Наследник Рода

Взгляд рыскал в пространстве, не находя доступа к информации, натыкался на невидимые барьеры и возвращался – возвращался ни с чем…

– Я… – прошептал Май, – я в замешательстве… Мне… кажется, Сол играет со мной странную партию, правила которой мне недоступны. Я слеп и глух, чувства мои противоречивы и путаны… И еще… – он запнулся, лицо напряглось, а в горле пересохло, будто организм противился произносить, – мне понравилась женщина.

Сей Мир понимающе кивнул.

– Достаточно, – он встал.

Май чувствовал себя душевнобольным пациентом, не способным описать собственное состояние; ребенком, натворившим дел, за которые сложно оправдаться; нелепым воришкой, забравшимся в чужой дом непонятно зачем.

– Достаточно, – повторил жрец и неторопливо направился к книжным полкам.

Некоторое время глаза старика напряженно рыскали по запылившимся кожаным переплетам. Май ожидал, что тот достанет один из трудов и, открыв нужную страницу, зачитает несколько строк. Глубокие сокровенные знания наведут порядок в мыслях и чувствах… Вот, сейчас… Рука Сей Мира потянулась к одной из книг, пальцы, чуть подрагивая, коснулись названия, тесненного злотыми буквами…

– Пустое… – неожиданно произнес жрец и убрал руку от храма мудрости.

Май вздрогнул… Замер в непонимании.

Сей Мир вернулся к столу и решительно сел, положив перед собой руки. Пальцы нервно застучали по деревянной поверхности.

– Я думал, ты придешь раньше, – старик выдавливал из себя слова. – Я ждал и боялся твоего визита.

– Что? – к непониманию добавилось глубокое удивление. – Вы… боялись?

Уголки губ жреца чуть дернулись – улыбнуться не получилось.

– Это не то, что ты подумал… Я хорошо чувствую твои предвидения, понимаю мотив поступков – не одобряю их, но считаю правильными.

Маю захотелось спросить, как это может быть.

– Может, Марин… может… может, – опередил его вопрос Сей Мир. – Поверь… Я не вправе давать оценку твоим действиям. Именно поэтому… могу лишь предупредить, предостеречь, напомнить, если угодно, как коротка дорога от Первых до Вторых, как иллюзорна грань, как обманчива может быть правда, как горестны плоды желаний…

– Да, но-о-о… – получилось, как отрицание и удивление одновременно.

– И мне, и тебе известно: ничто не происходит без причины, – Сей Мир подождал молчаливого согласия. – И если верить, – а я тебе верю, – то все, что ты делаешь и сделаешь в будущем, приведет к результату…

Марин переставал вообще что-либо понимать. Он пытался собраться и вникнуть в образные, витиеватые фразы мудрейшего – получалось плохо. Усомниться же в искренности жреца – все равно, что отрицать очевидное.

– Тебе нужно было прийти раньше, – гримаса мучительной разочарованности появилась на морщинистом лице. – Возможно, тогда мы смогли бы прочесть замыслы Сола.

– Я виноват, – почти прошептал Май, – но мне не с чем было приходить.

– Знаю, знаю… Именно поэтому я и сказал «возможно», – пальцы жреца прекратили нервное постукивание. – Расскажи о ней…

– О ней? – Май на секунду растерялся, – А… вы имеете в виду… Она дизайнер, архитектор, художник… Она Вторая. Я не увидел ни единого признака, ни единой возможности скорого ее возвращения – почти идеальное творение Сола. Именно это пугает и волнует меня. Разум мой впервые противоречит чувствам. Я впервые не могу понять и оттого начинаю сомневаться… Она не должна была появляться сейчас в моей жизни… Но я точно знаю, что именно встречу с ней, теряя терпение, ждал последнее время. – Май захотел дать волю эмоциям и стукнуть ладонью по столу, подчеркивая глубину противоречия. – Мне нужен совет, Сей Мир. Я чувствую Сола рядом – так близко, что появляется грешное желание… Почему это происходит со мной? Зачем я ему понадобился? Я не могу проследить ни единой связи. Мне остается полагаться на вашу мудрость и знания.

– Ты полностью слеп?

– Да.

Жрец задумался… Густые брови сблизились, углубляя морщины, веки медленно опустились…

– Ты действительно слепнешь… Незрячий легко сбивается с пути, и ты уже сделал шаг в сторону. Просишь совета? Но как я могу открыть перед тобой дверь, если ты не видишь входа?

