Жизнь без света
– Возвыситься? Вот это твое! Что былая слава покою не дает?
– Да брось ты! Возвыситься над собой.
– Так чего же мы ждем, тема стынет. Обратись к первоисточнику.
– ?
– К Колтыганову Юрию Константиновичу.
– К Колтыганову – мысль хорошая. Только вот так без подготовки, без собранного материала, полным дураком, взять и прийти. И с порога: «А расскажите, пожалуйста, что Вы чувствовали, когда ослепли, извините, зрения лишились? А что Вы можете делать?»
– Так займись! Узнай, как слепнут люди, каковы причины слепоты, что они чувствуют, потеряв зрение? Замучил ты нас уже совсем!
– Кого это вас?
– Кого? Кого? Меня и читателя!
Что говорить, правда, как всегда, за совестью – тема действительно стынет, и тема довольно закрытая, и не то чтобы ее кто-то закрыл, просто многие из нас вообще не имеют представления о слепых людях, а если и имеют, то весьма отдаленное и, как правило, из художественной литературы. И ринулся я в джунгли интернета и пыльные дебри библиотек рыть и копать. И рыл, и копал, и кое-что нарыл. И, фигурально выражаясь, стряхнув библиотечную паутину и пыль, для начала приведу два факта:
90% информации мы получаем благодаря нашему зрению.
Данные 2015 года: в мире каждые 5 секунд теряет зрение один взрослый, каждую минуту – ребенок.
Печальная статистика, господа, как видим, количество слепых уменьшаться не
думает.
Впервые со слепотой, с людьми, потерявшими зрение, я столкнулся в начале 90-х, в глазной клинике, куда попал с незначительной травмой. Был конец августа, в клинике шел ремонт, и потому палата, в которой я лежал, была переполнена, сейчас уже точно не помню, но лежало нас тогда человек двенадцать, не меньше. И публика, что ни на есть, самая разнообразная – персонаж на персонаже и типаж на типаже, и почти все с травмами. Слева лежал милиционер: на даче гвоздь в доске выдергой поддел, посмотрел – может в глаз прилететь, да и хрен с ним! Спокойно так рассказывал: «Дернул, гвоздь и, правда, в глаз прилетел».
Справа мужичок из ЛТП – лечебно-трудового профилактория. Профилактории тогда были по всей стране, устроены по тюремному типу и от алкоголя там трудом лечили. На токарном станке мужичок работал, словил стружку в глаз. Пока то да се, пока наконец врач посмотрел. Врач посмотрел, сказал: «Само пройдет». Не прошло, в общем, привезли мужичка глаз удалять. Через одного от мента, у окна лежал Пашка. Пашка был из предместья, из Нахаловки. Район веселый и Пашка такой же веселый, молодой, жиганистый. Загудел с корешами, с подругами, прогуделся, домой пришел, сожительница в глаза уксусной эссенцией плеснула. 98% крепости эссенция. Оба глаза Пашке выжгла. Так, свет еще различал и больше ничего. Никто Пашку не навещал, а он особо и не расстраивался, по крайней мере, вида не подавал, балагурил с медсестрами, с врачами, курить ходил с нами, больничная еда, известно, какая, мы и подкармливали его, и куревом снабжали. Я случайно увидел – один Пашка был, задумался крепко, видно было, придавила его мысль: как же жить-то дальше?
Практически у всех в палате были травмы глаза, только у одного отслойка сетчатки. Таксовал мужик на «жигуленке», и, видать, водитель был хороший. Взял пассажиров, скорость набрал и вдруг все – провал, пропало зрение! Включил правый поворот, без суеты перешел на первую скорость, нащупал – поймал колесом бордюр, выжал тормоз и сказал: «Всё, приехали». Пассажиры не понимают: куда приехали? Они никуда, а он в глазную клинику.
В 91-м это было и получается, что тогда основной причиной попадания в нашу палату была травма, а что сегодня является основной причиной потери зрения, и почему вообще слепнут люди?
Болезни. На 1-м месте болезни. Тут и онкология, и диабет, золотуха, оспа, глаукома, малярия, отравления, бруцеллез, сифилис, гипертония, воспаление почек, гонорея, грипп, воспаление зрительного нерва, ретинопатия, врожденные и наследственные заболевания и на последнем месте несчастные случаи – черепно-мозговые и всевозможные травмы глаза. Вот уж поистине, все для людей, все для блага человека.
