Доктор Смерть
Иглу полагается вводить через пупок или сразу же над ним, но в этом месте у молодого человека находился вертикальный рубец, оставшийся после ножевого ранения, полученного два года назад и последовавшей за ним операции. Правила рекомендуют отступать от рубцов не меньше, чем на пять сантиметров, поэтому Кириллу пришлось взять немного правее. Парень был не просто худым, а тощим – еще чуть-чуть и живот прилипнет к позвоночнику. Может, с эстетической точки зрения оно и плохо, но для лапароскопических манипуляций очень удобно. А вот выраженное ожирение создает врачам проблемы, поскольку длины иглы не хватает на то, чтобы пройти в брюшную полость через толстый слой подкожного жира. Приходится делать две операции вместо одной – сначала разрезать кожу и жировую клетчатку, а затем вводить иглу в рану.
Дождавшись разрешающего кивка анестезиолога, Кирилл двинул иглу вперед и плавно продвигал ее до тех пор, пока не ощутил провала в пустоту. Выполнив положенные тесты, подтверждавшие, что игла находится там, где нужно, а, к примеру, не в полости кишки, он начал нагнетать в брюшную полость углекислый газ. Живот пациента начал раздуваться на глазах.
– Четко действуешь! – похвалил Виталий.
– Учителя были хорошие, – скомплиментничал в ответ Кирилл.
Осмотр показал, что аппендикс в полном порядке. Никакого воспаления нет, следовательно боли в животе вызваны чем-то другим. Чем? Да явно спайками, сформировавшимися после операции двухгодичной давности. Спайки словно бы стягивают кишечник, склеивают органы брюшной полости между собой, отчего и возникают болезненные ощущения.
– Давление падает! – обеспокоенно сказал анестезиолог. – У вас там все в порядке?
– Да вроде все, – сказал Кирилл, снова направив объектив на аппендикс.
– Ну-ка, разреши! – Виталий мягко оттеснил его от лапароскопа. – Так… Б…! Кровь под печенью! Видишь?!
Наличие крови в брюшной полости свидетельствовало о повреждении какого-то кровеносного сосуда. «Но как? – удивился Кирилл. – Я же все сделал правильно?».
Дальше была суета сует – анестезиолог пытался стабилизировать пациента, а Виталий пытался перевязать поврежденный сосуд, который, по закону подлости, оказался правой подвздошной артерией, одной из двух ветвей, на которые делится аорта на уровне четвертого поясничного позвонка. Потрясенный Кирилл впал в прострацию. Он старался исполнять отрывистые распоряжения Виталия, но толку от этого было немного. В голове вибрировала одна-единственная мысль – Виталий ошибается, это не «подвзошка», а какой-то мелкий сосуд, потому что крови в брюшной полости было мало.
То ли Виталий чересчур понадеялся на себя, то ли попросту не хотел засвечивать участие постороннего человека в операции, но сосудистого хирурга, как положено, он сразу же после обнаружения повреждения сосуда вызывать не стал. А когда понял, что без этого не обойтись, было уже поздно.
– Почему так мало крови в брюшной полости? – Кириллу казалось, что его голос звучит откуда-то со стороны.
– Да потому что ты до забрюшинного пространства иглой дошел, – тихо, чуть ли не шепотом, объяснил Виталий. – Бо̀льшая часть крови ушла туда… Сделай одолжение – вали отсюда поскорее, тебе тут делать нечего.
– Ну уж нет! – вмешался анестезиолог, переглянувшийся со своей медсестрой. – Мы вас покрывать не станем! Сами натворили – сами и расхлебывайте.
– Я садиться не собираюсь! – добавила медсестра. – У меня дочке пять лет и ипотека.
«А разве я собираюсь?», подумал Кирилл.
Вроде бы и понимал реальность происходящего, но, в то же время, хотелось думать, что все это – дурной сон, кошмар, морок. Вот сейчас он проснется – и все будет хорошо…
От крупных неприятностей Кирилла спасли два обстоятельства. Во-первых, на момент той злополучной лапароскопии у него уже имелось удостоверение о прохождении курса по лапароскопической хирургии, а, во-вторых, у пациента было аномальное расположение правой и левой подвздошных артерий – его аорта делилась надвое выше обычного – на уровне второго поясничного позвонка. Ну и адвокат, нанятый отцом, тоже постарался изо всех сил, оправдывая свой заоблачный гонорар. Впрочем, то, что адвокат раздал (или якобы раздал?) по нужным кабинетам, вдвое превосходило гонорар. Как сказал отец – «чуть с голой ж…ой не остались». Это был не упрек, а простая констатация факта. Родители понимали, что Кирилл ни в чем не виноват, просто обстоятельства сложились крайне неудачным образом. И, разумеется, не жалели никаких денег ради того, чтобы спасти единственного сына, уберечь его от судимости, а, возможно, что и от отбывания срока.