Внутри у Мая все оборвалось. Он услышал то, чего так не хотел слышать, то, что знал сам, но противился очевидному.

– Вы считаете… я начал процесс обращения? – губы задрожали, голос потерял силу.

– Я не говорил этого, – Сей Мир лениво поднял веки. – Наш Орден всегда стоял на страже незыблемых правил и традиций. Ты один из тех, кто безукоризненно следовал им, ты никогда не заглядывал за черту.

– Это же запрещено!

– Да, это запрещено. Как же теперь определить границу, если утратил способность видеть? Слепой не может полагаться на силу зрения, но его разум, подчиняясь силе гармонии, открывает иные способности. Тебе предстоит разобраться в себе. А пока… я ограничиваю твои контакты с Орденом, но это не значит, что наши дороги разошлись. Помни: у тебя есть все, что было раньше и даже больше. Тебе ли не знать: неумение пользоваться силой не говорит об ее отсутствии. Делай то, что должен, следуй за чувствами, верь и не забывай – ничего не забывай! Это все, чем я могу помочь, – жрец встал и провел рукой по воздуху, словно отчерчивая линию, подводящую итог разговора.

На лбу Марина выступили капельки пота. Сделалось нестерпимо жарко. Захотелось пить.

– Вы… Я… я больше не член Ордена? – произнес он почти беззвучно; сухие губы едва двигались, язык отказывался повиноваться.

– Ты больше не один из нас. Теперь ты сам по себе и должен идти своей дорогой. А я… я буду рад встрече на одном из перекрестков.

Май не верил – не верил, что это происходит с ним. В одну секунду обрушились опоры, придающие смысл его длинной жизни: комната задрожала, воздух сделался невыносимо горячим, краски поблекли… В эту секунду впервые посетило безумное и слабовольное желание – Май захотел стать смертным: забыть о правилах, о законах и традициях, избавить себя от позора, который только что пережил…

«Верь и не забывай – ничего не забывай!..»

Слова жреца прозвучали в сознании – в слабеющем сознании, – и возможно, именно данное обстоятельство не позволило потерять его.

– Я понял вас, Сей Мир, – силы для ответа нашлись. – Я постараюсь понять вас лучше…

– Я знаю, Май… Я знаю и надеюсь на тебя.

– Благодарю…

Сей Мир заслуживал благодарности. Каждым словом, каждым действием жрец направлял, давал совет, помогал обрести уверенность. Всегда помогал, а значит, и сегодня… только что…

Как же принять его помощь и осознать справедливость и мудрость решения, если с неведомых истории времен именно Май являлся хранителем традиций, идеалом для тех, кто не принял идеи гордецов и смутьянов, оставаясь верным истине – такой хрупкой и беззащитной, утратившей красоту и признание и оттого почти скрывшейся от людей в попытке спасения. Но истина есть истина, которая не перестает существовать, даже если про нее забыли.

На душе скверно! Как жить дальше? Как смириться с изгнанием? Как смотреть в глаза людям, еще вчера считавшим его честью и совестью Ордена… Кто он теперь?

Покидая кабинет, Май старался держаться достойно, хотя получалось с трудом.

Жрец проводил его до двери, и когда та захлопнулась, долго не сходил с места, будто наблюдая сквозь старые толстые стены за недавним гостем. Затем он вернулся к столу. Сел на стул, который только что занимал Май – место хранило следы присутствия – прислушался к ощущениям… Угрюмое, озабоченное лицо изменилось – теперь на нем был отчетливый отпечаток внутреннего благодушия и умиротворения…

– Ты все сделаешь правильно, Марин… Мы верим тебе… Этот мир верит тебе.

9

Лавочки на территории отеля «Гранд» похожи на радугу. Деревянные бруски на сиденье и спинке, ровно по семь штук, одинаково гладкие, ровные и каждый в своем цвете. Вероника удобно уселась на радужной скамейке и расслабилась.

Она наконец утолила голод – вкусно и сытно поела и даже задремала в номере после обеда… Как в детстве.

Здесь действительно комфортно – Марат не обманул.

