Доктор Смерть
– Логвинов вчера упал с мотоцикла, – доложил один из студентов, едва Кирилл вошел в свой кабинет, точнее – в учебную комнату, которая по совместительству служила ему кабинетом, поскольку ассистентам отдельных хором не полагалось. – Получил закрытый перелом лучевой и локтевой костей, правых, в травмпункте гипс наложили. Но он сегодня придет…
– Зачем? – удивился Кирилл. – С нерабочей правой рукой на занятиях делать нечего. Да и не стоит проявлять лишнюю активность, пока кости срастаться не начали. Мало ли что.
– Его из травмпункта к хирургу направили, потому что он животом о дорожное ограждение приложился, – пояснил другой студент, живший с Логвиновым в одной комнате общежития. – Но поскольку был уже второй час ночи, а живот практически не беспокоил, он решил отложить консультацию до утра.
– Такие вещи не откладывают, – строго заметил Кирилл. – Странно, что вы этого не понимаете, коллеги.
Логвинов появился к концу занятия.
– Вошел в поворот, а там – песок, – рассказал он. – Стройка рядом, видимо какая-то машина просыпала. Конь – в одну сторону, я – в другую. Хорошо, что животом о железку приложился, а не головой.
Согласно традиции, медиков для обучающих демонстраций стараются не использовать, но случай был хорошим – тупая травма живота полусуточной давности. Грех упускать, да и у Логвинова возражений не было.
– Каждый осматривает пациента, а затем пишет на листочке диагноз и тактику! – распорядился Кирилл. – Листочки сдаете мне. Коллективный разум лучше не включать, думайте самостоятельно.
Студенты не обрадовали – все, как один, порекомендовали наблюдение в поликлинике по месту жительства. Состояние стабильное, давление и пульс в норме, живот мягкий, участвует в акте дыхания, при пальпации отмечается небольшая болезненность в околопупочной области – что, мол, тут еще можно порекомендовать?
– Без ультразвука таких пациентов отпускать нельзя! – сказал Кирилл, несколько смягчив то, что хотелось сказать на самом деле. – Надо убедиться, что органы брюшной полости не повреждены и что в ней нет свободной жидкости. На мягкий живот особо уповать не стоит, поскольку с момента травмы прошло около пятнадцати часов. А боль – вообще очень ненадежный симптом, поскольку болевой порог у всех разный. Так что давайте подкрепим субъективное объективным, а потом решим, что нам делать.
Узист провозился с Логвиновым добрых полчаса, давая по ходу дела пояснения для набившихся в его кабинет студентов, но никакой патологии в брюшной полости не нашел. Заодно и забрюшинное пространство осмотрел, но и там все было в порядке.
– Вот теперь мы можем написать, что на момент осмотра данных за острую хирургическую патологию не выявлено, – Кирилл ободряюще подмигнул Логвинову, – и передать нашего пациента в добрые руки травматолога. Но, если что, Георгий, то я всегда к вашим услугам.
Дело было в пятницу, кстати говоря – тринадцатого числа. В понедельник к Кириллу пришла новая группа, поэтому печальную новость он узнал только во время послеобеденного чаепития. Новость оказалась шокирующей, и это еще мягко сказано – Логвинов умер в общежитии. В субботу боли в животе усилились, но Логвинов (пятикурсник, мать его за ногу!) предпочел решить проблему при помощи коктейлей из обезболивающих препаратов, которые кололи ему соседи по комнате, тоже, между прочим, пятикурсники. Почему кололи? Да потому что таблетки кетонала, которые Логвинов начал принимать еще до обращения в травмпункт, уже не помогали. В воскресенье утром самый умный, а, если точнее – не самый тупой из соседей, предложил вызвать «скорую», но Логвинов ответил, что ему уже лучше и попросил принести холодного пивка. Соседи отправились за пивом вдвоем и отсутствовали около часа, а когда они вернулись, Логвинов уже был мертв. Вскрытие установило, что он умер от прогрессирующей полиорганной недостаточности, возникшей вследствие тупой травмы живота с разрывом тонкой кишки, осложненным развитием перитонита.
