Квантум

Повторно ударить я не дал, успев перехватить черенок. Вцепился в него мёртвой хваткой, чтобы мне не прилетело снова, и приготовился бороться за жизнь. К сожалению, всё, что я мог, это только грозно пучить глаз сквозь стекло шлема и ругаться сквозь стиснутые зубы. А ещё от нашей возни шлем стал ещё больше крутиться, и уже через мгновение я таращился в кромешно-чёрный подклад, с трудом пытаясь вдохнуть.

Михей начал пинать мне по ногам, но в костюме это было терпимо. К счастью, руками он вцепился мёртвой хваткой в лопату, явно не имея особых талантов в рукопашной.

– Вашу мать!!! Совсем охренели?! – спасительный голос старшего оператора раздался как нельзя вовремя, – Мазутные осадки, я вам что сказал делать?!

Лопату отпускать я не рискнул, поэтому, как болванчик, завертел головой, пытаясь прокрутить шлем. Снова вышло только один глаз освободить, но мне этого хватило, чтобы разглядеть старшего оператора у выхода в реакторную. Его возмущённую и красную рожу было видно даже сквозь запотевшее стекло.

– Он меня убить хотел! – заорал Михей и потряс лопатой, заставляя меня ещё крепче ухватиться за черенок, – Задушить!

– Я вижу, что всё наоборот происходит! Дрёма, убери лопату!

– Не могу! Этот… этот убийца её крепко держит!

– Боря, да отпусти ты уже черенок! – рявкнул мне командир.

– Ага! Отпущу, этот полоумный меня сразу же шарахнет! – прогудел я в подклад.

Как вся эта картина выглядит в глазах старшего оператора, я даже не пытался представлять. Наверняка выглядим с Михеем, как два моржа, не поделивших самку.

– Дайте сюда, имбецилы! – начальник смены наконец добрался до нас, и вырвал лопату, – Дрёма, какого хрена?! Хладагентом надышался? А ну оба привели себя в порядок, и за мной!

Я наконец стащил проклятый шлем и, тяжело дыша, облокотился о шкафчик. Оказывается, вся наша потасовка возле него и проходила.

– Товарищ старший оператор, у меня рука, похоже, сломана, – счёл я нужным сообщить. Боль была адская, и тело явно намекало мне, что не помешало бы свалиться в спасительный обморок.

– Да твою же влажную копоть! – выругался начальник, отбрасывая лопату в сторону.

Я лишь проводил взглядом зазвеневшее по железному полу страшное оружие возмездия. Дрёма тоже с тоской уставился на лопату. Вот же упёртый пацан.

– Давай помогу застегнуть костюм, – начальник стал натягивать мне рукава. От него, кажется, не укрылось, что я едва не свалился, когда пришлось просовывать больную руку.

– Отставить помирать! – прорычал старший оператор, на что я лишь кивнул, – Поставим у штурвала, будешь давление по команде регулировать.

Через несколько секунд мы втроём покинули помещение, направившись в тот темный, жаркий коридор, из которого я не так давно вышел, управляя телом Михея. Правда, до конца мы не дошли – через десять шагов наткнулись на вскрытую решётку пола, и по короткой лестнице спустились вниз. Здесь пришлось двигаться на четвереньках, так что я вынужденно отстал от товарищей, потому как в моём случае приходилось ковылять, словно трёхногий старый пёс.

Наконец я миновал поворот и вывалился на металлический трап, опоясывающий по стене большой круглый отсек. Сквозь гул и металлический стук услышал слова командира, обращённые Михею:

– Вот оно, сердце крейсера!

Сердцем старший оператор назвал угольный реактор, расположенный в центре – огромный конус из металла. Хотя, если быть точным, мы сейчас видели всего лишь бронированный защитный кожух, под которым скрывался один из источников энергии, дающий крейсеру возможность двигаться, да и вообще находиться в рабочем состоянии.

– Борис, дуй вон к тому штурвалу, подменишь Махоркина, а его на запайку отправляй…

Я продолжал таращиться на реактор.

– Боря, да раздуплись ты уже наконец!!!

Стоп, так это ж я Борис. Чёртовы перемещения! Старший оператор, когда наконец увидел мои глаза, продолжил:

– Как только края шва начнут темнеть до чёрного цвета, убавляй подачу хладагента. Два полных оборота, понял? Если наоборот, краснеют, то добавляй.

Увидев мой кивок, он махнул:

– Всё, мы пошли! Михей, чухонь ты угольная, за мной!

Дрёма поплёлся за старшим, но от меня не укрылся его злой взгляд сквозь забрало шлема. Вот ведь взъелся!

