Тень Ахиллеса

– Тоже экстрасенс?

– Чего? – Сидоркин непонимающе начал вращать глазами, но тут же сообразил, о чем идет речь. – Вероятно, вы сравниваете умения Лизоньки с тем, что иногда вытворяю я. Но вынужден вас разочаровать. В отличие от нее, я старая калоша. Кстати, могу я полюбопытствовать, на каком уровне сознания вы пребываете? Поверьте, это непраздное любопытство пьющего небожителя. Я просто должен понимать, как с вами общаться.

– На каком еще уровне? В чем смысл вопроса?

Странный мужик снова почесал подбородок и начал объяснение:

– Порою для того, чтобы понять все смыслы, нужен один миг. Был такой Римский палач, звали его Гай Бонифаций. Когда его самого приговорили к смертной казни, он написал в предсмертной записке следующее:

"Отбиваемый ритм, скоротечность пребывающего в нас счастья. Все это – жизнь. И если есть время, когда стоит задуматься и забыть обо всем плохом, происшедшем в твоей судьбе, то сегодня именно этот день. День радостного молчания. День понимания своего внутреннего и не похожего ни на что в этом мире содержания. День памяти и скорби. Твой самый настоящий в жизни день. И пусть отблеском правды промелькнет он в твоем взгляде на мир, и мир озарится этой правдой и ответит тебе снисхождением. Старая кожа слезет с тебя мертвыми пластами, а под ней мир увидит новое преображение и подарит тебе еще миллионы таких дней, таких лет и мгновений. Для жизни, для понимания, для любви".

– И что, казнили этого, Бонифация? – Уныло спросил Баранов.

– Да! – радостно закрутил головой Сидоркин. – Отхерачили башку в лучшем виде. Но давайте вернемся к нашему вопросу.

– Что за уровни? Я не понимаю, о чем идет разговор, – огрызнулся Андрей.

Пропахший керосином мужик вальяжно закинул ногу на ногу и устремив туманный взгляд в сумрачную даль, начал пояснять:

– Пласт ожидаемого счастья напрямую зависит от уровня сознания человека, – начал говорить он. Слова его были ровные и спокойные, как умиротворённое горное озеро, и он говорил без пауз, как будто зачитывал заранее выученный текст. – Предположим, – продолжал Сидоркин, – что вы существуете на нижних энергетических центрах, – он провел рукой вдоль бедер. – Это означает, что вам от жизни нужны следующие вещи: защита, питание, спаривание. Попросту говоря, если вы мужик, а вы именно мужик, то на этом уровне, – он снова показывает ладонью, – красивая баба с квартирой, умеющая варить борщ и ждущая вас с работы в предвкушении ночи, принесет вам абсолютное счастье. Здесь же находятся все ваши любовницы и любовники, корпоративы, пьянки, шашлыки, симпатии коллег в виде ужимок и щипков за мягкие местечки, адюльтеры и т. д. и т. п. На этом уровне женщину не любят, а только хотят ее сожрать как пересоленный, но единственный в холодильнике кусок мяса. Едят, плюются и сожалеют о содеянном. На этом уровне женщину ненавидят и вообще, кроме себя, никого не любят и не видят в упор.

Он сделал небольшую театральную паузу.

– Если вы живете на этом, – он отчетливо провел рукой на уровне солнечного сплетения и, удостоверившись, что Баранов понял, продолжал, – значит, вам нужно получать счастье от продуктов собственного труда: делать карьеру, завоевывать страны, покорять олимпы в спорте или науке. На этом уровне женщину заслуживают, завоевывают, крадут. Закрывают в клетку, бьют, убивают и сводят с ума. На этом уровне женщину не любят, а имеют.

– А если выше? – спросил Андрей и провел рукой по своей груди.

Сидоркин одобрительно кивнул:

– Здесь вы будете счастливы благодаря искренности и правдивости. Оттого, что просто перевели пожилого человека через дорогу или отдали все свои накопленные средства в детский дом. Морозное январское утро с блесками на промерзлых сугробах, капли дождя на стекле или осенняя листва придадут вашему существованию дополнительный шарм. К примеру, женщина как половой партнер на этом уровне упраздняется и скорее воспринимается как надежный и преданный друг, о котором нужно сердечно и бескорыстно заботиться, при этом ничего не требуя взамен. На этом уровне женщину любят как мать, как нежное существо из древней легенды, как драгоценность, перешедшую по наследству. На этом уровне женщиной восхищаются.