Родители, потерявшие единственного сына, жаждали возмездия, а крайним оказался ассистент кафедры госпитальной хирургии Ярославской государственной медицинской академии Кирилл Мартынович Барканский, который написал в своем заключении, что данных за острую хирургическую патологию нет. Соседи Логвинова по комнате, два олуха царя небесного, сообщили следователю, что их покойный однокашник просил колоть ему обезболивающие уколы, поскольку безоговорочно доверял мнению своего преподавателя. А раз ничего острого хирургического нет, то почему бы не снять боль, которая мешает заснуть?
– Да я и предположить не мог, что студент пятого курса – без пяти минут врач! – может жрать анальгетики при травме живота! – объяснял следователю Кирилл. – Это же азы медицины, основы основ, которые вдалбливаются в голову на третьем курсе! И то, что он будет глушить нарастающую боль анальгетиками, я тоже предположить не мог. Пятый курс – это же почти врачи!
– Но вы же не спросили его, принимал он обезболивающее или нет, – занудствовал следователь Ветошкин, лысый сухарь предпенсионного возраста. – Ведь не спросили же? А должны были спросить! Разве не так?
– Кого другого я бы спросил, но задать такой вопрос пятикурснику мне и в голову не пришло! Это все равно… все равно, что спросить у вас, разряжаете ли вы табельное оружие, перед тем как его чистить!
– Я табельного оружия сто лет в руках не держал, – сухо ответил следователь. – И вообще речь идет не о моих действиях, а о ваших. Так что давайте обойдемся без лирики. Ваши действия попадают под пункт «в» части второй двести тридцать восьмой статьи Уголовного кодекса. Вы умышленно оказали услугу, не отвечающую требованиям безопасности, которая повлекла за собой смерть человека.
– Умышленно?! – ахнул Кирилл. – Вы обвиняете меня в умышленном убийстве?
– Не в умышленном убийстве, а в умышленном оказании недоброкачественной услуги, следствием которой стала смерть вашего пациента, – уточнил следователь. – Давайте не будем передергивать.
– Но какой мог у меня мог быть умысел? – растерянно спросил Кирилл. – Зачем?
– Вы находились в здравом уме? – следователь прищурил глубоко посаженные глаза так, что они превратились в узенькие щелочки. – Вы же знали, как оказывается качественная услуга? Разумеется – знали! Вы же имеете диплом и сертификат. К тому же вы не простой врач, а кандидат наук, сотрудник кафедры! Вы других учите, как нужно работать. Но, тем не менее, вы оказали гражданину Логвинову некачественную услугу. Вы же понимали, что поступаете неправильно, но сделали именно так, как сделали. Умысел налицо, это вам любой юрист скажет. Речь идет не о намерении, как таковом, а о том, что вы сознавали некачественность оказанной услуги…
Вот и объясняйся с таким! Он уже все взвесил, все решил и теперь подводит свою жертву к шестилетней отсидке (именно такое максимальное наказание предусматривала вторая часть упомянутой следователем статьи).
Настроение после разговора со следователем было аховое – то ли в Волге утопиться, то ли яду выпить. Кирилл два часа бесцельно бродил по городу, благо октябрь в этом году выдался сухим и теплым, а дома, вместо утешения, получил выволочку от отца.
– Неужели ты не знаешь о том, что кишечная стенка кишка может разрываться в два момента?! – удивлялся отец. – Сначала – до слизистой, а затем – полностью! В момент осмотра слизистая оболочка пока еще была цела, потому и жидкости в брюшной полости не обнаружилось. Но ты должен был оставить его на сутки под наблюдением! Это же автотравма, в конце концов!
– Да знаю я о двухмоментном разрыве! – обиженно ответил Кирилл. – Если бы речь шла о каком-то лежачем пациенте, я бы подумал об этом. Но передо мной был молодой парень, который сам пришел на осмотр! Спустя пятнадцать часов после травмы, прошу заметить… По логике вещей, с учетом его активности, слизистой давно полагалось разорваться…
– Полагалось?! – передразнил отец. – Где это написано? Твое мышление должно было работать в другом направлении. У молодых ткани крепче и эластичнее, чем у пожилых, стало быть…
– Ты прости меня, папа, – тихо и зло сказал Кирилл, – но у меня такое впечатление, будто я снова со следователем разговариваю. Скажи еще, что я сделал это умышленно.
– От того, что я скажу, ничего не изменится, – вздохнул отец. – Важно, что думают следователи с прокурорами. А у них логика простая – если действовал осознанно, значит сделал умышленно.
– Хватит дискутировать! – вмешалась мать. – Давайте говорить по делу!
