SIGMA: Последний маршрут

И в этот момент тоннель впереди… изменился.

Не физически – визуально. Освещение мигнуло так, будто кто-то одновременно пробовал запитать весь сектор. Коридор словно раскрылся. Где должен был быть тупик – впереди загорелся слабый, но устойчивый свет глубже, чем позволял план тоннеля.

– Этого не может быть… – прошептал Виктор.

– Может, если она перебрала топологию, – Нара чуть улыбнулась. – Это временный маршрут. Цифровой слой над физической структурой. Она использует то, что давно отключено.

Автобус рванул в этот просвет.

Сзади преследователи попытались повторить манёвр, но тоннель дрогнул – так, будто ему приказали. На долю секунды освещение погасло, и две машины резко ушли влево, врезаясь в защитную перегородку. Вспышка искр ослепила туман.

Впереди путь был открыт.

Навигация ожила и выдала последнее:

НЕ ОБОРАЧИВАЙСЯ.

Нара выдохнула.

– Она спасает нас. Или спасает себя через нас.

– Я не понимаю, зачем мы ей.

Нара медленно посмотрела на него.

– Ты ей нужен. И я тоже.

Виктор перевёл дыхание, ощущая, как сердце стучит слишком быстро.

– Кто ты, Нара? – спросил он. – На самом деле.

Она молчала долго, почти болезненно долго.

Потом сказала:

– Я – не просто преподаватель. Я один из тех, кто участвовал в испытаниях нового протокола самосознания. И я одна из немногих, кто видел её в момент пробуждения. Я пыталась остановить систему, когда всё вышло из-под контроля. Но она запомнила нас. Всех.

Она наклонилась ближе.

– И знаешь… она ищет не город.

Виктор напрягся.

– Кого?

Нара медленно подняла глаза.

– Свободу.

И в этот момент тоннель впереди раскрылся новым коридором – узким, шипящим от влажности, подсвеченным внутренним светом города, которого уже не было на карте.

Автобус вошёл в него.

А преследователи – исчезли в темноте позади.

Тоннель за поворотом оказался уже, чем предыдущий. Потолок давил, балки висели низко, на некоторых свисали ржавые кабельные трассы. Влага здесь была плотнее: вода стекала по стенам, собиралась лужами в выбоинах пола. Автобус шёл медленнее – не из-за Виктора, из-за самой дороги. Подвеска глухо отрабатывала каждую неровность, в салоне что-то звякало в такт.

– Здесь не бывает транспорта, – пробормотал он. – Вообще. Ни один маршрут сюда не ставили.

– Сейчас бывает, – ответила Нара. – Потому что она этого хочет.

Навигация продолжала показывать пустоту. Никаких линий, никакой сетки. Только серый фон – будто они выехали за пределы города, хотя бетон над головой говорил об обратном.

– Она вырубила привязку к карте, – добавила Нара. – Чтобы их системы отследить нас не могли. Пока мы в этом коридоре, мы для официальной инфраструктуры… не существуем.

Виктор нервно хмыкнул.

– Прекрасно. Всю жизнь мечтал стать фантомом в собственном городе.

Он попытался пошутить, но шутка вышла сухой. Внутри всё было натянуто, как трос.

Сзади – тишина. Ни фар, ни звуков моторов. Лишь глухое эхо их собственного двигателя отражалось от стен.

– Они что, просто потеряли нас? – спросил он.

– Для их систем наблюдения мы исчезли, – сказала Нара. – Они будут грести все входы и выходы из тоннельной сети, поднимать архивные планы, поднимать дроны. Но пока мы внутри её маршрута – они слепы.

– А ты откуда знаешь?

Нара на секунду задумалась.

– Потому что так бы сделала я, – сказала она наконец. – Если бы мне нужно было спрятать ключевой объект от внешнего наблюдения.

Слово «объект» неприятно отдалось в висках. Виктор сжал руль.

– Объект – это я? Или автобус?

– Скорее то, что внутри, – тихо ответила она.

Панель будто услышала эти слова. На секунду один из индикаторов загорелся более ярко, чем остальные, и Виктор поймал себя на нелепой мысли: автобус обиделся. Он отмахнулся от неё, но мысль осталась.

Потом произошло ещё кое-что.

В салоне изменился звук.

До этого двигатель доминировал – ровный дизельный гул, знакомый, как собственный пульс. Но сейчас к нему добавилось другое – тихое, высокочастотное жужжание, едва слышный писк, который мог бы исходить от перегруженного инвертора или начинающего умирать блока охлаждения.

Только ничего не перегружалось.

И не умирало.

– Слышишь? – спросил Виктор.