– А еще выше?

– Здесь, – Сидоркин проводит рукой по собственному кадыку, – вам вряд ли понадобится женщина. Как Ван Гог вы будете половину жизни носиться по подсолнуховым полям и искать тот самый цветок. Но если вдруг какая-то особа и заинтересует ваше творческое начало, то все, туши свет. Вы Шекспир, вы Петрарка, вы Мопассан. На этом уровне женщин боготворят.

– А еще…

– А еще выше вы будете видеть людей насквозь: мужчин, ведущих себя как женщины, женщин, чрезмерно любящих мужчин. Весь мир предстанет перед вами как на ладони, и со временем вы перестанете распознавать в людях половое различие. Вы увидите только суть, а все остальное – конфетная обертка, иллюзия, пшик. На этом уровне женщину не любят, любят все человечество, как оно есть. Всех и за все. И просто так. Или… разочаровываются во всем и опускаются на самое дно консервной банки под названием жизнь.

– Это предел? – интересуется Баранов.

– Высший на Земле уровень сознания – это полное отсутствия оного, – улыбнувшись, произнес Сидоркин. – На этом уровне не любят, на этом уровне сами являются любовью.

– Ну-ну, – отпив кофе, пробубнил Андрей, делая вид, что понимает.

Вернулась Лиза и, похлопав своего друга по спине, спросила:

– Не сильно он тебя загрузил, о чем была беседа?

– Об уровнях моего сознания, – отозвался Баранов.

– Ты ему мозги промывал или к воплощению готовил? – Лиза наклонилась к спутнику и что-то прошептав ему на ухо, рассмеялась. Сидоркин подскочил с места, уступил стул девушке.

– Для воплощения у меня сегодня отсутствует совесть, – ответил он и подмигнул Баранову. – Вынужден откланяться. Надеюсь на скорую встречу, партию в шахматы и интересную беседу за чашечкой иван-чая.

– И вам не хворать, – выкрикнул ему вслед Баранов и постарался забыть о его существовании, переключив внимание на Лизу.

– Извини, нужно было срочно поговорить по телефону с Кириллом Васильевичем. Ну так, что ты надумал, пока слушал исповедь моего друга? – вполне серьезно спросила девушка, не дав ему опомниться. И не дождавшись ответа, продолжила. – Значит, смотри, на Масленникова есть книжный магазин «Глобус». Ты должен в ближайшее время украсть оттуда книжку и принести ее мне. Понял? И не какую-нибудь книжку, которая тебе типа понравилась. Понял? Она такая тоненькая, с темной обложкой. Понял? Стоит, скорее всего, или в фантастике, или в классической литре. Понял? Автор Уильям Гриндер. Понял? Книжка на английском языке и называется The guard, стражник по-нашему. Понял?

– Да что ты мне все время тыкаешь этим своим «понял, понял»? – Вспылил Андрей и недовольно отвернулся к окну.

– Ути-пути, да ты у нас смышленый. – Ее тон стал издевательским, словно она разговаривала с младенцем. – Не хочешь, так и скажи. Ладно, тогда я отчаливаю. Хоть Кирвас и настаивал на нашей третьей встрече, я пас. Если человек не хочет ничего менять в своей гнилостной судьбе, кто ему поможет?! Живи с бывшей тещей, скачай себе всю антологию журнала Penthouse и тереби свою Лэну до гробовой доски. Может, она, конечно, когда-нибудь сжалится над тобой, заедет на кружечку каркаде с печеньем. Или отчего вы там испытываете оргазм глотки? Хотя не, не судьба. Скорее сосед твой Саша, сильно пьющий мент, выгонит свою «антилопу» раненую, сам помнишь, в какую филейную часть тела, и вы сойдетесь в экстазе, в единении понимания общей пустоты. Будете сидеть на балконе и орать про лекарственный боярышник. Прелесть какая житуха!

Договорив, она достала свой телефон и, войдя в приложение начала громко, читать:

Telegram-канал «Интеллигентный неудачник».

«…на следующее утро, проспавшись, Саша Косоножкин решил продолжить испытание своего безбожного прибора. На этот раз он направил его луч в сторону собаки. Пес, в отличие от Кота сразу вывалил весь список претензий и возмущений.

