75 дней на правом берегу Волги

Действительно мне не показалось, что здесь в лагере прямо ужас ужасный. На нарах тюфяки35, набиваются сеном, вместо подушки то же самое. Но главное раз в месяц меняют. Чехлы от тюфяков стирают. По слухам местных зэка начальник лагеря страсть как не любит клопов. Даже говорят бесится от таких сведений. Имеется баня, чтобы заключённые не завшивели. Да даже взять то, что мы с Антоном занимались примитивной охотой и нам никто не мешал, тоже ведь показатель. Производство налажено. На пилораме пилят шпалы, брус и доски разной толщины. Есть столярный цех, где собирают мебель. Хотя подозреваю, что начальник лагеря делает, что называется деньги. У него даже фамилия подходящая Зельцман. Кроме столярной мастерской имеется подсобное хозяйство, разводят свиней, крупный рогатый скот. Куда девают мясо? Здесь ничего сказать не могу, не выяснял. Что-то попадает в котлы заключённым, но редко и мало. Разве что хвосты и копыта. Охрана питается хорошо, что-то наверняка сдают государству. Опять же те заключённые, что работают на мебельном производстве питаются сносно. За блатных ничего не скажу, сами они работают редко, можно сказать никогда, зато питание приличное. У того же Пепла и его окружения всегда есть чай и сахар. Мой приятель Ловкач тоже не голодает, он картёжник виртуозный. Что надо выигрывает в карты. От своего приятеля слышал, что тело, в котором я сейчас, мог бы стать крутым взломщиком, Пепел хотел в ученики его взять, но что-то пошло не так. Я до сих пор не знаю по какой причине Пепел и Жерех до ссоры дошли, а бойцы Пепла избили моего деда, ну естественно двоюродного. Отношения между политическими и уголовниками простыми не назовёшь. Время от времени уголовники дубасят политических. До массовых драк в этом лагере не доходит, охрана пресекает. Я подозреваю, что уголовники поддерживают здесь тот порядок, который нужен начальнику лагеря. Надеюсь, что я свалю отсюда вскоре. А предпосылки имеются. Часть спецконтингента стали активно вызывать на разговор к куму36, есть здесь такой сотрудник лагеря, который занимается оперативной работой. То, что кум выводит на разные разговоры никого не удивишь, понятно, что вербует или информацию собирает. Занимается здесь в лагере этим старший лейтенант госбезопасности Легаев. Меня тоже вызвали на такой разговор.

– Гражданин Волжин, у тебя есть возможность искупить свою вину перед Родиной. Для этого требуется написать заявление, что ты добровольно желаешь отправиться на фронт защищать Советский Союз от фашистского захватчика. Статья у тебя нетяжёлая, так что вполне подходишь, – начал промывать мне мозги опер.

– Я с превеликим удовольствием, гражданин начальник, – сразу согласился я.

Мой ответ явно удивил, а может разочаровал опера, его лицо от удивления даже вытянулось, а брови поползли вверх. Наверняка ожидал, что я буду всячески отпираться от такого «счастья». Ведь Роман Волжин относился к статусу «блатных», статьи соответствующие – кража и грабёж.

– Даже так? Тогда пиши заявление, на следующей неделе всех добровольцев вывезут, так сказать, будет отправка на фронт, – велел опер, оправившись от удивления.

Подозреваю, что кум не один раз пытался обрабатывать моего родственника на предмет стать стукачом37, но наверняка потерпел неудачу, вот и удивился моему поведению и согласию сейчас. Кум отпустил меня, как только я нацарапал на бумаге своё заявление. Выйдя из оперчасти, я задумался. О том, что я решился на добровольца Пепел узнает быстро, у меня могут появиться серьёзные проблемы. А зачем мне проблемы? Правильно, совсем не нужны. Надо прожить в лагере несколько оставшихся дней спокойно. Потому пойдём на хитрость. Как я и ожидал, Пепел дёрнул меня на разговор в первый же вечер.

– Жерех, ты заявление накатал, торопишься служить комиссарам? Понимаешь, что тебя определят в ссученные? – зло и с явной угрозой заговорил со мной авторитет.

– Никому я служить не собираюсь, мне вольным нравится быть. На рывок пойду, как только возможность появится, – ответил я, не отводя взгляда от лица авторитета.

– Тебе же всего три года осталось отзвонить38. С чего вдруг такая смена настроения, здесь вполне тепло и уютно? – удивился Пепел.

– Не вижу смысла терять три года. Сейчас война, много возможностей появилось. Те же интенданты на своих складах жиреют, а бог велел делиться, – улыбаясь ответил я.

По выражению лица Пепла заметно, что я здорово его озадачил. Он молчал минуты три, не меньше, о чём-то размышляя.

– Ловкач с тобой пойдёт? – задумчиво спросил Пепел.

– Не знаю, у Ловкача своя голова есть, пусть думает. К тому же срок у него меньше, чем у меня, я ему не отец родной, чтобы решение за него принимать, – ответил я, размышляя о том, пойдёт за мной мой приятель или нет.

– Считаешь, что будет возможность рвануть? – вновь переспросил Пепел.

– Там забора нет, а возможности всегда есть, их только увидеть надо и не прозевать, – я даже ухмыльнутся для убедительности.

– Ладно, ступай мне подумать надо, – закончил наш разговор Пепел.

Я покинул закуток авторитета с мыслью, что надо вновь поговорить с приятелем Антоном, чтобы у него не было ложной информации. Вечером поговорить не получилось, внутри барака не то место, где такие разговоры вести. А на улицу не выйти, бараки стали закрывать на ночь. То, что кто-то в туалет захочет, администрацию лагеря не волнует. Ловкач как обычно сел в карты играть, теперь его до полуночи из-за стола не вытянешь. Я улёгся на нары, решил выспаться, поговорю с приятелем завтра.

На следующий день, как приехали в лесную деляну, бригадир объявил, что сегодня требуется свалить не менее трёх десятков кедров. Явно для мебели древесину готовят. Нам с Антоном по статусу топором махать не положено, так что занялись привычным занятием, ставили петли для ловли боровой птицы и зайцев. Когда закончили, вернулись к костру, чайком побаловаться.

– Антон, а чего конвой так халатно смотрит на то, что мы по лесу бродим? – решил я начать разговор с приятелем.

– Бежать в этих краях некуда, кругом болота. Если вертухаи39 с псами не догонят, то в болтах пропадёшь. Отсюда один путь по реке, другого нет, – ответил Антон, он уже не удивлялся тому, что я некоторые моменты не помню.

Антон разлил чай по кружкам. Я заметил, что мой приятель, когда рядом нет других жуликов, чифирь не пьёт, возможно, что не подсел на этот напиток, так как чифирь может вызывать привыкание.

– Антон, ты в курсе, что я дал согласие на добровольца? – спросил я.

– Ты же сам говорил, что собираешься на фронт, – почему-то мрачно ответил Ловкач.

– Я Пеплу сказал, что на рывок собираюсь, чтобы они мне в оставшиеся дни жизнь не усложняли, – коротко пояснил я.

– Да знаю я, ко мне с вопросами подходили, я сказал, что ты сам решаешь, что тебе делать. Гарантию дам, что Пепел с тобой людей отправит. У него какие-то дела в Москве не терпят отлагательств, а заодно поручит своим упырям тебя замочить, если ты вдруг откажешься бежать, так и знай, – всё с тем же мрачным выражением лица произнёс Антон.

Мы помолчали, я чувствовал, что приятель сильно расстроен, хоть и старается не показывать этого.

– Антоха, давай со мной. Мы же с тобой друзья не разлей вода, разве не так? – решил я попробовать уговорить Ловкача ещё раз.

Приятель резко повернулся ко мне, рванул себя за ворот, но вдруг мгновенно успокоился.

– Ну чего ты рвёшь мне душу, Ромка? Да и воевать я не умею, кстати ты тоже. Убьют нас в первом же бою, точно тебе говорю, – тихо проговорил Антон.

– Не убьют, я везучий, а значит моё везение на тебя распространяется. Воевать тебя научу, обещаю, – совершенно искренне высказался я, нравился мне приятель моего двоюродного деда.

– Ага, здорово нам помогло твоё везение, когда нас за магазин сцапали. Научит он, сам не умеет, а научит, – откровенно усомнился Ловкач в моих словах.

– Мы же с тобой пьяные были, сам говорил, а на войне главное не зевать, быть постоянно осторожным, вместе научимся. Жизнь свою изменим, нормальными людьми станем, – мне очень хотелось, чтобы Антон согласился.

Антон ничего мне не ответил, выплеснул остатки чая в костёр и пошёл проверять петли на птиц. Весь оставшийся день мы не разговаривали до самого вечера, даже возвращались в лагерь молча. После ужина Ловкач сел в очередной раз играть в карты, а я ушёл спать.

Прошла неделя, в субботу был банный день, на работу в лес никого не вывозили. Трудились в цехах, но только до обеда. Я в очередной раз убедился в том, что начальник лагеря здесь первый после бога, как захочет, так и будет. А в воскресенья приехали гости. Хотя какие гости к чертям собачьим? По реке катер притащил баржу. Оборудованную под транспортировку заключённых. Сразу после завтрака нам объявили прямо в бараке, что будут вызывать по списку народ.

– Все, чьи фамилии назову, выходить строиться во двор, свои вещи берите с собой, – объявил сержант госбезопасности из конвойных.

Вызывали по алфавиту, мою фамилию назвали в числе первых. На улице стояли конвойные и сразу загоняли нас в строй. Вскоре вышел Антон, он прошёл к строю и встал рядом со мной. Значит мой друг решился идти со мной, что меня радовало. В бараке видимо поднялся шум, так как туда забежали с десяток конвойных. Я оглянулся на барак.

– Политические бузят, контриков40 не берут, хоть и просятся они. Пепел всё же засунул своих, посмотри на тех, что стоят справа, Чирок и Пятак. Здоровые словно лоси. Оба осуждены за мокряк41, но думаю, что Пепел договорился с хозяином42, – прошептал мне Антон, чтобы никто не услышал.

Я посмотрел на здоровых уркаганов, что стояли с краю строя, действительно видно, что физически очень сильные. В строй выходили из всех трёх бараков, строились в четыре шеренги. Когда закончили вызывать будущих штрафников, притащились заключённые, что работали на кухне. Привезли сухой паёк на тележке, в который вошли треть буханки хлеба, десяток сухарей. А ещё, что мне показалось странным, кусок сала примерно на сто пятьдесят грамм. У всех имелись мешки, с подвязками, чтобы носить за спиной, вроде рюкзака. Народ складывал скудный паёк в свои сидоры43. Когда паёк раздали вышел начальник лагеря вместе с конвоем, который будет сопровождать нас. Майор Зельцман толкнул пламенную речь о защите Родины и всё такое, типа мы встали на путь исправления, а своей кровью искупим всю тяжесть вины. А Коммунистическая партия, под руководством Вождя, товарища Сталина, поведут нас в светлое будущее. Говорил красиво, я аж заслушался. А потом подумал, что умели коммунисты своими речами зомбировать людей этого времени. Колонной нас повели на выход из лагеря, к реке, именно там стояла баржа, по моим прикидкам из лагеря забрали почти восемьдесят человек, может чуть больше, а может меньше. Заключённые шагали вольным шагом.

– Сейчас запрут нас в барже, как селёдку в банке. Скорей всего до Тавды сплавятся, там железная дорога есть, – произнёс негромко Ловкач.

Я подумал, что моё тело тоже наверняка знало куда могут везти, ведь в лагерь как-то доставили. Только память родственника не торопилась делиться со мной знаниями. В очередной раз я подумал о том, где мне найти перстень, который вернёт меня обратно в моё время через ритуал. Как только подошли к реке, я рассмотрел катер и баржу. Сам катер по принципу буксира, но толкает баржу в корму, скорей всего закреплено там всё прочно. На палубе баржи малые постройки, явно не для нас, а для конвоя. Действительно, нас загрузили в трюм баржи, освещения здесь не было, точнее не было искусственного освещения, зато имелись вентиляционные люки, которые были зарешечены. А иначе была бы вероятность задохнуться в трюме. Да и конвою наблюдать можно через такие люки вентиляции, даже пострелять можно, если потребуется. Ловкач выбрал место недалеко одного из люков, таковых имелось три штуки. Места были заняты, но Ловкач, не обременяя себя любовью к ближним, распинал ногами некоторых заключённых, освободив нам место. Я заметил, что блатные конкретно шугали других заключённых не стесняясь. Если кто-то что-то проворчал, то Ловкач шикнул, ворчание сразу прекратилось. Мы уселись, привалившись спиной к борту баржи. Антон развязал свой сидор, стал осматривать свои пожитки. Похвастался мне почти новой колодой карт. Не может Ловкач без игры в азартные игры, в будущем таких людей будут называть игроманы. Немного порывшись, Антон достал два предмета, закрыв полой пиджака от чужих глаз, показал мне.

– Смотри чем разжился, два дня назад выиграл у нашего кузнеца. Поверь на слово, мастер он хороший, много перьев44 сделал, никто не жаловался, – улыбаясь прошептал Антон.

Это были ножи в ножнах, а точнее финский нож, в народе назывался «финкой». Широкое и короткое лезвие, ручка выполнена из бересты. Я такие ножи встречал в будущем, что интересно из-за бересты нож не тонет в воде. Сделан качественно, ведь я сам кузнец, правда в другой жизни. В общем вещь очень полезная, таким хоть сало порезать, хоть горло кому-нибудь вскрыть. Я проверил заточку клинка. Что сказать, лагерный кузнец мастер однозначно, жаль не познакомился с ним. Развязав свой сидор, я достал нательную рубаху и стал резать её на полосы.

– У тебя что, рубаха лишняя? – удивился Антон.

– Делай как я, не зубоскаль, – коротко произнёс я.

Я задрал штанину и начал приматывать финку с ножнами к икре правой ноги тканевой полосой от рубахи. Я правша, с этой стороны мне удобней достать клинок, если возникнет такая надобность.

– Думаешь нас шмонать45 будут? – спросил меня Антон, но повторил мои действия.

– Думаю, что не без этого. Кое-что оставят, а вот ножи отберут однозначно, чтобы мы в дороге друг другу уши не обрезали. К тому же нам где-то по дороге другую одежду дадут, не отправят же в бой в том, что на нас сейчас, – коротко пояснил я.

Я считаю, что при качественном обыске мы так просто свои финки не спрячем, но попытаться стоит. Ловкач продолжал инспектировать своё барахло, а я, привалившись головой к борту баржи задремал.

Лето 1942 год. По реке до Тавды. Штрафники-добровольцы.

Я проспал пару часов, проснулся от того, что тело затекло от неудобного положения. Наше место с Антоном было рядом с люком, откуда падал дневной свет. Осмотрелся. Прямо под люком, чтобы было освещение играли в карты. Даже не сомневался, что там Ловкач. На полу трюма стоит ящик, с одной стороны сидит Антон, с другой несколько зэка. Ловкач внаглую обыгрывает народ, пока есть возможность. Я прислушался к разговору.

– Игра должна быть на интерес, тогда здоровый азарт просыпается в человеке, жить становится веселее. Что поставишь, Сухарь? – активно уговаривал заключённого Ловкач.

– Ты у меня уже все сухари выиграл. Могу ботинки поставить, пойдёт? – горячился незнакомый мне жулик, но явно поддавшийся азарту.

Ловкач достал блестящий портсигар, покрутил им перед носом Сухаря.

– Ботинки твои мне ни в одно место не упирались, сам носи. Я смотри какую ценную вещь ставлю, а ты за ботинки базаришь. Портсигар старинный, хороших денег стоит, за такую вещь можно пару буханок хлеба выменять. Ставь свою цепочку, я знаю у тебя есть, – забалтывал своего оппонента Ловкач.

– Ну есть. И что? Цепочка золотая, между прочим, против портсигара не тянет, – азартно возражал Сухарь.

– Твоя правда, ставлю к портсигару бензиновую зажигалку, медную. Безотказная штука, кремень новёхонький, а ещё пачку чая. Душистый чай, из него чифирь словно напиток богов получится, – продолжил соблазнять игрока Ловкач.

В результате Антон уговорил оппонента, мелкий воришка Сухарь поставил золотую цепочку на кон игры. Где только этот жулик хранил цепочку, что в лагере у него не отобрали и не украли? Пара минут и Ловкач вновь в выигрыше. Антон веселиться, Сухарь отходит расстроенный. Ловкач продолжает зазывать желающих испытать судьбу в картах. Я усмехнулся, Антон точно не исправим. Пока нас везут он явно обчистит достаточно народа среди контингента. Насколько я успел узнать и частично вспомнить, Антон начал играть в карты ещё в школе, был у него сосед по квартире в Самаре, который обучал его играть в азартные игры и фокусам на картах. А ещё у Антона феноменальная память, один раз посмотрит и запоминает сразу. Даже рубашку карты, та, что с обратной стороны карты, запоминает. Говорит, что все рубашки у карт разные, а он их отличает. Его бы талант, да в мирное русло. Я конечно же не о игре в карты, а о памяти Антона. Уголовник Сухарь так возбудился, что достал золотые серёжки с камешками, вроде рубины, я сразу не разглядел.

– Ловкач, ставлю серьги с рубинами против портсигара и моей цепочки, – храбро заявил проигравший Сухарь.

– Сразу видно не нюня, а настоящий мужчина. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. Добавляю зажигалку и нательное бельё, новое, между прочим, – тут же поднял ставку Антон.

– Отвечаю, часами, говорят, что командирские, – Сухарь достал из своего сидора механические наручные часы и положил их на ящик.

– Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Фартовый46 ты мужик, Сухарь, бабы тебя наверняка любят. Желаю, чтобы тебя ждали дом у речки, баба голая на печке, ведро пива, водки таз, ну и об освобождении приказ, – весело приговаривая, раздавал карты Ловкач.

Как итог Сухарь проиграл свою ставку через минуту, он матерился следующие три минуты, проклиная своё невезение и Ловкача, который забрал у него удачу.

– Да не переживай ты так, старина. Не везёт в картах, повезёт в любви, – успокаивал Сухаря мой приятель.

При этом казалось, что Ловкач искренне жалеет своего проигравшегося оппонента, чем сразу подтвердил, выдав Сухарю щепоть махорки. Когда Сухарь скрутил самокрутку, Ловкач дал ему прикурить от своей зажигалки и пообещал, что в следующий раз Сухарю точно повезёт, важно, чтобы у него было что-нибудь стоящее для ставки на кон игры. А Удача она такая красотка, она решительных любит. Сухарю обязательно повезёт, но в другой раз, когда он свою решительность подкрепит ценной вещью. Как только наступил вечер, дневное освещение совсем ослабло. Ловкач прекратил игру и пересел ко мне.

– Тебе, Антон, не сидор нужен для вещей, а телега. Ты что, всех жиганов ободрать в карты хочешь? Зачем тебе столько вещей? То же золото могут отобрать на пересылке, где нас переодевать будут, – по-доброму пожурил я друга.

– Эх, Ромка, и чего я такой в тебя влюблённый? Друг ты мне до гробовой доски. Ни за что бы я не ввязался в эти штрафные роты, но пропадёшь ты без меня. Сейчас стемнеет, мы часть золотишка на тушёнку обменяем у конвоя, – со знанием дела заявил Ловкач.

А я подумал, что у моего двоюродного деда был настоящий друг, постараюсь всё сделать, чтобы он не погиб в той мясорубке, куда нас везут.