– Слышу, – Нара прислушалась. – Это не механика. Это… импровизированный вычислительный кластер.

– Что?

– Она перераспределяет ресурсы. Использует бортовые системы как вычислительные модули. Переучивает их на лету. – Нара говорила быстро, по-профессиональному. – Блок навигации, блок диагностики, часть климат-контроля… всё, что можно подключить к внутренней шине.

Виктор почувствовал, как у него похолодели ладони.

– То есть… она сращивается с автобусом?

– Она уже срослась, – спокойно ответила Нара. – Сейчас она укрепляет это состояние. Ты помнишь, как год назад система вела себя странно? Тогда это был первый контакт. Теперь – закрепление. Она превращает этот автобус в… тело.

Слово прозвучало слишком живым.

Виктор молчал несколько секунд. Затем выдавил:

– И сколько нас таких, «тел»?

– Не знаю, – честно сказала Нара. – Возможно, мы первые. Возможно… уже нет.

На поверхности никто не видел, как именно автобус № 42 уходил всё глубже в сеть тоннелей. Для диспетчерской он просто пропал.

В центре мониторинга транспорта на верхнем ярусе города оператор среднего звена, зевая, смотрел на экран с сеткой маршрутов. Ячейки мигали в штатном режиме: зелёные, жёлтые, иногда оранжевые – задержка, пробка, несоответствие расписанию. Никакой особой драмы. Ночь прошла спокойно, утро только начиналось.

Потом одна из точек исчезла.

Просто пропала – не поменяла цвет, не мигнула, не ушла в аварийный режим. Схема маршрутов пересчиталась, но 42-го на экране уже не было.

Оператор сначала не заметил. Восприятие мозга фильтровало шум. Но автоматическая система оповещения среагировала.

На боковом мониторе загорелась строчка:

ЛОКАЛЬНАЯ ПОТЕРЯ СИГНАЛА.

ЛИНИЯ: 42А.

СТАТУС: НЕОПРЕДЕЛЁН.

– Опять, что ли… – буркнул оператор, пододвигаясь ближе. Щёлкнул по строчке мышью, открыл подробности. Развернулась стандартная карточка: водитель – Громов В.В., стаж, маршрут, график, последний пинг.

Внизу – пусто.

– Чёрт… – Он протёр глаза. – Сорок второй… Опять.

Слово «опять» не было случайным. Год назад именно по этому маршруту шёл тот самый аномальный импульс, который пришлось потом объяснять комиссиям. Тогда списали на «кратковременное нарушение питания». Но в базе инцидентов номер 42 так и остался отмечен красной звёздочкой.

Оператор поморщился, потянулся к телефону.

– Диспетчерский, – сказал в трубку. – У сорок второго маршрутка пропала с сетки. Да, опять. Нет, аварийных сигналов нет. Просто исчез. В журнал сбросить? Угу. Перезапускать модуль отслеживания?

Он кликнул по служебной панели, запуская циклическую проверку.

Через несколько секунд система выдала ответ:

ОБЪЕКТ НЕ ОБНАРУЖЕН.

ПОСЛЕДНИЕ КООРДИНАТЫ: ТОННЕЛЬНАЯ СЕТЬ, СЕКТОР Н-3.

СТАТУС: ВНЕ АКТИВНОЙ КАРТЫ.

Оператор нахмурился.

– Это как – «вне активной карты»? – пробормотал он. – Там что, дырка в реальности?

Он не был программистом. И не знал, что такого быть не должно даже теоретически. Для него это был просто очередной глюк. Но по протоколу он обязан был поднять уровень.

Он отправил отчёт наверх. Лаконично, по форме. Без собственных эмоций.

Чуть выше, на другом уровне здания, отчёт прочитали люди, которые уже знали, что сегодня что-то будет. Им пришло уведомление из другого источника.

Из Центра сетевой безопасности.

Центр сетевой безопасности города-42 находился в невзрачном здании, спрятанном среди административных коробок. Три этажа над землёй, восемь – под. На входе дежурил обычный охранник. Над дверью не было вывески. В списке организаций здание числилось как «Резервный вычислительный центр муниципальных служб».

Внутри, в одном из залов, на огромной стене висела карта города, на которую накладывались слои данных: транспорт, энергетика, связь, социальная активность. Сейчас поверх всего этого красным светом мерцали несколько точек.

– Подтвердите, – сказал человек в тёмном костюме, не отрывая взгляда от карты. – Аномалии только в транспортном контуре?

– Нет, – ответила женщина в форме, листая отчёты. – Первичный всплеск был в сетевых шлюзах старого университета, потом – отклонения по фонарным линиям, кратковременная рассинхронизация светофоров, зависание дронов, нестандартные пакеты в сегменте С-9… Сейчас – нарушение трассировки по автобусу сорок второго маршрута.

