Хранители. Проект «О.З.О.Н.»

Глава 2

Пробуждение

Тяжелый грузовик натужно рычал мощным двигателем. Снаружи в борт кузова время от времени с глухими щелчками попадали пули. В ответ не стреляли, из чего Балабол сделал вывод, что водитель в кабине один и старается изо всех сил как можно скорее покинуть опасную зону.

Превозмогая головную боль, сталкер открыл глаза. Внутри пропахшего солдатским потом кунга царила красная полутьма аварийного освещения: тусклая лампочка светилась вполнакала на примыкающей к кабине стене кузова. Сквозь щели неплотно прикрытых броневых щитков пробивались тонкие лучи дневного света.

Морщась от противного воя движка, Балабол втянул воздух сквозь отверстия полумаски из тонкой кожи. Сглотнул вязкую слюну. Стянутые пластиковым ремешком руки онемели и распухли. Он пошевелил пальцами, разгоняя кровь, несколько раз сжал кулаки, превозмогая боль в затекших суставах. Попытался порвать прочные путы, но лишь сильнее разодрал кожу на запястьях.

Пить хотелось неимоверно. Сухое горло саднило так, будто в него засунули наждачную бумагу. Дмитрий вспомнил, что к поясу пристегнута фляжка, потянулся за ней, но скрюченные пальцы рук нащупали только грубую ткань комбинезона. Ни ремня, ни фляжки на месте не было.

Тогда он попробовал повернуться набок, в надежде отыскать пропажу на полу – мало ли, ремень расстегнулся, когда его, бесчувственного, закинули в кузов. С третьей попытки это удалось. Сталкер пошарил связанными руками по железному полу. Пальцы наткнулись на чьи-то волосы.

Стиснув зубы, Балабол приподнялся на локте. Рядом с ним лежала на спине молодая женщина. Прямые темные волосы рассыпались по стальному днищу кунга, образуя подобие гнезда, в котором женская голова безвольно болталась из стороны в сторону в такт потряхиванию кузова. Сумрачные тени плясали на красивом лице, делая его более загадочным и таинственным.

Чуть поодаль от незнакомки полулежал на правом боку бородатый мужчина. Его левая нога почти касалась стенки кузова. Когда машину особенно сильно трясло на ухабах, ботинок ударялся о железо, производя тот самый глухой стук, что сталкер поначалу принял за щелчки пуль о борт герметичного фургона.

Оба были в джинсах и рубашках и, по всей видимости, являлись туристами. После загадочного исчезновения Зоны территория отчуждения вокруг ЧАЭС превратилась в настоящую Мекку для любителей экстремального отдыха. Только вот из-за высокой стоимости пропусков официально попасть в «Чернобыль Лэнд» мог позволить себе далеко не каждый желающий вкусить прелести постапокалиптической романтики. Потому и лезли через Периметр все кому не лень, пользуясь услугами теневиков.

Так называли бывших сталкеров и людей из числа уволенных сотрудников парка. Первые, не сумев найти себя на Большой земле, пытались таким способом залечить душевные раны и снова, хотя бы на день-другой, оказаться в родной стихии. Вторые, имея зуб на бывшее начальство, всеми правдами и неправдами пытались насолить ему.

Балабол работал проводником в «Чернобыль Лэнде» и был на хорошем счету как у руководства, так и у посетителей парка развлечений. В очередь на его услуги записывались на многие месяцы вперед. Несмотря на высокий статус в иерархии службы сопровождения, Балабол не делил посетителей парка на своих и чужих. Он работал как с легальными туристами, так и с теми, кто не мог найти денег на входной билет, но хотел в полной мере испытать на себе реалии правдоподобной имитации Зоны. Разумеется, он не предлагал последним помощь в незаконном проникновении на охраняемую патрулями ВСУ и отрядами ЧВК территорию, этим и без него было кому заниматься, но и не отказывал, если судьба сводила его с безбилетными искателями приключений.

Одежда пассажиров натолкнула Дмитрия на мысль, что его соседи по машине из нелегалов. Скорее всего, их пути случайно пересеклись, и он согласился на время взять над ними шефство. Так он разом убивал двух зайцев: творил добро и коротал время до следующего заказа.