И тут кто-нибудь из вас, господа читатели, наверняка возмутится: «Да что же это ты, разлюбезный друг Гаврилов, только начал и уже жуть-тоску нагоняешь?!»
Не нагоняю – тему развиваю. И имею аргумент: из доклада Селивёрствой А.Н., учителя общеобразовательной школы-интерната №1 г. Москвы для слепых на научно-практической конференции 05.12.2015 г. в Институте профессиональной реабилитации и подготовки персонала Всероссийского общества слепых «Реакомп»: «С каждым годом учащихся становится больше, штат сотрудников расширяется, вводятся новые дополнительные занятия, помещений требуется больше».
И это, друзья мои, 15-й год, а сейчас на дворе уже какой? Слепота МОЛОДЕЕТ! Ну кто, скажите, сейчас следит за осанкой учеников в школе? Про гаджеты и компьютеры вообще молчу. Веками была продумана конструкция школьной парты. Парту вы сегодня нигде не сыщете, даже в сельской школе в каком-нибудь медвежьем углу, а неправильная осанка сплошь и рядом, и осанка эта, если и не приводит к слепоте, то зрение может основательно подпортить.
А лихие 90-е тоже подкинули проблем – врожденных проблем со зрением. Вспомните, какие продукты, водовку какую перли к нам в РээФию тогда со всех сторон. А потом пошла новая мода – перинатальные центры, понавтыкали их по всей стране, и на первый взгляд вроде дело нужное, благородное – забота и уход за новорожденными, демографию нашу в порядок приводим. Это на первый взгляд. А вот сейчас, чувствую, начнутся крики, сейчас на меня всех собак навесят, кто-то даже фашистом назовет. Не знаю, может, они и правы, мои оппоненты, но вынашивать недоношенного ребенка весом менее 500 грамм – это что такое, скажите мне?! Если кто не знает в чем фокус, объясняю: по законам матушки-природы человеческая мамаша вынашивает дитя 40 недель, и в большинстве случаев на свет появляется здоровый, жизнеспособный ребенок. Но человеку закон не писан, и на природу, как мы видим, ему тоже тьфу, потому что природа, видите ли, жестока и негуманна, а мы гуманны, и, если природе недоношенный детеныш не нужен, она избавляется от него, то нам – гуманистам без этого малыша ну ни как! И замахнулись мы этими перинатальными центрами на самое святое – на естественный отбор! Впрочем, в сторону эмоции, голые факты на стол! А факты таковы, вернее таков и имеет название ретинопатия – поражение сетчатой оболочки глаза. В естественных условиях внутри утробы у плода сосуды сетчатки, или ретины окончательно формируются на 40-ю неделю беременности – к моменту рождения нормально доношенного ребёнка. У недоношенного ребенка, к моменту его появления на свет, сетчатка может быть не везде образована, а если и образована, то кровеносные сосуды в нее еще не проросли, т.е. не сформировалась сосудистая часть. Что происходит дальше? Как только появившийся на свет начинает дышать – всё, хотите вы этого или нет, по законам природы прекращается образование сосудов и та ткань, которая не успела получить сосуды, превращается в соединительную. Эта ткань начинает разрастаться в глазу и, разрастаясь, тянет и рвет сетчатку! И тут вам опять, если не полная потеря зрения, то близорукость, слабое зрение, косоглазие, глаукома, отслойка сетчатки и пр. И это если малыш, появившийся на свет, весит не менее полутора килограммов, а в одном из провинциальных центров выхаживали новорожденного весом 480 грамм, ну и что, что не может материнскую грудь сосать – не беда, будем кормить через зонд! Так, что и дышать самостоятельно не может, а кислородотерапия на что?! К аппарату искусственного дыхания его! И ведь выходили, спасли! Только глазки спасти не удалось. Вот такая иеремиада с новорожденными получается.
Так, что со слепотой более-менее понятно? Откуда берется понятно? Значит, глазки бережем? Значит, бережем!
Теперь вопрос, им я задавался еще тогда – в глазной клинике, когда шофер-таксист рассказывал, как он зрения лишился, и так мне хотелось спросить у него, что он почувствовал тогда, в самый первый момент, как свет померк, какие мысли у него были? Хотел, да подумал, неуместен, бестактен будет мой вопрос: у человека горе, а я с расспросами. А что чувствовал, что думал Пашка-балагур?
Одно время в московских кафе решили двинуть такой маркетинговый ход: приходят парень с девушкой время скоротать, а им предлагают новую услугу, квест – не хотите ли ослепнуть? На время. Извольте откушать в темноте. Опа! И выключают свет. Полностью! И погружают молодую парочку в пучину кромешной тьмы! И что? А то – по отзывам участников этого квеста сначала появляется чувство страха, как у ребенка, когда он попадает в темную комнату, у кого-то страх легкий, а у кого-то такой, что хочется сесть на пол, засунуть голову меж колен и еще сверху прикрыться руками. У кого-то появляется чувство неудобства, кто-то испытывает полную беспомощность, но вскорости это проходит, и человек успокаивается, так как знает, что вся эта канитель с темнотой скоро закончится, и даже просыпается любопытство и желание обследовать – что тут такое вокруг нас?
А каково ослепшему?
Кто родился слепым или ослеп в несознательном возрасте им, скажем, не так тяжело, кто постепенно терял зрение – им несоизмеримо тяжелее и страшнее. Они понимают, что они теряют и от этого не покидающее чувство паники, обреченности, но у них есть время подготовиться к слепоте. А вот кто, как шофер внезапно, тем по-настоящему тяжело, даже представить страшно, ведь сразу исчезает всё! У кого-то в глазах чернота, у кого-то яркие круги или молнии, вспышки или искры, а потом ничего. Человек не видит ничего, он слышит, чувствует запахи и не видит… ничего. Потом начинают душить мысли: «Как зрение вернуть? Ведь что-то же можно сделать!», и, когда становится понятно, что сделать уже ничего нельзя, начинается другой извод: «Почему?! Почему это не с кем-то?! Почему со мной?!» А потом: «Где? Что? Как? – Где я? Что вокруг меня? И как жить дальше?» А человек ведь все еще пытается жить по-старому, что-то делать и, что-то делая, ощущает свою полную беспомощность, ничего не получается, все не так, все непонятно. Ломается жизнь! Рушится! И нужно опять, как только народившемуся младенцу, учиться жить, учиться есть, учиться пить, ходить, терпеть беспомощность, зависимость от других, терпеть и не подавать вида, терять друзей и искать, снова искать свое место в жизни. И чувствовать, осознавать, как сужается круг друзей, а ведь сколько их было! И сужается не только круг друзей, сужается все: пространство до стула или кресла, в котором сидишь, сужается до расстояния вытянутой руки, сужаются возможности, общение, сужается все, кроме беспомощности… И усталость постоянная, изматывающая и чувство безысходности и, кажется, нет им конца! Конца страданиям! Поистине, ум страдает, а тело вопиет. Вот он где ужас! А есть ли вообще предел ужасу?
А знаете, что, давайте, чтобы этот ужас стал еще понятней, вспомним эпизод из «Андрея Рублева» Тарковского, где идут по лесу мастеровые люди, они только отстроили Великому князю хоромы белокаменные, расчет получили. Но не сполна – приказал князь холопам своим догнать мастеровых и выколоть глаза, чтобы брату его в Звенигороде хором краше его не построили. Смотришь, и от ужаса мороз по коже – ножами, кинжалами в глаза…
Отдышались?
Теперь понятно, что чувствует человек, лишившись зрения? А вот что дальше? А дальше посттравматический синдром – человек понимает, осознает, что он потерял, ведь когда он видел, он был уверен в себе, он все мог, он знал, как и куда, это же так просто – видеть, так же просто, как дышать и вдруг все – кислород перекрыт! И вспоминается зрения лишившемуся, как раньше, иногда, очень редко попадался ему на глаза странный человек в черных очках. Этот странный человек, задрав голову, палочкой осторожно ощупывал дорогу и шел так неуверенно, и так жалко улыбался, а теперь он еще совсем недавно сильный и здоровый, должен вот так же?! И человек закрывается, уходит в себя, и не спасают ни радио, ни телевизор, всё глушит тот же вопрос: «Мало что ли других, меня-то за что»?! И как мириться, как смирится с тем, что больше не видишь ничего, вообще ничего!
Нам это трудно представить, как это – не видеть ничего, даже если вы закроете глаза, то все равно будете что-то видеть: темноту, черноту или какие-то цветные пятна, а слепые не видят ничего, и понять это сложно, но я попробую вам объяснить, что такое не видеть ничего. К примеру, вас с закрытыми глазами подвели и усадили на что-то. Вы почувствовали, что на что-то сели, а какого цвета то, на что вы сели, из какого материала сделано, вы все это можете видеть тем местом, на котором сидите? Вот это и означает «не видеть ничего». Не понятно? Хорошо, пойдем другим путем: закройте один глаз, второй оставьте открытым. Сделали? И что вы видите закрытым глазом? Ничего. Пустоту. Вот ее-то и видят слепые, и как жить с этой пустотой? Вы-то взяли и открыли глаз, а каково тому, к кому эта пустота пришла навсегда?
Вот такая она, эта штука депривация – потеря зрения.
И хорошо, если рядом есть кто может душой обогреть, советом, делом помочь, книгу почитать, одеть, накормить. Да, боже мой, всё, тому, кто рядом, нужно делать всё, когда это еще потерявший зрение сможет преодолеть свою немощь. Но в любом случае жизнь берет свое, и рано или поздно, а посттравматический синдром может длиться и несколько месяцев, и несколько лет, и рано или поздно человек возвращается к людям, к жизни, и нужно учиться жить по-новому, учиться жить новой жизнью от мелочей, как отрезать кусок хлеба, до глобального – переосмысления себя, своего места в мире, да и самого мира тоже, учиться познавать, видеть мир, не видя его. И кто-то смирится и так и остается в своем тихом замкнутом мирке, а кто-то, кого жалит и мешает покоиться в этом мирке гвоздь в одном месте, предпочтет иное, и этот ужаленный, этот гвозданутый жаждой жизни, он найдет в себе силы и сделает этот первый и, возможно, самый важный шаг в своей жизни – шаг из убогого, жалкого мирка в жизнь! И добьется своего, и наполнит эту самую жизнь победами маленькими и большими, достижениями и свершениями, радостью открытий и уверенности в себе! Потому что они любят друг друга – он любит жизнь, а она его, и любит он жизнь так, как ее нужно любить, а она любит смелых!
– Да-а, что можешь, то можешь! И жути-то жути напустил, чувствуется старая школа, иеремиаду, депривацию приплел, в риторику пустился – есть ли у ужаса предел? Скажи честно: «предел» у Волошина стянул?
– А, это опять ты.
– Я, мой любезный друг Гаврилов. Ужасом, поди, всех читателей распугал и что дальше думаешь делать, как назад собирать будешь?
– Буду рассказывать, как люди, поистине, совершая подвиг, обретают новую жизнь и, порой эта жизнь становится ничем не хуже прежней.
– Любопытно. Только давай поменьше громких слов.
– Любопытно? Тогда не мешай.
Да, сознаюсь, «предел ужаса» у Волошина взял и на этом с ужасами заканчиваю, но сомнения, они не покидают меня – а так ли интересны мои исследования? Сомнения. Давлю их, мешают они мне, тормозят, не дают взять разбег, чтобы оторваться от земли и испытать радость экстаза полета мысли.
Но не хочу, никак не хочу оставлять вас со своими мерихлюндиями, и, если я все-таки вверг вас в их пучину, давайте вспомним светлой памяти Высоцкого Владимира Семеновича и «сомнения в себе истребим», и примем это как руководство к действию. К высшей мере демонов сомненья! Пинком под зад дум отчаянье! Разберемся мы с ними – и с думами, и с демонами, и с жизнью незрячих людей тоже разберемся! Может, хотя бы только для того, чтобы разобраться в своей и понять, и найти путь и призвание, ведь призвали же для чего-то каждого из нас сюда, на эту Землю, в этот мир?
– Все? Закончил? Похныкал в жилетку, потом в патетику! Призвание! Путь!
– Достала ты меня! Черт с тобой, давай шкуру!
– Какую шкуру?
– Слепого!
– Прямо сейчас, на ночь глядя?
– А что уже ночь?
– Еще ночь, но скоро утро!
– Ого, засиделся я, заработался, значит, бесов сомненья будем завтра изгонять. И с самого утра!
