Внутренний мир. Западня

Петляя по коридорам завода, Рудольф чувствовал, как его потряхивало от волнения и непонятного предчувствия, словно не судьба Костина, а его вот-вот должна была решиться. Наконец мужчина остановился перед дверью с табличкой «Отдел кадров» и глубоко вздохнул. Он занес руку, чтобы постучать, но та открылась сама, и на него чуть не налетела выходившая из кабинета девушка. Молодые люди неловко рассмеялись, и, когда Рудольф поймал глубокий и выразительный взгляд серых глаз незнакомки, все мысли о Костине мгновенно улетучились.

– Чем могу помочь? – из кабинета раздался громкий женский голос, а из-за огромного компьютерного монитора на парня уже с неприязнью смотрела женщина средних лет с химкой на голове.

– Хотел бы на работу устроиться… – Рудольф едва вспомнил, зачем пришел.

– Для вас, юноша, ничего нет! – громко, выделяя каждое слово, произнесла она. – Нам нужен только ночной сторож, но вы же не пойдете в сторожа! Я вас знаю, вам молодежи сейчас надо сразу в начальники, и чтоб зарплата была большой!

Девушка стыдливо покосилась на женщину, она так и не вышла из кабинета и с любопытством следила за разговором.

– Меня устраивает должность, – произнес Рудольф, войдя внутрь и прикрыв за собой дверь.

Ночной сторож – лучший вариант для операции, фортуна явно была на его стороне.

– Но зарплата же копеечная, – попыталась воззвать к здравому смыслу дама с пышной шевелюрой.

– «Нет и не может быть богатства праведного», – неожиданно для самого себя Рудольф процитировал Чехова, невольно покосившись на прекрасную незнакомку, дабы еще раз доставить себе удовольствие и увидеть ее улыбку.

Начальница понимающе хмыкнула и протянула руку ладонью вверх, потребовав документы на оформление. Должно быть, фортуна в тот день раздавала по акции сразу два счастливых билета, потому что Рудольфа устроили на работу, вдоль и поперек изучив поддельные бумаги, и повели на обход территории.

– Смотрите, Алымов, здесь у нас административный корпус, мы работаем, бухгалтерия, хозяйственная служба, – вещала дама, меря широким шагом коридоры, пока они не дошли до внушительной двери с кодовым замком. – А это кабинет директора, туда никому нельзя без его личного приглашения. На втором этаже конференц-зал, но туда тоже не ходи, там балки прогнили.

– А где же сам завод, цеха? Что здесь вообще производят? – готовясь к этому делу, Рудольф уже изучил всю возможную информацию по заводу, которой располагали внутренние органы Саранска, и знал, что Антон Костин числится здесь директором, но хотел узнать, что же знают сотрудники о своем предприятии.

– Ой, провода какие-то, да схемы паяльные, мы туда не суемся, этим Антон Тимофеевич занимается, – женщина махнула рукой в сторону кабинета директора. – Он к нам с нужными бумагами приходит раз в неделю, мы все что надо оформляем, а чего там на заводе творится, черт его пойми.

– Говорят, что производство и вовсе стоит, а только на бумаге дело идет, – прошептала дамочка на ухо Рудольфу, когда они вернулись в кабинет.

Ну, ничего, он найдет еще способ попасть в эту лабораторию.

– Радик, возьмите, – все та же очаровательная девушка протянула ему паспорт и напечатанное на машинке заявление, – и подпишите вот здесь.

– Хорошо, Танюша, а теперь покажи нашему новому сторожу служебный вход и внешнюю территорию, – распорядилась начальница, когда со всеми бумагами было покончено.

Сердце в груди Рудольфа подпрыгнуло, сделало сальто и только потом вернулось на прежнее место, вновь заставив парня забыть о цели визита и сосредоточиться исключительно на прекрасных серых глазах девушки. Однако всю дорогу, что они с «Танюшей» шли по лаборатории, а затем по внутреннему двору, ведя непринужденную беседу, его не покидали сомнения, что он не способен произвести на столь прелестную девушку должное его аппетиту впечатление. Он вспомнил, что он не так высок, не так строен и не так красив, как хотелось бы, и что его главное достоинство – титул графа Алемского – в данной ситуации не имеет никакой силы.

Они стояли в середине двора, отсюда были видны высокие окна цеха, покрытые толстым слоем пыли, ничем не примечательные, но надежно хранящие свою тайну.

