Серебро и Полынь
Существо взвизгнуло – тонко, почти по-человечески, – когда тяжелая свинцовая пуля ударила ему в массивное плечо. Из раны брызнула не красная кровь, а густая черная жижа, которая тут же начала дымиться на снегу. Тварь закрутилась на месте, пытаясь достать зубами невидимого обидчика.
Бах! Бах!
Еще два выстрела разорвали тишину леса. Один раздробил колено монстра, заставив его рухнуть на передние лапы. Второй, финальный, вошел точно в основание черепа, там, где мерцал холодный свет. Существо рухнуло в сугроб, дернулось в последний раз и начало… таять. Буквально на глазах оно превращалось в грязную лужу воды и хлопья серой копоти, оставляя после себя лишь запах гари и горький привкус на языке.
Агния стояла, оглохшая, с широко распахнутыми глазами, боясь даже вздохнуть. Дым от пороховых выстрелов медленно оседал в морозном воздухе, смешиваясь с паром от того, что только что было монстром.
Из абсолютной тьмы леса, со стороны, противоположной станции, вышел человек.
Он казался продолжением тайги – таким же огромным, нелюдимым и опасным. Волчья шуба мехом наружу, подпоясанная широким кожаным ремнем с массивной медной пряжкой. На ремне в простых ножнах висел тяжелый тесак. Огромные валенки, подшитые грубой кожей для прочности. Шапка-ушанка была сдвинута на затылок, открывая высокий лоб и спутанные темные волосы. В руках он держал старую, потертую двустволку, из черных зевов которой все еще вился сизый дымок.
Человек подошел к пятну копоти на снегу, брезгливо пнул его носком валенка и сплюнул.
– Ирод, – сказал он густым, рокочущим басом, который, казалось, вибрировал в самой земле. – Третий за неделю под самую станцию трется. Совсем нюх потеряли, паскуды.
Потом он медленно, неспешно перевел взгляд на Агнию. Глаза у него были странного цвета – серо-зеленые, как предгрозовое небо над лесом, и невероятно зоркие. Вокруг них расходилась сетка морщин – результат вечного прищура на солнце и холодный ветер.
– Ну что встала, чудо столичное? Ждешь, пока его мамка на огонек заглянет?
Агния моргнула, пытаясь осознать реальность.
– Вы… вы только что уничтожили нестабильную энтропийную форму жизни при помощи примитивного кинетического оружия?
– Чего? – мужик нахмурился, ловко перезаряжая ружье. Движения у него были скупые, выверенные годами практики, без единого лишнего жеста. – Я Лихо пристрелил. Картечью с солью и серебряной крошкой. Самое оно против такой нечисти. А ты что за птица? Из ревизоров, что ли? Больно шляпа у тебя… смешная.
– Я Агния фон Рельс, – она попыталась выпрямиться, возвращая себе достоинство, хотя колени всё ещё превращались в кисель. – Магический инженер первого ранга, прислана Горным Департаментом для проведения инспекции…
– Для смерти ты прислана, – перебил он, даже не глядя в её сторону. – Вон, с одной железкой игрушечной на перрон вылезла. Думала, тут тебе бальный зал в Петербурге? Здесь тайга, девка. Она таких, как ты, на завтрак ест и добавки просит.
Он подошел к ней почти вплотную. От него веяло холодом, запахом костра, махорки и чего-то еще – дикого, звериного. Агния невольно шагнула назад, чувствуя себя маленькой и беззащитной.
– Это маго-пистолет системы «Вулкан»! – вспыхнула она, прижимая к груди бесполезное оружие. – Его разрабатывали лучшие умы Академии! Он прошел государственные испытания в условиях…
– В сортир его выкинь, – посоветовал спаситель, сплюдывая в снег. – Или орехи им коли. Тут ваша магия имперская дохнет на втором верстовом столбе. Холодно ей, понимаешь? Она тепла любит, свечек золоченых и паркета. А здесь – Полынь.
Он развернулся и, не оглядываясь, пошел к саням, которые стояли в тени исполинских елей. Лошади – небольшие, мохнатые, похожие скорее на лесных духов, чем на домашних животных – косились на Агнию умными и пугающе злыми глазами.
– Игнат я. Егерь этой дыры. Давай, шевелись, пока метель окончательно след не съела.
Агния посмотрела на пустой, занесенный снегом перрон, на черную гарь – всё, что осталось от её первого знакомства с местной фауной, – и поняла, что варианта «остаться и подумать» у неё нет. Она подхватила свой тяжелый кожаный саквояж.
