Сибирские Светлые Маги (Василий и Настя – Любовь и Смерть)

«Не ходи в воду! Там Аксолотль, Дракон, сожрет тебя»!

Кельт улыбнулся, разделся и бросился в воду, перепугав поступком риска всех. Не тронул его монстр, – а покорился, играли эти двое очень долго в волнах, приводя в шок люд. Золотоволосый кельт гладил по морде существо, мысленно его контролируя. Так Леоплавродон и Архимаг стали лучшими друзьями в Мире Природы, Безмолвия. Не горел здесь голубоглазый любовь крутить, благо браки между китайцами и европейцами запрещены. Отвлекаться на подобную для себя ерунду, – со смертельным исходом чувств как в стену орать, плакаться и ходить на кладбище. После купаний да медитаций Архимаг брал меч, – совсем новый, названный ОТМЩЕНИЕМ, уходил и тренировался. Думая при этом о Вечности.

А волны Озера лизали берег Безмолвия. Так шло всегда до Гвелда, и так будет вечно, пока существует Мир. Будто никогда никого, ничего не случалось, существовали Природа, морской динозавр и Энрике в набедренной повязке. Такое же слияние в Миром, – как во времена язычества, в Ночь Летнего Солнцестояния… Когда девушки и женщины, – независимо от замужества даже, – становились общими для всех. Тошно об этом вспоминать. Все эти тошнотворные грехи Энрике пытался замолить в Шаолине, хотя прекрасно знал: бесполезно. После того, как Портал Богов открыл ему глаза на себя и мир, Гвелд расправлялся по—старинке только со шлюхами да Черными Ведьмами. Не насилуя, а ломая кости, вырывая позвоночник.

В первые дни после инициации Энрике побродил по местным борделям, горько смотря на бывшие свои удовольствия, без которых жить не мог. Вырезал там ВСЕХ. В день Посвящения в Маги в слезах убежал в лес, – плача от ужаса и бессилия, окровавленный, – не зная, куда голову засунуть. В ужасе от прошлой жизни и себя, раз за разом ныряя в невидимость, Светлый просил прощения у всех невинно убиенных. Души отвечали ему лишь шумами, тенями. Одна даже держала в руке простыню, – на коей умерла, пронзенная мечом промеж грудей. Осознание той страшной жизни «выжгло» мужчине девятнадцати лет мозг.

Он стал добрым. С тех пор, – еще будучи очень слабеньким Светлым, исправлял свои ошибки, проходя обучение у сильных Магов. Не существовало тогда и в помине у кельтского народа никакого Мерлина, Артура тоже, а жили друиды, волхвы, маги.

Теперь на кровавые жертвоприношения тех времен Архимаг глядел так: пришел на шабаш под видом Темного, положил там всех. Даже юных, скидывая с себя темные одеяния. Кто оставался в живых, те умирали молча. От ран Энрике практически НИКТО не выживал, ни разу в его практике. Врагов он щелкал, как орешки, смотря потом на трупы, – рано утром, иногда и младенцев видел – обескровленных для обряда. После золото—черной тенью удалялся. Убитых деток Гвелд хоронил тут же, потом складывал в кучу трупы, уничтожая их огнем. Ясно, – делал все тайком, чтобы никто не видел. Иначе нагрянет человеческая Инквизиция. С ней имелся свой язык.

Католические священники хвалили «своего» за работу, а тому приятно. Работа шла на два фронта – на Магов и католическую церковь, – шпионаж процветал. Волшебницы иногда спрашивали Энрике: как ему удается скрывать себя? Тот отвечал:

– Посмотри, когда я родился, – в какое время, я же Архимаг. Сам таким был, – во времена галлов, пиктов, кельтов, – Темным.

Приходилось бродить в алой одежде кардинала, и в черном. Несмотря на все, церковь не отправляла странного мужчину на костер, хотя подозревала: что—то здесь не то. ВЕСЬ Святой Престол боялся этого Архимага. Однажды его хотели отправить в открытые земли уничтожать «зверей» – то есть индейцев, – они не читали Писание, но Энрике отказался, заявив: «Богу угодно чтобы они жили, те ничего не знают о нас. Мы для них Боги. Не поеду даже за золото королей».