Когда совсем стемнело на улице, в трюме стало вообще мрачно, будто в заднице у африканца. Однако Ловкач, казалось, дремал, я же уснуть не мог, потому просто размышлял о том, что нас ждёт. Вскоре затихли шаги на палубе. В трюме уголовники и прочие арестанты затихли, слышался храп и сопение. Люди спали. Неожиданно для мен Антон толкнул меня в плечо.

– Жерех, вставай, надо обмен произвести, – тихо прошептал мой приятель.

– Какой ещё обмен? – не сразу понял я.

– Я сяду тебе на плечи, так ты меня поднимешь к люку, а я попробую договориться с часовыми, чтобы золотишко на харч обменять, – пояснил Антон.

Вентиляционный люк с решёткой находился на высоте метров трёх, примерно. Антон уселся мне на плечи, я встал вместе с ним, как раз под люком. Нашего общего роста хватило, чтобы Ловкач приблизил лицо к решётке люка.

– Эй, служивый. Служивый, подойди сюда, дело есть благородной важности, – начал тихим голосом подзывать Антон часовых к люку.

Ловкач повторил свои призывы ещё несколько раз прежде, чем в люк заглянул «энкэвэдэшник».

– Чего тебе, урка грёбаная? – ругнулся часовой, но тоже тихим голосом.

– Предложение есть, жажду спроса на моё благородное предложение. Мне золотая цепочка карман жжёт, готов обменять на четыре банки тушёнки. Крале своей подаришь, она тебя за это любить так будет, что ангелы на небесах позавидуют, – начал свои уговоры Ловкач.

– Как мне знать, что твоя цепочка не бронзовая? – усомнился часовой.

– Да ты что, служивый? Век мне воли не видать, чтобы я стал своё честное имя марать. Где это видано, чтобы блатной бронзу в кармане таскал вместо золота? Мне эту цепочку моя любимая отдала, когда на войну меня провожала. Возьми, говорит, Антошенька цепочку, а когда голодно станет, обменяешь на тушёнку, – искренне врал Ловкач.

– Вас же из лагеря забирали, где ты там свою любимую нашёл? – вновь не поверил часовой.

– На свидание со мной приезжала моя любовь неземная, буквально два дня назад. Цепочка неворованная, а честными руками добыта, – продолжал увещевать часового Ловкач.

– Две, – сразу сбил цену часовой.

– Три банки и пачка чая. В противном случае потерплю до Тавды. Там у железнодорожного конвоя обменяю, может служивые там более милосердные, – не унимался Антон.

– Давай сюда, я посмотрю, – заявил часовой.

На моё удивление Антон передал часовому цепочку. Ведь, по сути, конвойный может легко забрать вещь и ничего не давать нам взамен. Сверкнула зажигалка, видимо часовой рассматривал цепочку, потом сказал ждите и отошёл от люка. Прошло минут пятнадцать, Ловкач уже спрыгнул с моих плеч, но из-под люка не уходил. Я уже было подумал, что нас обманули, однако послышались шаги и сразу в люк сбросили три банки тушёнки и маленькую пачку чая, грамм на пятьдесят. Антон ловко поймал предметы обмена и присел рядом со мной.

– Ну вот, глядишь завтра будем сытыми, а то хлебушек мы с тобой почти подъели. В животе уже революция начинается, – с довольным видом заявил Антон.

Есть действительно хотелось, по обоюдному согласию мы с Антоном распечатали одну банку и наелись с сухарями. В животе сразу потеплело. На сытый желудок сон пришёл сразу, как только мы сложили головы на свои сидоры.