– Мой чемодан… там книги, приборы…
Игнат вздохнул так тяжко, словно она попросила его переставить гору. Он вернулся к шпалам, одним рывком подхватил её огромный, неподъемный чемодан и, не особо церемонясь, закинул его в сани.
– Кирпичи, что ли, везешь, инспекторша?
– Научную литературу. Справочники по магомеханике. – Она попыталась придать своему голосу веса.
Игнат лишь хмыкнул, и в этом звуке было столько же почтения к науке, сколько у медведя к правилам дорожного движения.
– Полезай давай. В шкуру замотайся с головой. Если нос отморозишь – лечить не буду, так и будешь с синим ходить.
Агния кое-как вскарабкалась в сани. Они были жесткими, пахли прелым сеном, дегтем и конским потом. Игнат швырнул ей овечью шкуру – тяжелую, грубую, пахнущую овцой так густо, что заслезились глаза. Но когда она укуталась в неё, тепло начало медленно возвращаться в тело, а вместе с ним – и осознание того, насколько близко она была к концу.
– Н-но, милые! – гаркнул Игнат, и сани рванули с места так резко, что Агния едва не прикусила язык.
Путешествие по ночной тайге было похоже на сюрреалистический сон, в котором всё – от звуков до запахов – было вывернуто наизнанку.
Лес здесь не был просто нагромождением деревьев. Это была архитектура. Сосны и ели стояли ровными, мрачными колоннами, уходящими в бесконечную тьму неба. Их кроны смыкались так плотно, что даже лунный свет не мог пробиться к земле. Только тусклый фонарь, закрепленный на оглобле, выхватывал из тьмы кривые корни, похожие на когтистые лапы, и стволы, покрытые лишайником, который в свете огня казался серебристым мехом.
Агния пыталась анализировать происходящее, вцепившись в борта саней.
«Доминанта сверхнизких частот в акустическом фоне. Эфирное поле находится в состоянии критической нестабильности. Плотность магии здесь не просто выше, она… качественная иная. Мои приборы в Питере взорвались бы от таких показателей. Почему в отчетах писали о "незначительных помехах"?»
– Почему моё оружие не сработало? – прокричала она в широкую спину Игната, стараясь перекрыть свист ветра и скрип полозьев. – Это физически невозможно! Маго-кристалл должен давать искру даже в вакууме!
– Потому что вы, городские, привыкли, что мир под вас прогибается, – ответил он, не оборачиваясь. Голос его звучал глухо, но отчетливо. – Начертили на бумажке закорючку, сказали слово мудреное – и думаете, что природу за хвост поймали. А здесь тайга. Ей на ваши бумажки… ну, сама понимаешь. Здесь магия не в словах, она в крови и в соке деревьев. Сок замерз – и магия твоя замерзла. Тут просить надо. Или силой брать, если духу хватит. А у тебя, барышня, в теле один крем сливочный да пудра.
– Вы невыносимый грубиян! – Агния искренне возмутилась, забыв на мгновение о страхе. – Я представляю закон и порядок!
– Я живой, – отрезал Игнат. – А порядок твой сейчас вон, у Лиха в брюхе переваривался бы. Если бы я не приехал, оно бы тебя по косточкам разобрало. Оно любит такое… городское. Мягкое.
Сани подпрыгнули на скрытом под снегом корне, и Агния больно ударилась плечом. Она замолчала, понимая, что в этом споре ей не победить.
Они ехали в тишине еще около часа. Агния начала проваливаться в тяжелую дрему, укачанная однообразным движением, когда лес внезапно расступился.
Впереди, на высоком холме, окруженном частоколом из вековых бревен, стояла застава.
«Кедровая Падь».
В университетских учебниках и официальных буклетах Горного Департамента это место описывалось как «оплот цивилизации на диком востоке». Белые стены из армированного бетона, сияющий купол магического щита, ровные ряды казарм и флаг Империи, гордо реющий на шпиле.
Реальность оказалась намного мрачнее и честнее.
Стены были черными от копоти и вечных морозов. Одна из сторожевых башен наполовину обвалилась, и её наспех подпирали сырыми, только что срубленными бревнами. Флаг, изорванный в мелкие клочья ветрами и временем, уныло висел на древке. Но самым жутким был купол.
Гордость имперской магомеханики – защитное поле, которое должно было обеспечивать внутри поселения вечное лето и безопасность.
Он не сиял. Он агонизировал. Сфера была полна трещин, похожих на разломы в толстом льду. Сквозь эти прорехи внутрь заставы свободно залетал снег и, что гораздо хуже, просачивались длинные, щупальцеобразные тени из леса. Купол издавал низкий, ноющий звук, от которого начинала болеть голова.
– Боже мой, – прошептала Агния, чувствуя профессиональный ужас. – Магический контур нарушен. Стабилизаторы работают на износ. Там же фон магии Нави должен быть смертельным для обычного человека!
– Ничего, живут как-то, – буркнул Игнат, направляя лошадей к массивным воротам. – Человек ко всему привыкает. Даже к смерти под боком.
Ворота со стоном открылись. Часовой, закутанный в столько слоев ветоши и меха, что напоминал стог сена, поднял фонарь.
– Кто там? Игнат, опять ты? Пустой?
– Не совсем, Кузьмич. Везу подарок из столицы. Ученую посылка. Говорит, инспектировать нас будет.
Часовой сплюнул и размашисто перекрестился.
– Ученую… Это хорошо. Книги у неё есть? Будет хоть чем печку растопить, когда дрова замерзнут.
Сани въехали во двор. Здесь царила странная, лихорадочная атмосфера. Люди с серыми, осунувшимися лицами перетаскивали ящики, кто-то чинил обломанный рычаг механического насоса, пахло гарью, дешевым алкоголем и какими-то резкими лекарствами. Никто не обращал на прибывшую Агнию внимания. Она чувствовала себя здесь чужеродным элементом, ярким пятном на фоне беспросветной серости.
Игнат остановил лошадей у приземистой избы, которая стояла чуть в стороне от основных строений, ближе к лесу. Изба выглядела странно: её наличники были покрыты такой сложной и мелкой резьбой, что она казалась живой – узоры шевелились, если на них не смотреть прямо. На коньке крыши сидела огромная, иссиня-черная ворона и пристально наблюдала за Агнией, склонив голову.
– Ну, приехали, – Игнат спрыгнул на снег, не предложив ей руки. – Вылезай, барыня. Добро пожаловать в «Кедровую Падь». Разувайся сразу за порогом, и, ради всего святого, ничего не трогай без спроса. Особенно кота.
– У вас есть кот? – тупо переспросила Агния, чувствуя, как от холода и усталости мысли превращаются в кисель.
– У нас есть Хозяин, – многозначительно ответил Игнат, открывая тяжелую дверь. – А уж в каком он сегодня настроении и чье обличие принял – это уж как повезет.
Он распахнул дверь, и из избы на Агнию пахнуло волной тепла, ароматом свежеиспеченного хлеба, сушеной полыни и… чем-то еще. Темным, древним и очень опасным, что заставило её сердце забиться быстрее.
Конец главы 2
Глава 3. Договор
Внутри изба Игната оказалась на удивление просторной, словно само пространство здесь решило пренебречь законами геометрии и развернулось во всю ширь. И, что поразило Агнию даже больше, чем неожиданные размеры – здесь было чисто. Никакой вековой пыли, никакой липкой паутины по углам, которую она ожидала увидеть в жилище «лесного дикаря». Полы, сложенные из широченных лиственничных плах, были выскоблены до янтарной желтизны и пахли хвоей. На окнах висели белые домотканые занавески с вышитыми по краю алыми петухами – символом обережным, древним. А в центре всего этого мира царила Печь.
Она была огромной, беленой, занимающей добрую половину избы, и от неё исходило такое плотное, почти осязаемое тепло, что Агния почувствовала, как её заледеневшая душа начинает медленно оттаивать. Это было не сухое тепло радиаторов в Петербурге, а живое дыхание самого дома.
– Стой где стоишь, не топчи, – скомандовал Игнат, запирая засов. На его глазах брус, тяжелый и темный от времени, был испещрен глубокими, мастерски вырезанными рунами, которые при соприкосновении с пазами едва заметно вспыхнули тусклым багрянцем. – И шляпу свою нелепую сними. Хозяину не по нраву, когда в доме в шапках стоят. Гордыню, мол, показывают.
Агния, онемевшая от резкой смены обстановки, послушно стянула фетровую таблетку. Руки у неё тряслись так сильно, что вуаль запуталась в пальцах, а зубы выбивали мелкую, раздражающую дробь.
– Ваш… Хозяин… – пролепетала она, озираясь по сторонам в поисках человека. – Это кто? Комендант? Или… кот?
– Кот, кот… – проворчал вдруг чей-то голос. Звук доносился откуда-то из-за печки, и в нем было столько ворчливого недовольства, что Агния подпрыгнула на месте. – Вот так всегда. Стараешься, спину гнешь, дом в порядке держишь, от Нави заговоры читаешь – а тебя котиком. Никакого почтения к сединам, никакого такта у нынешней молодежи. Одни кружева в голове да формулы пустые.
Агния замерла, боясь даже вздохнуть. Из-за печной заслонки, покряхтывая и отдуваясь, медленно вылезло нечто. Существо было размером с очень упитанного и очень недовольного жизнью барсука. Оно было покрыто густой, пушистой серой шерстью, которая стояла дыбом на загривке. Но самым удивительным было не это. Существо носило… валенки. Маленькие, идеально сшитые, с аккуратными заплаточками на пятках. Лицо его напоминало сморщенное печеное яблоко, из складок которого на Агнию смотрели два невероятно ярких, желтых глаза с вертикальными зрачками.
Существо степенно уселось на лавку, закинуло ногу на ногу (в валенке!) и подвергло Агнию такому суровому осмотру, какого она не знала даже на государственном экзамене.
– Тощая, – вынесло вердикт существо, почесывая в затылке. – И пахнет от неё мерзко. Железом пахнет, жженой бумагой и… стыдом. Зачем притащил это недоразумение в дом, Игнат? Мы же уговор имели: никаких баб в доме, пока я крышу в подполе не перекрою. От них же шум один, зеркала грязные и кошки брыкаются.
– Это инспектор, Фома. Из самой столицы прислали, – Игнат стянул тяжелый волчий тулуп, повесил его на кованый гвоздь и устало потер переносицу. – Поживет у нас пока. Приказ есть приказ.
– У нас?! – Фома (Агния поняла, что окончательно сошла с ума, раз ведет внутренний диалог с домовым, но всё же вежливо, по-светски присела в книксене) спрыгнул с лавки и деловито подошел к ней. Он обнюхал подол её платья и брезгливо фыркнул. – У нас, говоришь… А она хоть пользу какую принесет? Пироги печь умеет? Или у неё вместо рук – перья гусиные? А пол мыть без своей магии бесовской сможет? А то знаю я вас, городских. Чуть пятнышко – сразу руками машете: «Абракадабра, чистота явись!». А потом у меня в подполе мыши три дня светятся, как фонарики, и у котов хвосты по кругу крутятся.
– Я… я умею рассчитывать коэффициенты прочности несущих конструкций по методу Лапласа, – попыталась защититься Агния, хотя голос её звучал совсем не убедительно.
Домовой фыркнул так презрительно, что Агнии на мгновение стало стыдно за все свои три диплома с отличием и золотую медаль Академии.
– Коэффициенты… – проворчал Фома, уходя обратно к печи. – Тьфу, прости Господи. Ладно, Игнат. Раз притащил – сам и возись, сам и корми. Но предупреждаю: если она мне хоть раз блюдце с молоком перевернет или на домового замахнется своим инспекторским жезлом – я ей в сапоги крапивы насую. И не просто крапивы, а заговоренной, злой!
– Договорились, – серьезно кивнул Игнат, даже не улыбнувшись. Для него, судя по всему, в этом диалоге не было ничего странного.
В этот момент где-то далеко, но с такой силой, что задрожала почва под ногами, раздался грохот. Это был не гром. Это был звук умирающей машины. Посуда в резном шкафу тревожно звякнула, а огонек в лампе на мгновение стал ярко-фиолетовым.
Игнат мгновенно переменился в лице. Вся его напускная угрюмая медлительность испарилась, сменившись стальной собранностью воина. В три прыжка он оказался у окна, яростно соскребая иней широкой ладонью.
– Началось, – выдохнул он, и в голосе его Агния впервые услышала настоящий, неприкрытый страх.
– Что началось? – Она тоже кинулась к окну, забыв о домовом и о своей неприязни к егерю.
То, что открылось её взору, заставило её сердце пропустить два удара подряд.
Застава «Кедровая Падь» была видна отсюда как на ладони – черное пятно цивилизации посреди белого океана. Огромный периметр стен, сторожевые вышки, казармы… И над всем этим – мерцающий, полупрозрачный купол магического щита.
Только теперь он не мерцал. Он захлебывался.
Сектор за сектором, словно перегоравшие лампочки в гигантской люстре, защита гасла. В образовавшиеся бреши – рваные, неровные дыры в самой ткани реальности – мгновенно хлынула Тьма. Это была не просто темнота ночи. Это была живая, шевелящаяся, воющая масса. Тысячи серебряных огоньков-глаз вспыхнули одновременно. Вой Нави, многоголосый и извращенный, теперь доносился до избы совершенно отчетливо, перекрывая даже завывания ледяного ветра.
– Генератор сдох, – констатировал Игнат, отходя от окна. Голос его был сух, как треск ломающейся ветки. – Всё. Смазка в маго-контуре встала, или Жила пересохала. Через час там никого живого не останется. Тени их прямо в постелях сожрут.
– Надо туда! – Агния рванулась к двери, охваченная внезапной вспышкой профессионального долга. – Я починю! Я видела чертежи этой установки в архивах! Это просто резонансная перегрузка контура, нужно сбросить статику на землю!
Игнат перехватил её за шиворот, как нашкодившего котенка, и с силой дернул назад.
– Куда ты собралась, дура набитая?! Ты в окно посмотри!
Он буквально ткнул её лицом в ледяное стекло.
Вокруг избы, по самой границе двора, снег кипел. Тени уже были здесь. Они не нападали – пока что. Они кружили вокруг плотным, вязким кольцом, пробуя забор на прочность. При каждом прикосновении тени к бревенчатой ограде та исходила снопами зеленых искр – работали старые, дедовские обереги. Но их свет становился всё слабее. По всему периметру забора слышался мерзкий звук – словно тысячи невидимых когтей одновременно скребутся по сухому дереву.
– Мы в кольце, – сказал Игнат, и слова его упали, как камни в колодец. – Застава рухнула вместе с куполом. Теперь этот дом – единственное место на сотню верст кругом, где Навь еще не может пройти. Но это ненадолго.
– Но там же люди! – Агния почти кричала. – Целый гарнизон! Семьи егерей!
– Гарнизон уйдет в глубокий бункер, у них стены в три метра бетона и соли, отсидятся. А вот мы… – Игнат повернулся к Фоме. – Ну что, Хозяин, сколько у нас времени осталось?
Домовой выглядел по-настоящему напуганным. Шерсть на его загривке стояла таким дыбом, что он стал похож на серого ежа. Он судорожно перебирал лапками, завязывая и развязывая какие-то узелки на своей бороде.
– Час, Игнатушка. Может, полтора, если повезет. Обереги-то старые, еще дед твой, царство ему небесное, их на крови заговаривал. А ты… ты один. У тебя силы не хватит контур держать, когда Лихо всерьез навалится. Ослаб ты, егерь. Земля тебя не слышит.
– Почему один?! – Агния заставила свой мозг работать на пределе. Паника отступила, испарилась перед лицом необходимости решать задачу. – Я инженер! У меня полные карманы инструментов! Почему силы не хватит?!
Игнат медленно повернулся к ней. В скудном свете масляной лампы его лицо казалось высеченным из камня – резкие тени, жесткий прищур, сжатые челюсти.
– Потому что этот дом, Агния, стоит на Жиле. На самом пересечении магических потоков. Чтобы дом стоял насмерть против Нави, ему нужны два столба. Два якоря. Хозяин и Хозяйка. Мужское и Женское. Плюс и Минус, если тебе так понятнее со твоей физикой. Понимаешь, столичная?
Агния поняла. И от этого понимания ей стало невыносимо жарко, несмотря на то, что из щелей в полу уже начало тянуть могильным холодом.
– Вы хотите сказать… что нам нужно…
– Я хочу сказать, – перебил её Игнат, делая шаг вперед, – что если мы сейчас не замкнем этот чертов круг, то эти твари, – он кивнул на окно, за которым раздался звук, похожий на плач заблудившегося младенца, – сожрут нас всех за пять минут. Тебя, меня, систему твоего и Фому заодно.
В дверь ударили. Со страшной, нечеловеческой силой. Тяжелый дубовый засов жалобно крякнул и выгнулся. Из щелей в дверном проеме начал просачиваться густой, черный дым, пахнущий горелым мясом и полынью.
– Открывай, Игнат! – проревел голос снаружи. Это не был человеческий голос – в нем сквозила пустота вечной мерзлоты и голод мертвецов. – Открывай, Игнатушка… Мы замерзли, мы хотим греться… Мы принесли тебе гостинцев…
– У нас осталось минуты три, – сказал Игнат. Он подошел к массивному столу, смахнул с него хлебные крошки и одним движением вытащил из ножен тесак. – Фома, неси рушник. И соль. Быстро!
– Вы что, серьезно?! – Агния попятилась к печи, чувствуя, как её мир рушится окончательно. – Вот так? Прямо на кухонном столе? С первым встречным мужчиной, которого я знаю от силы два часа?! Я дворянка в шестом поколении! У меня помолвка была… в проекте!
– А будешь мертвой дворянкой в седьмом поколении, если не замолчишь, – Игнат навис над ней всем своим огромным ростом. От него пахло костром, опасностью и чем-то таким надежным, что Агнии на миг захотелось просто спрятаться за его спиной. – Слушай меня внимательно, Агния. Мне это нравится не больше твоего. Ты тощая, колючая, как еж, вредная и пахнешь жестяной банкой. Но я хочу жить. И я хочу, чтобы мой дом выстоял. Ты согласна на сделку? Жизнь в обмен на штамп в… тьфу, на запись в домовой книге?
Агния посмотрела на дверь. Она вибрировала. Снаружи кто-то уже не просто стучал, а скребся когтями, оставляя глубокие борозды на дереве. В голосе Нави теперь слышалось торжество – они чувствовали, что защита слабеет.
Она снова перевела взгляд на Игната. Он был страшный, грубый, с бородой, в которой застряли щепки. Полная противоположность тем напудренным юношам, с которыми она вальсировала на балах.
Но за его спиной стоял Домовой, судорожно прижимая к груди расшитый полотенце-рушник, и в желтых глазах существа была такая пронзительная надежда, что Агния сломалась.
– Это… это фиктивно, – твердо, как на защите диплома, произнесла она. – Только ради стабилизации магического фона. Никаких… никаких «интимных обязательств», супружеских привычек и прочей чепухи. Я инспектор, вы – поднадзорный элемент. Ясно?
– Больно надо, – фыркнул Игнат, но в глазах его мелькнуло облегчение. – Давай руку.
Они подошли к столу. Игнат положил свою широкую, покрытую шрамами ладонь на темное дерево столешницы. Агния, стараясь не смотреть на дверь, положила сверху свою – узкую, белую, пальцы которой всё еще мелко дрожали.
– Режь, – коротко приказал он.
Он полоснул себя по ладони тесаком, не дрогнув ни единым мускулом лица. Кровь – темная, густая, почти черная в свете лампы – мгновенно выступила, наполняя комнату резким, соленым запахом.
Затем он взял руку Агнии. Рука его была горячей, как угли в печи.
– Будет больно. Терпи. Если дернешься – испортим обряд.
Лезвие едва коснулось её кожи. Агния стиснула зубы и зажмурилась, когда острая, ледяная боль обожгла ладонь.
Игнат с силой прижал их раны друг к другу. Кровь смешалась, стекая теплыми струйками по их запястьям на стол.
– Именем Леса, именем Предков, именем этого Дома, – начал Игнат. Голос его стал низким, вибрирующим, он резонировал в самой структуре дома. Стены начали мелко дрожать.
– Именем… Разума, Чистой Энергии и Высшего Порядка, – добавила Агния, не зная слов клятвы, но интуитивно вплетая свои смыслы в этот древний узор.
– Принимаю тебя якорем, принимаю тебя щитом, принимаю тебя половиной круга, – чеканил егерь.
– Принимаю тебя… опорой, принимаю тебя силой, принимаю тебя вторым вектором, – выдохнула она, чувствуя, как мир вокруг начинает плыть.
Фома, пискнув от напряжения, набросил им на сцепленные руки расшитый рушник и посыпал сверху солью. Со соль зашипела на ранах.
– Горько! – пискнул домовой и тут же юркнул под лавку, оставив только кончик хвоста.
В тот момент, когда их кровь окончательно смешалась, заключая договор, мир для Агнии перестал существовать в привычном понимании.
Она ожидала боли, ужаса, возможно, отвращения. Но то, что накрыло её, было похоже на взрыв сверхновой.
Она вдруг почувствовала дом. Не как кучу бревен и камней, а как огромное, древнее, живое существо. Она чувствовала, как скрипят стропила под тяжестью снега (у них ломило спину), как гудит пламя в печи (оно было жадным и требовательным), как дрожат стекла от воя снаружи.