– Таня, а что здесь все-таки производят, ты знаешь?

– Нет, – девушка покачала головой, – я знаю, что числится несколько сотен человек, но я ни одного из них не видела, как и продукции завода. Мы регулярно отправляем отчеты в министерство, иногда к нам даже приходят проверки, но что там в цехах на самом деле… – Таня пожала плечами.

– Может, какой секретный государственный проект? – Рудольф понизил голос.

– Все может быть, – девушка огляделась по сторонам и приблизилась к мужчине: – иногда тут такое творится! Во всем квартале свет выключается или, наоборот, что еще удивительней, разом включаются все электроприборы, даже те, что не были подключены к розетке. Это уже чем-то сверхъестественным попахивает.

– Да уж! Видать, электромагнитное поле здесь сильное, – Рудольф снова оглядел окна цехов. – А кто ваш директор?

– Костин Антон Тимофеевич. Мы его почти не видим, он все время на заводе, – Татьяна вновь опасливо посмотрела по сторонам, так что Рудольф сделал вывод, что сотрудникам не больно разрешают распространяться о деятельности предприятия. – Иногда он ходит в медицинском халате, и кабинет у него за кодовой дверью.

Рудольф удовлетворительно кивнул, чутье подсказывало, что за кодовой дверью не просто кабинет Костина, а проход на секретную часть завода.

– Слушай, Таня, мне бы увидеть его?

– Зачем?

Татьяна насмешливо прищурилась, но сообщила, что он приходит в их отдел каждую среду:

– Вот только днем, а вы же ночной сторож, – заметила она.

– Значит, в эту среду я не высплюсь, – улыбнулся он. – И давай на «ты»

– И все же, зачем он… тебе?

– Ну, понимаешь, ищу вот повод снова тебя увидеть…

Таня звонко рассмеялась, и неожиданно голос ее отразился эхом, говоря о том, что где-то под ними было большое полое пространство.

***

Операция «Антон Костин» началась.

Пока Рудольф Алемский осваивался на заводе, расставлял жучки, шпионил и не забывал «по» надобности и «без» заглядывать в отдел кадров, чтобы увидеть прекрасную Танюшу, Эдвард Гордон добился личной встречи с Костиным и подписал с ним договор об инвестиции своих средств. Молодой эльф был уверен, что произвел на ученого должное впечатление и не оставил у того сомнений в своей надежности.

Дабы поддерживать репутацию заинтересованного бизнесмена, он вернулся во Внутренний мир и начал активно посещать все форумы и финансовые конференции, не упуская случая засвидетельствовать свое расположение к проектам Костина. На самом деле он страдал, ибо игра с капиталом никогда не была его страстью.

Будучи алмарианом, Эдвард Гордон с тринадцати лет занимался исключительно духовным образованием. Сначала его учила Аннабель Ра́бвель – представительница второго алмарского рода Валдарии, женщина удивительной доброты и силы, излучающая любовь и, казалось бы, сама состоящая из одной только любви. Затем Эдвард обучался в специализированном колледже и окончил институт по направлению «целительство и бимолекулярные практики», но едва начал работать, как в семье их случилось несчастье – погибли отец и младший брат.

Эдварду пришлось оставить свое призвание и заняться делами отца. Эдгард Гордон вел крупный бизнес и сколотил немалое состояние, которое надеялся разделить между своими сыновьями. Хотя Эдвард подозревал, что, если бы не трагедия, все досталось бы его младшему брату Эдмунду, который понимал отца и разделял все его амбиции. Увы, сам Эдвард с папой не ладил, Гордон-старший не одобрял страсть сына к духовным практикам и считал это ремесло недостойным мужчины. Отец был удивительно мрачным, скупым и жестким эльфом. Выходец из разоренного рода Гордонов, Эдгард приложил немало усилий, чтобы очистить имя своего рода от позора нищеты и занять достойное место в высшем эльфийском свете.

Но Эдварду было все равно на светские ценности, богатство и роскошь. Он, как и его мать, был сделан из другого теста. И ему было тошно от скопления людей, внимания прессы и долгих споров на экономические темы. Но назад дороги не было, теперь молодой человек высиживал конференции по инвестициям в сырьевой рынок, давал интервью о курсе рубля Валдарии по отношению к советскому рублю, стоически выдерживал рукопожатия друзей своего отца, которые все как один выражали свои надежды на то, что сын окажется не менее хватким, чем отец.