– А мы что – анекдоты травим? – нахмурился отец.
– Давайте говорить по делу! – повторила мать, повысив голос, что случалось с ней очень редко. – Кирилл, конечно, сплоховал, это не обсуждается. Надо было спросить про обезболивающие препараты и госпитализировать его для динамического наблюдения…
– Да не лег бы он! – простонал Кирилл, которому и мама теперь напоминала следователя.
– Это его дело! – отрезала мать. – Твое дело – предложить. Но ты не предложил. А почему?
Кирилл молча пожал плечами.
– Потому что на фоне приема кетонала, а, возможно, и чего-то еще, о чем мы не знаем, картина была искажена, – последовала небольшая пауза, во время которой мать посмотрела на отца, а он согласно кивнул. – Но что такое умеренная болезненность при пальпации в околопупочной области? Разве это настораживающий симптом? – родители снова переглянулись. – Отнюдь! Оценив состояние пациента, ты назначил ему то, что посчитал нужным…
– Вот только нужно было сказать, чтобы он сразу же обратился к врачу, в случае ухудшения состояния! – вставил отец.
– Я это на автомате всем говорю, – ответил Кирилл. – Если что, то я всегда к вашим услугам! И ему сказал.
– При свидетелях? – вскинулась мать.
– При всей группе.
– А он вместо этого колол анальгетики! – отец энергично потер ладонью затылок – не иначе как давление подскочило. – Которых ему Кирилл не рекомендовал! Я правильно понимаю, сын?
– Ну я же не идиот, чтобы такое рекомендовать! – укоризненно сказал Кирилл. – Это его личная инициатива.
– Тебя нельзя обвинять в его смерти! – уверенно заявила мать. – Ты допустил ошибку, но пациент умер не из-за нее, а из-за своей дури! Мало ли, что ассистент Барканский снял острую патологию? Надо смотреть на свое состояние, тем более что ты учишься на пятом курсе меда! Нет, что бы они там себе не напридумывали, хороший адвокат от этого обвинения камня на камне не оставит! Если уж кого и судить, так это тех идиотов, которые его кололи. Будь моя воля, я бы их отчислила без права восстановления!
Адвоката нашли хорошего, да и знакомства у родителей имелись повсюду, так что уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления. Кирилл прекрасно понимал, что случись с ним нечто подобное в Москве или где-то еще за пределами родного города, легким испугом отделаться бы не удалось – получил бы судимость и хорошо если бы срок оказался условным. С другой стороны, случившееся где-то далеко не пятнало репутацию всей славной династии Антиповых-Барканских, а так злые языки уже начали судачить о том, что природа наконец-то решила отдохнуть на сыне, внуке и правнуке гениальных врачей. Очевидного диагноза не поставил, за деревьями леса не увидел и все такое прочее… Собака лает – ветер носит, а все равно неприятно.
Для того, чтобы заткнуть рты сплетникам, Кирилл, по совету мамы, написал статью в вузовскую многотиражку. Начал с того, что не перестает корить себя – надо было все же госпитализировать Логвинова, а затем перешел к тому, что здоровье человека прежде всего в его собственных руках. Врачи не могут помочь тем, кто ведет себя неразумно. Даже если ты медик и считаешь, что разбираешься в своих болячках досконально, то самолечением все же заниматься не следует. Так что давайте будем внимательнее к себе, а, заодно и друг к другу. Внимательнее – в правильном смысле этого слова. Иногда, ради блага ближнего, нужно проигнорировать его просьбы и настоять на своем… Получилось очень хорошо, а местами, даже и трогательно. Прочитав беловик, отец хмыкнул и сказал:
– Умеешь ты, сын!
– Стиль хороший? – спросил Кирилл.
– Стиль – это само собой, – ответил отец. – В нашем роду у всех языки хорошо подвешены. Но я имел в виду другое. Выкручиваешься ты хорошо, с достоинством.
Слово «выкручиваешься» немного покоробило Кирилла. Но отец вообще был резковат в выражениях, а иногда и просто груб. Это ему от дедушки передалось, который привык на фронте к тому, что без упоминания чьей-то матери и известного адреса распоряжения не воспринимаются, и в мирной жизни вел себя точно так же. Да и вообще хирургия не располагает к политесам, суровая это профессия.