Виталию досталось сильнее – следователь все-таки дотянул его до суда, а суд признал виновным (доверил операцию постороннему, да еще и сразу же сосудистого хирурга не вызвал!), но наказание назначил мягкое – два года лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора. Поддержка родственницы помогла Виталию удержаться в больнице. Можно сказать, что в его жизни ничего не изменилось – только осунулся немного и глаза потускнели. После суда Кирилл позвонил ему, чтобы поздравить с благополучным исходом дела, но Виталий, вместо приветствия, обложил его многоэтажным матом и сразу же отключился. Не иначе как позавидовал тому, что Кириллу удалось выйти сухим из этой грязной воды, а ему самому не удалось.
Московское происшествие аукнулось в Ярославле. У матери состоялся неприятный разговор с ректором и заведующим кафедрой госпитальной хирургии, на которой работал Кирилл. Поймите нас правильно и не обижайтесь, пожалуйста… Да, такое с каждым может случиться, но репутация нашего вуза должна быть кристально чистой… Не хотелось бы давать поводов для нападок… Не хотелось бы обострять отношения, поэтому дадим возможность уйти по собственному желанию и не станем плохо отзываться… Поговорите с сыном… Надеемся на понимание…
– Репутация! – ярилась мать. – Да плевать им с колокольни на репутацию! Просто этот старый козел (имелся в виду заведующий кафедрой) захотел взять на твое место свою очередную любовницу! И о каком пятне вообще может идти речь? Тебя же не судили!
Однако, успокоившись, она посоветовала Кириллу написать заявление об уходе. Если уж решили, то непременно выживут, не мытьем, так катаньем, так что лучше уйти по-хорошему, без скандала.
– Поработаешь пока в отцовской больнице, а там видно будет. На Ярославском меде свет клином не сошелся… – мать ласково взъерошила сыну волосы. – А может и нашего ректора вскоре снимут. Он не очень-то крепко на своем месте сидит, от собственной тени шарахается.
– Я после такого подлого свинства обратно на кафедру не вернусь! – отрезал Кирилл, донельзя уязвленный тем, как с ним поступили.
– Есть еще кафедра факультетской хирургии и кафедра факультета усовершенствования, – напомнила мать. – Поживем – увидим.
«Докторская зависает, научный стаж прерывается… – грустно думал Кирилл. – В лучшем случае потеряю год…».
Последнюю фразу он машинально произнес вслух.
– Не раскисай! – одернула мать. – Ты мог бы потерять гораздо больше! Как сказал Конан Дойль, скрытое несчастье лучше публичного позора.[4] Представь, что было, если бы тебя осудили и отправили в колонию.
– Скрытое несчастье? – Кирилл криво усмехнулся. – Да об этом весь город знает. Ко мне теперь-то и на стол никто не ляжет. Станут говорить: «а, это тот самый, который в Москве пациента угробил».
– Мы уже все обдумали, Кирюша, – взгляд матери из строгого стал ласковым. – Папа назначит тебя заведовать оперблоком. Сначала будешь «и.о.», а затем станешь полноценным заведующим. На этой должности тебе оперировать не придется, а если захочешь двинуться по административной линии, то она станет хорошим трамплином. Большинство замов по хирургии выходит из заведующих «приемниками» и оперблоками.
– Я хочу оперировать, мама, – сказал Кирилл. – Очень хочу. Это – мой шанс реабилитироваться. Я должен доказать всем, и в первую очередь самому себе, что я – хороший хирург. У меня нет более важной цели…
– Не торопись! – предостерегла мама. – Пусть все уляжется и забудется, а там, если захочешь, станешь брать операции. Начнешь с экстренных пациентов, которым не до выбора врача, а там и на плановых переключишься. Людская память короткая. Через месяц об этом перестанут судачить, а через три – забудут. Вспомни прошлогодний скандал с урологом Шихтманским из отцовской больницы. Там был аналогичный случай, только он аорту скальпелем зацепил. И кто сейчас об этом вспоминает? Главное – не опускать рук и не впадать в уныние.
В уныние Кирилл не впадал. Ему просто было обидно. Называется – захотел освоить передовой метод. И что в итоге? Уж лучше бы сидел на попе ровно и не дергался.
Глава пятая. Annus horribilis
Ради родного сына отцу пришлось провернуть сложную комбинацию – продавить через департамент отправку на пенсию главного врача пятой поликлиники (шума было много!) и назначение на его должность заведующего оперблоком Якушкина. Тот согласился с радостью – повышение было значимым, да и возможности на новой должности открывались заманчивые.