За такое его уволили. Мол, преступник и человек без веры, все равно боясь до полусмерти за один вид – РЫЖИЕ, прокрашенные Силой власы, голубые глаза. Колдун в Соборе Флоренции – неслыханная вещь в те века. Но тронь его, – будет беда. Беда потом случилась: Инквизиция пережгла саму себя, словно взбесившись.

НИКОМУ мужчина не показывал креста, а его меч наводил на размышления, будто явился Призрак молодого короля Артура. Как ковали такое оружие, НИКТО из Смертных не знал. Просили такой же сделать многие, но кельт мотал головой в знак отрицания. Отъявленные фанатики либо ненавидели Энрике, либо говорили: он Ангел Небесный. Бордели горели, Чума процветала. После она исчезла, настало время мушкетеров, вина, всяких безобразий. Но Молот Ведьм работал по-прежнему, отправляя на костры тысячи Магов, в том числе и из магической Инквизиции. После их гибели Маги переписали Устав: ни при каких обстоятельствах, – под страхом Смерти, – не показывать магию людям. До этого магические Инквизиторы творили свои дела средь бела дня и ночи, появляясь из воздуха на глазах Смертных. Пошли доносы: мол, Дьявол из Ада привел свое воинство, – Вельзевула, Лилит и остальных, и их нужно уничтожить. А пули не брали Светлых и Темных. Но вот костер убивал даже Бессмертных.

– 3 —

– Понимаю, ты ее любил. Пора забыть эту боль, Василий. – Утешал несчастного Иван. – Ирина умерла.

Будущий Олег Аренский положил топор на траву.

– Я сам виноват… Сам потащил ее на блуд. Не удержался. За такое Господь жестоко наказал меня. Не хочу даже представлять теперь любовь БЕЗ СВАДЬБЫ. Мы с Ириной дали клятву быть вместе, без венчания. Таким образом себя и ее мучил.

– Клясться НЕЛЬЗЯ, сие ГРЕХ! Сходи покаяться в церковь, Васька! Нельзя жить вместе как муж и жена, не обвенчавшись, не получив защиту Божью! Никто так не живет. – Мужик перекрестился в страхе, потом погладил густую бороду, поправил усы. На его памяти не бывало таких пар. Которые уходили в самоволку. Гнали таких влюбленных вон, взашей, отлучали от семьи и не венчали ни в одной церкви. На семью ложился позор. Подозрение падало на других сыновей, дочерей. Вот еще один – заезжий молодец. Стоит перед ним. Жди беды. Пусть живет в соседней избе, лишь бы дочь не испортил. Той уже пора замуж. Плохо, ох плохо дело кончится! Но КАК растолковать это убогому?

– Любил я ту Ирину! Крещеная была. Но в храм не ходила. За то кони меня и понесли… Больше таких грешных вольностей себе не позволю! Хватит с меня погибшей милой и ребенка! – Энрике вытер кулаком скупую мужскую слезу. Пришло время покоса и прочих дел деревенских. Дрова и колосья на поле казались ему жизнью, бесконечные годы которой прожиты. Жизнь побила, ничего не исправить.

– Любил значит! Видишь, чем все кончилось? Найду тебе девку, женю через несколько лет! Негоже бобылем ходить, отсыплю зерна и серебра батюшке, авось обвенчает. Ты помнишь наш уговор. Не трогай мою Анастасию. Не греши. Пойдем на охоту медведя валить да волков стрелять, уйдет дурь молодецкая! Не смей больше клятвы давать, Бог накажет!

– Бог? Тогда почему я его не вижу сейчас?

– Людям не дано видеть Христа и Богородицу. Мы лишь им молимся. И Святым инокам, мощи коих лежат в Лаврах. Поехали в паломничество к Сергию Радонежскому, он найдет ответы на все твои вопросы, Василий. На Архангела похож ты. И лик такой же, – почти, и руки, власы золотые, старинного цвета монет. На Михаила.