Прихотливый вкус дизайнера отыскал изъяны (а где их не бывает!), но незначительные, навеянные настроением; в целом же все устраивало. Это даже отелем назвать было трудно – скорее гостевой домик с десятью номерами высшего класса, с грамотными и обученными сотрудниками и не по статусу огромной территорией, похожей на ботанический сад – с ухоженным газоном, причудливыми кустарниками, дорожками, беседками, несколькими зонами барбекю и даже настоящим колодцем для любителей экзотики.

Спокойное лицо Вероники ловило ласковые лучи заходящего солнца.

– Каждый охотник желает знать, где спрятался фазан, – бормотала она нараспев, гладя рукой радужные теплые деревяшки. – Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый… Семь цветов… Семь дней недели… Семь нот… Семь грехов…

Забавная поговорка про охотника и фазана со школьного урока физики – педагог рассказал ее, чтобы бестолковые ученики легче запомнили порядок цветов спектра. Она улыбнулась: отличный был учитель – знающий, тактичный, с юмором.

Почему она его вспомнила, и зачем память переключилась на ассоциации с числом семь?.. Наверное, просто так… Мысли потекли туда, куда захотели, не встречая сопротивления разума.

Нельзя сказать, что Вероника с радостью ждала Марата, но и не сильно тяготилась предстоящей встречей с ним. Утомительный день заканчивался прекрасно – награда за муки, – и еще… еще странный незнакомец оставил о себе теплые и приятные впечатления. Как там его звали? Май… Красивое имя.

Не то чтобы он понравился… Скорее заинтриговал: степенный, обеспеченный, солидный, умеет разговаривать с женщиной, знает себе цену – целый букет добродетелей. Она считала эти качества добродетелями: а почему бы и нет?..

Как же получилось трижды за день встретить одного и того же человека в незнакомом городе? Странно… Даже не странно – удивительно! Может, он и вправду следил за ней? Вероника сморщила нос. На секунду стало неприятно на душе – тревожно, – но волнение отступило почти сразу… Глупость! Как он мог так мастерски подставить свою тачку – просто дорожный виртуоз, зарабатывающий на лохах где-нибудь на МКАДе… Совсем не похож… да и денег не взял – наоборот, спровадил инспектора… А в ресторане, который трудно назвать рестораном: хотел бы проследить – остался бы, а не устраивал спектакль… Глупость! Просто невероятное совпадение…

Она оправдывала его – значит, все-таки понравился… Понравился, но не сильно…

Вероника отказалась пить с Маем кофе – не по статусу ей так знакомиться. Однако свой телефон дала и его записала – конечно, не сама, а руками Егора, – оставив возможность для встречи. Разумеется, она не станет звонить, подождет, пока он первый… В конце концов, кому нужны деньги за разбитую машину?.. А вдруг не позвонит?!

Мысль кольнула иголкой… Напрягла…

– Вот вы где!

Это прозвучало неожиданно и в неподходящий момент. Вероника резко повернула голову; растерянно и даже раздраженно посмотрела на Марата. Тот смутился.

– Я напугал вас? Простите…

– Да… – она махнула рукой, – просто задумалась.

Налетело чувство неловкости. Показалось, что раздумья о Мае отпечатались на лице.

– Извините, – настойчиво повторил Марат, – мне стоило предупредить, а не являться, как снег на голову… Извините… Позволите? – Он указал на свободное место на лавочке и, не дожидаясь ответа, присел рядом.

Вероника ухмыльнулась: самоуверенный…

– Закончил дела и сразу к вам, – сообщил он, не поворачивая головы в ее сторону. – День сумасшедший. Впрочем, как и все дни в этом городе… Крупная сделка – много хлопот.

– Действительно крупная? – она не смогла скрыть сарказма.

Марат улыбнулся…

– Вы правы… Не стоит говорить о делах таким прекрасным вечером, да еще в компании такой прекрасной женщины.

– Спасибо.

– Вам спасибо. Это же вы украшаете это место и это время, а я всего лишь случайный свидетель, которому неслыханно повезло…

– Марат, – желание поехидничать усиливалось…

– Что? – он постарался сосредоточиться.

– Вы стихи не пишите?

Он улыбнулся шире красивой белоснежной улыбкой.

– Нет, к сожалению, не пишу. Пробовал – давно, – но понял: не Есенин.

– Любите Есенина?

– Читал в школе… А вы?

Она задумалась…

– Скорее да…

– Хм… скорее да… Разве можно так любить?