На освободившееся место никто из больничных врачей не претендовал – потаенная суть происходящего была всем ясна и люди понимали, что Мартын Кириллович не даст спокойной жизни тому, кто посягнет на приготовленное для сына. Ввиду отсутствия желающих из числа старожилов, на заведование поставили недавно пришедшего в больницу Кирилла. Короче говоря, все прошло гладко (иначе у отца и не происходило, потому что он хорошо просчитывал ходы, не зарывался и умел быть благодарным).
– Самое сволочное в твоей работе – это план операций, – предупредил отец. – Если хочешь жить спокойно, старайся сделать так, чтобы все были довольны. Но и на шею садиться никому не позволяй, не давай никому потачки. Будь дипломатом…
Кирилл старался изо всех сил и, вроде как, получалось неплохо. Главное – втянуться в работу, выработать необходимые алгоритмы действий, а дальше все пойдет, как по маслу. К тому же и условия были благоприятными – с сыном главного врача сотрудники предпочитали ладить. Первые недели Кириллу было не до операций, но затем он начал брать по два дежурства в месяц, несмотря на то что заведующие отделениями от этой повинности были освобождены. Убивал сразу трех зайцев. Во-первых, во время дежурств делал экстренные операции, поддерживал руки в рабочем состоянии. Во-вторых, любому руководителю время от времени нужно оценивать свою работу с изнанки. Заведующий оперблоком видит одно, а хирург в операционной – другое. В-третьих, дежурства были полезны с политической, если так можно выразиться, точки зрения – смотрите, какой сознательный у нашего главного врача сын, затыкает собой дыры в графике дежурантов! Можно и иначе сказать – смотрите, какой принципиальный у нас главврач, сына-заведующего дежурить заставляет! Как ни скажи, а получается хорошо.
Ложкой дегтя в бочке меда была старшая медсестра оперблока, которая крутила амуры с прежним заведующим и была не прочь продолжить крутить их с Кириллом. Убедившись в том, что томные призывные взоры, якобы случайные касания и такая же неслучайная демонстрация прелестей, не оказывают на нового начальника никакого действия, обольстительница попробовала перейти к более решительным действиям – явилась в конце рабочего дня, заперла дверь, уселась на стол, сняла туфли, погладила опешившего Кирилла босой ногой и сказала, что хочет помочь ему «сбросить напряжение». Можно было осадить назойливую идиотку резко, по-начальственному, но Кирилл не стал этого делать – может обидеться и свалить, а лишаться толковой и деловитой старшей медсестры не хотелось. Пришлось срочно выдумывать личный кодекс, запрещавший служебные романы и торжественное обещание, данное отцу перед назначением на заведование. Отказ, который облечен в форму «хотел бы, да не могу», может огорчить, но не оскорбляет – отношения стали ровными, рабочими, а вскоре в больнице появился новый дежурант, на которого обольстительница успешно переключилась.
Кирилл рассказал родителям о том, как его соблазняли – дома было принято обмениваться смешными случаями. Отец смеялся до слез, а мать строго заметила: «однако, вот какие у вас там порядки». Романтические отношения врачей с медсестрами, и, тем более, брачные альянсы между ними в семье Барканских не приветствовались – довольно распространенный, надо сказать, во врачебной среде кастовый предрассудок. Когда один из отцовских приятелей, заведующий неврологическим отделением областного госпиталя ветеранов, развелся с женой, чтобы жениться на своей процедурной медсестре, его перестали приглашать в гости. Мама говорила, что если уж приглашать, то нужно приглашать обоих – и приятеля, и его бывшую жену, а это создаст ненужное напряжение. Но Кирилл понимал, что причина была в другом – в нежелании сидеть за одном столом с медсестрой. Все люди равны, с этим никто не спорит, но круг общения каждый формирует, исходя из собственных предпочтений.
Ко дню медика Кирилл получил благодарность от областного департамента здравоохранения. Обычная практика: «ты – мне, я – тебе». Отец отметил в докладной записке отличную работу своего зама по хирургии, а тот, в свою очередь, написал в департамент про заведующего оперблоком, который за недолгое свое пребывание в этой должности добился значительных успехов (успехи подкреплялись цифрами, выглядевшими весьма убедительно). По действующему положению, благодарности могли объявляться только тем, кто отработал в данной должности не менее года, но для Кирилла сделали исключение. Кроме этого, отец внес Кирилла в департаментский список кадрового резерва.
