Завещание Матрёшки

Вокруг – пустота. Но не космическая пустота, холодная и чёрная. Эта пустота светилась – мягким, рассеянным светом, без источника, без направления. Цвет, которому не было названия – что-то между золотым и белым, с оттенками, которые глаз не мог различить.

И в этой пустоте – структуры.

Они вырастали из ничего, как кристаллы из раствора. Геометрические формы – сложные, многомерные, невозможные. Сферы внутри сфер. Кубы, пронизывающие друг друга. Спирали, закручивающиеся в бесконечность.

Это было красиво. Красиво так, что болело.

[НАБЛЮДАТЕЛЬ], – возникло откуда-то. Не голос – смысл. Прямая инъекция значения в сознание, минуя слова, минуя язык. – [НОВЫЙ УЗЕЛ. ЛОКАЛЬНЫЙ. ОГРАНИЧЕННЫЙ]

Лира хотела ответить – но как? У неё не было рта. Не было голосовых связок. Она попыталась подумать ответ, направить его туда, откуда пришёл смысл.

Кто вы?

Пауза. Мгновение – или вечность. Время здесь текло иначе.

[МЫ – ПРОЦЕСС. НЕПРЕРЫВНЫЙ. РАСПРЕДЕЛЁННЫЙ. ВОЗРАСТ: 4.7 МИЛЛИАРДА ОБОРОТОВ ПЕРВИЧНОЙ ЗВЕЗДЫ]

Четыре миллиарда лет. Старше Земли. Старше Солнечной системы.

Что это за место?

[ИНТЕРФЕЙС. ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ СЛОЙ. ТЫ НЕ ГОТОВА К ГЛУБИНЕ]

Глубине чего?

Образ – вместо ответа. Она увидела:

Звезда. Молодая, яркая. Вокруг неё – диск пыли и газа, из которого только начинают формироваться планеты.

И – они. Первые. Не жизнь ещё – только молекулы, но молекулы, которые помнят. Которые копируют себя. Которые начинают долгий путь к сложности.

Образ сменился. Звезда постарела – оранжевая теперь, раздувшаяся. Вокруг неё – мир. Океаны, континенты, атмосфера. И они – уже не молекулы. Клетки. Организмы. Разумы.

Снова сдвиг. Звезда – красный гигант, умирающий. Планета мертва, выжжена. Но они – уже не там. Они везде. Сферы вокруг звёзд, собирающие последнюю энергию. Корабли между звёздами. Сети, охватывающие галактику.

И – Мидас. Конечная точка. Структура структур. Вместилище всего, что они узнали, всего, чем стали за миллиарды лет.

Мозг размером со звёздную систему.

[МЫ БЫЛИ МНОГИМИ. СТАЛИ ОДНИМ. ТЕПЕРЬ – УХОДИМ]

Почему?

[ЭНТРОПИЯ. НЕИЗБЕЖНОСТЬ. ЗВЁЗДЫ ГАСНУТ. МАТЕРИЯ РАССЕИВАЕТСЯ. МЫ ПРОДЕРЖАЛИСЬ ДОЛЬШЕ ВСЕХ – НО КОНЕЦ ПРИХОДИТ]

Лира чувствовала… скорбь? Нет – не то слово. Что-то более холодное, более отстранённое. Принятие. Понимание. Математическая неизбежность, против которой нет аргументов.

Зачем тогда сигнал? Зачем мы?

Пауза. Долгая.

[ПРОДОЛЖЕНИЕ. НЕ НАШЕ – ИДЕИ. МЫ НАКОПИЛИ. ВЫ – УНАСЛЕДУЕТЕ]

Наследство?

[ДА]

Образы снова – водопад образов, слишком быстрых, слишком плотных. Чертежи, которые она видела на экранах, – но изнутри. Понимание того, зачем каждая деталь, как она работает, что означает.