– Значится так, – почесав задней лапой, разумеется, свое ухо, начал Пес, – ловить меня у помойки и тащить вот сюда я не просил. Может тебе показалось, что ты меня от чего-то спасаешь, но это заблуждение. В тот прекрасный дождливый вечер я планировал промокнуть до нитки и вывалиться в дохлом голубе, приобретя идеальный селективный аутентичный аромат ферментированной птицы, недельной выдержки. Вечером у четвертого бака с объедками, который находится у столовой номер один, меня ожидала каштановая псина небесной красоты…»

Лиза прекратила чтение и, уперевшись в него холодным взглядом, равнодушно спросила:

– Что скажешь, писатель всея Руси, что в этом твоя миссия? Кропать глупые истории про соседей и искать свое место в жизни? Быть слабым просто Андрюшенька, а ты попробуй упереться немного. Про боярышник орать легко, быть настоящим мужиком – вот что трудно. Или тебе слабо? Или тебе, как обычно, все по жизни слабо? А знаешь, про какую псину с помойки ты здесь написал? Правильно, про себя Андрюша. Думаю, что зря Кирвас увидел в тебе какое-то просветление, великие тоже, знаешь, косячат слегонца. Ладно, если не судьба, то arrivederci, я пошла.

Она быстро завернула шарф вокруг шеи и направилась к выходу. Андрей испуганно зажмурился.

Тот самый вагон метро, двери сейчас закроются, и она уйдет…навсегда!

Очнувшись, Андрей бросился вслед. Догнал девушку на выходе из кафе и вцепился в ее сумку, висящую через плечо.

– Я согласен, я ее достану, эту твою книжку. Я не понимаю, зачем я буду это делать, и, вероятнее всего, мне придется за это отвечать, но я почему-то хочу это сделать для тебя, Лиза.

– Вот видишь, Андрюша, чуешь чем запахло?

Андрей непонимающе огляделся и принюхался:

– Свежий кофе сварили? – глупо предположил Баранов.

– Это запах твоей новой жизни, – обняв его за руку и положив свою голову ему на плечо, воскликнула Лиза и рассмеялась.

– Ты сказала, что читаешь людей как книги, – вдруг вспомнил Андрей и, развернув ее лицо к себе, спросил, – я сделал вид, что понял, о чем ты. На самом же деле я ни фига не понял.

– Вот притащишь книгу, и я тебе все подробно расскажу.

– Да, и ты сказала, что мой сосед Сашка – мент. Он что, реально работает в полиции? И почему ты дружишь с этим странным скроенным из каких-то кусков или лоскутов, стариком? Кто он вообще такой?

– Сначала книга, потом ответы на вопросы, малыш! Или ты неудачник?

Telegram-канал "Интеллигентный неудачник".

«Неудачник ли я? Может, я просто человек, пытающийся познать жизнь? Понять, что это вообще такое и в чем ее смысл. Жизнь – это полное уныние. А вечная жизнь – это оно же только возведенное в статус. Все, кто живет, не хотят ее хавать. И жизнь без негатива вполне себе возможна, если найти дорогу, по которой от этого депресняка можно уйти. Все вещи непостоянны по своей природе. И всеобъемлющая пустота не исключение. Уяснив для себя эту концепцию, я даже хотел придумать свою религию. Но потом понял, что заново изобретаю буддизм.»

***

Прежде чем предпринять отчаянный шаг, Андрей решил хотя бы немного разобраться в поставленном вопросе: что за книгу он должен украсть и что в ней особенного. Он вбил в поисковую строку английское название книги и автора и начал пересматривать десятки различных сайтов. Информация из различных источников немного различалась, но все же постепенно воедино вырисовывалось что-то средневзвешенное. Выяснилось, что этот самый Уильям Гриндер не только не был автором данного повествования, но и вовсе не являлся писателем. Он был археологом. Данный текст раскопан им в 1947 году в пещерах к югу от Кумрана, что находится в Хирбет-Мирде, а также в ряде других пещер Иудейской пустыни. Совокупность этих находок археологи того времени назвали – Свитки Мертвого моря. Они датируются периодом с III века до н. э. по I век н. э. и имеют огромное историческое, религиозное и лингвистическое значение. Рукописи содержат множество религиозных текстов на древнееврейском, арамейском, древнегреческом и даже латинском языке.