В конечном счете Эдвард полностью вошел в доверие к Костину, и тот допустил его до собрания инвесторов по проекту «Код-17». Ученый демонстрировал тот эффект, что препарат произвел на биологическую систему подопытной собаки. Животное было невероятно сильным, наносимые учеными небольшие порезы заживали в течение часа, а интеллектуальные способности были на уровне хорошо тренированного служебного пса. Костин заверял всех в отсутствии побочных эффектов, но убедиться в этом можно было только после опыта на человеке, дата которого пока держалась в тайне. Уже после его успешного осуществления можно было говорить об экспорте «Код-17» за рубеж и баснословной прибыли, которая была обещана всем инвесторам.

После посещения собрания Эдвард мог подтвердить, что в подвале завода электрооборудования находится тайная лаборатория ученого. Подтвердить это смог и Рудольф, который пролез туда по вентиляционной системе и установил прослушку. Операция «Антон Костин» набирала обороты, и молодые люди сжимали ученого в тиски с двух сторон.

– Они проведут тест «КОДа-17» на человеке двадцать третьего июля, – пару недель спустя Эдвард наконец сообщил свежую информацию.

Он вновь прибыл в Саранск на квартиру Елены Стоминой, чтобы вместе с Рудольфом приготовить план захвата.

– Значит, двадцать третьего, мы его прихлопнем! – Рудольф самодовольно ударил ладонью по столу.

– Ты проверял седьмой и восьмой микрофон?

– Седьмой и восьмой? – тот замялся. – Это ведь в неиспользуемой «маленькой» лаборатории. Нет, я ей пока не занимался.

– Рудольф? – Эдвард приподнял бровь.

Но друг лишь отмахнулся и принялся рассматривать карту завода, которую они составили на основе своих наблюдений.

– Ты ведь сделал заметки невидимыми чернилами на кодовом замке? – вновь спросил Эдвард.

– Еще сделаю, – Рудольф отвернулся.

Алемский должен был пометить чернилами кнопки на замке, чтобы выявить пароль.

– Если мы схватим Костина, и МОЗ выдаст меня как тайного агента, то меня не простят арабы. А если наш договор с Костиным будет предан всеобщей огласке, то МОЗ будет обязано открыть на меня уголовное дело, – вкрадчиво, без лишних эмоций произнес Эдвард. – Ты хотя бы понимаешь, как многим я рискую ради этой операции?

– У меня все под контролем. МОЗ выведет тебя из игры. Ты преувеличиваешь, – Рудольф отвел взгляд, не в силах смотреть другу в глаза.

– Не так страшно преувеличить проблему, как недооценить ее. Я был бы признателен тебе, если бы ты сконцентрировал все свои силы на работе.

– Я так и делаю!

Алемский покраснел под пронзительным взглядом эльфа. Эдвард знал, что Рудольф порой бывал самонадеянным, но его главными чертами все же оставались честность и смелость, поэтому храбро признался:

– Если ты намекаешь на Таню, то скажу тебе сразу, наши с ней отношения никак не вредят делу. Напротив, это дает мне повод появляться на заводе вне своего рабочего времени.

Своим алмарским даром Эдвард уже давно волей-неволей проник в голову Алемского, и, увы, ничего, кроме мыслей о юной девушке, в ней не обнаружил. Гордон тяжело вздохнул, но не стал продолжать разговор.

Он знал, каково это.

Совсем недавно он и сам был страстно влюблен в прекрасную Адель Ста́лвин. Эдвард почти всегда вызывал восхищение у представительниц слабого пола, нередко был объектом их пылких чувств, но никогда не думал, что та единственная, которую он так горячо полюбит, останется к нему холодна. Он бы смирился с ее равнодушием, в конце концов, он был дворянином и был богат, и Адель не осталась бы безучастна к его состоянию и знатности. И пусть девушка наивно считала своего преданного поклонника лишь верным другом, почти братом, Эдвард знал, что его любви хватило бы на двоих, и Адель, несомненно, согласилась бы стать его женой. А уж то счастье и забота, которые он подарил бы ей после свадьбы, растопили бы ее сердце и открыли наконец двери для взаимности. Но судьба обошлась с юным эльфом жестоко.

