшь. Ему только и оставалось издавать истошные крики, чем он активно и занимался.
Подвёрнутая штанина, где нет ноги, слегка шевелилась. В стороне валялась корзина с рассыпанными грибами и костыли.
С небес на землю опустилась гордая и сильная птица орёл. Он схватил когтистыми лапами костыли и взмыл вверх.
По-прежнему за столом сидели Аральская и Придорожная. Кот Клавдий наблюдал за происходящим со стороны.
– Никак не соображу, Нелли, кого я к тебе присушивала, Аральская разглядывала фотографию.– А сообразила, наконец-то! Это губернатор Приморского края. Господин, как его, забыла фамилию. Но ты и хватила, Нелли Овсеевна! У тебя, надо сказать, мощные запросы и желания мадам Придорожная. Такого человека заполучить не так просто.
– Больно он мне нужен! – Придорожная скромно отвела взгляд в сторону. – Есть и более интересные господа, достойные моей руки.
– Значит, какой-нибудь большой депутата или сенатор.
– Да что вы, госпожа Аральская! Этот паренёк попроще, не такой богатый, обеспеченный и удачливый, как наш губернатор. Но я его полюбила и таким.
– Что ж, я рада за тебя, Нелли! Всё правильно. Всегда следует строить реальные планы.
– Это мой милый Леонардик… Леонардо Вильге́льм Ди Ка́прио. Для меня просто Лёня, как мой третий муж. Царство ему небесное!
– Понятно. С тебя сорок тысяч рублей. Через полтора года Ди Каприо всё бросит и приедет к тебе во Владивосток, осенью, как раз, к восемнадцатой волне брендовируса. Напиши на бумажке свой домашний адрес и вдумчиво её съешь. При этом отчётливо представляй себя в объятиях своего славного американского… Лёни.
Придорожная дрожащей рукой написала на бумажке свой адрес, смяла её, запихала в рот и медленно начала жевать. С трудом проглотила, вытаращив глаза.
Справедливое замечание сделала ей Кайлова-Аральская. В подобных ситуациях следует бумажку с именем своего любимого съедать с аппетитом. Тогда конечный результат будет ещё выше. Ведь любая женщина должна стараться приближать своё счастье надёжно и стремительно.
– Я старалась, – смутилась Придорожная. – А нельзя сделать так, чтобы Лёня приехал ко мне значительно раньше?
– Можно. Вечером, в следующий четверг, нарисуется, – пообещала Аральская. – Предполагаю, что явится с букетом цветов. Пятьсот тысяч рублей!
– Нет. Уж лучше я немного подожду. Вы точно, Лариса Самсоновна его ко мне присушили, и он приедет ко мне?
Аральская вышла из-за стола и направилась к входной двери.
– Точнее не бывает., – сказала Аральская. – Но я не вижу на моём рабочем столе даже слабого признака денег, любезная. Или у меня началась внезапная галлюцинация?
– Я потом их завезу, как-нибудь, – Придорожная приложила ладони к груди. – Это же так просто! Это же так не сложно!
– Жаль, Лариса. Значит, присушка не подействует. Если благостный процесс влюбчивости отдельного лица противоположного пола в моего клиента не оплачен, то присушка и не произойдёт. Доброй тебе дороги, милая Нелли!
– Сейчас!
Дрожащими руками Придорожная положила на стол деньги, самыми разными купюрами и даже мелочью, и, кивнув головой, медленно, в некотором раздумье, удалилась..Не волна жадности наплыла на неё, а обычной бережливости. Ведь многим хочется не только получить задарма желаемое, но ещё вместе с костями и перьями съесть большую раненую перепёлку.
Но тут же на пороге появился Веткин, постоянно озабоченный некоторым падением своего рейтинга и популярности в Синих Быках.
На одной из грядок своего садово-огородного участка Алевтина пропалывала траву. Рядом с ней возвышалась большая своеобразная пирамида, вернее, состоящая из сорняков.