Вентиль, регулирующий подачу хладагента находился на другой стороне отсека, так что пока добирался, успел осмотреться. А внушительно выглядит реактор, чувствуется в нём скрытая мощь.

Махоркиным оказался мелкий парнишка, который из-за размеров защитного костюма едва справлялся с громадным вентилем. Он будто бы провалился в комбинезон, выглядывал снизу из полупустого шлема, и даже не сразу расслышал, что я пришёл заменить его.

Бедолага, у которого пустые пальцы рукавиц барахтались в разные стороны, с радостью бросил штурвал – здоровенный вентиль, в половину метра диаметром – и рванул по трапу до ближайшей лестницы, ведущей вниз.

Ухватившись здоровой рукой за одну из восьми торчащих по кругу рукоятей, я потянул вентиль на себя, а затем толкнул в противоположную сторону. Хм, а у Бориса крепкое телосложение, и мне довольно легко управлять. Справлюсь. Уж что, а стоять у вентиля было гораздо легче, чем кататься по полу с Михеем. Да, кстати, что там за трещина на кожухе? Ох ты ж!

Когда я только очутился в реакторном отсеке, место разрыва находилось вне поля зрения. Однако сейчас он предстал во всей своей красе – трёхметровый рубец на поверхности кожуха, сквозь который виднелось белое пламя.

По лестницам с двух сторон от трещины, шарахаясь от всполохов огня, располагались аж шестеро операторов в защитных костюмах с баллонами на спине. Одни работники длинными щипцами прижимали к нижнему краю трещины широкий железный лист, словно заплатку. Двое других поливали края разрыва парящим хладагентом, туман от которого иногда заволакивал весь обзор.

А третьи готовили следующую заплату, нанося серебристую массу, которая вспенивалась прямо на глазах, в десятки раз увеличиваясь в объёме. Самоклейка – вспомнил я название пены. Она не только запечатает разрыв на кожухе, но и позже стянет место разрыва. Явно какая-то сложная химическая реакция.

– Не отвлекайся! – приказал я самому себе, и тут же открутил штурвал на два оборота, так как края трещины стали наливаться краснотой.

Струи хладагента из шлангов, которые держали ремонтники, дёрнулись и хлынули мощнее. Я улыбнулся, радуясь, что сразу вижу результат. Так гораздо проще.

Сколько там температура, в реакторе? Несколько тысяч градусов вроде, если не ошибаюсь. Из чего же сделаны костюмы, что человек выдерживает такой жар?

Работа кипела вовсю. Две струи хладагента остужали стыки кожуха, затем на это место припечатывался лист, с уже нанесенной серебристой массой. От высокой температуры самоклейка мгновенно расширялась, в один миг спаивая небольшой отрезок разрыва. И вот уже наверх поднимается следующий лист.

Так, а это кто туда подбежал? Ага, мой непосредственный командир, точнее – начальник Бориса, и вместе с ним Михей. У старшего оператора в руках массивный пневмоинструмент, похожий на болтовёрт. И что они делать собираются? Ух-ты, клепают листы! Пришивают их прямо к стене защитного кожуха. С самим реактором такое не провернуть, корпус разлетится на осколки…

Я быстро закрутил штурвал на положенные два оборота, так как края разрыва, судя по чёрному цвету, стали остывать. Интересно, и долго мы ещё провозимся здесь?

О, Махоркин появился, притащил ещё одну лестницу. Ну что ж, похоже, дело идёт на лад. По прикидкам осталось ещё семь-восемь листов, и можно будет заняться моей рукой, которая весьма не вовремя начала болеть с удвоенной силой.

Тяжело пыхтя, от страданий я на время забыл о происходящем. Лишь таращился сквозь запотевшее стекло на трещину: краснеет – откручиваю два оборота; чернеет – закручиваю на два оборота.

Пот заливал глаза, и никак нельзя было его вытереть, лишь вывернуть голову и попытаться промокнуть об подклад. Но куда там – шлем закреплён, и уже так не болтается. Стравля… уфф… реакторная!

Ещё раз пятнадцать мне пришлось крутить вентиль, ставший в какой-то момент неимоверно тугим, и я, понял, что просто обессилел. Однако людям внизу наверняка приходилось гораздо хуже, так что в моём мозгу даже промелькнула постыдная мысль – а хорошо, что это уже не тело Михея. Сейчас бы изнывал там от жары…

Наверное, я раньше всех узнал о том, что угроза выхода из строя реактора устранена. Снизу ещё доносились ругань и гул болтовёрта, и ещё не все листы были пришиты клёпками, когда перед моими глазами вдруг высветилось оповещение от Системы:

Протокол «Спасти реактор» завершён успешно (награда: 2 очка значимости).

Обновление характеристик:

Фракция «Медведи».