«Стражник» был найден в ужасном состоянии: в виде отсыревших, а затем высохших пожелтевших от времени листков бумаги. Гриндер восстановил артефакт и перевел его на четыре языка: английский, немецкий, французский и испанский. Чуть позже выяснилось, что в отличие от остального материала, этот текст не имел особой исторической ценности. По предположению Гриндера он был составлен адептами какого-то древнего культа, утратившего свою актуальность после расцвета христианства. В тексте шло повествование от первого лица: пожилой мужчина, являвшийся неким алтарником, возносил молитвы своему идолу и просил о сохранности неких мистических врат. Сам Уильям Гриндер в комментариях к своим переводам писал так:

«Я не могу основательно утверждать, что герои данного повествования существовали на самом деле. Ибо этому нет никаких исторических доказательств. Текст не является частью библейских или около библейских произведений. Я осмеливаюсь предполагать, что данный текст может является вымыслом какого-нибудь древнего автора. Но все же он ценен хотя бы тем, что ему несколько сотен лет и поэтому переведен мной и воссоздан в первоисточнике, а затем направлен в лондонский музей для всеобщего обозрения».

Далее приводился отрывок из книги The guard, точнее, его начало:

«Вот я, изгнавший вас, даю вам знание и защиту. Знай же, что это буду десять священных гримуаров, и вот он, один из первых – теперь уже у тебя. Не забывай, что десять книг будут содержать правила и законы, все имена бога и подробное описание сохранности пути. Соблюдайте их все и чтите как священное знание. Как бы вы чтили меня, так чтите все десять текстов во все времена и эпохи. Потому что цель ваша во все времена – поиск священного места».

«Какая-то дремучая философия», − подумал Баранов и отправился на дело.

Он нервно растер ладонями лицо и перешагнул порог «Глобуса». Магазин был большой, и ему пришлось уточнить, где находятся стеллажи с фантастикой. Найдя их, он сразу поинтересовался у консультанта о наличии книги.

– Никогда не слышала о такой, но могу посмотреть в каталоге, – ответила девушка и, вернувшись через некоторое время, подтвердила, что такой книги в магазине нет и никогда не было.

Андрей поблагодарил ее и начал перебирать корешки, читая названия.

– Может, Лиза просто подшутила, – предположил он, но, копаться в книгах не прекратил. Тщательно пройдя всю советскую фантастику, он перебрался к российской. Через сорок минут он рылся в иностранном фэнтези, а еще через час перебрался к полкам с классической русской литературой. Тургенев, Толстой, Чехов, Лермонтов.

Лекарственный боярышник!

Он тяжело выдохнул и хрустнул костяшками пальцев на руках. В глазах рябило от названий и разноцветных обложек. Спина ужасно болела. Он перешёл к иностранным авторам. Сомерсет Моэм, Уильям Теккерей, Чарльз Диккенс и… безымянный черный корешок тоненькой книги. Андрей потянул его на себя дрожащей рукой и, осторожно развернув к себе обложкой, нерешительно прочел: The guard. Он быстро сунул ее за пазуху и медленным шагом направился к выходу.

– Нашли то, что искали? – Навстречу попалась девушка-консультант.

– Нет, – соврал Андрей и побежал.

***

Сержант Корепанов с интересом разглядывал содранную щеку Андрея и вызывающе подбрасывал в воздух связку ключей, издавая противный лязгающий звук.

– Ты, чудила картонная, реально думал, что убежишь от меня? – еще раз переспросил он и растянул рот в издевательской улыбке. Тонкая полоска черного пушка над верхней губой придавала его смеху колоритность: Андрей мысленно сравнивал сержантика с белогвардейским офицером на допросе плененного народного героя.

«Надо будет об этом что-нибудь написать в своем канале», − подумал Баранов, и ему стало немного спокойнее. Книжка по-прежнему была заткнута в штаны и прикрыта спереди толстовкой.

Баранов находился в отделении полиции уже второй час, но ничего особенного не происходило. В кабинете, где его усадили на неудобный деревянный стул, было душно, накурено и уныло. Старый, когда-то лакированный стол основательно облез по бокам и спереди. Зеленое сукно на столешнице местами было грубо сшито черными и почему-то красными нитками. Несколько смачных чернильных клякс и, отчего-то, бюст Александра Сергеевича Пушкина.

Баранов показал ему язык. Пушкин брезгливо отвернулся в сторону.

«Ну вот опять украл», − подумал Андрей и от безделья погрузился в воспоминания о той первой и, как он надеялся, последней краже в его жизни.

Баранов всегда считал себя более или менее интеллигентным человеком. А ошибка всех интеллигентов – идеализировать окружающий мир. Хорошему человеку кажется, что все вокруг обязательно должны быть хорошими. Умному видятся сплошь умные личности, а начитанному кажется, что людей, которые вообще не берут в руки книжек, не существует в природе. Вот и сейчас, сидя на этом неудобном стуле в этом неухоженном кабинете, он искренне верил, что сейчас придет именно интеллигентный, воспитанный начальник и во всем разберется. Он, конечно же, поймет его порыв и оправдает эту глупую кражу. Он, безусловно, выслушает его мнение и примет надлежащие меры.

Баранов, конечно, искренне верил в это. Но где-то очень глубоко, на дне его душевного эмоционального колодца, где-то рядом с валяющейся там совестью, зрело неуемное чувство стыда. Первое общение с представителями правоохранительных органов в судьбе Андрея Баранова случилось, когда ему было восемь с половиной лет. Тогда все его окружение: друзья, одноклассники, собирали почтовые марки. У каждого дома был толстый альбом с такими коллекционными марками, а то и несколько. У маленького Андрюшки он тоже имелся. Однажды к себе в гости его позвал приятель Виталька. Андрей захватил свой альбом и пришел к товарищу. Витальки дома не оказалось, и Андрея встретил его младший брат Женька. Пока Виталька бежал со всех ног из спортивной секции, чтобы пообщаться с другом, Андрюшка попросил Женю показать ему коллекцию марок старшего брата. Перелистывая страницы альбома, он неожиданно замер. Его взору предстала удивительная марка с новозеландскими бабочками. Виталька еще не пришел, его брат удалился в соседнюю комнату и…затаив дыхание, маленький Андрюшка вынул заветные бабочки и сунул себе в карман. Сказав Женьке, что ему неожиданно срочно нужно уходить, он выпорхнул из квартиры друга и побежал прятать украденный раритет.

Вечером к ним в дом пришел отец Виталика. Он поговорил с папой Андрея и попросил пообщаться с сыном в его комнате. Андрюшка Баранов сидел за своим письменным столом, когда в его пространство вторгся высокий мужчина в форме милиционера. Оказалось, что отец Виталика работает участковым. Милиционер вошел и, сняв фуражку, уселся напротив мальчика.

Он не спрашивал, брал Андрей ту марку или не брал. Про почтовые марки и новозеландских бабочек в тот вечер разговора не было. Отец Виталика сказал следующее:

– Здравствуй, Андрей, я хотел бы тебе кое-что показать.

Затем он подвел его к окну и спросил:

– Андрюша, видишь всех этих людей, что идут по тротуару вдоль вашего дома?

– Да, – нерешительно согласился мальчик.

– А ты знаешь, что все, все, кого ты сейчас наблюдаешь, очень хотят одного и того же: быть счастливыми. Только каждый по-своему. Никто из них не желает себе плохого. Понаблюдай за ними повнимательнее, смотри, вон стоит мужчина и курит. Сейчас он докурит и бросит окурок себе под ноги. Этот мужчина тоже очень хочет быть счастливым. Он хочет, чтобы он, его жена, его дети и впоследствии внуки и правнуки жили в доброй, счастливой стране, разумеется, чистой. Но сам при этом делает все, чтобы этого не было. А вон пошла женщина с калачом в руках: предположим, она украла этот калач в магазине. Украла не потому, что хочет нажиться или желает зла продавцу или директору хлебного магазина. Украла, потому что у нее дома голодная дочь. Если она накормит ее этим калачом, они обе станут счастливее. Но будут ли соучастниками их счастья те, у кого украден хлеб? Вот и нам с тобою кажется иногда, что секундное обладание чем-то – это и есть счастье. Мы же с тобою не думаем о вечности. Думает ли эта женщина с калачом, беря чужой хлеб о счастье всех, кто ее окружает? Думает ли тот мужчина о том же? Нет, каждый хочет быть счастливым и ему наплевать на счастье других.