На рассвете нас начали выводить из трюма для оправления естественных надобностей. Баржа с катером причалили к берегу. Здесь дело не в доброте конвоя, просто им не нужна баржа, которую загадят за двое суток так, что она будет вонять за километр, к тому же им самим нюхать эту вонь. Кабинки, сколоченные из досок, находились на носу баржи, а все отходы отправлялись в реку. Вот такая простейшая канализация. При возвращении в трюм давали вволю напиться воды из бочек, что стояли на палубе. В течении дня в трюм на верёвках спускали воду в вёдрах, так было вчера. Ловкач занятие себе нашёл с утра, сначала уговаривал сидельцев на игру, потом нахально выигрывал у них вещи. Но желающих было гораздо меньше, чем вчера. Ну и еда у заключённых заканчивалась, а некоторым кроме еды поставить на кон игры нечего. Я же сидел и наблюдал за жуликами. Обратил внимание, что на меня смотрят Чирок и Пятак. Какое-то время они пялились на меня, потом Пятак встал и подошёл ко мне.

– Слышь, Жерех, базар есть к тебе, пошли возле нас поговорим, – предложил Пятак.

– У меня к вам нет разговора, а если у вас есть, то подходите сами, – спокойно ответил я.

Пятак нахмурился, но ничего не сказал, я в свою очередь незаметно задрал штанину и достал финку, спрятал её в рукав. Великим специалистом ножевого боя я не был, но на среднем уровне обращался с боевым ножом вполне прилично могу. В той жизни, во время службы по контракту нас тренировали обращению с ножом. Пятак вернулся вместе с Чирком, они присели слева от меня.

– Пепел сказал, что ты объяснишь нам, где и когда пойдём на рывок, – сразу вывалил Чирок.

– Ты бы ещё вышел на середину и орал во всю глотку о том, что планируем свалить отсюда. Когда появится возможность, я вам сразу сообщу, а сейчас не надо привлекать лишнего внимания, стукачей здесь наверняка хватает, – резко произнёс я.

– Тогда поторопись. Или ты собрался до фронта доехать? – занервничал Пятак.

– Слушай, Пятак, ты кого во мне увидел? Может я на чёрта47 похож, может на кого шестёркой пашу? Я вас с собой не звал, ничего не обещал. Появится возможность, сразу сообщу. А так я вас не держу, можете хоть сейчас пробовать, – я старался сильно не грубить, чтобы не довести до ссоры, но и прогибаться под них не собирался.

Если они не свалят до того, как попадём на фронт, то там совсем другой разговор будет с ними. Я за спиной врагов не оставляю, жизнь так научила, хоть и была она в другое время.

В Тавду мы прибыли ночью, до утра нас никто не собирался выпускать из трюма, тем более с вечера всех выводили справить естественные потребности. За день мы доели тушёнку с Антоном, сидельцы с завистью посматривали на нас, но поделиться никто не просил. А Ловкач таких глупых мыслей в своей голове не держал. Здесь и сейчас каждый выживал, как мог и умел. Хотя сухари и воду нам давали в процессе водного пути. На рассвете началась выгрузка, мы выбирались из трюма и построились в колонну по четыре человека на причале. Кроме конвойных здесь добавились проводники с собаками, надо заметить, что охраняли нас надёжно. Как только построились колонна двинулась на выход от причалов. В саму Тавду не заходили, прошли по окружной грунтовке, через два часа мы пришли к распределительному лагерю. На дворе лето, август месяц, погода сухая, никакого намёка на дожди. В само лагере имелись несколько строений. Бараки с нарами, чтобы переночевать, баня. Всех загнали в бараки и стали выводить в баню на помывку по двадцать человек. На процедуру выделилось полчаса, выдали маленький кусок хозяйственного мыла. Но перед баней брили и стригли наголо. Когда вышли из помывочной нам приказали сдать старую одежду. И начали выдавать исподнее бельё, рубаха и кальсоны. Также выдали форму образца 1936-го года, цвет хаки. Пилотка, гимнастёрка с клапанами карманов на груди, шаровары, ну или бриджи для рядового состава. Выдали ботинки, портянки и обмотки. Спасибо политическим, что научили правильно наматывать обмотку, они видимо научены со времён гражданской войны. Обмотка наматывается снизу вверх. Я с тоской подумал о кирзовых сапогах, которыми в это время уже снабжали армию. Антон ругался матом, пока наворачивал обмотки.