Но немного устала. Легла спиной на кучу из травы. Достала сотовый телефон из куртки, лежащей рядом, на земле. Набрала нужный номер, приложила «трубу» к уху. Понятно, она звонила своему несравненному мужу Филиппу Мурашову.
– Ты всё ещё собираешь грибы, Филя? – сказала она по телефону. – Хорошо устроился. Я траву выдёргиваю, а ты отдыхаешь. Да пойми же, дорогой мой Филипп, что нам не нужно много мухоморов! Я не планирую ими питаться.
Завершив короткий разговор, Алевтина посмотрела в синее небо и увидела над собой летящего орла, держащего в своих когтистых лапах пару костылей. Посчитав такое необычное видение галлюцинацией на почве физического переутомления, она направилась в дом.
Успокоившись от чрезмерных эмоций и споров, Мурашов и Лопатов по-прежнему сидели друг против друга. Мурашов спрятал сотовый телефон в карман.
– Жена позвонила, – пояснил он. – Просит, чтобы я быстрее домой возвращался. Траву на огороде надо полоть. Кроме того, она очень хочет поесть жареных грибов. Она без них не может. Такая вот у неё кулинарная зависимость.
– Ничего, успеешь дойти до дому, – заверил его Лопатов. – Ведь я тебе ещё ничего толком не рассказал. Это очень важно.
К ним очень медленно и робко вышел из кустов бывший одноногий грибник. На сей раз у него в наличии имелось две ноги.
Основательно растерянный городской мужик с корзиной и с трагической гримасой на лице, поинтересовался у собеседников:
– Извините, конечно. Но вы не видели моих костылей?
– Не может быть! – впадая в активный страх и прижимая к груди палку, прошептал Мурашов. – Такого не бывает!
– Зачем вам, любезный гражданин, костыли? Комаров отгонять?
– Не знаю, – объятый ужасом сказал грибник. – У меня выросла нога! Я сейчас могу даже играть в хоккей, и не только днём, но и по ночам. Как нечистая сила.
– Этому радоваться надо! – порекомендовал ему Лопатов. – Садитесь в машину и поезжайте домой! Порадуйте жену!
– У моей Софьи слабое сердце, – сообщил грибник. – Я не думаю, что она обрадуется. Я понял, что это вы меня заколдовали.
– Метафизика какая-то! – сказал Лопатов. – Вы сами-то верите в то, что говорит7
– Нет, не верю,– чистосердечно признался грибник. – Но нога-то выросла. Вы случайно не знаете, почему так произошло?
– Вы, дорогой господин, чрезвычайно любознательны, – сурово заметил доктор медицинских наук. – Это не всегда смотрится здорово.
– Я не знаю, как, – стоял на своём грибник, – но мне кажется, что вы меня заколдовали.
Обескураженный и не менее удивлённый Мурашов смотрел куда-то в сторону.
Его разум категорически отказывается что-либо понимать.
– Что вы такое говорите? – возмутился Лопатов. – Мы вас заколдовали? Бред несёте какой-то! Полная антинаучная несуразица… с вашей стороны. Я могу и подать на вас в суд за неприятную и целеустремлённую клевету. Имею полное право.
– Может быть, здесь находится аномальная зона? – предположил грибник. – Не совсем простое место, а способствующее вырастанию ног и, наверное, рук. Очень странно, что в этом дубовом бору задние и передние конечности растут, как грибы.
– Скорей всего, так, – не стал с ним спорить Лопатов.– Инопланетяне народ ушлый и на многое способный. Так что, идите к своей машине и активно радуйтесь!
– Я пока не определился, – чистосердечно признался грибник. – Не понял ещё, радоваться мне или не стоит.
– Конечно, надо радоваться, – губы у Мурашова от волнения пересохли. – У вас же не волосы на голове выросли и не ногти на руках, а нога. Вы понимаете? Нога!
– Я в некоторой растерянности, – предположил грибник. – Ведь ко мне со стороны очень многих господ и дам возникнет куча вопросов. На них я никак не смогу ответить.