Текущий ранг: 1

Очков значимости: 12

Текущая локация: сота N 412 (собственность фракции «Медведи»)»

Я даже не сразу понял, что уже не держу вентиль, а сам за него держусь. Ну вот, теперь можно выдохнуть. Очень надеюсь, крейсер смог отразить атаку, и у меня появится время, чтоб разобраться в сложившейся ситуации.

А какая она, эта ситуация? Ну, ясно, что рука у меня точно сломана. Кажется, рукав уже туговат стал, явно локоть опух. Но тело это не моё, и, по сути, забота о нём тоже будет не моя. Я и так сделал всё, чтоб сохранить жизнь этому… кхм… юниту.

Самое главное-то совсем в другом. Мне как-то необходимо донести до командования информацию об успехе эксперимента, ведь многократное попадание в другие тела – это точно удача.

Конечно, учёные и командование планировали забросить меня во вражеский тыл, но насколько я помню разговоры профессора Горячева, у них вообще ничего не получалось, и он будет рад до посинения даже такому результату.

И вот, опираясь о стену возле этого драного штурвала, я осознал в полной мере, что вообще не представляю, как поступать дальше? Как вернуться назад? Могу я каким-то образом снова выбрать своё родное тело Максима Фёдоровича Киркина, сидящего в Уральском НИИ?

В очень далёком Уральском НИИ. Ведь если я на сухопутном крейсере, да ещё и в сражении, значит, это европейские равнины… Стравля реакторная, это ж на сколько тысяч километров меня забросило?!

– Боря, возвращаемся! – раздался снизу громкий голос командира, вырывая меня из размышлений. Так, не тормозим! Боря тут один, и это я.

Бросив взгляд вниз, был сильно удивлён, увидев старшего оператора без шлема. Он держал его под мышкой и утирал тряпицей свою громадную лысую голову. Неужели так резко понизилась температура?

Я глянул на металлический трап, и судорожно сглотнул. Пульсирующий локоть, живущий уже, кажется, отдельно от тела, сразу передал мне, что он лучше отправит меня в бреющий полёт вниз, чем позволит добраться до выхода. Как я вообще смог пройти столько, и продержаться у штурвала?

К счастью, железный трап опоясывали крепкие надёжные поручни, и я таки добрался до выхода. Один возвращаться не стал, дождался своих, после чего мы втроем направились в наш «контрольный отсек» – именно так называлось помещение, в котором меня чуть не пришиб лопатой Михей. Впрочем, у него имелись для этого весьма веские основания.

Снова трепыхаясь на четвереньках… эээ… на треньках в узком проёме, я на какое-то время выпал из реальности. Просто пер вперёд, не обращая внимание на боль и застлавшую взор багровую пелену. Мозг настолько отупел, что я совсем не удивился, когда очнулся от резкой боли, и совершенно неожиданно осознал себя сидящим на стуле в нашей уютной кочегарке, прислонившись спиной к стене. Да ещё, кстати, не обнаружил на себе защитного костюма.

Никаких сообщений от системы не было, а значит, я всё ещё Борис. Болела рука, и по понятной причине – начальник как раз срезал повязку, которую совсем недавно наложил диверсант, скрывавшийся в этом теле до меня.

– Ну ты силён, Боря! – произнес командир, увидев, что я пришёл в себя, – До последнего держался, рухнул уже на пороге. Уважаю.

Я лишь скривился. Ни хрена не помню.

– Но придется потерпеть, – начальник показал глазами наверх, – Лазарет переполнен тяжёлыми, твоим локтем некому заниматься. Однако тебе повезло. – тут старший оператор блеснул улыбкой, будто в рекламе чудо-средства, – У меня имеется опыт в подобных делах. Сейчас Михей притащит всё, что нужно, и я наложу фиксирующую повязку.

– Товарищ старший оператор, мы отбили нападение? – вдруг, неожиданно для себя самого задал я самый важный для меня вопрос, проигнорировав всё остальное.

– А куда мы денемся? Наш «Борзый»-то, знаешь, в каких передрягах бывал? Да у него живучести на десяток таких засад хватит. О, вот и Дрёма пришёл! Михей, ты всё смог получить, что я велел?

– Там это… – раздалось от двери, за которой я ещё не был, – Звездец короче, товарищ старший оператор! Народу покалеченного тьма, даже в коридорах лежат, на матрасах.

– Ты мне зубы не заговаривай, стравля. Шину вижу, а лекарство с бинтами где?

– Всё взял, – Михей, вид у которого был крайне бледный, по стеночке приблизился к нам, положил металлическую шину на стол, и полез в карман робы, откуда извлек сверток, – Вот… Врач сказал, чтоб больной через час поднялся на осмотр.