Наследие Сфинкса. Тайны египетских пирамид

Лейла чувствовала, как сжимается её горло. Это была не профессиональная досада. Это была личная трагедия, острая, как порез. Она вспомнила, как в десять лет, впервые попав сюда с отцом, он поднял её на руки, чтобы она могла лучше рассмотреть фигуру юного фараона, протягивающего дары Осирису.

«Смотри, Лейла, – шептал он тогда, его голос дрожал от благоговения. – Видишь, как изогнута линия его брови? Это почерк мастера Аменхотепа. Его работы я узнаю из тысячи. Он вкладывал душу в каждое движение резца».

И сейчас Лейла смотрела на эту самую линию брови. И видела, как из-под неё, как проказа, выползает серо-зелёное пятно грибка. Душу мастера Аменхотепа пожирала плесень.

Она отступила на шаг, пытаясь совладать с накатившей тошнотой. Её взгляд упал на то самое место, точку за спиной Анубиса, где, по данным сканов, и начиналась трещина. Защитное стекло здесь было снято для проведения исследований. Лейла включила мощную ручную лупу с подсветкой и прильнула к стене.

Камень здесь был не просто влажным. Он был холодным, будто из глубины его вела ледяная жила. И трещина… Она была такой тонкой, что почти невидимой невооружённым глазом. Но под лупой она представала чёрным, зияющим каньоном.

Лейла водила лупой вдоль разлома, изучая его структуру. Её мозг, настроенный на анализ паттернов, на поиск закономерностей, сразу зафиксировал аномалию. Естественные геологические трещины редко бывают прямолинейными. Они следуют за слабыми местами в породе, за кристаллическими границами, создавая извилистые, ветвящиеся линии, похожие на молнии или на корни дерева.

Эта трещина была иной. На большей части своей длины она действительно была извилистой, как и положено. Но на одном участке, длиной не более пяти сантиметров, она внезапно выпрямлялась. Образовывала почти идеально прямую линию, прежде чем снова уйти в хаотичный зигзаг. Этот прямой отрезок был неестественным. Слишком геометричным. Словно его начало было не результатом давления, а… насечкой. Следом от инструмента.

Сердце Лейлы забилось чаще. Это было то самое несоответствие, которое она заметила на 3D-модели. Но видеть его вживую, на стене, которой три тысячи лет… Это было другое. Это было ошеломляюще.

Она достала калибр и измерила длину прямого участка. Ровно 4.8 сантиметра. Ширина на этом участке также была подозрительно постоянной. Она сделала несколько макроснимков на специальный полевой фотоаппарат, стараясь поймать под разными углами освещения текстуру камня вокруг аномалии.

«Что это? – пронеслось в её голове. – След от древнего инструмента? Но зачем делать насечку в толще скалы, за фреской? Или…»

Или это было не древнее. Мысль была кощунственной, и она отогнала её. Но зёрнышко сомнения уже упало в почву её сознания.

Она провела в камере ещё несколько часов, двигаясь вдоль стен, фиксируя каждое новое повреждение, каждое пятно плесени, каждый отслоившийся фрагмент штукатурки. Она была следователем на месте преступления, где жертвой была сама Вечность. И с каждым часом её уверенность в официальной версии «естественного разрушения» таяла, как известняк под действием кислоты. Всё было слишком стремительно, слишком целенаправленно. Как будто гробница, простоявшая три тысячелетия, вдруг решила сдаться всего за несколько недель.

Когда она, наконец, поднялась на поверхность, её встретил ослепительный, горячий воздух Долины Царей. Контраст был шоковым. После удушающей, могильной влажности камеры, сухость и жар пустыни казались благословением. Она стояла, жмурясь на солнце, и чувствовала, как влага с её кожи и одежды мгновенно испаряется, но ощущение липкой гнили, запах тления въелся в ноздри, в лёгкие, и, казалось, во всё её существо.

Вернувшись в свою скромную гостиницу в Луксоре, Лейла приняла долгий, почти обжигающий душ, пытаясь смыть с себя следы гробницы. Но это не помогало. Образы разрушения стояли перед глазами. Прямой участок трещины маячил в сознании, как неразгаданная головоломка.

Она сидела на кровати в стандартном номере с кондиционером, потягивая крепкий чёрный чай и просматривая на ноутбуке сделанные фотографии. Увеличивая снимки прямого участка, она убеждалась: это не случайность. Края там были чуть более гладкими, словно скол был не хаотичным, а контролируемым.

В дверь постучали.

Лейла вздрогнула. Было уже за полночь. Она не ждала гостей. Осторожно подойдя к двери, она посмотрела в глазок.