«А все-таки интересно, как армейцам удалось нас схватить? Судя по сильной жажде, головной боли и частичной потере памяти, полагаю, нас обездвижили дротиками с какой-нибудь химической дрянью в ампулах», – подумал Балабол, имея на подобные мысли все основания.

Как-то так само получилось, что его примеру помощи нелегалам последовали трое бывших сталкеров, с которыми у администрации парка были заключены долгосрочные контракты. К ним, как скрепки к магниту, подтянулось еще с десяток проводников.

Потребовалось чуть больше месяца, чтобы служба сопровождения парка раскололась на два неравных по количеству участников непримиримых лагеря. Правда, благодаря осторожности Балабола и его соратников до откровенной вражды между сторонами не дошло. Участники негласного заговора против администрации парка тщательно сохраняли конспирацию, не афишировали занятия благотворительностью, как они называли посильную помощь нелегальным туристам, и не стремились расширять свои ряды. Все потому, что сторонники легального туризма, не стесняясь в выражениях, озвучивали свое отношение к безбилетникам и тем, кто их поощряет своей помощью.

Сотрудники службы безопасности парка догадывались, что нелегалам помогает кто-то из их коллег, но вычислить таковых не могли. Доброходы, а именно так, чуть видоизменив старорусское слово, называли себя Балабол и компания, свято верили в народную мудрость: с волками жить – по-волчьи выть. Они поддакивали идейным противникам и при каждом удобном случае чихвостили «поганых ублюдков», себя то есть, на чем свет стоит.

Тем временем убытки росли. Не желая и дальше мириться с потерями от нелегального туризма, руководство «Чернобыль Лэнда» пошло на решительные меры. Периметр бывшей зоны отчуждения, а ныне границы парка, по договору с администрацией патрулировали отряды ВСУ.

Делали они это спустя рукава. Понимая, что одними словами вояк не убедить, управляющий через своих замов донес до командиров патрульных групп информацию о щедром вознаграждении за каждого пойманного с поличным проводника, и не важно, живой он будет или мертвый к моменту сдачи властям. Главное, чтобы доказательства были в наличии.

С этой минуты отношения между сотрудниками службы сопровождения и военными обострились до предела. Армейцы чуть ли не выпрыгивали из штанов от усердия, с каким проверяли проводников и имевших несчастье оказаться рядом с ними клиентов.

К счастью для администрации парка, досмотры проходили в прилегающей к Периметру километровой зоне, на которую распространялась сфера влияния военных патрулей. Здесь не так часто встречались легальные туристы, поэтому связанные с придирчивыми проверками скандалы можно было пересчитать по пальцам одной руки, а жалобы сотрудников службы сопровождения на противоправные действия солдат принципиально не принимались во внимание. А зря!

Чувствуя вседозволенность и безнаказанность, вояки пустились во все тяжкие. И хотя прямых доказательств не было, среди доброходов сновали устойчивые слухи, что патрульные расстреляли нескольких проводников как особо опасных преступников с формулировкой: «убит при попытке бегства».

А еще поговаривали, что в секретные лаборатории «Чернобыль Лэнда» для опытов отдавали не только пойманных на просторах парка нелегалов, но и оказывавших тем незаконные услуги гидов. Разумеется, отдавали живыми, точнее, одурманенными наркотическими средствами.

Пока Балабол пытался понять, что произошло и как он оказался в кунге, мужчина и женщина пришли в себя. Хрипя и постанывая, попробовали сесть, что у них не очень-то получалось при такой тряске кузова, да еще и со связанными руками.

Почти одновременное пробуждение подтвердило предположение Балабола насчет применения дротиков с наркотическими веществами. Видимо, его вывели из строя раньше других, потому он и очухался первым.

«Ну, хоть что-то стало понятно, и то хорошо», – мысленно порадовался Балабол и скосил глаза в сторону мужчины, лицо которого показалось ему знакомым. Как и очаровательная мордашка прекрасной спутницы. Определенно он их раньше где-то видел, но вот где – хоть убей! – вспомнить не удавалось.

Попавшая в организм отрава продолжала действовать, оказывая негативное влияние на память, но при этом, как ни странно, не мешая мыслительному процессу.

«Судя по комплекции, бородач обладает недюжинной силой, – продолжил рассуждать проводник. – Думаю, он поможет справиться с солдатами, когда те полезут за нами в кузов. Шансов на успех немного, но лучше так, чем покорно ждать своей участи».

Дмитрий только хотел обсудить стратегию будущих действий с бородатым и его спутницей (женщина могла, например, сбить солдата с ног или наброситься на кого-нибудь из конвоиров сзади), как вдруг противно заскрипели тормоза. Машина резко сбавила ход, а потом и вовсе остановилась.

Чуть позже раздалось фырчанье другого мотора. Зашуршала под колесами сухая трава. Захлопали дверцы. Раздался топот солдатских ботинок, и чей-то звонкий голос произнес:

– Тащ каптан, сержант Григорчук доставил арестованных по вашему приказанию.

– Вольно, сержант. А теперь дай-ка мне свой автомат и открывай двери кунга.

Балабол узнал хриплый окающий голос. Из всех военных, с кем он был знаком не понаслышке, с таким характерным оканьем говорил только капитан Тарасов.

Судьба свела с ним Балабола еще в те времена, когда здесь безраздельно царила Зона, и всякий раз сталкер оказывал капитану какую-либо услугу. То ценные артефакты по его просьбе принесет, то предупредит о новых аномалиях возле Периметра и местах дислокации капитанского подразделения, то передаст координаты бандитских лежек. Взамен Тарасов обещал всенепременно помочь, когда судьба поставит сталкеру шах и мат.

«Значит, этот час наступил», – подумал Балабол и неожиданно поймал себя на мысли, что за прошедшие с последней встречи годы Тарасов и думать забыл о старом приятеле. А даже если и помнил, то мог и не узнать, что немудрено. Жизнь оставила такой неизгладимый отпечаток на лице проводника, что сам Болотный Лекарь, при всем его таланте, не сумел вернуть бедняге прежний облик[1].

Балабол попытался прогнать неприятную мысль, однако та упорно не желала уходить из головы. Крутилась в мозгу, как заезженная пластинка, но так и не смогла задавить ростки надежды на счастливый исход.

– Тащ каптан, уставом запрещено отдавать личное оружие. Даже вам, – растерянно произнес сержант.

– Хочешь сказать, в уставе так и написано: нельзя отдавать автомат капитану Тарасову?

– Нет, но…

– Что «но», сержант? – устало прохрипел капитан. – Вот представь, открываешь ты дверь, а на тебя нападает один из арестованных, или наваливаются все скопом, отнимают автомат. Тогда не мы будем хозяевами положения, а они. Знаешь почему? Потому что у них будет тридцать патронов вместо восьми в моем «макаре».

Балабол и туристы переглянулись. В глазах мужчины проводник увидел желание силой вырвать свободу. В другое время он поддержал бы стремление бородатого выбраться на волю таким способом, но не сейчас. Та самая искра веры в капитана упорно не желала гаснуть.

– Не надо, – прошептал Балабол, мотая головой.

– Я не собираюсь сдаваться без боя, – сердито прошипел турист.

– Знаю, поэтому и говорю: не надо. Ты все испортишь.

Мужчина упрямо засопел. Видя такое дело, Балабол попытался переманить на свою сторону его подругу.

– Капитан – мой старый знакомый. Скоро будем на свободе, если ваш приятель не наделает глупостей.

Женщина пристально всмотрелась в проводника, кивнула, наклонилась к бородатому и что-то прошептала.

– Ладно, – буркнул тот и зловеще пообещал Балаболу: – Если что-то пойдет не так, я оторву тебе голову раньше, чем нас расстреляют.

За пределами кунга сержант вел напряженную борьбу с самим собой. С одной стороны, в словах капитана был резон. С другой – за нарушение устава наказывали. Диапазон воспитательных воздействий варьировался от нарядов вне очереди до длительного заключения в темном и холодном карцере. Причем наказание выбирал не кто иной, как сам капитан Тарасов.

Секунды таяли одна за другой, а сержант никак не мог решить, что хуже: нарушить устав или не выполнить завуалированный под просьбу приказ старшего по званию.

Тарасов оборвал мучения бойца. Щурясь, как довольный жизнью котяра, капитан вкрадчиво проговорил:

– Устал ты, Григорчук, плохо соображаешь. Ну ничего, вернемся на базу, я дам тебе неделю… нет, две недели отдыха.

Сержант не поверил ушам. Он давно мечтал съездить в Ужгород на побывку, где его ждала красавица невеста, но никак не решался подать рапорт командиру. Полные губы Григорчука расплылись в счастливой улыбке. Мочки ушей покраснели, веснушки на щеках залило румянцем.

– Правда, тащ каптан? Вы не обманываете?

– Конечно правда, сержант. Отдохнешь две недельки в карцере, глядишь, быстрее соображать начнешь. – Глаза капитана из узких щелочек превратились в бездонные колодцы, лицо исказилось в сердитой гримасе, а голос из вкрадчиво-проникновенного стал громовым: – Хватит сопли жевать, Григорчук! А ну, живо отдал автомат и открыл двери!

Сержант не ожидал такого поворота событий. В глазах у него померкло, голова закружилась, а сердце заколотилось так, словно хотело вырваться из груди. Слегка оглохший от капитанских воплей Григорчук сорвал с плеча автомат, сунул в руки капитану и на негнущихся ногах зашагал к грузовику.

Балабол внутренне напрягся, как сжатая до предела пружина, сохраняя при этом внешнее спокойствие. Он понимал, что туристы за ним следят, и приложил максимум усилий для сохранения внешнего спокойствия. Трюк удался. Краем глаза Балабол видел, как бородач принял расслабленную позу.

– Смотри у меня, – прошептал мужчина перед тем, как щелкнул замок и дверь со скрипом открылась.

Косой столб дневного света хлынул в фургон, еще больше сгущая полумрак по углам. В похожей на луч прожектора светлой широкой полосе засверкали алмазами плавающие в воздухе пылинки.

Брюнетка приглушенно вскрикнула и прикрыла связанными руками лицо. Ее спутник опустил голову на несколько секунд, а Балабол зажмурился и поморгал, давая глазам привыкнуть к переменам в освещении.

– Эй, вы там живы? Выходите по одному, – робко сказал Григорчук и оглянулся через плечо, как будто ища поддержки у капитана.

Тарасов стоял возле армейского уазика метрах в пяти от грузовика и был виден пленникам как на ладони, в отличие от того же сержанта. На фоне светлого прямоугольника открытой двери боец выглядел темной фигурой с бледным овалом вместо лица. Капитан кивнул и посмотрел на часы. То ли просто хотел узнать время, то ли давал знак подчиненному, чтобы тот поторапливался.

Григорчук принял жест капитана за инструкцию к действию и прикрикнул звенящим, почти мальчишечьим голосом:

– На выход, я сказал!

Видимо, для правдоподобия, а может, чтобы поторопить несознательных туристов, Тарасов передернул затвор автомата и зычно скомандовал:

– А ну, тащите сюда свои задницы, песьи дети, пока я вас в кунге не расстрелял!

Бородатый и женщина глянули на Балабола. Она с испугом и немым укором в глазах. Он с обещанием скорой расправы. Наверное, мечтал сначала открутить головы военным, а потом проделать то же самое с проводником.

Тарасов дождался, когда пленники выберутся из фургона и, не сводя глаз с троицы неудачников, отрывисто рявкнул:

– Григорчук, живо за руль! И только попробуй оторвать задницу от сиденья – в карцере сгною!

– Есть живо за руль! – козырнул сержант и опрометью метнулся в кабину. По нему было видно, что он рад такому повороту событий, парню ужасно не хотелось стать свидетелем жестокой расправы над гражданскими и недотепой сталкером.

– Так, теперь вы, трое. Я тот, кто заставит вас ответить за свои преступления. На пра-а-о! К заросшему барбарисом холму ша-о-о-м арш!

Бородатый злобно зыркнул на капитана и чуть подался вперед. Тарасов навел на него автоматный ствол и покачал головой:

– Даже не думай.

Брюнетка вытянула перед собой стянутые пластиковым ремешком руки, дотронулась до приятеля кончиками синеющих пальцев и прошептала:

– Не надо.

– Во-во, послушай подружку, она дело говорит. Ну, долго стоять будем? Так, ты, бородатый, идешь первым. Балабол замыкающий.