– Лично я, на вашем месте, – сурово сказал Лопатов, – всякое нездоровое любопытство окружающих лиц пресекал бы на месте. Так и норовят поставить под сомнение человеческие гражданские права и возможности. Мелкая шантрапа со своими… пиар-кодами!
Ничего больше не сказав, грибник, на своих двоих, начал медленно спускается с плоскогорья вниз. Состояние глубокой задумчивости не покидало его.
Мурашов упал на землю и пополз в сторону сидящего на стволе дерева Лопатова. Филипп начал горячо обнимать его ноги профессора и целовать со слезами на глазах его белые туфли. Процедура демонстрации уважения младшего к старшему происходила примерно так, как это и нынче делается во дворце какого-нибудь зажравшегося падишаха или странноватого президента с его сотнями миллиардами наворованных долларов.
– О! Великий учитель, славный Игнат Аркадьевич, я был не прав! В буквальном смысле слова,– возопил Мурашов. – Каюсь! Вы больше, чем гений.
– Понятно. Это же пусть параллельная, но Россия, – иронично заметил Лопатов. – Некоторые олухи считают, что а ней всё больше, чем в других странах. В этом прослеживается высокая степень наглости и придурковатости, замешанных на рекламно-плакатных мерзостях.
– Я нисколько не шучу, Игнат Аркадьевич! Если бы я имел возможность, то прямо сейчас выписал бы вам Нобелевскую премию!
– Мне бы в живых остаться, Филипп. Эта была бы самая большая и почётная премия в моей жизни. В сто раз круче Нобелевской.
Отечески он погладил Мурашова по голове. На глаза Лопатова наворачивались слезы. Он тяжело и протяжно вздохнул.
В гостиной особняка Аральской, напротив неё, в кресле почти торжественно воседал Веткин. Вид у него был очень торжественный и важный. Абсолютное самодовольства.. Кот Клавдий демонстративно и важно покидает горницу.
– Надеюсь, Артемий Парамонович, ты всё сказал? – спросила у не очень желательного и долгожданного гостя Аральская. – Или ещё что-то есть?
– Господь с тобой, Лариса! – с гордостью уведомил её своими вопросами Веткин. – Разве я могу за какие-то полчаса рассказать обо всём?
– Тогда всё остальное доложишь, как-нибудь, в другой раз, господи Веткин.
– Зачем же светлые часы нашего общения откладывать на завтра?
– Хорошего должно быть не так много.
– Но я, допустим, уверен, что ты абсолютно ничего не знаешь об истории ледокольного судостроения в нашей славной, замечательной параллельной России.
– Мне не нужна подобного рода информация! Я не собираюсь разгадывать кроссворды и участвовать в игре: «Как стать миллионером». Так же «Поле чудес» меня не интересует. Это меня не греет! И я из твоей информации пирожков не состряпаю, и в депутаты меня за такие никчемные знания не изберут, даже по спискам.
– Я настаиваю, чтобы ты меня послушала! Мне, например, известны, все марки стали.
– А мне известно, что слишком мудрых, наглых и говорливых людей в древнем африканском племени Масаи в четырнадцатом веке нашей Новой Эры съедали в самую первую очередь, с песнями и плясками, и торжественно, под бой барабанов.
– Это спорное утверждение. Да и что ты можешь знать, Кайлова-Аральская?
– Ну-ка, Веткин, взял задницу в горсть – и пошёл скачками из моего дома! Не засоряй мой мозг и жизненное пространство.
Она решительно поднялась с кресла, подошла к Веткину, взяла его за шиворот и потащила к выходу. Явно, что тут сопротивление было бесполезным или, образно сказать, почти бесплодным.
Но, а конце концов, вёрткий старик Веткин, всё-таки, вырывается из рук Аральской и при этом категорически не желал уходить.
– Да ты, что же, мне грубишь, Лариса? – возмутился сельский эрудит. – На вид культурная женщина. Какое право ты имеешь меня не слушать? Как ты можешь так поступать?
