Курсант Империи – 5

Глава 3

Есть места, куда не хочется попадать ни при каких обстоятельствах. Полицейский участок – один из них, особенно в пятницу, когда весь город решил напиться и устроить разборки.

Наши воронки очутились перед широкими дверями отдела внутренних дел «Северное Медведково» примерно через десять минут после того, как мы покинули башню «Имперских КиберСистем». Через зарешечённое окошко я видел, как на площадке в этот момент разгружали других задержанных не из нашей банды. Пьяная компания в дорогих костюмах – судя по всему, столичная золотая молодёжь, которая решила устроить уличные гонки на аэромобилях. Трое дрались прямо на выходе из воронка, двое блевали в углу, один пытался дать взятку сержанту – размахивал кредитной картой и что-то орал про своего папу-сенатора. Сержант методично игнорировал его, заполняя планшет.

Из другой патрульной машины вытаскивали кого-то огромного парня в грязном комбинезоне и с татуировками по всему лицу. Тот вырывался, плевался, матерился на каком-то диалекте, который я не узнал – то ли колония на окраине, то ли вообще не на русском языке. Четверо патрульных с трудом удерживали его, и один уже тянулся к парализатору.

Обычный пятничный день в старом добром Медведково. Как вы знаете, я бывал здесь раньше – причем много раз, но по мелочам, последний раз ровно перед тем, как меня отправили на Новгород-4. С того дня ничего не изменилось. Всё тот же хаос, та же усталость на лицах полицейских, те же орущие задержанные и мигающие огни аэрокаров.

Только раньше я был не в такой поганой ситуации…

Дверь моего воронка открылась. Теплый вечерний воздух ударил в лицо, и я вдохнул его полной грудью – в железной клетке было душно и к тому же воняло прежними пассажирами. Конвоир жестом показал мне выходить. Я с трудом выбрался из машины – экзоскелет без питания и руки в наручниках не сильно способствовали моей мобильности.

Меня скорее вытащили и поставили на бетон. Рядом уже вели Капеллана – старшина как всегда шёл спокойно, с достоинством, как будто направлялся на парад, а не в камеру. В отличие от старшины Толик сильно нервничал, но шутить не переставал. Он, как и я, тоже прекрасно знал это серое здание и явно не был в восторге от его очередного посещения.

Из соседних бобиков выгружали нашу тяжёлую артиллерию – Папу, Кроху и Мэри. Все трое были ещё под остаточным действием парализаторов. Кроху несли сразу шестеро ОМОНовцев, как огромный мешок с цементом – великан был в сознании, но тело его не слушалось, руки и ноги безвольно болтались. Мэри тащили под руки двое бойцов, её голова свисала, длинные черные волосы закрывали лицо как в ужастике. А Папа…

Папа в это время пел.

Голос его был хриплым, сиплым от криков на крыше, но старший сержант упрямо выводил мотив какой-то дурацкой песненки, которую я раньше не слышал. Слова были… скажем так, не для эфира.

– …а у Витьки член стоял, аки мачта корабля-а-а, девки с Марса прилетали, чтоб сосать у короля-а-а…

– Заткнись, ты уже, – буркнул один из конвоиров, но в его голосе не было злобы. Скорее усталость.

– …мент поганый думал-думал, как бы Витеньку упечь… только наш Витька был не промах, схватил мента и в…л его сам, чтоб впредь не лез, к кому не следует!

– Что-то не в строчку, – хмыкнул конвоир.

– Зато про любовь, – парировал заплетающимся языком сержант Рычков, продолжая сочинять на ходу.

Доказательством этого, помимо полного отсутствия рифмы, было еще то, что главный герой песни имел такое же имя, что и Папа.

– А потом пришла она, красивая как луна… Сказала Вите: «Бросай ментов, пойдём-ка со мной, мой милый мой родной!»

– Сержант, это вы про Асклепию сейчас? – усмехнулся Толик.