Не подозревая, что рушит свою жизнь собственной рукой, он привел избранницу на званый вечер к Аннабель Рабвель. Он восхищался этой женщиной и гордился тем, что обучался под ее началом. Эдвард наивно хотел похвалиться перед наставницей своей очаровательной возлюбленной, а на Адель произвести впечатление столь близкими отношениями со знатным семейством. Ведь Аннабель Рабвель была младшей дочерью покойного Владыки Эодана, который считался одним из самых выдающихся лидеров Княжества за последние двести лет. Теперь на эльфийском троне сидел его сын, а Аннабель без всякого стеснения тратила свое огромное наследство на благотворительность. Она строила детские больницы, онкологические центры и интернаты, большая часть которых располагалась во Внешнем мире в странах Средней Азии и Африки. У Аннабель был мощный целительский дар, а у всех, кто слышал ее звонкий заразительный смех, уровень эндорфинов в крови значительно повышался, что не раз было официально подтверждено медицинскими исследованиями.

Эдварда Гордона она пестовала как родного сына, хотя у нее самой было трое детей, младший из которых – Рафаэль был сверстником Эдварда. Мальчики с самого детства росли вместе, хотя нельзя было сказать, что молодые люди были близки, уж слишком разные у них были характеры. Юный Рабвель был любимцем семьи, избалованным и изнеженным, притом как Эдварда растили в ежовых рукавицах. К тому же Рафаэль унаследовал обаяние своей матери, ее звонкий смех и уверенность в том, что весь мир лежит у его ног.

Адель влюбилась в него с первого взгляда.

Напрасно Эдвард метался вокруг возлюбленной, уговаривая забыть Рабвеля, ссылаясь на его высокое происхождение и официальную помолвку с другой девушкой. Адель была ослеплена своей любовью и больше всего – взаимностью юного эльфийского принца. Страдания Эдварда трудно было описать, он не знал, бросаться ли ему к ее ногам или бежать прочь. Аннабель утешала ученика, ссылаясь на ветреную натуру сына, и заверяла, что после запланированной женитьбы Рафаэля, счастью Эдварда уже ничто не помешает. Однако судьба распорядилась иначе. Влюбленные бежали за границу, где тайно поженились совсем как в любовных романах, а минувшей зимой у них родилась двойня.

Эдвард готов был душу продать, лишь бы забыть Адель Сталвин и никогда ее не вспоминать. Он готов был ненавидеть Рафаэля, который так дерзко сорвал эту нежную розу, на которую сам Гордон даже боялся дышать. Жизнь стала казаться ему невыносимой. Желая хоть что-то изменить, он ухватился за просьбу Алемского помочь с делом Костина как за спасительную соломинку. Однако соломинка эта была тоньше, чем он думал.

С тех пор как Эдвард, противясь страху и инстинкту самосохранения, впервые преодолел Портал между мирами, ему всюду мерещилась опасность. Но юноша заглушал внутренний голос, оправдывая его тем, что вся операция «Антон Костин» изначально была риском, на который он осознанно пошел. Теперь же тревога возросла с новой силой – он знал, что его друг счастливо влюблен, и ему казалось, что за этим непременно последует еще одно предательство.

Конечно, Эдвард не признавался в этом даже самому себе, потому что не видел никакой логической связи между чувствами Алемкого к Танюше и его дружеской верностью. Однако между молодыми людьми словно выстроилась невидимая стена. В этот вечер они так и не смогли составить более-менее сносный план захвата, который ждал от них МОЗ, и Рудольф ушел на ночную смену ни с чем.

Глава 3. Операция «Антон Костин»

Три дня спустя Эдвард и Рудольф наконец составили план. Теперь эльф ждал подтверждения от МОЗ и целыми днями не выходил из квартиры Стоминой, чтобы не засветиться.

Он коротал время за просмотром развлекательных телевизионных передач на одном из трех каналов, что ловила антенна. Для Гордона это было даже много, ведь во Внутреннем мире телевидение было мало развито: одни только новости, да редкие кинокартины сомнительного качества. В А́рдхоне больше любили театры и живое представление, плюс из-за электромагнитных особенностей их измерения, радио- и телесигналы часто пропадали. Другое дело огромный медиамир Внешнего мира! Передачи, фильмы, викторины, концерты. Эдварду казалось, что через экран телевизора он подсматривает за странными незнакомцами, которые прежде казались ему чудаковатыми и недалекими, а теперь выясняется, что они такие же люди, как он: живые, глубокие, со своими мечтами и надеждами, со своей болью и страхами.