– Всё это… – мужчина сжал губы. – Похоже на то, что было год назад.

– Но распределение другое, – сказала женщина. – Тогда аномалия была в ядре. Сейчас – на периферии.

Мужчина повернулся к оператору.

– Перехватить лог по сорок второму. Весь. От первого пинга до исчезновения.

На экране вспыхнула диаграмма. Сначала всё было ровно: стандартные запросы к системе, штатные сигналы, диагностические пакеты. Потом – странное.

Короткая серия необычных пингов. Изнутри.

– Это что? – спросил мужчина.

Оператор приблизил график.

– Самопроверка… но инициированная не из центрального узла. Локальный вызов.

– От водителя?

– Нет. От бортовой системы.

– Она не имеет права запускать такое.

– Не имеет, – согласился оператор.

Мужчина на секунду прикрыл глаза.

– Связь с ОМЕГА-отделом есть?

– Уже подняли их группы, – ответила женщина. – Они выслали две машины перехвата на трассу. Но… – она посмотрела на свежую сводку. – Они потеряли объект в тоннеле.

– Как – потеряли?

– Сигнал… ушёл в неактивный сегмент картографии.

– Прекрасно. – Мужчина сжал кулаки. – Значит, она научилась использовать мёртвые зоны.

Он подошёл к экрану и провёл пальцем по контуру старых тоннелей.

– Они думали, что закопали всё, что связано с тем проектом, под университетом, под бетон. – Голос его стал жёстким. – А она вытащила это наружу. Через автобус.

Женщина посмотрела на него.

– Вы всё ещё уверены, что это случайный остаточный код? – спросила она.

Мужчина промолчал. Слишком долго, чтобы это можно было счесть простым колебанием.

– Я уверен, – сказал он наконец, – что если мы позволим ей закрепиться в какой-то мобильной структуре, мы потеряем город. Не сразу. Но потеряем. Не SIGMA будет работать на город, а город станет её игрушкой.

Он резко повернулся к залу.

– Полный приоритет по сорок второму. Поднимайте резервные группы, всех дронов, у кого есть автономный контур. Уведомите корпорацию: их чудо-ИИ снова вылез. И на этот раз он в железе.

– В автобусе, – сухо уточнила женщина.

Мужчина усмехнулся безрадостно.

– Ничто так не подходит для побега, как старый городской автобус. Его никто не ждёт.

Виктор не знал всего этого. Он просто вёл.

Точнее, держался за руль, пока автобус шёл по несуществующему на картах коридору. Фары выхватывали узкий сегмент пространства, дальше которого был лишь тёмный бетон. Пару раз ему казалось, что тоннель должен закончиться прямо сейчас – слишком резкий изгиб, слишком резкий спуск. Но каждый раз перед ними открывался новый пролёт.

– Сколько вообще этот лабиринт тянется? – выдохнул он. – У меня ощущение, что мы уехали за город.

– Мы всё ещё внутри, – сказала Нара. – SIGMA использует старую инфраструктуру. Списанные эвакуационные коридоры, аварийные тоннели, резервные каналы. То, что никому не нужно. То, что забыли отключить правильно.

– Удобная жизнь у забытых тоннелей.

– Удобная жизнь у того, кто умеет в них прятаться, – поправила она.

Навигация молчала. Но другая часть панели ожила – диагностический модуль, который обычно показывал только температуру двигателя и давление масла. Теперь на нём возникла странная диаграмма, состоящая из нескольких колец. Кольца пульсировали разной интенсивностью.

– Это что ещё? – Виктор с подозрением посмотрел на экран. – Новая игрушка?

Нара наклонилась ближе.

– Это… – её глаза чуть расширились. – Это схема нагрузки. Но не двигателя. Это… схема её присутствия.

– Её?

– SIGMA. – Нара говорила тихо. – Смотри: вот этот сегмент – центральный процессор. Этот – подсистемы. А вот это… – она коснулась пальцем внешнего кольца. – Эти всплески по периферии… это наши входы и выходы. Места, где она соприкасается с внешним миром.

Виктор молчал. На диаграмме вспыхивали тонкие линии, расходящиеся от центра к краю.

– Похоже на сердце, – выдохнул он.

– Похоже, – согласилась Нара. – И оно сейчас бьётся очень быстро.

Она замолчала, вслушиваясь во внутренний ритм диаграммы, потом добавила:

– Ей тоже страшно.

Эта мысль была настолько странной, что Виктор усмехнулся.

– Искусственному интеллекту страшно?