Она задумалась глубже… а затем заглянула ему в глаза…

– Вы максималист?

Марат удивленно ткнул себя пальцем в грудь, уточняя, о нем ли речь…

– Я? Скорее да, – получилось комично.

Вероника рассмеялась

– Вы очаровательны!

Минут десять они болтали о ерунде. Она цеплялась к словам – он ловко и аккуратно парировал нападки. Вероника смеялась и даже один раз захлопала в ладоши: теперь она была рада его визиту.

В одной из зон барбекю усердно трудился повар, готовя мясо гриль. Стол накрыли здесь же. Так получилось, что сегодня кроме них в отеле посетителей не было – никто не стеснял косыми взглядами или нежданным появлением в зоне видимости.

Мясо получилось отличным, и вино было изумительно вкусным. Вероника так увлеклась ужином, что не заметила, как объелась и слегка переборщила со спиртным.

Дизайн дома Марат обсудил лишь вскользь – ей даже показалось, что эта тема его не слишком интересует… а может, он просто доверился мастеру… а может, показалось…

– Чем же вы занимаетесь? – градусы приятно шумели в голове. Хотелось задавать бестактные вопросы – совсем бестактные.

– Бизнесом, – не раздумывая ответил Марат.

– Это понятно, – не унималась Вероника, – но есть же направление, ориентация, область…

– У бизнеса одна область – прибыль. Есть понятие выгодно – невыгодно, все остальное – специфика деятельности, разбираться в которой – обязанность наемных сотрудников: узких специалистов, профессионалов.

– А вы, значит, не профессионал?

– Я бизнесмен, – он принял горделивую позу.

– Вот так всегда, – Вероника с грустной иронией вздохнула, – профессионалы трудятся, а прибыль загребают бизнесмены.

Марат развел руками, будто оправдываясь: не он придумал этот мир.

– А я профессионал! – голос Пустыниной был преисполнен не меньшей гордости.

– Именно поэтому вы здесь, – подкрепил он самоуверенность дизайнера.

Вероника ухватилась за повод.

– А откуда вы про меня узнали? Рекомендовал кто-то?.. Кто? – вино позволяло вести себя так, словно заказчиком была она.

– Не я, – ответил Марат.

– Что не вы?

– Не я про вас узнал, – Веронике показалось, что в голосе собеседника звучат нотки сожаления.

– Кто же?

– Мой старший партнер – Генри, – глаза Марата загорелись восхищенным блеском.

– Кто такой Генри? Он иностранец? – спросила заинтригованная женщина.

Глубокий вздох завершился пафосным фырканьем; неторопливое ерзанье на стуле – Марат как будто выбирал удобное положение, чтобы следующая фраза зазвучала по-особенному.

– Генри космополит – гражданин мира. Я даже не знаю, название какой страны записано в его паспорте; более того… думаю, у него несколько паспортов.

– Олигарх, – проговорила она себе под нос разочарованно. – Понятно…

– Сомневаюсь, Вероника, что к нему можно применить столь замусоленный термин.

– Что значит замусоленный?

– Это значит… – Марат набрал в грудь побольше воздуха, – …это значит, что Генри покупает и продает олигархов, как банки с тушенкой. Они для него инструменты – рабочие инструменты, – как для вас мощный компьютер, способный быстро обработать большой объем информации… Хотя, стоит заметить, дорогие инструменты.

– А вы его партнер? – с недоверчивой насмешкой произнесла она.

– Партнер, – Марат ответил так непринужденно, что женщина поневоле прониклась.

– Выходит, вы тоже покупаете олигархов?

– Увы… У меня другая специализация. Я использую тех, кого купил Генри.

Захотелось еще выпить. Молодой человек говорил ошеломляющие вещи: либо залихватски врал, либо…

Пустой бокал в ее руке наполнился вином; в следующую секунду показалось, что все на этом столе стоит безумных денег. Марат поставил бутылку, небрежно взглянул на этикетку и произнес банальный, но вполне уместный тост:

– Хочу выпить за вас.

Вероника кивнула… Сделала пару глотков.

– А у вашего партнера есть фамилия? – спросила она, не успев насладиться вкусом вина.

– Райморт, – ответил Марат удивительно спокойно, но с ужасающим достоинством.

– В смысле… тот самый Райморт? Тот самый… семья… то есть клан… или…

– Именно, – он помог не запутаться в терминах.