Наконец появился курьер и протянул эльфу сразу два конверта. В одном из них было зашифрованное послание от МОЗ, где сообщалось, что их с Рудольфом план одобрен. А второе письмо было личное, присланное из Пада́нии, страны Внутреннего мира, почти совпадающей через пространственную завесу с Италией. Оно было подписано знакомым почерком, и принадлежал этот почерк человеку, который был последним, с кем Эдвард хотел бы сейчас вести переписку. Почерком Рафаэля Ра́бвеля.

Эдвард с силой сжал губы и грубо распечатал конверт:

«Привет, Эдвард, звоню тебе уже какую неделю, но никак не могу застать дома. Твоя мама говорит, что ты в отъезде. Есть к тебе срочное дело, поэтому позвони мне как можно скорее.

Я все еще не исчерпал поток благодарности в твой адрес и помню, что ты сделал для нас с Адель. Надеюсь, ты уже не злишься. Как говорят в Падании: «Настоящий друг стоит сокровища!»

Всегда преданный тебе Рафаэль Рабвель»

«Преданный тебе», Гордон так и видел взамен этих слов – «предавший тебя».

Что же Рабвелю могло от него понадобиться? Еще до того, как эльф распечатал письмо, он был уверен, что разорвет его и не станет отвечать, неважно, что именно так поспешно хотел сообщить ему Рабвель. Но теперь, когда письмо было прочитано, и каждое слово и каждый слог буквально кричали задорным и веселым голосом Рафаэля, имевшим столь же сильное чарующее воздействие, как и голос его матери, Эдвард все больше и больше смягчался, попадая под некие чары, суть которых он прекрасно знал, будучи сведущим в делах духовных, но по неведомой ему причине бороться с которыми не хотел.

– Что ж, будь по-твоему, Рафаэль, – зачем-то прошептал он вслух и постучал в комнату хозяйки квартиры.

Елена Стомина была очень серьезной немногословной девушкой, простоватой на вид. Гордон уже знал, что помимо основной работы логопедом в детском саду, в выходные Елена подрабатывала официанткой в ресторане. Она всегда была уставшая и невыспавшаяся, казалось, все вокруг дается ей с трудом. Эдвард то и дело ловил обрывки ее телефонных разговоров с подругами, где она жаловалась на трудных детей в садике, конфликты с родителями или на пьяных клиентов в ресторане. Эдварду порой было жаль ее, жаль ее душу, которую он читал как открытую книгу.

В тот момент в Советском Союзе перестройка уже началась и копить деньги было не так стыдно, как десятилетия назад. Елена, несмотря на редкое общение со своим отцом, живущим в Валдарии, унаследовала не только внешнее сходство с ним, но и более либеральные взгляды на жизнь, совершенно несвойственные комсомолке, которой она, несомненно, была. Так что Елена не стеснялась мечтать о лучшей жизни. Ее отец был бы рад оказать дочери любую помощь, но девушка гордо ее отвергала, бессознательно проявляя тем самым солидарность с решением матери, вычеркнуть его из их жизни.

– Вы что-то хотели? – Елена оторвалась от чтения газеты, когда мужчина вошел в ее комнату.

– Я могу позвонить от вас?

– Конечно, – девушка указала на телефон, стоящий на журнальном столике, и уже хотела было выйти, чтобы не мешать беседе, но Гордон попросил ее помочь разобраться с международным кодом, который Рафаэль указал на обратной стороне письма.

– Звонок в Ардхон, да еще и заграницу? – девушка подняла брови. – Не думаю, что ГТС сможет это осуществить.

И все же она набрала 9-ку и, дождавшись ответа оператора, назвала необходимую комбинацию цифр. Эдвард надеялся в глубине души, что звонок окажется невозможным, но их, как нарочно, быстро соединили, и из трубки раздались гудки. Гордон почувствовал, что у него все внутри похолодело, прежде чем услышал голос Рафаэля, искаженный помехами.

– Ну, наконец-то, Эд! Мы уже беспокоились. Где ты?

Это «мы» пронзило Гордона как удар шпаги насквозь.

– Уехал по делам. Что за срочность, что-то случилось?