– Я Архима… – И тут же осекся Гвелд: брякнул лишнего. – Архимандрита хочу увидеть, чтобы о многом его спросить. В Губернии творятся ужасные вещи. Ты ведь не желаешь смерти дочери в лапах барина? На него уже много раз заводили дела в полиции царской. Но толку нет. Девка-то на выданье! Красивей ее я здесь никого пока не видал.

– Хорошо, спрошу у батюшки. – Иван смягчился. – И почему тебя зовут Васька, а не Михаил? А в Крещении как назван?

– Я не помню. – Архимаг сказал, как отрезал. Достал, ох достал своей религией! – Почему вопрошаешь?

– Коготь огромный носишь на шее. Сатану убивал? Вдруг сам Архангел?

– К хаосу твои слова! – Кельт психанул. Нехило. – Причем тут Сатана?! Сатана всегда ходит с духовенством рука об руку, если не ведаешь, иначе бы не жгли они ученых, не призывали бы скоморохов убивать, уничтожать гусли, все красивое и что несет Свет! Я потому перестал ходить в храм, – СЛИШКОМ вы боитесь Бога, коего видели только на иконах! Многое не ведаешь, хозяин… И дочку загубишь, если отдашь в монастырь или выдашь за ублюдка замуж! Сатана добр, он наш друг, а не враг! Сатану попросишь о помощи, – СРАЗУ поможет, не то что ваш Христос! Сто лет будешь ждать – не дождешься после молитв, а то еще похоронишь своих деток, пока молишься невидимому! Не сочти сие за оскорбление, Иван, но я бы хотел защищать Настю от пьяни, коя посматривает на нее в церкви, потирая жадно руки! При этом твоя семья с меня не попросила ничего, кроме… в общем, сам ведаешь. Звонит колокол вдалеке, – тебе пора.

– Сатана ужасен! Не молви такого, Василий! Грех!

– Зато не врет! Я не верую в Христа! Был бы он – свергли б барина, перестанут тогда умирать младые девки. Неси водку! Поговорим, откуда взялась жена Каина. Откуда брались женщины, если у Адама и Евы родилось два сына, потом третий, откуда убийца нашел себе жену? Никогда не задумывался, Иван? Говорится в Библии: «К северным язычникам не ходите, на них нет греха дома Израилева». Вот я который год думаю: какое отношение к тем домам имеют славяне и прочие северные народы? Ответь. Почему в Библии и Писаниях такие несостыковки? Почему грех падения людей заключается не в убийстве Авеля, а в яблочке? В наливном яблочке? Подумай – может, Сатана дал людям мудрость и Совесть? Раз они не знали абсолютно НИЧЕГО в РАЮ. Это, получается, из Совести, приобретенной первыми людьми, Господь разгневался и уничтожил райские кущи, – ведь стало некем управлять? Или попы все переписали? Познание – более тяжкий грех, чем убийство, я прав? Именно потому стало возможным убивать с Библией в руках? Да? О чем поют певчие в храме? Не подскажешь? Почему до сих пор не родился второй Христос? Где ваше непорочное зачатие? Любое зачатие непорочно – ничего порочного я там не вижу. Порочна любовь за деньги. Порочно все, что делается не по любви. – Василий сорвал с шеи крест и вложил в руку Ивана. – Лучше я буду носить свой коготь, а не еврейское серебро! Хватит! Думай своей головой…

По мимике друга Иван также видел: тот полюбил его дочь. И сильно. Потому не давал никакого благословения, боясь приблудного мужчину. Словно тот ненормальный на голову. Страшные вещи молвил! Ах да, – кони же понесли. Чего с него ждать хорошего? Кроме одного: он простой работник? Барин увидит его без православного креста, устроит расправу за тот коготь, – и все, нет отрока девятнадцати лет… даже такого странного.