Интермедия вторая. Операция «Ы»
– Кира! Ну сколько можно ошибаться! Учительница в третий раз пишет тебе: «Вспомни правило!». И я тебе сто раз уже говорила, что после «ж» или «ш» никогда не пишется «ы»! Хоть и слышится, но не пишется! Это правило называется «не верь ушам своим». «Жи» и «ши» с буквой «и» пиши!
– Я помню, мама!
– А почему тогда написал «ошыбка»?
– Когда я писал, не подумал про правило.
– А надо было подумать! Правила учат для того, чтобы их использовать. Мало просто знать, нужно уметь применять полученные знания на практике. Смысл учебы в этом, а не в том, чтобы вызубрить правила… Давай сделаем вот как, чтобы лучше запомнить. Ты помнишь комедию «Операция «Ы»?
– Помню, конечно! Мы же вместе с тобой ее смотрели. Смешная…
– Помнишь, как главарь преступников предлагает название «Операция «Ы», чтобы никто не догадался?
– Помню.
– Преступники – плохие люди. Они предложили использовать плохую букву «ы». Разумеется, буквы плохими быть не могут, плохими бывают только люди, но в данном случае я говорю это для того, чтобы тебе легче было запомнить и вспомнить в нужный момент. Буква «ы» – плохая, после «ж» и «ш» вместо нее нужно писать букву «и». Ты меня понял?
– Понял, мама.
– Светлана Александровна больше не будет писать тебе замечания по этому поводу?
– Не знаю… Наверное, не будет.
Глава четвертая. Скрытое несчастье лучше публичного позора
Современная хирургия представляет собой сочетание больших дел с маленькими разрезами. Все больше и больше операций, не говоря уже о диагностических манипуляциях, производится лапароскопическими методами – через один сантиметровый разрез вводят обзорный инструмент, называемый лапароскопом, а через другой разрез такого же размера – особые хирургические инструменты, которыми можно манипулировать на расстоянии. Малая травматичность метода дает кучу преимуществ, начиная с быстрого восстановления после операции и заканчивая отсутствием рубцов. Красота!
Любой уважающий себя современный хирург должен уметь делать лапароскопические операции. Во время ординатуры Кирилл кое-чему научился, рассчитывая отшлифовать полученные навыки в аспирантуре, да как-то не сложилось. Опять же, времена нынче такие, что на каждый чих нужна подтверждающая бумажка. Пройди обучение, получи сертификат – и действуй!
В Ярославле лапароскопическим операциям не учили, за этим нужно было ехать в Москву. Пораскинув мозгами, Кирилл выбрал курсы при Боткинской больнице. Во-первых, там хорошо учили. Учить же можно по-разному. Можно проговорить положенный материал, отработать задания, но так и не научить конкретному делу. А можно и научить. Во-вторых, Боткинская больница была далека от центра хирургии имени академика Петровского. Разумеется, все друг друга знали (медицинский мир тесен), но не пересекались по работе постоянно, так что можно было не опасаться неприятных встреч. В-третьих, заместитель главного врача больницы по хирургии и, одновременно, заведующий кафедрой хирургии Российской медицинской академии последипломного образования Степичев был отцовским однокурсником. Не закадычным другом, а просто знакомым, но и то хлеб – можно было рассчитывать на какие-то привилегии.
Собственно, привилегия Кириллу была нужна всего одна. Ему хотелось за время обучения набить руку как можно лучше, чтобы вернуться домой полноценным «лапароскопистом», умеющим делать любые полостные операции.[2]
Лапароскопия – дело тонкое, это вам не дрова пилить. И руки работают совсем не так, как при обычных операциях, и обзор другой, в чем-то лучший, но непривычный. Образно говоря, переход от обычной хирургии к лапароскопической сравним с пересадкой с велосипеда на автомобиль. Автомобиль тоже является колесным транспортным средством, но при этом управляется совершенно иначе. А кафедральному ассистенту и продолжателю хирургической династии роль малоопытного неофита совершенно не к лицу. И вообще учиться ремеслу лучше на стороне. Кирилла сильно коробило, когда кто-то из коллег говорил при народе: «А помните, Кирилл Мартынович, был такой случай… Вы тогда еще Сергею Денисовичу ассистировали на операции…». Ясно же, что не случай ему вспомнить хочется, а хочется лишний раз напомнить ассистенту Барканскому о том, что он когда-то «стоял на крючках». Ясно, что все хирурги начинали на подхвате, но зачем этим то и дело в глаза тыкать? Особенно при студентах. Но что поделать? Приходится улыбаться и отвечать: «Помню-помню». Если покажешь, что выпад тебя задел – затравят-засмеют. Лучше сделать вид, будто ядовитая стрела не достигла цели.
Отец в свое время поступил очень правильно – после окончания ординатуры уехал в город Ковров и проработал два года в тамошней районной больнице. Опыта набрался, руку набил как следует и вернулся в Ярославль асом хирургии. Возможно, Кириллу тоже стоило бы так поступить, да жаль было терять драгоценные годы. Нынче времена торопливые, стремительные. Вперед-вперед! Быстрей-быстрей! Кто успеет раньше всех, будет у того успех!
С набиванием руки вышел небольшой облом. Выслушав просьбу отца, Степичев сказал, что попросит преподавателей уделять Кириллу побольше внимания, но о практике в свободное время никакой речи быть не может. Никто, мол, из больничных лапароскопистов не согласится учить и наставлять, потому что дел у всех предостаточно. Можно подумать, что Кирилл кого-то сильно бы отвлекал от работы. Постоял бы рядом, посмотрел, что-то бы сам сделал, давая наставнику возможность немного отдохнуть. Не в занятости дело, а в том, что высоко взлетевший однокурсник зазнался. Отец тоже придерживался такого мнения. Не сказать, чтобы его сильно задело, но царапнуть царапнуло – два вечера подряд рассуждал о том, как со временем меняются люди.
– Да не расстраивайся ты так! – попросил Кирилл. – Зазнался – и хрен с ним! Обойдемся! Я договорюсь с кем-нибудь из врачей. Накрою поляну или магарыч выставлю… Короче, я решу эту проблему на месте, не парься.
– Действительно так будет проще, – согласился отец. – И отношение будет лучше. Одно дело, когда тебе начальство велит кого-то натаскивать, и совсем другое, когда человек тебе уважение оказывает. Знаешь, что твой дед говорил…
– Умей дружить – и все у тебя будет! – ответил Кирилл, которому дедовы заветы намертво врезались в память еще в детстве, так часто их повторял отец.
Дружить Кирилл умел, было бы зачем. Если поздравлял, то красиво, если дарил подарок, то хороший, ну а по части угощения придерживался правила «кашу маслом не испортишь» и всегда учитывал гастрономические пристрастия собеседника. Люди же такие разные – один русскую кухню любит, щи-борщи, да жаркое в горшочках, а другому роллы и суши подавай… Но недаром же говорится: «угости – так угоди», приходится соответствовать древним заветам.
Проблема решилась в первый же день учебного цикла. Кирилл походил по коридорам, присмотрелся к людям, выбрал деловитого мужика с добрыми глазами пьющего человека и сделал ему заманчивое предложение. Попал не просто в цель, а в самое яблочко! Мужик оказался деверем заместителя главного врача по клинико-экспертной работе и при такой родственнице ему сам черт был не брат.
– Ну как же не помочь коллеге! – сказал добрый человек, улыбаясь в предвкушении угощения. – Если мы не станем помогать друг другу, то кто нам поможет! Все покажу, всему научу. И научу получше, чем эти «симулянты», которые живых пациентов сто лет не видели.
«Симулянтами» называли преподавателей Медицинского симуляционного центра, в котором учился Кирилл. «Симуляционным» центр назывался, потому что обучение в нем проводилось с использованием симуляционных образовательных технологий – разных манекенов, фантомов да тренажеров.
Учебный цикл длился три недели, поэтому Кирилл не стал искать квартиру, а снял номер в отеле близ больницы, выбив тридцатипроцентную скидку за длительный срок проживания. Февраль – месяц не хлебный, постояльцев мало и потому дирекция гостиницы была покладиста. А напротив гостиницы находился неплохой ресторан, который держали какие-то западные славяне, не то сербы, не то черногорцы. Туда-то Кирилл и пригласил Виталия Семеновича (так звали доброго человека). Посидели-потрындели, выпили-закусили и расстались закадычными друзьями.
– Ты у меня скоро вот так будешь оперировать! – Виталий Семенович, впрочем, наедине уже просто Виталик, завел руки за спину и начал вращать кулаками. – Я из тебя второго Емельянова сделаю! К тебе в очередь за год станут писаться!