– Так и могу. Не мешай работать, Веткин! – сказала она. – Не утомляй своей непроходимой тупостью! Своего ума нет, вот и пользуешься чужим. При этом, колоссально вампиришь.
– А ты прямо умная!
– Будешь много говорить, потеряешь дар речи!
– Так я тебе и поверил Аральская, то есть Кайлова!
– Я тебе такой фокус категорически обещаю!
– Замучаешься, госпожа Кайлова, называющая себя Аральской! Уж я-то отечественной и заодно мировой науке больше доверяю, чем твоему шарлатанству!
– Всё! Бери ноги в руки – и вперёд!
Сделав хмурое, обиженное выражение физиономии, Веткин ушёл. Хлопнул дверью. Чёрный кот сердито зашипел ему вслед.
Аральская достала из кармана халата горсть таблеток. Взяла сразу две, проглотила их, запивая принятый вовнутрь лекарственный препарат жидкостью из первой попавшейся под руки колбы. На ней крупными буквами было написано: «Моча юных баранов».
Между деревьями неспешно кругами ходили Лопатов и Мурашов, мирно собирали грибы, иногда останавливались. Корзина находилась в руках у профессора, который безжалостно швырял поганки, найдённые Мурашовым, в траву.
За короткое время они нашли великое множество подосиновиков и белых грибов.
– Если оторвёт, допустим, какому-нибудь нерадивому чиновнику-взяточнику и расхитителю государственных средств и народных богатств голову, – рассказывал Лопатов, – то на этом самом месте после своевременного вмешательства, можно вырастить другую.
– Я уже это понял, – сказал Мурашов. – Но до сих пор не вериться в великую силу вашего чудодейственного раствора.
– Иногда мне и самому не вериться. Но на массивной шее негодяя вырастить точно такую же голову, но новую, не так и сложно. Свежую голову.
– А зачем?
– Правильно. Не надо этого делать. Просто я привёл пример. Мыслить, и действовать мерзкий чинуша более прогрессивно, всё равно, не станет. Неисправимого паразита ничего и никогда не изменит в лучшую сторону.
– Зачем же его лечить?
– Полностью с тобой согласен, Филипп. В данном случае, таких субъектов лечить нет никакой необходимости.
– Жестоко, но справедливо, Игнат Аркадьевич. Но мы же врачи, значит, обязаны лечить всех подряд… по гуманным соображениям.
– Хорошо. Лечить будем, но только самыми лучшими отечественными и зарубежными лекарствами, от которых нет никакого толку.
Оба на короткое мгновение приостановились.
Седобородый Лопатов положил свою широкую ладонь на плечо сельского врача и проникновенно сказал:
– Свои удивительные капли, то есть целительную жидкость, я изобрёл только для нужд, если грубо выражаться, простого народа всей Земли, а точнее, для основного населения планеты, а не для разбойников и компрадоров. Они людей нашей планеты натурально раньше времени вгоняют в гроб, как бы, лекарствами и медикаментами. Да и продуктами питания и многим другим. Не просто обманщики, а преступники, во главе со странноватыми господами. К сожалению, на всей планете Земля так и происходит.
– А ведь они кричат о народном счастье и грядущем долголетии каждого человека. Пусть все богатые бездельники и разбойники кушают сами то, что они втюхивают нормальным людям.
– Они не просто отменяют долголетие, а занимаются реальным уничтожением людей. Каждый лакей считает, что он непременно войдёт в «золотой» человеческий миллиард. Эта ещё та компания. Буквально каждый двуногий прыщ абсолютно уверен в том, что, именно, он должен жить долго, счастливо и богато, что он особенный и неповторимый.
– Но такой номер у них не пройдёт!
– Ты, молодец, Филипп! Мыслишь абсолютно правильно, как настоящий гражданин нашей замечательной параллельной России.
Не сговариваясь, они остановились. Расположились прямо на бугре, обросшем густой травой. Надо же и немного отдохнуть.
Профессор Лопатов с задором принялся рассказывать о том, как он работал над своим бессмертным и полезным изобретением, над панацеей.
Всё это не так трудно было представить Мурашову.
…По горнице в шикарных семейных трусах ходит Лопатов. В руках у него большая стеклянная колба. На большой русской печке кипят во множестве кастрюль и даже бачков самые разные жидкости. Почти такие же ёмкости стоят на газовой и электроплите.
Время от времени большим черпаком наполняет самые разные колбы и мензурки. Садится за стол. Через микроскоп наблюдает за каплей только что созданной жидкости.
Недоуменно, в расстроенных чувствах чешет Лопатов подбородок. Достаёт из шкафа большой пакет с белым порошком. Подходит к одному из бачков с кипящей жидкостью. Высыпает в него содержимое пакета.
Раздаётся мощный взрыв, и Лопатов вместе с оконной рамой вылетает из дома, падает на поленницу дров, которые заваливают его вместе с головой…
Рядом с калиткой, перед домиком Мурашовых, стояли Аральская и Алевтина. Они с интересом наблюдали за тем, как по сельской улице проходит мимо толпа нищих с синими флагами и транспарантами с надписями: «Слава его величеству президёнту!», «Ура пенсионной реформе и новым налогам!», «Да здравствует параллельная Россия!» и другими.
Среди неимущих, бездомных, голодных и больных и старец со своей внучкой, девочкой Симой . Нищих стало гораздо больше. Но они по-прежнему веселы и жизнерадостны, как головорезы Иностранного легиона, находящиеся вдалеке от активных боевых действий.
К забору подошёл неопредёлённого возраста бродяга, в рваном пиджаке малинового цвета, надетом на голое тело.
– А вы ни подскажете, добрые женщины, – спросил он, – далеко ли отсюда до Москвы?
– Далековато, – ответила Аральская.– Отсюда гораздо ближе до Китая, Индии, Японии и даже Америки. Такие вот… пироги.
– До столицы нашей замечательной страны, параллельной России, – подтвердила Алевтина, – вам, уважаемый, очень долго шагать.
– Опять я примкнул не к тому отряду, – с сожалением сказал бродяга. – Но я патриот своей Родины. Ни в Америку, ни в Японию не пойду и даже на бревне не поплыву.
– Слава патриотам! – громко произнесла Аральская. – Слава путешественникам!
– Патриотам слава! – отозвался бродяга. – Президенту слава!
– Всё! – сказала Аральская. – Шагай дальше! Сегодня мы борщ ещё не варили.
Бродяга, раскланиваясь, продолжил свой путь.
Алевтина увидела у забора большой нежелательного в огороде растения, вырывала его с корнем. Отбросила в сторону.
– Сорняки достали, – сказала Мурашова. – Сколько ни вырывай эту никчемную растительность, их становится всё больше и больше. Они атакуют нас.
– У меня на огороде точно такая же история, – поделилась проблемой и Аральская. – Кругом сплошная трава.
– Зачем ты так грубо обошлись с ним, Лариса, с этим нищим бродягой говорила? Я могла бы вынести ему из дома полбуханки хлеба и несколько луковиц, да ещё и трёхлитровую банку кабачков. Можно было бы ещё что-нибудь придумать.
– Но остальным ты, Алевтина, ничего бы не дала. Это не справедливо по отношению к другим. Правда, их в этой колонне примерно полторы тысячи. Если не больше.
– Похоже на то, что ты права.
– Да, вспомнила! Я к тебе пришла не просто так, а можно сказать, что по делу.
– По какому?
– По важному.
– Что за дело?
– Когда из леса Филипп Сидорович вернётся со своими мухоморами, то пусть он их ко мне домой занесёт. Я их у вас куплю. Сама понимаешь, Аля, отвары из них варю, делаю мази для ликвидации бородавок. В мухоморах много чего полезного имеется.
– Глупости! Ничего не надо платить, Лора. Он и так их тебе принесёт, если Мурашова медведи ни сожрали. Что-то его долго нет. Волнуюсь. Так долго он не задерживался.