Также отец Насти считал: давно она не невинна вовсе, раз Василию в поле на покос носит хлеб, сыр, копченое мясо, молоко. И то матушка ее провожает до поля, а потом уходит обратно. Чего там творят, – одному Богу известно. Любятся, или блудят под Млечным Путем ночью, – дочь не ночевала дома пару раз. Коровы без чудика домой вернулись: долго мычали, Ивану пришлось их самому загонять в коровник. Убежала. Либо грешат на вечернем закате, когда пастух Васька гонит коров обратно? Плохо так думать на безвинного мужчину, но такой Иван человек – сильно все преувеличивает. А кельт рассказывал девице про планеты, кои огромными немигающими точками сияли в черном небе. Что они круглые, похожи видом на Землю. Говорил, крепко прижимая к себе недотрогу, разведя костер у дороги. Юпитер и Сатурн да Венера радовали взор. А под утро всходил Марс. Большая и Малая Медведицы сияли над полем. Миллионы звезд поражали воображение.

Смотря на метеоры ночью, Василий—Энрике думал: откуда они взялись. На самом деле он знал: Млечный Путь – далекий мир, где тоже есть жизнь, только нам неведомая. Непосильно пока человеку до тех краев добраться. Или там летают драконы, не позволяя человечеству изучить тот край?

В Средневековье Гвелд много раз смотрел в первобытный телескоп. И понял, – погибший Джордано Бруно прав: Миры круглые, а не плоские, как раньше считали. Так шагала в мир наука.

Он загадывал желания под звездами, попивая парное молоко, думая о счастье. Как следы от кисточек, кометы оставляли прекрасные рисунки на небе, словно всполох костра возле пещеры. То красным мигнет, то желтым… И тишина, или пение сверчков или ночных кузнечиков, – благо послушать на природе, потом по полю пробежаться утром, – по росе, обжигая ноги. Или косить траву влажную, петь кельтские песни, когда НИКТО не слышит. Играть на флейте старые, забытые миром мелодии. Вспомнить старых Богов, кои ушли из этого Мира давно. Может быть, где—то им еще поклоняются. Не та Сила уже господствует.

Земля как была круглой, так и осталась. Значит, за океаном есть забытые, или неизвестные государства. Где живут по старым порядкам. Где вовсю процветает язычество. Знал Василий, – судить иноверцев не стоит: их выбор, в кого верить. Грешно убивать того, кто даже о Христе никогда не слышал. Но время другое. Если брать тех же родноверов, – они НИКОГДА не будут убивать человека за иноверие. Впустят к себе, вкусно накормят, уложат спать, при этом поблагодари их. Но не смей доказывать, что Бог лучше. Такое ни скандинавские язычники, ни славянские НЕ ПРОЩАЮТ. Если христианина такого слушают, то понимают: он другой. Могут убить лишь в одном случае: если нападешь на их территорию, жилище, будешь разрушать дома, капища. Тогда да…

Проще принять их такими, какие они есть. Давным—давно ушли в прошлое кровавые жертвоприношения, – вместо них берется обычное зерно, насыпается на алтарь. Иногда конфеты, грибы кладут. Природе говоря простое человеческое спасибо. Есть сектанты, творящие жуть, имея всех девушек в Купальскую Ночь. Таких осуждают даже единомышленники. Теперь родноверие загнано в леса, горы, – там эволюционировало, перешагнув через века, – почти в исходном виде.

Да, у них крепкие семьи. Да, они верны, – как псы хозяину. Но нельзя таким людям показываться на глаза обществу, – в Империи царит другая вера, нельзя проповедовать другие религии по закону, – иначе убьют. Когда—нибудь таких жестких порядков не станет. Все разрешат. Даже когда вернется Церковь после крушения, – ТАКОГО одичания, как раньше, не случится больше. Ее скоро отделят от государства, – сделают, чтобы не мешала СССР.

Сие снилось Гвелду по ночам. Вселенная сделала новый виток. Будет возрождаться Родноверие. Да, их начнут от невежества ненавидеть, осуждать. Каким Мир станет через много лет, в 2134 году? Об этом говорили потом, в двадцатом веке, двадцать первом, двадцать втором. Возникнет Реконструкция прошлых веков. Люди увидят, как жили пра пра пра пра пра пра прадеды.

Можно смотреть на Млечный Путь, думая о вечности, мечтать о будущем, представлять, как серебряные колесницы долетят до тех странных точек во Вселенной. Можно думать как угодно, – но если нет средств, способностей, – то не узнаешь даже, какова Луна на самом деле.

Иногда пришелец приходил на скалу у озера, любовался пейзажем, усыпанным звездами. Хотелось раствориться в небесном молоке, подумать о хорошем, жизнь прекрасна. Сияет роса в свете небесных светил, как бриллиант. Хочется ее собирать, дарить людям. Но… зачем? Кто оценит?

Настя… что Настя? Девушка своей Эпохи, смертная. Состарится, умрет. И все повторится вновь, – похороны, слезы, пьянка на неделю. Но чувствовал Архимаг: ему помогут. Кто? Часто влюбленные ходили по полю, собирали васильки, смеялись, катались в утренней росе. А где—то далеко звенели колокола… в знак заутрени, рождения ребенка, отпевания, венчания, воскресных служб, Троицы. Несбыточная мечта, – жениться здесь, в России. Не поженят никогда, поскольку бороды нет: бреет. Недоверчивый люд. Застрявший в Средневековье, отставший лет на триста от нормальной цивилизации. Барин, наверное, тут сначала все пожег, прежде чем подчинить народ. С дикарями ведь так поступают: других действий такие люди НЕ ПОНИМАЮТ. Не тот уровень развития.

Слушая сии звуки, Энрике невольно вспоминал, как подсматривал за Анастасией со скалы. Теперь такого она не позволяла, – появился возлюбленный. Василий иногда смотрел, как любимая пьет из кувшина молоко, – сидя возле снопа пшеницы.

И видно: крепостная не боится раскрытия планов. Оказалась слишком жесткой, смелой для своего времени. Знала: Василий желает рассматривать запретное до венчания. Парень ли он по возрасту на самом деле? Взгляд далеко не юношеский! Вдруг взрослый мужчина? А если есть дети? Тогда не примет она их. Совсем. Своих желает, не чужаков. Бабье на Руси до сих пор думает: обязана женщина принять – ведь пол такое обязывает. Будто должна существовать тяга к деткам, любым.

Но они жестко облажались, живя одними инстинктами: подол подняла – и спи с любым! Всегда среди бабья существовали те, кто отвергал чужого ребенка. Правильно! Нечего навязывать прошлое новой жене! Прошлое нужно оставлять, как покойника на кладбище. Похоронил, – все, не надо труп тащить в дом! То же самое с бывшими женами да потомством.

Васька мог не сдержаться, – выйти из себя, обняв недотрогу, – и прощай невинность. Самое дорогое заберет, дальше ПОЗОР.

Хотя… КОМУ об этом рассказывать? Родителям? Глупо. Это личная жизнь. Настя оказалась слишком смелая, – в таком вопросе, молчала после. Но жизнь жестоко выкинула ее из этого века… в другой. Если бы не приход Василия-Энрике, – НИКТО б не женился из местных крестьянских парней да мужиков, даже барин не возьмет порченую девку замуж. Добро пожаловать на двор к помещику, который растлевал девочек. В храмах о его бесчинствах молчали.

Видел Василий часто, как дева им любуется из окошка, в поле, смущенно улыбаясь. Лик сохранил, – как говорилось выше, – древнюю красу своего народа. У славян такого архетипа не встречалось: СКАНДИНАВСКОЙ красоты. В груди сладко ныло. Такая странная, непонятная, незнакомая душа… Не раз несчастная выспрашивала, – кто родители заезжего. Имелось у нее подозрение, – тот из немцев, шведов. Гвелд отвечал: не помнит. Печальный, странный, в храм ходил раньше, – как все, – присматривался к церковной утвари, потом молится дома НЕ ХРИСТУ, разведя костер возле огорода. На непонятном языке. Вот точно пришибленный! Конь видимо не понес, а по лбу дал копытом. Потому выгнали из дома прочь.