Когда изрядно выпьешь, так и тянет верить в самое хорошее. Кирилл слушал, улыбался и согласно кивал – да-да, так оно и будет! А с другой стороны, многого может достичь только тот, кто многого хочет.
В течение первой недели, когда на цикле изучались основы, Кирилл только стоял за спиной у Виталия и слушал его комментарии. Надо сказать, что новый друг объяснял лучше преподавателей – без лишних слов и отвлеченных рассуждений. Как в том анекдоте, где говорится, что проще сказать: «берем эту хреновину и вставляем ее туды», чем лекцию читать. Опять же – делился мелкими профессиональными секретами, половину которых на курсах никогда не расскажут, потому что с формальной точки они являются отступлением от правил. Короче говоря, Кирилл был доволен и раз в три-четыре дня устраивал очередные ресторанные посиделки.
– Жаль, что ты скоро уедешь, – сокрушался Виталий. – Привык я к тебе, душой прикипел. К хорошим людям сразу привязываешься…
– Ну я же не в Австралию уеду, – утешал Кирилл, рассчитывавший продолжать знакомство с родственником замглавврача крупной столичной больницы. – Будем видеться. Можешь, кстати говоря, и в гости как-нибудь нагрянуть. Летом у нас замечательно…
Со второй недели Кирилл начал проводить ревизии, попросту говоря – осмотры, брюшной полости.
– Кто хорошо видит, тот хорошо оперирует, – повторял Виталий. – В нашем деле надо полагаться не на ловкость рук, а на зоркость глаз. Ловкости тут не проявишь, не те условия.
Собственно, никакой ловкости и не требовалось. Подвел инструмент к нужному месту и нажал на кнопку – вот и вся премудрость. Главное – подвести куда следует и ничего по пути не поранить.
С Виталием в больнице считались и потому ни у кого из сотрудников не возникало вопросов по поводу Кирилла. Точнее говоря, никто таких вопросов не задавал. Только раз один особо дотошный пациент поинтересовался статусом Кирилла и полностью удовлетворился ответом: «это наш научный консультант».
На последней неделе обучения Кирилл самостоятельно произвел холецистэктомию[3] и устранил грыжу пищеводного отверстия диафрагмы, причем Виталий, выступавший в роли ассистента, ничего ему не подсказывал. Это не самые сложные операции, но для начала очень даже неплохо, особенно с учетом того, что обучение пока еще не закончилось. Правда, пришлось понести дополнительные расходы – на хорошие духи для медсестер и на хороший вискарь для анестезиолога, чтобы держали языки за зубами. Впрочем, дело было не в духах и выпивоне, а в светлой личности Виталия, который умел дружить с людьми еще лучше, чем Кирилл.
– Даже удивительно, что при твоем опыте, твоем умении ладить с людьми и наличии невестки-зама, ты не заведуешь отделением, – сказал однажды Кирилл.
– Мне предлагали, но я отказался, – усмехнулся Виталий, – не хочу, чтобы меня постоянно драли за чужие ошибки.
По завершении учебы Кирилл решил задержаться в Москве на пару дней. В субботу Виталий дежурил и не хотелось упускать возможность попрактиковаться напоследок, а на воскресенье были запланированы прощальные посиделки. «Ну и погудим же мы с тобой!», радовался друг-наставник, энергично потирая ладони. Надо сказать, что эти застолья изрядно утомили Кирилла, не имевшего склонности к частым и обильным возлияниям, но другой возможности расплачиваться за добро у него не было. Не деньги же Виталию предлагать – оскорбишь хорошего человека!
Субботнее утро неожиданно выдалось скучным. Первого «профильного» пациента – молодого парня с подозрением на острый аппендицит – привезли только в одиннадцатом часу.
– Действуй! – благословил Виталий. – Ты ведь уже готовый специалист.
Для обеспечения хорошего обзора и более-менее удобного доступа к органам брюшной полости во время лапароскопического вмешательства, в брюшную полость, через длинную иглу, специально предназначенную для этой цели, предварительно нагнетается углекислый газ. В иглу вмонтирован подпружиненный тупоконечный стержень, который при отсутствии давления на его наружный конец выступает за пределы острия иглы, а при давлении уходит внутрь. Таким образом органы брюшной полости защищаются от случайного повреждения иглой – как только ее острие проникает в брюшную полость, стержень сразу же выдвигается вперед, делая иглу безопасной.