– Через год-другой будешь замом по хирургии, – обнадежил отец. – Хорошо бы, если в «девятке». Там все работает, как часы. Порядка почти столько же, что и у меня.
В отцовской больнице порядок был идеальным, разве что строем не ходили. По мнению Кирилла, которое он никогда не высказывал, с порядком отец немного перегибал палку, держал всех подчиненных в постоянном напряжении. Зато пациенты буквально заваливали департамент благодарностями – и сотрудники вежливые, и чистота кругом, и кормят вкусно, и лечат хорошо, и все препараты всегда есть в наличии. Филиал рая, а не больница!
– Я бы предпочел работать у тебя, пап, – ответил Кирилл. – Привык, знаешь ли, к нашей больнице.
– Это невозможно! – отрезал отец. – Теоретически разрешается, но на практике нас кляузами засыплют. А я уже пенсионного возраста достиг, мне рисковать нельзя. Опять же, «девятка» – кафедральная база. Тебе удобно будет совмещать, а заведующему кафедрой очень выгодно иметь в сотрудниках зама по хирургии. Сами обратно тебя позовут, можешь не сомневаться. А нет, так на кафедру усовершенствования устроишься…
В августе сознательный заведующий оперблоком поставил себе четыре дежурства вместо обычных двух. Жизнь заставила. Отпускной сезон в разгаре, а тут еще двое дежурантов разом из строя выбыли – один руку сломал, а другой, находившийся в многолетней завязке, вдруг решил развязать и ушел в запой с концами. С другой стороны, потенциальные пациенты тоже разъехались кто куда, так что поступления были небольшими. Хоть десять дежурств бери – не переутомишься.
Кто на молоке обжегся, тот, как известно, и на воду дует. Нельзя сказать, что неудачный опыт отвратил Кирилла от лапароскопических операций. Просто, если была возможность выбора, он выбирал классический открытый способ. Ну а если пациенту семьдесят четыре года и у него ожирение третьей степени, то тут ни о какой лапароскопическом удалении желчного пузыря и речи быть не может.
«Только бы пузырь не лопнул! – думал Кирилл, орудуя скальпелем. – Только бы не лопнул!».
Опасения были не напрасными – мало того, что набитый камнями желчный пузырь сильно растянут, так еще и эластичность его из-за возраста сильно понижена. Одно неверное движение – и желчь прольется в брюшную полость, а это та еще проблема! К тому же и ассистент попался неумеха – временно привлеченный в дежуранты хирург из поликлиники, который даже крючки толком держать не умел, не говоря уже о том, чтобы чем-то помочь. Но Кирилл блестяще справился с трудной задачей, в очередной раз доказал себе, что хирург он, скромно говоря, неплохой.
На следующий день Кирилла в коридоре подстерегла приехавшая из Москвы дочь пациента, энергичная дамочка, в которой с первого взгляда угадывался успешный менеджер среднего звена. Первым делом дочь поинтересовалась, почему операция была проведена без ее ведома и согласия. Мало что отец дал согласие на операцию? У него же деменция! Кирилл ответил на этот идиотский вопрос вежливо и обстоятельно. По таким-то и таким-то причинам вашему отцу была показана срочная операция, ждать вашего приезда для согласования вопроса мы не имели возможности. Что же касается деменции, то может она и имеется, но при поступлении пациент вел себя адекватно и согласие на операцию дал осознанно, с полным пониманием происходящего. Затем дочь спросила, почему отец находится в реанимации и с какой стати ее к нему не пускают. Кирилл так же вежливо объяснил, что после операции положено некоторое время быть под пристальным наблюдением, которое возможно только в условиях реанимационного отделения, и что туда посетителей не пускают, такова специфика. Нет, выкатить его на койке в коридор для того, чтобы показать вам, тоже нельзя. Так не делают, к тому же он подключен к монитору. Нет, перевозить его в Москву в таком состоянии нельзя, даже и на частной «скорой», и мы не отдадим тяжелого и не совсем стабильного пациента на перевозку, и сами они не возьмут. Почему он не совсем стабильный? А каким он может быть сразу после крупной хирургической операции в таком возрасте? Короче говоря, потерял на пустопорожние разговоры полчаса и это в самый разгар рабочего дня, да еще и после дежурства.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
«Ab ovo» (в буквальном переводе с латыни «от яйца») – устойчивый фразеологический оборот, обозначающий «с самого начала».
2
Полостные операции или абдоминальная хирургия – общее название всех видов хирургического вмешательства на внутренних органах, расположенных в брюшной полости.
3
Холецистэктомия – операция по удалению желчного пузыря.
4
Артур Конан Дойль, «Б. 24», перевод В. В. Ашкенази.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги