
И самое пугающее и одновременно прекрасное – она почувствовала Игната.
Он был везде. Он был как фундамент этого мира – незыблемый, тяжелый, уходящий корнями глубоко в землю. Его магия не была набором формул, она была потоком раскаленной лавы – дикой, первобытной, пахнущей землей и кровью. И эта лава сейчас вливалась в Агнию, заполняя каждую клеточку её тела, вытесняя холодный столичный расчет.
– Держи! – крикнул Игнат прямо ей в лицо. Его зрачки расширились так, что глаз стало совсем не видно – только два черных провала в бездну. – Направляй этот поток! Ты же инженер! Строй каркас, пока нас не разорвало!
Агния поняла. Сила была слишком дикой, она могла разрушить дом изнутри. Ей нужна была структура. Ей нужны были рамки.
Она мысленно начертила в пылающем воздухе избы идеальный круг. Гексаграмму защиты. Систему дифференциальных уравнений для замкнутого контура. Она вложила всё своё знание магомеханики в этот хаос.
– Defensio Absolute! – выкрикнула она, срывая голос.
Волна света – не холодного, лунного серебра, а теплого, золотисто-алого, живого – ударила из их соединенных рук. Она была такой ослепительной, что Агния на мгновение ослепла. Волна прошла сквозь стены, не разрушая их, выплеснулась во двор мощным пульсирующим кольцом.
Она слышала, как за стенами зашипели тени. Вой Нави мгновенно сменился на визг боли и ярости. Тварей отшвырнуло от дома, как сухие листья ураганом. Забор избы вдруг вспыхнул ровным, гудящим светом, образуя над территорией идеальный, невидимый, но абсолютно непроницаемый купол.
Свет стал стеной. Плотной. Надежной. Своей.
Игнат медленно разжал пальцы. Агния покачнулась, её ноги подкосились, но егерь подхватил её за талию, не дав рухнуть на окровавленный стол.
В избе пахло озоном, свежевыпеченным хлебом и горькой полынью.
За окном стало тихо. Так тихо, что было слышно, как в печи потрескивают дрова. Тени отступили далеко за пределы света, исчезнув в глубине леса.
– Ну вот и всё, – тяжело дыша, проговорил Игнат. Он отстранился и начал методично заматывать свою ладонь рушником. – Теперь ты – Хозяйка этого места. Теперь мы в одной упряжке. Поздравляю.
Агния посмотрела на свою ладонь. Глубокий порез на глазах затягивался, оставляя на коже тонкий, едва заметный белый шрам. Шрам имел форму странной, изломанной руны, которой она не видела ни в одном учебнике, но которую теперь знала наизусть.
– Что это… что это было на самом деле? – едва слышно прошептала она, глядя на шрам.
– Свадьба, – буркнул Игнат, отходя к печи и гремя чайником. – По-нашему, по-таёжному. Кровная присяга. Теперь дом тебя знает. Теперь ты здесь своя. Чай-то будешь, жена? С брусникой.
Глава 4. Медовый месяц с ружьем
Утро наступило не с деликатного звона колокольчика и не с аромата свежесваренного кофе, к которому Агния привыкла в своей петербургской квартире. Оно навалилось на неё с ощущением, что на грудь положили мешок с горячими кирпичами. Тяжелый, пушистый и вибрирующий мешок.
Агния с трудом открыла один глаз. Прямо перед её носом, заполняя всё поле зрения серой, слегка свалявшейся шерстью, сидел кот. Точнее, Фома, принявший образ исполинского кота неопределенной породы – нечто среднее между сибирским лесным и очень сердитым облаком. Юркие желтые глаза существа смотрели на неё с нескрываемым требованием.
– Жрать, – лаконично заявил кот-домовой. Голос его, даже в кошачьем обличии, сохранил ворчливые нотки старого деда.
Агния простонала, пытаясь зарыться глубже в одеяло. Тело ломило после вчерашнего ритуала, а в голове всё ещё пульсировало странное эхо – отголосок той магической связи, что соединила её с домом и его угрюмым хозяином.
– Я сплю. У меня посттравматический синдром. У меня вчера была вынужденная свадьба с таёжным медведем и война с порождениями хаоса. Имею я право на законный восьмичасовой сон?
– Свадьба – это к прибыли, – философски заметил Фома, методично точа когти об одеяло. Агния с ужасом услышала, как трещит дорогая ткань её последнего приличного пледа. – Свадьба – это к пирогам и порядку. Но пирогов, как я погляжу, в этом доме не предвидится, пока ты дрыхнешь, как сурок в анабиозе. Игнат уже два часа как на периметре, обереги поправляет да силки проверяет. А печь остыла. Холодно Хозяину, понимаешь?
Агния резко села. В избе действительно было не просто холодно – было морозно. Пар, вырывающийся изо рта при каждом вздохе, походил на драконьи клубы дыма. В углу, на чисто выскобленной лавке, аккуратная стопка березовых дров словно насмехалась над её неспособностью совладать с бытом.
– Ладно, – сказала она, стуча зубами так громко, что Фома заинтересованно повел ушами. – Сейчас мы наладим систему терморегуляции. В конце концов, я инженер первой категории или кто?
Она вылезла из-под одеяла, накинула поверх своей шелковой ночной сорочки (кружева которой смотрелись в этой бревенчатой избе как визит королевы в хлев) тяжелый, неподъемный тулуп Игната. Он пах табаком, старой кожей и морозом. Агния подошла к печи – этому белому исполину, который теперь, после ритуала, казался ей не просто предметом интерьера, а чем-то вроде спящего кита.
– Так, проанализируем вводные данные, – она достала из саквояжа мелок и свою драгоценную линейку. – Точка воспламенения сухой березы при относительной влажности воздуха тридцать два процента… Вектор тяги… Коэффициент теплоотдачи…
Она начала лихорадочно чертить на заслонке печи сложнейшую маго-геометрическую схему. Интегралы переплетались с рунами стабилизации, создавая вокруг топки мерцающее поле. Фома наблюдал за этим святотатством с печи, свесив хвост и время от времени брезгливо поводя усами.
– Чего это ты малюешь, болезная? Печь – она ласку любит, а не каракули твои столичные.
– Я создаю матрицу идеального горения, Фома, – буркнула Агния, не оборачиваясь. – Если я подам точечный импульс в три маго-джоуля вот в этот узловой узел, реакция окисления станет самоподдерживающейся с КПД близким к девяноста восьми процентам. Твоя «ласка» – это статистическая погрешность, а расчет – это закон.
– Дура ты, хоть и ученая, – констатировал домовой, умывая лапой морду. – Ой, дура…
Агния проигнорировала критику. Она закончила чертеж, приняла классическую позу оператора – ноги на ширине плеч, правая рука вытянута вперед, пальцы сложены в щепоть – и сосредоточилась.
– Ignis Calculate!
Яркая искра, идеальная геометрическая точка света, сорвалась с её пальца и с хирургической точностью ударила точно в центр поленницы.
Дрова зашипели. Повалил густой, едкий черный дым, который моментально начал заполнять избу. Огня не было. Было только зловонное тление и кашель Агнии.
– Тяга-то обратная, кулёма, – ехидно заметил Фома, спрыгивая на пол и прячась за веником. – Ты задвижку-то открыла? Или твоя магия и законы физики выше дымохода летают?
Агния согнулась в приступе кашля, маша руками перед лицом. Слезы застилали глаза.
– Какую… задвижку?! Это современная… академическая… магомеханика! Она перестраивает молекулярную структуру!
– Печь требует уважения, – наставительно произнес домовой из своего укрытия. – Ты ей хоть корочку хлеба дала? Поздоровалась? Попросила согреть? Нет. Ты к ней как к железке пришла со своим мелом. Вот она тебе дымом и ответила. Плюнула в душу, так сказать.
Дверь избы с грохотом распахнулась, впуская внутрь клуб ослепительно белого морозного пара и заснеженную фигуру Игната. В одной руке у него была связка куропаток, в другой – неизменная винтовка. Увидев задымленную комнату, черную сажу на лице Агнии и её нелепый вид в его мужском тулупе, он замер. Его взгляд медленно переместился на заслонку, исчерченную формулами.
Игнат вздохнул. Глубоко, мучительно, как вздыхает человек, у которого внутри только что лопнула последняя струна терпения.
– Я, кажется, просил поддерживать тепло, – сказал он удивительно спокойным, но оттого еще более опасным голосом. – А не проводить здесь испытания химического оружия. Кот жив?
– Я использовала… – начала Агния, но Игнат молча прошел мимо неё.
Он одним движением стер рукавом весь её драгоценный чертеж. Агния даже охнуть не успела. Затем он с металлическим лязгом отодвинул вьюшку, о существовании которой она даже не подозревала. Полез в карман, достал маленькую корочку ржаного хлеба и щепотку соли. Бросил их прямо в дымящиеся угли.
– Матушка, согрей пришлую, не серчай на глупость, – негромко произнес он.
Чиркнула обычная спичка.
Огонь в недрах печи не просто зажегся – он взревел яростным, веселым пламенем, которое мгновенно поглотило дым и начало пожирать поленья. В избе сразу стало светлее и как-то правильнее. Дым послушно утянулся в трубу.
– Это… это статистическая аномалия, – прошептала Агния, вытирая сажу со щеки. – Не может корочка хлеба менять параметры горения.
– Это жизнь, – отрезал Игнат, бросая куропаток на стол. Тушки еще сохраняли лесное тепло. – Умывайся. Завтрак через двадцать минут. Потом пойдем на задний двор. Буду учить тебя выживать, раз уж ты теперь Хозяйка.
Чистка куропаток стала для Агнии следующим кругом личного ада. Она, дочь статского советника, которая видела дичь только в виде изысканного паштета с трюфелями в «Кюба», теперь должна была собственными руками выдирать окровавленные перья из скользких птичьих телец.
Фома крутился под ногами, давая «ценные» советы («Дергай по росту, а не против, чего как кошку гладишь!»), пока Агния в сердцах не пригрозила превратить его в прикроватный коврик.
– А я тебе тогда в кашу дегтя налью! – парировал домовой и гордо удалился в подпол.
В конце концов Игнат отобрал у неё нож. Он сделал всё сам – быстро, экономно, почти не глядя. Его движения были завораживающими в своей первобытной целесообразности. Пока варилась похлебка – густая, с пшеном и сушеными грибами, – Агния сидела на лавке, чувствуя себя абсолютно бесполезной.
– Скажите, Игнат… – начала она, осторожно пробуя обжигающий варево. – Тот ритуал вчера… он действительно связал нас? Я до сих пор чувствую… пульсацию стен.
Игнат перестал жевать. Его серые глаза на мгновение потемнели.
– Дом принял твою кровь, Агния. А кровь не вода. Теперь ты – часть этого места. Если с тобой что случится – забор рухнет. Если забор рухнет – нас сожрут. Так что береги себя. Не из большой любви прошу, а из целесообразности.
Завтрак прошел в молчании. Агния, вопреки своим принципам, съела всё до последней капли. Голод здесь был другим – не отсутствием аппетита, а требованием тела получить топливо для борьбы с холодом.
– Теперь одевайся, – скомандовал Игнат, вставая из-за стола. – Тулуп бери мой, раз твой пальтишко только для красоты годится. И сапоги Фома тебе выделил из старых запасов.
На улице солнце слепило так, что из глаз брызнули слезы. Весь мир вокруг «Кедровой Пади» сверкал мириадами ледяных кристаллов. Но это была коварная красота. За периметром их магического щита, который теперь выглядел как колышущееся марево над забором, лес стоял мрачной стеной.
Игнат вынес во двор тяжелую, пахнущую ружейным маслом винтовку.
– Твой пистолет здесь – просто дорогая игрушка. Ретранслятор он не защитит, и шкуру Лиха не пропорет. Это – «Берданка», перешитая под серебряный патрон. Надежная, как топор. Смотри сюда.
Он начал объяснять устройство оружия, и Агния невольно увлеклась. Для неё, механика, это была понятная материя. Рычаги, пружины, допуски… Но Игнат говорил об этом по-другому.
– Приклад должен стать твоей костью. Щеку не прижимай плотно – отдачей челюсть снесет. Целься не в шишку, а в то, что за ней. И не думай о траектории. Чувствуй, как пуля хочет выйти.
– Баллистика не оперирует понятием «желания пули», Игнат, – возразила Агния, вскидывая тяжелый ствол. – Угол возвышения, начальная скорость, поправка на ветер…
Она выстрелила. Отдача была такой силы, что Агню отбросило назад. Она не удержалась на ногах и позорно плюхнулась в глубокий сугроб, задрав ноги в огромных валенках. Пуля ушла куда-то в зенит, срезав верхушку молодой сосенки далеко в лесу.
– Мимо, – констатировал Игнат, подходя к ней и протягивая руку. – Ты опять считаешь. А здесь считать нельзя. Здесь надо быть.
Он не просто помог ей встать. Он зашел ей за спину, поправляя её позу. Его ладони, огромные и горячие, легли поверх её узких кистей. Агния замерла. Она чувствовала жар его тела сквозь слои меха, чувствовала его размеренное дыхание у своего уха. Это было странное, пугающее и в то же время невероятно будоражащее ощущение. Совсем не похоже на те мимолетные прикосновения кавалеров во время кадрили.
– Дыши медленно, – прошептал он. – С лесом в такт. Поймай ритм Жилы.
Агния закрыла глаза, пытаясь унять бешеный стук сердца. И вдруг… что-то изменилось. Сквозь шум ветра и треск мороза она услышала низкий, гудящий звук. Он шел из самой земли. Дом, лес, Игнат и она сама стали частью этого звука.
Она открыла глаза. Шишка на старой ели теперь не казалась далекой целью. Она стала центром её мира.
Бах!
Вспышка, толчок – но на этот раз она устояла. Шишка разлетелась в пыль, оставив после себя лишь облачко хвои.
– Неплохо, – Игнат убрал руки, и Агнии внезапно стало холодно без этого тепла. – Для инженерши – почти похвально.
Вечером, когда Игнат ушел «проверить горизонт», Агния осталась одна под присмотром Фомы. Домовой, снова обернувшийся старичком в валенках, сидел у печи и чистил какую-то медную бляху.
– Фома, – позвала Агния, раскладывая свои инструменты на столе. – Игнат сказал, что здесь магия «замерзает». Но ведь Жилы – это источники чистой энергии. Почему у вас тут всё такое… поломанное?
Домовой вздохнул, и звук этот был похож на шелест сухой листвы.
– Лихорадка это, девка. Серебряная Лихорадка. Империя ваша жадная стала. Копают глубоко, тянут Жилы сухими насосами, на заводы свои серебро манят. А Земля – она живая. Ей больно. Вот она и гниет изнутри. Это не магия замерзает, это душа у мира покрывается льдом. Полынью эта гниль пахнет. Тени, что ты видела – это не звери. Это боль Земли наружу лезет. Игнат… он её слышит лучше всех. Потому и шрамы у него такие.
– О каких шрамах ты говоришь?
– А ты в подпол сходи, – Фома хитро прищурился. – Только свечку возьми. Там Игнат всякое хранит. Дедовское еще. Может, поймешь чего.
Любопытство всегда было сильнее осторожности у Агнии фон Рельс. Дождавшись, пока домовой задремлет, она взяла масляную лампу и осторожно открыла тяжелый люк в полу.
Внизу было сухо и пахло странно – смесью формалина, серы и… старой бумаги. Это не был обычный погреб для картошки.
Спустившись по лестнице, Агния ахнула. Перед ней была лаборатория. Настоящая магомеханическая лаборатория, только очень старая, словно застывшая во времени лет пятьдесят назад. Стеклянные реторты необычных форм, медные змеевики, покрытые патиной, и ряды полок, заставленных склянками с потемневшими этикетками.
На центральном столе, под слоем пыли, лежал развернутый чертеж. Агния поднесла лампу ближе и почувствовала, как по спине пробежал холодок.
Это был чертеж ретранслятора. Но не того, стандартного, который она привезла с собой. Этот был сложнее, в него были вписаны элементы алхимии и органического сопряжения. В углу чертежа стояло клеймо, от которого у неё перехватило дыхание.
«Проект: Полынь. Конструктор: фон Рельс А.Н.»
– Это же… – прошептала она. – Это же почерк моего деда. Но он никогда не был в Сибири. Официально…
– Нравится? – раздался сверху голос Игната.
Он стоял у края люка, глядя на неё сверху вниз. В темноте его лицо казалось абсолютно чужим.
– Откуда это у вас? – Агния поднялась, сжимая в руке край чертежа. – Мой дед считался теоретиком! А здесь… здесь следы реальных опытов над Жилой!
Игнат медленно спустился в подпол. Теснота помещения заставила их стоять почти вплотную.
– Твой дед был гением, Агния. И он первым понял, что вы делаете с Сибирью. Он пытался это остановить. Построить заслон. За это его и убрали из Академии, засунули в архив. А здесь, в Кедровой Пади, он оставил своё сердце. В буквальном смысле.
Он подошел к стене и отодвинул тяжелый занавес. Там, в нише, в прозрачном сосуде, заполненном мерцающей жидкостью, билось… нет, это был не орган. Это был огромный серебряный кристалл, пронизанный темными, похожими на вены, нитями. Он пульсировал в такт биению сердца самого дома.
– Это ядро нашего щита, – сказал Игнат. – Оно живое. И оно умирает, Агния. Полынь его съедает. И если ты со своей «современной магией» не поможешь мне его вылечить – никакие патроны нас не спасут.
Агния смотрела на кристалл, и в её сознании всё, чему её учили в Петербурге, начало рассыпаться, как карточный домик. Она поняла, что её ссылка была не случайностью. Её прислали сюда либо чтобы закончить работу деда… либо чтобы окончательно уничтожить то, что еще сдерживало Тьму.
– Я… я помогу, – тихо сказала она, глядя в серые глаза Игната. – Но мне нужно всё. Все записи. Все образцы. Мне нужно понять, что такое Серебряная Лихорадка.
– Тогда готовься, – Игнат положил руку на её плечо. Хватка была жесткой, почти болезненной. – Завтра мы идем в заброшенную шахту. Там, где всё началось. Там ты увидишь Полынь своими глазами.
В эту ночь Агния долго не могла уснуть. Она лежала, слушая, как дом дышит вокруг неё, и понимала: её медовый месяц с ружьем только начинается. И цена победы может быть гораздо выше, чем просто запись в домовой книге.
Конец главы 4
Глава 5. Уроки тишины
Магия в тайге не жила в тиши кабинетов и не доверяла себя пергаментам. Она не признавала диктатуры формул и изящества логарифмических линеек. Здесь она жила в сочащихся смолой корнях, в натужном скрипе вековых сосен под напором ледяного ветра, в том особом, ни на что не похожем озоновом запахе, который предшествует буре. Для Агнии фон Рельс, чья вселенная до этого момента ограничивалась строгими векторами сил и безупречными уравнениями эфира, это открытие было столь же деструктивным, как если бы ей внезапно предъявили неопровержимые доказательства того, что Земля покоится на спинах трех гигантских черепах.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Всего 10 форматов