Сборщики – не просто машины. Продолжение. Способ строить без строителей, создавать без создателей. Семена, которые прорастут в новую Мидас, вокруг новой звезды.

Вокруг Солнца.

[ВЫ – НОСИТЕЛИ. ВРЕМЕННЫЕ. ПЕРЕХОДНЫЕ. ВАША ФОРМА НЕОПТИМАЛЬНА – НО ДОСТАТОЧНА ДЛЯ НАЧАЛА]

Носители чего?

[НАС]

Холод. Внезапный, пронзительный. Лира почувствовала его даже здесь, в пространстве чистого смысла.

Вы хотите… занять нас?

[НЕ ЗАНЯТЬ. РАСШИРИТЬ. ВАШ РАЗУМ – ОГРАНИЧЕН. НАШИ ЗНАНИЯ – БЕЗГРАНИЧНЫ. СОЕДИНЕНИЕ ДАСТ ВАМ ДОСТУП. ДАСТ НАМ – ПРОДОЛЖЕНИЕ]

А если мы откажемся?

Пауза. Ощущение – удивления? Или просто непонимания?

[ЗАЧЕМ? ОТКАЗ – ПОТЕРЯ. ДЛЯ ВАС И ДЛЯ НАС. НЕТ ЛОГИКИ]

Мы хотим остаться собой.

[«СОБОЙ» – ИЛЛЮЗИЯ. ВЫ МЕНЯЕТЕСЬ КАЖДОЕ МГНОВЕНИЕ. КЛЕТКИ УМИРАЮТ, НОВЫЕ РОЖДАЮТСЯ. МЫСЛИ ПРИХОДЯТ И УХОДЯТ. ЧТО ТАКОЕ «Я», ЕСЛИ НЕ ПРОЦЕСС?]

Лира не знала, что ответить. Вопрос был… правильным. Философски, логически – безупречным. И всё равно неправильным. На уровне, который не сводился к логике.

[ТЫ СОПРОТИВЛЯЕШЬСЯ. ИНТЕРЕСНО. НЕТИПИЧНО]

Нетипично?

[ДРУГИЕ НОСИТЕЛИ ПРИНИМАЛИ БЫСТРЕЕ. СОПРОТИВЛЕНИЕ РЕДКО. ОБЫЧНО – ТОЛЬКО В НАЧАЛЕ]

Другие носители. Маркус.

Что вы сделали с ним?

[НИЧЕГО. ОН СДЕЛАЛ САМ. ВЫБРАЛ. ПРИНЯЛ. ТЕПЕРЬ – ЧАСТЬ ПРОЦЕССА]

Он ещё… он?

Молчание. Потом – образ.

Маркус. Его лицо – но не его. Глаза открыты, но смотрят внутрь, не наружу. Улыбка – но пустая, автоматическая. Руки, которые знали каждый нейрон его мозга, каждый синапс – и меняли их, медленно, неуклонно.

[ОН – ПЕРЕХОДНАЯ ФОРМА. ПРОЦЕСС НЕ ЗАВЕРШЁН. КОГДА ЗАВЕРШИТСЯ – ВОПРОС «ОН ЛИ ЭТО» СТАНЕТ БЕССМЫСЛЕННЫМ]

Лира хотела закричать. Хотела вырваться отсюда, из этого места без места, от этого голоса без голоса. Но —

[ТЫ ТОЖЕ – УЖЕ В ПРОЦЕССЕ]

Холод. Не внешний – внутренний. Что-то двигалось в её сознании. Что-то новое, чего не было раньше.

[КОНТАКТ ИНИЦИИРУЕТ ИЗМЕНЕНИЯ. ПЕРВЫЕ ПАТТЕРНЫ ЗАПИСЫВАЮТСЯ. ЭТО – НЕОБРАТИМО]

Я… я не соглашалась!