– Асенька моя! – заплакал Папа, услышав знакомое имя. – Где ты?

– Заткнись, или мы тебе кляп в рот засунем! – грубо цыкнул не него один из ОМОНовцев, устав слушать эти пьяные завывания.

Папа наконец замолчал, но на его лице играла дурацкая ухмылка – смесь остаточного действия парализаторов, усталости и того бесшабашного пофигизма, который появляется, когда ты уже на дне и падать дальше некуда.

Нас худо-бедно построили в колонну и повели внутрь.

Главный зал отдела полиции по-прежнему выглядел как декорация к фильму об апокалипсисе, который снимали на студии, где забыли убраться после предыдущих съёмок. Огромное помещение, метров пятьдесят на тридцать, с потолками высотой в два этажа. Вдоль стен – окошки приёма дежурной части, камеры для краткосрочного содержания с прозрачными стенами, комнаты допросов. В центре – ряды скамеек для ожидающих, столы дежурных, терминалы для снятия показаний.

И народу. Господи, сколько здесь было народу. Действительно в пятницу попадать сюда мне раньше не приходилось.

Скамейки были забиты под завязку. Задержанные всех мастей, возрастов и степеней криминальности. Пьяные, трезвые, агрессивные, испуганные, наглые, плачущие. Кто-то орал на полицейских, требуя адвоката. Кстати, мне тоже не мешало бы с ним встретиться… Кто-то тихо сидел, уткнувшись лицом в колени. Некоторые, врочем, пытался уснуть, несмотря на шум и свет.

У первого окошка старушка в цветастом халате ругалась с сержантом – что-то про соседа, который украл у неё кота, а потом, о ужас – его съел. У второго – молодой парень в рваной куртке давал показания нараспев оперным голосом. У третьего – проститутка в вызывающе коротком платье красила губы, игнорируя вопросы девушки-полицейской.

Запах стоял невообразимый. Куда там воронок попал. Пот, алкоголь, дешёвые духи, рвота, кровь, дезинфекция – всё это смешивалось в коктейль, от которого хотелось зажать нос.

– Капитан, у вас вентиляция здесь не предусмотрена, что ли? – покривился Толик, шедший рядом со мной.

– Рот закрой! – взвизгнул на него Филин.

– Не могу, я им сейчас дышу, – огрызнулся тот в ответ.

– Откуда столько? – удивился Капеллан, пытаясь никого не задеть своим экзоскелетом.

– Пятница в столице Империи, – коротко ответил я. – Зарплата выдана, впереди выходные. Все как обычно.

В углу трое парней в спортивных костюмах дрались между собой – двое полицейских пытались их разнять, безуспешно. Один из драчунов получил локтем в нос, взвыл, кровь хлынула на белый пол. Сержант материлась, вызывая подкрепление и одновременно робота-уборщика.

У камеры справа кто-то колотил в прозрачную стену и орал не своим голосом – истеричный вопль, который резал по ушам. Полицейский у двери камеры даже не поворачивал головы – похоже, уже привык.

– Эй, красавчики! – справа раздался громкий, надсадный голос. Я обернулся. На скамейке сидела женщина лет сорока, с размазанной косметикой и платьем, которое когда-то было белым, а теперь покрыто пятнами непонятного происхождения. Она помахала нам рукой, улыбаясь кривой улыбкой с отсутствующими передними зубами. – Красивые мальчики! В бронескафах! Вы из армии? Из космодесанта?

– 13-й штурмовой батальон, мадам! – отрапортовал Толик, на ходу переделав «шрафной» в «штурмовой».

– Проходим, – буркнул конвоир, толкая его в спину.

– А можно с вами познакомиться? – не унималась дама. – У меня скидки! Для военных особые условия!

Несколько задержанных на соседних скамейках захохотали. Кто-то свистнул.

– Помолчи, Люся, – сказал грузный сержант, проходя мимо. – Опять с панели привезли?