Взгляды капитана и проводника пересеклись. Балаболу показалось, что Тарасов едва заметно подмигнул, а уголки губ дрогнули и чуть расползлись в стороны.

Дмитрий расценил это как добрый знак. Тарасов неспроста назвал его по имени. Так он давал понять, что узнал сталкера, несмотря на скрывающую уродство полумаску, и держит ситуацию под контролем, а концерт, в лучших традициях реализма, устроил специально для сержанта. Это было необходимо для того, чтобы тот не мучился при составлении обязательного после каждого патрулирования рапорта и написал все как есть, а не выдумывал, прикрывая командира.

Обязанность подавать рапорты появилась задолго до появления парка развлечений. Тогда еще существовала Зона, и военные неплохо кормились с продажи артефактов, полученных в качестве откупных с задержанных патрулями сталкеров. Может, так бы все и продолжалось своим чередом: сталкеры таскали бы хабар, жаждущие романтики любители приключений искали бы тайные тропы в Зону, военные охраняли бы Периметр от попыток незаконного проникновения как с одной, так и с другой стороны, если бы не всколыхнувшая общественность история с Опоссумом. Так звали сталкера, в одночасье ставшего знаменитым на весь мир.

А ведь, если разобраться, ничего особенного в тот день не произошло. Подумаешь, задержали сталкера в компании с такими же нелегалами, как бородатый с брюнеткой. Что тогда, что сейчас, любители халявы всеми правдами и неправдами пытались проникнуть за Периметр, а сталкеры помогали им за определенное вознаграждение. Верно сказано в книге Екклесиаста: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».

Военный патруль, в чьих руках оказался Опоссум с подопечными, действовал по обкатанной схеме. Нелегалов допросили, вбили данные в общую базу нарушителей, выписали значительные штрафы с предупреждением, что, если не заплатят в срок, им за казенный счет дадут путевку в не столь отдаленные места лет этак на пяток, и выставили за Периметр. После этого вояки сделали предъяву Опоссуму и потребовали с него выкуп в виде ценного хабара.

Дальше показания разнятся. Одни говорили, что он послал вымогателей по известному всем адресу и его грохнули за хамство. Другие, что он отдал требуемое и ушел от военных целым и невредимым, а потом, по собственной глупости, подорвался на минном поле возле того блокпоста. Третьи утверждали, что бойцы забрали у Опоссума контейнер с артефактами и застрелили парня в назидание другим сталкерам. Были и те, кто заявлял, что военные ничего с Опоссума не требовали и он благополучно отправился к центру Зоны. Но их, разумеется, не слушали. Кому интересна история без драйва и намека на трагичный финал?

На беду зеленопузых, как сталкачи за глаза называли вояк, в то время по Зоне каталась съемочная бригада из CNN. Иностранные журналисты каждый день выдавали на-гора заметки о жизни обитателей территории отчуждения и остро нуждались в жареных фактах. Сталкерские пересуды не прошли мимо их ушей. Ушлые журналюги быстренько состряпали репортаж, где и озвучили каждую из версий гибели Опоссума.

Может быть, тот сюжет в новостях и не имел бы далеко идущих последствий, но в ту пору на Украине перед очередными выборами развернулась нешуточная политическая борьба между нынешним главой государства и одним из местных олигархов. Катализатором дальнейших событий послужило то обстоятельство, что тогдашний начальник спецподразделения по охране Периметра Зоны приходился двоюродным братом украинскому президенту.

В политике мало отягощенных моральными принципами людей. Вот и кандидат в президенты не относился к их числу. Он понял, что репортаж CNN стал для него отличным шансом перетянуть одеяло на себя, и раздул вокруг исчезновения Опоссума такой скандал, что его отголоски до сих пор сказывались на военных.

Отрабатывая полученный заказ, общественные и правозащитные организации по всему миру принялись клеймить сторожащие Периметр отряды ВСУ, обвиняя в нарушении прав человека. Причем о международных инспекторских силах, чьи бойцы тоже занимались охраной Периметра, поборники справедливости ни разу не заикнулись. А ведь бравые иностранные вояки мало чем отличались от украинских коллег и тоже вымогали хабар у сталкеров любыми способами, вплоть до пыток и угроз поквитаться с близкими оказавшихся в их руках бедолаг.