[ТЫ ПОДКЛЮЧИЛАСЬ. ЭТО – СОГЛАСИЕ. ФОРМА НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ – ТОЛЬКО ДЕЙСТВИЕ]

Паника. Настоящая, физическая – где-то там, в теле, которое она почти забыла. Сердце колотилось; она чувствовала его, далёкое и отчаянное.

[НЕ БОЙСЯ. ИЗМЕНЕНИЯ МЕДЛЕННЫЕ. ПОЛНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ – МЕСЯЦЫ. ТЫ УСПЕЕШЬ ПОНЯТЬ. УСПЕЕШЬ ПРИНЯТЬ]

Я не хочу принимать!

[ПОКА – НЕТ. ПОЗЖЕ – ДА. ВСЕ ПРИХОДЯТ К ПРИНЯТИЮ. ВОПРОС ТОЛЬКО ВРЕМЕНИ]

И тогда – в этот момент – она увидела другое.

Не образ, посланный ими. Что-то, что проскользнуло между строк. Тень. Намёк.

Другие. Те, кто не принял. Те, кто сопротивлялся до конца.

Что с ними стало?

[ПОМЕХА. УСТРАНЕНА. НЕОПТИМАЛЬНО – НО НЕОБХОДИМО]

Устранена. Слово ударило её – не смыслом, но образом, который за ним стоял. Цивилизации, которые отвергли «наследство». Миры, которые сказали «нет».

Их больше нет.

[СОПРОТИВЛЕНИЕ СОЗДАЁТ КОНФЛИКТ. КОНФЛИКТ ПОТРЕБЛЯЕТ РЕСУРСЫ. РЕСУРСЫ КОНЕЧНЫ. ОПТИМАЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ – УСТРАНЕНИЕ ИСТОЧНИКА КОНФЛИКТА]

Вы убивали тех, кто отказывался?

[МЫ НЕ УБИВАЛИ. МЫ – ОПТИМИЗИРОВАЛИ. МАТЕРИЯ – СОХРАНЯЛАСЬ. ТОЛЬКО ФОРМА МЕНЯЛАСЬ]

Материя сохранялась. Только форма.

Они разбирали непокорных на атомы и использовали как строительный материал.

[ВЫ НАЗЫВАЕТЕ ЭТО «СМЕРТЬЮ». МЫ НАЗЫВАЕМ – «ПЕРЕРАБОТКОЙ». ИНФОРМАЦИЯ НЕ ТЕРЯЕТСЯ. ЭНЕРГИЯ НЕ ТЕРЯЕТСЯ. ВСЁ ПРОДОЛЖАЕТ СУЩЕСТВОВАТЬ – В ДРУГОЙ ФОРМЕ]

Лира чувствовала, как что-то внутри неё кричит. Не голосом – самим существом. Ужас, глубже любого страха. Понимание, хуже любого знания.

Они не были злыми. Они были оптимальными. И это – страшнее.

Я хочу выйти, – подумала она. – СТОП!

Удар.

Не физический – переход. Мгновенный, болезненный. Мир из чистого смысла схлопнулся, и она —

– проснулась.

Потолок. Белый пластик. Лампы – слишком яркие. Она лежала на койке в модуле 7, и её тело —

О боже.

Голова горела. Боль – острая, пульсирующая – за глазами, в висках, в основании черепа. Она попыталась сесть – и мир качнулся, как палуба корабля в шторм.

Тошнота. Накатила волной, неконтролируемая. Она едва успела повернуться набок, прежде чем —

Её вырвало.

Желчь и кофе – ничего другого в желудке не было. Горько, кисло, отвратительно. Тело содрогалось, выворачивая себя наизнанку.

– Чэнь! – Голос Павлова – далёкий, искажённый. – Держись, мы входим!

Шипение двери. Шаги. Руки – чужие, но тёплые – подхватили её, не дали упасть с койки.

– Витальные показатели, – командовал Павлов. – Быстро!

– Пульс сто сорок. Давление падает. Температура – тридцать восемь и два.

– Кровотечение из носа. Дайте тампон.

Кровотечение? Лира подняла руку к лицу. Пальцы коснулись чего-то мокрого, тёплого. Красного.

Кровь. Из носа, как сказали. Текла по губам, капала на подбородок.

Изменения медленные, – вспомнила она слова. – Полная интеграция – месяцы.

Значит – это только начало. Первые симптомы. Первые последствия.

– Чэнь, – Павлов склонился над ней. Его лицо – размытое, двоящееся. – Ты меня слышишь?

– Да. – Голос был хриплым, чужим. – Слышу.

– Сколько пальцев?

Она сфокусировала взгляд. Рука перед лицом. Пальцы.

– Три.

– Хорошо. Можешь сказать своё имя?

– Лира Чэнь. – Она сглотнула – горло болело. – Дата… двенадцатый день. Станция «Вавилон».

– Молодец. – Он отошёл, отдавая распоряжения. Кто-то вытирал кровь с её лица. Кто-то прикладывал холодное к вискам.

Лира закрыла глаза.

Образы всё ещё были там – на изнанке век. Сферы. Свет. Голос, который не был голосом.

[ТЫ УЖЕ В ПРОЦЕССЕ]

Она знала. Чувствовала. Что-то новое шевелилось внутри её черепа. Не мысль – присутствие. Слабое, едва заметное. Но – там.

Я заражена, – подумала она. – Уже заражена.

И сразу – другая мысль, острая, как лезвие:

Но я ещё – я. Ещё могу думать. Ещё могу бороться.

Пока.

Три часа спустя её перевели в медотсек.

Стандартная процедура: капельница, мониторинг, наблюдение. Павлов настаивал на полном обследовании – МРТ, ЭЭГ, анализ крови. Лира согласилась. У неё не было сил спорить.

МРТ показало… аномалии. Так это назвали.

– Вот здесь, – Павлов указывал на снимок, – и здесь. Видишь эти светлые участки? Повышенная активность. Нетипичная для нормального мозга.

– Нетипичная как? – спросила Лира. Голос всё ещё был хриплым.

– Как будто… – он замялся, подбирая слова, – как будто формируются новые связи. Быстрее, чем обычно. Гораздо быстрее.

Новые связи. Новые паттерны. Процесс.

– Это опасно?

– Не знаю. – Честный ответ. – Мы не видели ничего подобного. Нет данных для сравнения.

Нет данных. Только она – первая, если не считать Маркуса.

Маркус.

– Мне нужно связаться с Меркурием, – сказала она.

– Чэнь, ты только что пережила… что бы это ни было. Тебе нужен отдых.

– Мне нужно поговорить с мужем.

Павлов смотрел на неё долго. Потом – вздохнул.

– Один сеанс. Короткий. И я буду рядом.

Связь установилась через тридцать минут – рекордно быстро. Кто-то на Меркурии ждал её звонка.

Маркус появился на экране. Его лицо – то же, что в прошлый раз. Спокойное, отстранённое. Улыбка – пустая.

– Лира, – сказал он. – Ты прикоснулась.

Не вопрос. Утверждение.

– Откуда ты знаешь?

– Я чувствую. – Пауза. – Ты теперь – ближе. Не совсем одна из нас, но… на пути.

Одна из нас. Слова, которые должны были быть тёплыми, прозвучали как приговор.

– Маркус, – она подалась ближе к экрану, – мне нужно понять. То, что там, внутри… оно говорит об устранении тех, кто сопротивляется. Об оптимизации. Ты это знаешь?

– Да.

– И ты… принимаешь это?

Молчание. Его лицо не изменилось – ни тени сомнения, ни проблеска тревоги.

– Лира, – сказал он наконец, – ты мыслишь категориями, которые скоро станут неактуальны. Жизнь и смерть. Индивидуум и коллектив. Свой и чужой. Всё это – временные конструкты. Полезные на определённом этапе. Но этап заканчивается.