– А чё, работать-то надо! – огрызнулась Люся. – Не все ж на халяву живут, как менты!

Нас повели дальше, через весь этот хаос, в дальний конец зала. Я шёл молча и смотрел по сторонам, впитывая детали. Это был срез общества, который обычно не виден – изнанка благополучной столицы Российской Империи. Все эти люди существовали рядом, каждый день, но раньше я их почему-то не замечал. Не думал о них, либо просто усмехался на ними. А они были. Пили, дрались, крали, торговали собой, нарушали закон по мелочи и по-крупному.

И попадали сюда, а потом… Видимо, сильно мне начинало напрягать мое скорое тюремное будущее, раз я стал сочувствовать всем этим персонажам…

У дальней стены была дверь с надписью «Изолятор. Персоналу». Нас подвели к ней, остановили. Впереди стояла группа оперов с планшетами – принимали нас под расписку, как посылку с хрупким грузом.

– Шестеро задержанных, – докладывал старший конвоя. – Обвиняются в незаконном проникновении, порче имущества, убийстве, сопротивлении при аресте и нападении на сотрудников полиции. Особо опасные. Трое находятся под действием парализаторов.

– Понял, – кивнул дежурный, пожилой мужик с залысинами и животом, который висел над ремнём. – Ведите в раздевалку. Снимем с них железо, оформим и по камерам.

Раздевалка оказалась небольшим помещением с бетонными стенами, скамейками и локерами для личных вещей. Запах здесь был ещё хуже – спертый и впитался в стены за годы. По углам стояли камеры наблюдения, их красные огоньки горели как обвиняющие глаза.

– Снимайте экзоскелеты, – приказал опер.

Процесс был долгим и мучительным. Экзоскелет без питания снять самостоятельно невозможно – он слишком плотно облегает тело, сервоприводы заблокированы. Нужна помощь техников. Они пришли через пять минут – двое парней в комбинезонах с инструментами, явно разбуженные среди ночи и очень недовольные этим фактом.

– Серьёзно? – один из них оценил наши экзоскелеты. – Военные модели? «Ратник-200М3»? Вы откуда таких нарыли?

– От верблюда, – буркнул конвоир. – Быстрее работай.

Техники начали отстёгивать крепления, отключать блокировки, снимать панели брони. Процесс занял минут двадцать. С Папы, Крохи и Мэри экзоскелеты снимали, пока они вообще лежали на полу – так как ещё не могли стоять самостоятельно. Когда броню наконец сняли, я почувствовал себя голым и беззащитным.

Нас построили снова.

– По одному, – сказал дежурный сержант. – Будем оформлять. Васильков – первый.

Меня взяли под руки и повели обратно в зал. У окошка приёма меня остановили. Сержант за стеклом поднял взгляд от планшета, оценил, кивнул.

– Имя, фамилия, возраст.

– Александр Иванович Васильков. Восемнадцать лет.

– Обвинения знаешь?

– В общих чертах.

Он зачитал список. Длинный, удручающий список. С каждым пунктом моё сердце опускалось всё ниже. Незаконное проникновение на частную территорию. Умышленная порча имущества. Убийство. Организация вооружённой группы.

– Понял?

– Понял, – выдохнул я.

– Подпиши здесь. И здесь. И здесь.

Я подписал. Рука дрожала.

– Хорошо. Теперь дактилоскопия и фото.

Меня провели дальше, к терминалу. Приложили пальцы к сканеру – один за другим, все десять. Потом сканировали сетчатку глаза – яркий луч света ослепил на секунду. Потом фото – анфас и профиль, как настоящему преступнику. На снимках я выглядел как зомби – бледное лицо, круги под глазами, спутанные волосы.

– Всё. Можете уводить, – сказал техник, сохраняя данные.

И тут рядом материализовался капитан Филин. Я не видел, откуда он появился – словно из воздуха. Наверное, наблюдал за процессом издалека.

– Я провожу его лично, – сказал он конвоирам. – До камеры.