В тускло освещённом коридоре стоял пожилой человек. Очень пожилой. Его сгорбленная фигура была облачена в выцветший, помятый костюм-тройку, который, казалось, хранил в себе пыль десятилетий. Лицо, испещрённое глубокими морщинами, было бледным и испуганным. Тонкие, белые волосы редкими прядями лежали на розовой коже черепа. Лейла узнала его с трудом. Это был доктор Ариф Рашид. Когда-то, много лет назад, он работал с её отцом. Был его ассистентом, потом коллегой. Блестящий эпиграфист, знаток иероглифов. Но потом он куда-то исчез, вышел на пенсию, о нём забыли.

Удивлённая, Лейла открыла дверь.

– Доктор Рашид? – произнесла она. – Это вы?

Старик не сказал ни слова. Он быстрым, почти воровским движением шмыгнул в номер, озираясь по сторонам, словно боясь, что за ним следят. Он пах нафталином и старыми книгами.

– Лейла… дочь Халиля, – прошептал он, и его голос был хриплым, дребезжащим, как заевшая пластинка. Его глаза, выцветшие, почти молочного цвета, бегали по комнате, не в силах сфокусироваться.

– Да, – кивнула Лейла, всё ещё не приходя в себя от изумления. – Чем я могу вам помочь? Вы нездоровы?

– Я видел, как ты спускалась, – просипел он, игнорируя её вопрос. Он подошёл так близко, что она почувствовала его затхлое дыхание. – В гробницу. Ты была там. Видела?

Лейла нахмурилась.

– Видела. Состояние ужасающее. Влажность, грибок…

– Грибок! – он фыркнул, и в его глазах вспыхнули какие-то странные огоньки. – Грибок – это симптомы. Это… сыпь на теле умирающего. Ты не понимаешь, ребёнок.

Он схватил её за руку. Его пальцы были холодными и костлявыми, как когти птицы.

– Твой отец… Халиль… он тоже не понимал до конца. Он чувствовал. Чуял ложь. Он копал не там, где все. Искал швы.

– Какие швы? – тихо спросила Лейла, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Сердце заколотилось где-то в горле.

– Швы на одеждах императора, – старик загадочно ухмыльнулся, обнажив жёлтые, неровные зубы. – Он подбирался слишком близко. Слишком близко к правде о Картере и его… кукловодах.

Лейла замерла. Она вспомнила свои детские ощущения, что отец что-то скрывает, что его интересуют не только официальные версии.

– Какая правда? – потребовала она, но голос её дрогнул.

Доктор Рашид покачал головой, его испуганный взгляд снова метнулся к двери.

– Они построили её не для того, чтобы скрыть тело. Они построили её, чтобы скрыть Идею. Чтобы создать нового бога для нового века. А боги, дитя мое… – он снова прошептал, притягивая её к себе так, что их лбы почти соприкоснулись, – …боги не умирают тихо. Они требуют жертв. И когда их время проходит, они уходят, забрав с собой свой мир.

Он выдохнул, и его дыхание снова пахнуло могилой.

– Она не хочет, чтобы её спасали, – прошептал он, и в его голосе звучала бездонная, иррациональная убеждённость. – Она выполнила свою работу. Пророк выполнил свою миссию. Теперь он должен умереть, чтобы легенда стала совершенной. Ты поняла? Она. Выполнила. Свою. Работу.

Он отпустил её руку и отступил к двери, не сводя с неё своих выцветших глаз.

– Халиль пытался её спасти. Спасти правду. И посмотри, что с ним стало.

С этими словами он рывком открыл дверь и выскользнул в коридор, растворившись в полумраке так же быстро, как и появился.

Лейла стояла посреди номера, не в силах пошевелиться. Холодный пот выступил у неё на спине. Комната, ещё минуту назад бывшая для неё укрытием, теперь казалась враждебной. Слова старика висели в воздухе, ядовитые и безумные.

«Она выполнила свою работу».

«Она»? Гробница? Но гробница – это неодушевлённый предмет.

Или он имел в виду не её?

Лейла подошла к столу и машинально взяла в руки свою кружку. Её взгляд упал на ноутбук, на увеличенное изображение прямой, как стрела, трещины в камне.

Прямой, как лезвие. Прямой, как разрез, сделанный рукой человека.

И тут осколки мыслей, ощущений, фактов сложились в её голове в ужасающую, немыслимую мозаику. Странная прямолинейность трещины. Стремительность разрушения, начавшегося словно по таймеру, спустя ровно сто лет после открытия. Проклятие, которое было не мистикой, а системой зачистки. И слова полусумасшедшего старика о «работе», которая «выполнена».

Она подошла к окну и отдернула занавеску. Ночь над Луксором была тёмной и беззвёздной. Вдалеке, в непроглядной тьме, лежала Долина Царей. И в её сердце, в сырой, тёмной утробе, умирало творение рук человеческих. Или, возможно, начинало просыпаться нечто совсем иное.

Лейла поняла, что стоит не на пороге археологической катастрофы. Она стоит на пороге тайны. Тайны, в которую был вовлечён её отец. Тайны, которая, возможно, стоила ему жизни.

И теперь эта тайна, влажная и пахнущая тлением, протягивала к ней свои щупальца.