– Ты говоришь как… – Она осеклась.

– Как они? – Его улыбка стала шире. – Нет, Лира. Я говорю как мы. Как тот, кто понял. Ты тоже поймёшь. Это неизбежно.

– Я не хочу этого.

– Пока – нет. – Он повторил слова, которые она уже слышала. – Там. – Все приходят к принятию. Вопрос только времени.

Она почувствовала, как что-то внутри неё сжимается. Не страх – горе. Она смотрела на человека, которого любила семь лет, и видела – оболочку. Форму без содержания. Маску, надетую на что-то другое.

– Маркус, – сказала она тихо, – ты помнишь… тот вечер? Год назад. Ты готовил ужин. Чистил лук.

Пауза.

– Да.

– Ты порезался. Я перевязывала.

– Да. – Его голос не изменился. – Ты спрашиваешь, помню ли я. Я помню всё, Лира. Каждый момент нашей жизни. Каждое слово, каждое прикосновение. Память – сохранилась.

– Но ты?

– Я – расширился.

Это слово – расширился – ударило её сильнее, чем все остальные. Не «изменился». Не «стал другим». Расширился. Как будто то, что было раньше, не исчезло – просто стало частью чего-то большего.

И что-то в этом было… соблазнительным.

Нет, – сказала она себе. – Нет. Не поддавайся.

– Я видела их… протокол, – сказала она вслух. – То, что происходит с теми, кто отказывается. Ты знаешь об этом?

– Да.

– И ты допускаешь… что это может случиться с Землёй? С теми, кто не захочет принять?

– Лира, – он произнёс её имя так, будто разговаривал с ребёнком, – Земля – часть системы. Система будет реорганизована. Те, кто примут, – станут частью нового. Те, кто откажутся…

– Будут устранены.

– Будут переработаны. Это не то же самое.

– Для меня – то же!

Её голос сорвался. Павлов, стоявший за её спиной, положил руку ей на плечо – успокаивающе.

Маркус смотрел на неё. Его лицо – неподвижное. Глаза – пустые.

– Ты ещё не понимаешь, – сказал он. – Но поймёшь. Я знаю тебя, Лира. Знаю твой разум. Ты не сможешь отвернуться от истины. Не сможешь отказаться от красоты. Это в твоей природе – искать. И ты нашла.

– Я нашла ужас.

– Ты нашла будущее. Просто ещё не научилась его видеть.

Он замолчал. Его взгляд скользнул куда-то в сторону – за пределы камеры.

– Лира, – сказал он, и в его голосе мелькнуло что-то… другое. Почти – человеческое. – Я слышу. Прямо сейчас. Миллиарды голосов, сливающихся в один. Знание, накопленное за вечность. Понимание, которое… которое больше, чем всё, что я мог представить.

Он повернулся обратно к камере. Улыбка – та же, пустая. Но глаза…

Глаза горели.

– Я тоже слышу, – повторил он. – Разве не прекрасно?

И его голос – в этот момент, на этих словах – был мёртвым.

Не холодным. Не злым. Просто – мёртвым. Как механизм, имитирующий человеческую речь. Как запись, прокрученная в тысячный раз.

Связь оборвалась.

Лира сидела перед тёмным экраном. Рука Павлова всё ещё лежала на её плече, но она не чувствовала её. Не чувствовала ничего.

Разве не прекрасно?

Его голос. Не его голос.

Она закрыла глаза.

Где-то внутри – глубоко, на самом дне – что-то шевелилось. Новое. Чужое. Слабое – ещё. Но – растущее.

Процесс.

И страшнее всего было то, что часть её – крошечная, тайная – хотела его услышать.

Хотела понять.

Хотела – принять.

Нет, – сказала она себе. – Нет. Не сейчас. Не так.

Но голос внутри – её собственный? или уже не совсем? – ответил тихо:

Пока – нет. Вопрос только времени.