– Вы шутите!

– Разве можно шутить с такими именами?

Действительно, нельзя… Вероника поставила локоть на стол и прикрыла рукой лицо, пряча бегающие в замешательстве глаза. Очень хотелось вывести болтуна на чистую воду и одновременно не хотелось верить, что он лжет: еще бы, не каждый день встречаешься с человеком, лично знающим кого-то из семьи Раймортов!

Следующая мысль заставила взять бокал в руки и самостоятельно (под удивленный взгляд Марата) наполнить его вином, чтобы молча выпить.

– И вы говорите, что Генри порекомендовал обратиться ко мне? – от волнения и спиртного она чуть не икнула.

– Да, именно Генри, – он наблюдал за женщиной, внутренне усмехаясь.

О, как часто приходилось созерцать подобную картину! Осознав, о ком идет речь, каждый начинал вести себя неадекватно. Эта еще молодец – пытается держаться достойно.

Близость имени Генри Райморта вводила людей в состояние шока, паники, восторга, исступления. Человек словно прикасался к невероятной удаче, к великому счастью, к заветному желанию, к вожделенной мечте. Начинало казаться, что магическое сочетание букв, из которых складывалось имя Генри, открывает дверь к новой удивительной жизни, и отказаться от ослепительного мира, брезжащего в дверном проеме, не может никто – никто без исключения, абсолютно никто! Он ведь и сам не так давно испытал это чувство.

– Но откуда? Откуда господин Райморт узнал обо мне? – Вероника вновь потянулась к бутылке, но Марат тихонько отставил вино подальше: рано ей напиваться – впереди длинная ночь.

– Ну… не знаю, – он покачал головой и цокнул языком. – Возможно, видел ваши работы – у вас же масса замечательных проектов, а талант, как известно всем, обязательно найдет дорогу к счастью.

Именно эта дорога и появилась перед помутненным взором Вероники – ровная, гладкая, усыпанная лепестками роз; и дома… здания… и ее имя на устах привилегированных особ… О боже!.. Вдруг стало очевидно, что заказ Марата – экзамен, устроенный для принятия окончательного решения. Что же будет дальше? Работа в Ницце? В Монако? А может быть… У нее закружилась голова: слишком много спиртного, слишком много эмоций.

День закончился так же по-дурацки, как и начался. Окончательно захмелевшая от впечатлений и вина женщина чуть было не пала ниц, пустив в спальню дьявола-искусителя.

Нет, она не была монашкой и легко могла позволить себе безрассудство, – тем более сегодня, тем более с красавцем-бизнесменом, партнером самого Генри Райморта.

Но удивительно… Именно в тот момент, когда Марат в полной уверенности перешагнул порог ее комнаты, сердце женщины начало разрываться на части… Она испытала что-то вроде раздвоения личности: одна часть изнуряла вожделением тело, а другая мучила совестью, взывая к странными моральным принципам, которые раньше не особенно обременяли; плюс ко всему вспомнился этот тип – Май – со своей графской статью…

В голове все завертелось, как в центрифуге, к горлу подкатила тошнота, за которой последовало позорное бегство в ванную комнату…

Конечно же, Марат ушел, предварительно заботливо укрыв захмелевшую барышню мягким пушистым одеялом. Он был удовлетворен и разочарован… Задачу босса удалось выполнить на пятерку, а вот свою… Казалось, что он чрезмерно шокировал Веронику… Не стоило так сильно возвышать Генри, а самому теряться в тени великого имени – ощущение не из приятных… Прежде он не испытывал подобного: ничего… будет еще возможность реабилитироваться и взять то, что должно принадлежать ему.

10

Прошла неделя… месяц…

Реалисты знают: весна закончилась… Пессимисты и скептики уверены: эта весна умерла… А романтики и фантазеры скажут, что в утробе матери-природы уже зародилась следующая весна, и ровно через девять месяцев она появится на свет. Поразительно: человек и время года ждут своего рождения одинаково долго, а рождаясь, вступают в мир одинаково требовательно, по-хозяйски меняя окружающую реальность.

Тридцать дней назад родилось лето – почти столько же Маю потребовалось на осознание услышанного от Сей Мира.

Тогда он был уверен: эта жизнь закончилась… Изгнание!.. Плата за сомнение и своеволие – неизбежное наказание.