Древние считали, что у человека всегда есть вчера, сегодня и завтра. Ложась спать, ум человека умирает для вчера, для этого крохотного отрезка, из которых и состоит целая жизнь. Как он проживет свой следующий день? Просыпаясь, человек вновь обретает дар думать и как он проживет этот крохотный отрезок времени до следующего умирания ума, решать лишь ему. Кем он станет за этот отрезок времени: героем или подонком, лжецом или храбрецом? Нам всем говорили в детстве, что вот если сейчас ты будешь тяжело и усердно учиться, то потом, когда-то в будущем, в виде достойного вознаграждения ты получишь хорошую работу. Даже многие религии устроены по этому же принципу: здесь и сейчас нужно немного ужаться, потерпеть, пострадать, а вот потом…

Если помнишь, даже белая королева у Льюиса Кэрролла обещала Алисе, что варенье будет на завтра. Всегда на завтра, которое никогда, как ты понимаешь, не наступит. Потому что завтра, оно всегда завтра. Но думать об этом самом завтра не стоит, когда мы с тобой здесь и сейчас. И ты, и я, и мужик с окурком, и женщина с калачом. Совершая какие-то поступки, мы либо темнеем и становимся темными, демоническими личностями. Тьма поглощает нас, и мы становимся все тяжелее и тяжелее. И вот нам уже сложно передвигать ноги. Но совершив доброе, бескорыстное дело, мы вновь осветляемся. Впереди, Андрей, тебя ждет долгая жизнь, и только ты можешь сделать ее интересной: плохой или хорошей. Выбор только за тобой: или ты светлый – и ты никогда не лжешь, не берешь чужого, не делаешь и не думаешь скверного, заступаешься за своих и честно и бескорыстно любишь. Светлые, Андрюша, никогда не умирают, вечно пребывая в наших умах и душах. Или ты темный.

Выбирай, Андрей, кто ты?!

– Я вырасту и стану спасать мир от тьмы, – выкрикнул мальчик, заплакав.

Тогда Андрей отдал марку милиционеру и стал немного светлее, приблизившись к вечности. А сейчас?

***

Сержант потряс его за плечо.

– Ну вот, настал твой звездный час, – с иронией произнес он и, отворив дверь, впустил в кабинет… Сашу Косоножкина.

Андрей даже привстал от изумления. Все в его соседе-алкаше, о котором он вел наблюдательные записи в своем канале, было неизменно: морщинистое грустное лицо с синюшным носом и темными кругами под глазами, непослушная челка русых волос и короткая, в красных аллергических пятнах, шея. Но вот остальное никак не стыковалось. Саша Косоножкин был в отглаженной полицейской униформе и белоснежной рубашке с галстуком. Баранов присмотрелся к погонам, стараясь хоть что-то вспомнить о количестве звезд и соответствии звания.

– О, писатель, – воскликнул Саня и, усевшись за потрепанный временем стол, расслабил галстук, – ты на эту белую рубашку сильно не зырь, я просто сегодня по району, типа дежурная жопа. Обычно я в водолазке на работу люблю. А ты здесь че, сюжеты про нас с Аленкой, что ли, закончились? Вижу, что у тебя сейчас глазки выпадут, не ожидал меня здесь увидеть. Писака-расписака. Ты, наверное, думал, что я сутками бухашку бухаю и куришку курю и Алену по носу бью, а я начальник городского отделения…упс, правда, сюрпризец. Напишешь в своем канальчике об этом или утаишь от подписчиков истину? А может, тебе шамарнуть по-братски, чтобы у тебя мозги на место встали, а? Че про боярышник не орешь?

Баранов медленно опустился, прилипнув задом к стулу в оцепенении.

– Товарищ подполковник, гражданин задержан в районе книжного, на Масленникова: стырил у них брошюрку какую-то и пытался удрать. Но от меня никто и никогда, вы же знаете.

Подполковник Косоножкин заржал, весело хлопая ладошкой по заштопанному зеленому сукну: «Да, это факт, от Корепанова даже страус Эму не улизнет».

Косоножкин наклонился через стол к Баранову и, перестав ухмыляться, спросил:

– А ты что там нарезал-то, писатель всея Руси? Давай почитаем заявление из магазинчика, да?

Он принял от сержанта рукописный лист и, ознакомившись, присвистнул.

– Да тут, бро, на пятерик тянет с конфискацией имущества. Ты хотя бы как в хату входить знаешь? А то сидеть тебе у параши весь пятерик. Считаю, что это та самая тема для репортажа в твой канал, а? Я веду свой репортаж от параши камеры номер…да, впрочем, это не особо важно.

Подполковник проткнул оторопевшего Баранова колючим взглядом.

– По-моему, товарищ подполковник, это справедливо, – очень серьезно произнес сержант и почему-то вытянулся по стойке смирно.

– Да Корепанов, из книжных магазинов тырить – это тебе не глупости в своем канальчике про соседей писать. Это не воробьям фигушки показывать. Да?

Баранов растерянно опустил голову и приготовился заплакать.