Полицейские переглянулись, но возражать не стали. Капитан есть капитан, ему виднее.

Филин взял меня за локоть и повёл через зал, в сторону изолятора. Мы шли молча, пока не оказались в коридоре, ведущем к камерам предварительного заключения. Здесь было гораздо тише, и практически не было народу. Только приглушенный гул голосов из зала доносился откуда-то сзади.

– Слушай, Васильков, – заговорил Филин, когда мы остановились посреди коридора. Голос его звучал устало, без прежней агрессии. – Ты меня разочаровал. Знаешь?

Я молчал. О чём тут говорить?

– Я так на тебя рассчитывал, – продолжал он, глядя в стену. – Представлял, как ты станешь главой корпорации. Как к тебе потянутся денежки. Хорошие денежки. А я рядом такой весь из себя полезный, помогаю решать проблемы, замять неприятности, договориться с нужными людьми. И за это ты мне немножко помогаешь финансово. Ну, как принято. Взаимовыгодное сотрудничество, так сказать.

– Так в чем же дело? – усмехнулся я.

Он повернулся ко мне, и в его глазах я увидел искреннее сожаление.

– Знаешь, а я ведь уже планировал, куда эти деньги потрачу. Яхта на Деметре-3. Небольшая, скромная, метров пятьдесят. С собственным экипажем. Лежаки на палубе, бар с коктейлями, джакузи. Представляешь? Я там на палубе, в шортах, в солнечных очках, попиваю «Космический Восход» со льдом. Вокруг загорелые деметрийки в бикини – местные девочки, такие… как бы это сказать… гибкие. Ведь они очень гибкие. Солнце, море, никаких забот. Рай, одним словом.

Он замолчал, явно смакуя эту картинку в своём воображении. Потом вздохнул, и вся мечта разбилась об реальность.

– А теперь что? – голос капитана стал жёстче. – Теперь ты убил этого… как его – Виктора Семеновича. Одного из богатейших людей Империи. Известного, уважаемого человека. И это не какая-нибудь мелкая разборка в подворотне, которую можно замять. Это резонансное дело. О нём уже говорят на всех каналах. Столичная прокуратура заинтересуется. Сам понимаешь – такое не замнёшь и за такое не отмажешь. Даже если у тебя триллион в кармане.

– Я не убивал, – сказал я, впервые за этот разговор. – И вы это знаете.

– Знаю, не знаю, – Филин махнул рукой. – Какая разница? Факты против тебя. Твой человек был один в кабинете. В его руках винтовка. В голове Крылова пуля из этой винтовки. Ты мне адвокатские штучки не рассказывай, я двадцать лет в полиции.

– Но это правда была случайность, – настаивал я, чувствуя, как последняя надежда начинает ускользать. – Сержант Рычков вскрывал дверь. Одна пуля рикошетом…

– Ой, молчи, – перебил Филин. – Баллистика не сходится, траектория не та, стекло целое. Но знаешь что?

Он наклонился ближе, так что я почувствовал запах табака от его дыхания.

– Даже если это правда, даже если это был несчастный случай, кто тебе поверит? Суд? Прокурор? Общественность? Ты вломился в здание корпорации с вооружённой группой. Уничтожил половину роботов. Вскрывал бункер, где сидел человек. И в итоге этот человек оказался мёртвым. Совпадение? Я лично в такие совпадения не верю. И судья не поверит.

Я шел и молчал, слушая, как где-то капает вода. Как гудит вентиляция. Как кто-то орёт в камере.

– Но есть одна зацепка, – медленно произнёс я, хватаясь за соломинку. – Валера. Тот инженер, которого мы встретили на восьмидесятом этаже. Он был там. В кабинете. Когда сержант Рычков выходил связаться с нами по рации.

Филин смотрел на меня так, как смотрят на ребёнка, который верит в Деда Мороза.

– Валера, – пробубнил он. – Тот самый таинственный свидетель, который испарился. Ага.

– Найдите его, – я сделал шаг вперёд, насколько позволяли наручники. – Капитан, вы же можете. Проверьте базу данных сотрудников корпорации. Камеры наблюдения в здании. Где он сейчас. Возможно, он видел что-то. Или… или он сам…

Я не договорил, Филин меня опередил.

– Ты думаешь, что этот Валера убил Крылова? – в его голосе прозвучало искреннее удивление. – Серьёзно?

– Это возможно! – я почувствовал, как внутри поднимается отчаяние, выплёскивается словами. – Он был там! В нужное время, в нужном месте! Папа выходил из кабинета на полминуты, связывался с нами. В этот момент Валера мог… мог войти в бункер и…

– Стоп, стоп, стоп, – Филин поднял руку, останавливая мой словесный поток. – Давай по порядку. Твой сержант Рычков говорит, что когда он выходил из кабинета, дверь в бункер ещё не была вырвана с петель. Правильно?

– Да, но…

– Значит, Валера не мог войти внутрь. Дверь была закрыта.

– Но она была повреждена! – я вцепился в эту мысль, как утопающий в спасательный круг. – Папа и Толик стреляли по петлям. Выбивали дверь. Она висела на волоске, между ней и проёмом были зазоры, щели!

Филин расхохотался. Громко, искренне, с той жестокостью, с которой смеются над чужой глупостью.

– Щели? – переспросил он, отсмеявшись. – Васильков, ты хоть понимаешь, о чём говоришь? Дверь бункера – нимидийская сталь, десять сантиметров толщиной. Весит под тонну. Даже если в ней были щели после обстрела, они были размером… ну, максимум в палец. Может, в два пальца, если очень повезло.

Он приблизился совсем близко, его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от моего.

– Самому-то не смешно?

Каждое слово капитана было как удар. Я понимал абсурдность своей версии и что это невозможно. Физически невозможно.

– Но он исчез! – это был последний аргумент, слабый и отчаянный. – Где он сейчас?

– Понятия не имею, – пожал плечами Филин, отступая. – Может, испугался и сбежал. Может, спрятался в здании где-нибудь. Но то, что он исчез, не делает его убийцей. Это делает его просто парнем, который оказался не в то время не в том месте и решил свалить, пока не стало хуже.

Он достал из кармана пачку сигарет, закурил, сделал глубокую затяжку. Выдохнул дым в сторону.

– Слушай, Васильков, – голос стал почти сочувствующим. – Я конечно же найду этого Валеру. Если он там был… Проверю базы данных, камеры, всё что можно. Опрошу его. Возьму показания. Но не питай иллюзий, это не снимет с тебя обвинения.

Он сделал ещё одну затяжку, смотрел на меня сквозь дым.

– А пока, Александр Иванович, ты в полной жопе. Извини за прямоту. Но лучше ты сейчас это поймёшь, чем будешь тешить себя надеждами на лучшее.

Мы дошли до конца коридора. Здесь была массивная металлическая дверь с надписью «КПЗ-3. Камера предварительного заключения». Рядом стоял охранник – молодой парень с автоматом через плечо и планшетом в руках. Увидев Филина, он выпрямился.

– Капитан.

– Открывай, – кивнул Филин. – Новый постоялец.

Охранник приложил карту к сканеру. Дверь щёлкнула, начала открываться – медленно, с протяжным скрипом петель. За ней была темнота, из которой тянуло сыростью и чем-то кислым.

– Ладно, сделаю, что смогу, – сказал Филин, бросая окурок на пол и затаптывая его ботинком. – Но ты же понимаешь, что должен мне помочь? И еще постарайся выжить…

Последние слова я услышал особенно чётко. «Помочь» и «выжить». Не «сиди спокойно, я все решу», не «веди себя хорошо», а именно «помочь» и «выжить».

– Это вы о чем? – только и успел я спросить, но охранник уже толкнул меня в спину, проталкивая через порог.

Филин мне не ответил. Просто сочувственно посмотрел, как я исчезаю в темноте камеры.

Только когда дверь закрылась, он тихо произнес:

– Сверху требуют от меня быстрого раскрытия этого дела… Так что, извини, мажорчик…

Глава 4

Какое КПЗ в полицейском участке? Этот вопрос крутился в моей голове, когда меня впихивали внутрь. Камеры предварительного заключения вообще-то должны быть в следственных изоляторах, а не в районном ОВД. На дверь за мной уже закрылась, и вопрос застрял у меня в горле, не успев оформиться в слова.

Свет в камере горел ярко – лампа под потолком в металлической решётке била прямо в глаза. Первое, что я увидел сквозь прищуренные веки – бетонные стены с облупившейся жёлтой краской и нацарапанными надписями. Все как обычно, несмотря на практически 23 века на дворе. Металлические нары. Унитаз без перегородки у стены. Запах пота, дешёвого табака, и чего-то застоявшегося.

И конечно постояльцы. Всего их было пятеро.

Картина, которая развернулась передо мной, заставила забыть обо всём.

В центре камеры, на бетонном полу, на четвереньках стоял человек. Его держали в этой позе насильно. Широкоплечий мужик лет сорока пяти, с бритой головой и татуировками на шее – звёзды, купола, перстни. Так называемая блатная масть, настоящая, видно было сразу. Лицо его было искажено яростью – не страхом, именно яростью, губы оскалены, в глазах горел огонь ненависти. Изо рта торчал кляп из грязной тряпки, скрученной жгутом, поэтому вся эта злоба выливалась только в глухое рычание. Руки скручены за спиной. Штаны спущены до колен.

Над ним нависли трое. Трое амбалов под два метра ростом каждый, с лицами, которые природа явно лепила без всякой фантазии – грубые черты, тупые глаза, шрамы и кривые, неоднократно сломанные носы. Внешне чем-то похожи на нашего старшего сержанта. Хотя нет, Папа в сравнении с ними казался подиумной моделью…

В общем двое держали несчастного за плечи и руки, не давая подняться или дёрнуться, при этом ухмыляясь. Третий со шрамом на лице стоял позади жертвы. Очень близко. Слишком близко. На его груди, видной сквозь расстёгнутую грязную рубашку, красовалась наколка – змея, обвивающая череп. Его руки лежали на поясе собственных штанов, явно готовясь их расстегнуть.

Намерения всей этой любвеобильной компании казались более чем очевидны. Этот сюр напомнил мне ту самую сцену, которую я видел в одном ретро фильме Тарантино, только в реальности она выглядела ещё мерзостнее.

Да, еще в углу, у нар, сидел пятый – щуплый парень лет двадцати, в затёртой футболке. Он смотрел в стену, обхватив колени руками, сжавшись в комок, пытаясь стать невидимым. Не участвовать, не отсвечивать и не быть частью этого.

Когда дверь открывалась и я только вошел, вся группа на секунду замерла. Трое громил повернули головы в мою сторону одновременно – оценивающие взгляды хищников, которых потревожили за трапезой. Жертва на полу тоже дёрнулась, попыталась что-то прорычать сквозь кляп – звук вышел глухой, полный ярости и бессильной злобы. Парень в углу поднял взгляд на мгновение, но тут же снова уткнулся лицом в колени.

Дверь захлопнулась за моей спиной. Электронный замок щёлкнул.

Эти трое переглянулись. Оценили меня и усмехнулись. Видимо, решили, что помеха незначительная. Поэтому вернулись к своему занятию, словно меня здесь вообще не было.

– Эй, малыш, – протянул тот, что со шрамом на щеке, не отрывая взгляда от своей жертвы. Голос его был хриплый, прокуренный, с характерной манерой говорить – каждое слово тянулось, будто ленивое. – Топай вон туда, на верхняк, и не шуми. Мы тут делами занимаемся. Твоя очередь позже подойдёт.