– Не переживай. Придёт скоро. Природой наслаждается. Просто не хочет Сидорович прополкой грядок заниматься. Мужики такой работы не любят.
Аральская выжидала, когда пройдут мимо калитки последние нищие. Потом кивнула головой подруге и направилась в свой шикарный дом, практически, особняк. Алевтина же пошла вдоль забора, продолжала вырывать руками пырей и полынь.
На каменистом берегу горной речки сидели Лопатов и Мурашов. Оба жевали колбасу, хлеб и зелёный лук. Черпали холодную воду алюминиевой кружкой и запивали еду.
– Я поражён, Игнат Аркадьевич! Вы своими стараниями и трудом добились высочайших результатов, – Мурашов в очередной раз выразил восторг. – Но ведь некоторые дельцы на вашей чудесной жидкости, на замечательной панацее будут создавать новые капиталы для себя.
– Нет, Филипп. Не будут, – возразил Лопатов. – На массовом производстве этой жидкости и спекуляции на ней ни один магнат или проходимец не сможет обогатиться, погреть свои шаловливые и загребущие ручонки. Ничего у них не получится.
Между делом профессор кормил хлебом косулю, которая вышла к речке на голоса людей.
Попробовал и Мурашов сделать то же самое, но животное шарахнулось от него в сторону.
– Неужели массовое производство вашей панацеи настолько сложное, – сказал он, – что не принесёт им выгоды, не даст навара?
– Никакой материальной выгоды! – ребром ладони правой пуки Лопатов разрезал воздух – Пусть губу не раскатывают вместе со своим президентом-вором и проходимцем! Тут для них полный… облом!
– Почему?
– Сейчас популярно объясню.
– Слишком сложный рецепт у вашей панацеи, особого лекарства гуманистов и филантропов?
– Наверное, так и есть. Лекарство гуманистов и филантропов. Но химический состав этой жидкости довольно не сложный. До смешного прост. Зная, что и с чем следует смешивать, любая малограмотная старушка запросто сможет приготовить животворящую жидкость, образно сказать, в военно-полевых условиях, проще сказать, у себя дома.
– Получается, что это широкий и уверенный шаг к счастью и процветанию человеческих масс всей Земли доступен для каждого человека?
– Так и получается. Но палка о двух концах. Но проконтролировать процесс массового и стихийного производства целительной жидкости совершенно не возможно.
– У меня душа поёт товарищ профессор, уважаемый учитель! Даже самые зверские режимы разных стран не смогут при таком раскладе вогнать людей в абсолютное рабство. Ищейки всякого рода и вида не только свои зубы, но и вставные челюсти обломают!
Лопатов показал в сторону запада дулю.
Сельский врач Мурашов поступил точно так же.
– Обольщаться не стоит, – пояснил Лопатов. – Впереди нас ожидает борьба. Кстати, она уже началась, Филипп. Самозваные правители, компрадоры, бандиты и чиновники наивно и неумело выдают себя за демократов и либералов. Иногда это у них получается, но… слабо.
– Такого безобразия в параллельной России ещё никогда не наблюдалось, – согласился со старшим товарищем Мурашов. – Это абсолютно верно.
– У жуликов и барыг началось не великое счастье, а полный облом. Ведь скоро буквально каждый человек на нашей планете будет обладателем солидного запаса этого славного медицинского средства. Активных и стихийных самолеченцев обложить и налогами будет просто невозможно. Не получится.
– Верно. Попробуй тут, найти эту самую иголку в стогу сена!
– Почти невозможно.
– Но буржуи и лакеи зажравшихся двуногих скотов будут мешать людям жить по-человечески.
– Я уже на своей шкуре сполна ощутил их царапанье. Мерзкая компашка!
Профессор Лопатов разделся и решительно вошёл в холодную воду. Окунулся.
Немного подумав, Мурашов поступил точно так же. Вошёл в студёную речку. Его трясло от жуткого холода, но он терпел. Но вскоре выскочил из воды и начинал торопливо одеваться.