Его способности резко начали исчезать. Май больше не мог просчитать будущее, хуже понимал взаимосвязь событий, с трудом слышал и видел вне времени и расстояния – скорее всего, он уже перестал быть Первым, но еще не стал Вторым… Зачем нужна бесконечно длинная жизнь, если не понимаешь ее смысла? Ожидание финала теперь приносило облегчение и даже радость. Впрочем, и в скором конце уверенности не было.

Жрец прав: произошли изменения… Больше нет возможности стоять на страже, больше нет уверенности в правоте, больше нет четкого понимания истины. Кто он теперь?.. Кто?.. И если Сей Мир не сумел ответь на вопрос, где же искать ответ?

Тридцать дней он провел без пищи и воды. Ровно месяц он не менял позы и не открывал глаз, освободив сознание от влияния тела и привычных чувств.

Если бы за эти тридцать дней кто-нибудь попал в квартиру Мая, то наверняка бы решил, что успешный бизнесмен, бездвижно лежащий на полу с раскиданными звездой руками и ногами, сошел с ума или бесится с жиру. Толстые шторы плотно задернуты, свет выключен, окна закрыты, аккумулятор телефона отсоединен от аппарата, холодильник пуст, продукты и мусор выкинуты, дверь тщательно заперта на все замки – безумие!

Но никто не зашел внутрь, и поэтому никто не лицезрел Марина в состоянии глубокого отрешения.

Пару раз Стариков посылал человека и оба раза получал ответ: квартира закрыта, признаков присутствия не наблюдается. Вскоре уставший томиться неизвестностью директор самолично убедился, стоя перед глухой дверью: признаков действительно не слышно.

– Чертов эгоист! – пробубнил Николай Николаевич и хотел с досады пнуть ногой бронированную дверь и плюнуть на пол… но не плюнул.

Стариков нервничал… Несмотря на то, что он привык к экстравагантным выходкам босса, в том числе к его странным длительным исчезновениям, в этот раз было сильно тревожно. Изнутри что-то подталкивало, что-то требовало вызвать службу спасения и под каким-нибудь предлогом вскрыть квартиру, чтобы удостовериться: ничего страшного не произошло.

Толстые пальцы уже прикоснулись к дисплею набора номера, но в самый последний момент показалось… Да нет, не показалось…

Николай Николаевич приник ухом к замочной скважине… Точно… Точно! Так и есть! Он слышит смех Марина и щебетание какой-то особы женского пола.

– Ах, негодяй! – воскликнул директор, спрятал телефон в карман и решительно пошагал прочь, забыв от гнева пнуть ногой дверь и презрительно плюнуть.

Перед самым подъездом остановился… задумался: а может, все же показалось… может быть, смеялись в соседней квартире? Николай Николаевич нервно пригладил волосы, провел рукой по лицу, неаккуратно по небрежности растягивая кожу… Тревожно… Отчего-то ему было очень тревожно…

Если бы служба спасения вломилась в квартиру, то тревога сменилась бы паникой, ведь привести Мая в чувство не смог бы никто – так глубоко было погружение, – и его бы однозначно доставили в больницу в состоянии комы, возникшей по непонятной, необъяснимой причине – так сказал бы врач.

Ник Ник ушел, все еще борясь с сомнениями; но явственно звучащие в ушах наглый смех босса и беспечный голос гостьи пересилили душевные потуги, и директор, взглянув через плечо на окна квартиры, сел в автомобиль и покинул двор.

Ровно через тридцать дней тело Мая вздрогнуло, а глаза одновременно с резким вздохом широко раскрылись, словно щелкнул тумблер, и электрический ток привел в действия внутренние механизмы. Несколько секунд поза не менялась, лишь область живота и грудная клетка методично поднимались и опускались, напитывая задремавшие клетки кислородом; бледная кожа розовела, на руках отчетливо набухли вены, и только взгляд распахнутых глаз – единственного индикатора жизни – оставался пустым, бессмысленным…

Май возвращался к реальности… К реальности, от которой месяц назад скрылся в небытии – там, куда нет доступа человеческим эмоциям, туманящим сознание, не позволяющим бесстрастно разобраться в происходящем… Веки дрогнули, медленно опустились, а поднявшись вновь, позволили видеть.

Рука уверенно распахнула шторы. Он зажмурился от яркого света – зажмурился, но не закрыл глаза и не отвернулся.