– Все в порядке, мы пока задержимся в Пада́нии. Дело такое: недавно приехала мать Адель со своим братом, и он рассказал мне кое-что интересное. Знаешь такого ученого Антона Костина? Так вот, у него есть закрытая программа для инвесторов с очень большой ставкой. Господин Ста́лвин говорит, что прибыль будет колоссальной. Я сразу же подписал с ним контракт через свое доверенное лицо и хочу предложить тебе присоединиться к нам. Читал в газете, что ты теперь всерьез занялся бизнесом и не пропускаешь ни одну конференцию по инвестициям!

Рафаэль притих, ожидая реакцию Эдварда.

– Ты инвестировал в Костина? – уточнил тот севшим голосом. – Надеюсь, не в «Код-17»?

– Т-ш-ш! – трубка зашипела в руке Гордона. – Эд, будь поосторожней! И вообще, у Костина много проектов, я закон не нарушаю.

Рафаэль лукаво рассмеялся, не оставив у Гордона сомнений в правдивости своей догадки.

– Ты подписал договор?

– Да, я же сказал, через доверенное лицо, моего секретаря. Кажется, скоро продукция будет готова, но я подумал, что ты еще можешь успеть вложиться. Если хочешь, я лично позвоню Костину и попрошу, чтобы он включил тебя в число инвесторов. Он не откажет мне, – Рафаэль самонадеянно хмыкнул и добавил уже другим, более искренним тоном: – Я очень хочу сделать для тебя что-то хорошее, поверь мне.

Холодок прошел у Эдварда по спине: если их с Рудольфом операция пройдет успешно, то МОЗ будет судить не только Костина, но и всех инвесторов «КОДа-17», как сообщников ученого в незаконных экспериментах.

– Эд? – раздалось с той стороны провода.

– Рафаэль… Немедленно разорви контракт!

Эдвард сам удивился тому ужасу, что обуял им. Может, он и не считал больше Рафаэля другом, но поняв, какая опасность угрожает юноше, испугался за него. Конечно, Гордон объяснял это себе тем, что теперь если плохо станет Рафаэлю, то страдать будет и Адель, и их дети, и Аннабель, которую эльф почитал и любил.

– О чем ты? Я не понимаю тебя…

– Ты правда хочешь сделать для меня что-то хорошее, Рафаэль?

– Да!

– Хочешь вернуть мое расположение к тебе?

– Больше всего на свете!

– Тогда немедленно посылай к Костину своего доверенного и разорви контракт!

Эдвард хотел сказать, чтобы он не вздумал рассказать ученому об их телефонном разговоре, и еще много чего, но связь неожиданно оборвалась.

– Набери снова! – он протянул трубку Елене, которая так и не ушла, и с беспокойством слушала их беседу. Но как девушка не старалась, связаться с Паданией им больше не удалось.

– Кофе? – Елена с сочувствием посмотрела на Эдварда, и тот кивнул.

На кухне они сидели молча, каждый погруженный в свои мысли. Эдвард думал о том, что мог поставить всю их операцию под угрозу, предупредив Рабвеля. Пусть не специально, но Рафаэль мог сообщить Костину лишнюю информацию и рассекретить Гордона.

Елена из обрывков фраз и разговоров, свидетельницей которых была за последние полтора месяца, пыталась сложить в своей голове картинку о том, чем же таким занимаются ее временные постояльцы.

Наконец, их взгляды пересеклись, и оба невольно улыбнулись.

– Как кофе?

– Отвратителен, – честно признался Эдвард. – Я не уверен, что это кофе.

Елена не ответила, но видно было, что слова эльфа вовсе ее не обидели.

– Что же такое должно было случиться с эльфом, привыкшим к шелковым постелям и лучшему кофе, что он добровольно обменял все это на советский быт? – осторожно спросила Елена, очерчивая кончиком пальца край своей чашки.

– Это мы, богатые, так с жиру бесимся.

Эдвард шутил, хотя лицо его оставалось безэмоциональным.

– Бедненькие, – Елена снова улыбнулась. – Я слышала из ваших разговоров, Рудольф иногда называет тебя таким словом… Алмир или что-то в этом духе, что это значит?

– Алма́риан, – Эдварду было непривычно, что кто-то может не знать об этом, – это значит, я потомок А́лмы Великого. Он жил около двух тысяч лет назад и был последним бессмертным среди эльфов. И подобно своим предкам атлантам мог управлять материей и энергиями.