Утро вечера мудренее, только вечер тоже не дурак и со счетов его сбрасывать не нужно. С вечера решил, начну день, как всегда, только с завязанными глазами, как будто ослеп. Приготовил повязку для глаз, завел будильник на «5», чтобы хоть как-то получить эффект неожиданности, и чтобы темнота была погуще. Будильник, зараза, заревел, а я будто и не спал вовсе, и толком не проснувшись, не открывая глаз, завязал их, да потуже, чтобы все было честно, без подгляда.
Всё! Вот она слепота. Добро пожаловать в ад, г-н Гаврилов!
Тапки я нашел без труда – спустил ноги с кровати и нащупал. И поздравил себя с первой победой. С возрастом мы обрастаем привычками, и не всегда плохими, у меня – это первым делом заправить постель, вторым постоять под душем, на третье, на десерт – кофе.
Постель, когда просыпаюсь один, всегда заправляю сразу, и поскольку еще не успел проснуться, то все движения, все действия происходили сами собой – на автомате. Чувства страха, потерянности не было, может оттого, что не совсем проснулся и был у себя дома, в привычной обстановке, а не в кафе, и была четкая задача: заправить постель. Я слышал, что у людей бывает зрительная память, но не догадывался, что она есть и у меня, а она проснулась, правда не сразу, и я каким-то вторым зрением, как бы со стороны видел себя, кровать, пространство вокруг нее, и почему-то в неярких, серых тонах. Я повернулся лицом к кровати, нагнулся, нащупал край простыни, подтянул, расправил, подоткнул, повторяю, все это я видел внутренним взором и делал автоматически, нащупал подушку, взбил, положил на место, тоже проделал с другой. И с одеялом проблем не возникло, нашел край, также наощупь нашел длинную сторону, взмахнул и опустил. Далее, нащупав голенью край кровати, не разгибаясь, двинулся вдоль нее, расправляя одеяло. То, что голенью нужно найти край кровати пришло само, я не думал, не говорил себе: «Чтобы заправить постель, тебе нужно подойти вплотную к кровати, приставить голень ноги к ее краю и двигаться дальше вдоль нее, контролируя передвижение голенью то одной, то другой ноги, и тогда у тебя все получится». Этого не было, как не было и дискомфорта. Я уже проснулся, но страха не было по-прежнему, наверно оттого, что поставил себе задачу, сосредоточился и хорошо знал, представлял, где что находится. Я знал, что на пуфе возле кровати лежит покрывало, потому что вечером положил его туда. Пуф легко нашелся, не составило труда взять покрывало, расправить, взмахнуть им так же, как одеялом, и опустить, и так же, как если бы у меня не было повязки на глазах, выверенными движениями расправить. Всё! С постелью всё! Не скажу, что это отняло много времени, нет, поскольку все делалось на автомате, подсознательно и ничего нового в этом для меня не было.
Дальше мне предстояло одеться, и здесь я должен описать свое жилище. Случилось так, что мои приятели, люди состоятельные, решили, что им будет лучше жить за границей, но люди они не только состоятельные, но и осмотрительные – а вдруг не поживется на чужбине, и рубить концы и все авуары туда перетаскивать не стали, а если вдруг придется возвращаться, оставили двухэтажный домишко в совсем неплохом месте наших субтропиков. Этот домишко они сдали мне, с условием блюсти чистоту и порядок, оплачивать коммуналку и кормить собачку. Собачонка была простой дворняжкой, девочкой, довольно симпатичной и сообразительной, звали ее Билли. Хозяин болел джазом и назвал ее в честь Билли Холидей. При доме был небольшой дворик и сад, там Билли и жила, и мы с ней очень даже неплохо ладили.
Итак, Билли жила в саду, а я в двухэтажном доме. На втором этаже было несколько комнат, ненужные я закрыл, а пользовался спальней и кабинетом. Чего еще желать – меблировка вся, какая нужно: посреди спальни кровать, с обеих сторон по тумбе у изголовья, были пуф возле зеркала, зеркало на стене, под зеркалом консоль, у другой стены большой шкаф и дверь, за дверью через пустой холл с ковром на полу – кабинет. С кабинетом сложнее, с кабинета все и началось. Сложилось так: сплю я в спальне, и это правильно, а раздеваюсь и оставляю одежду в кабинете, наверно, это неправильно, но вот как-то так повелось.
Но напомню, что я еще находился в спальне и, вытянув левую руку вперед, это тоже пришло само, я даже не думал об этом, и не так чтобы уж сильно медленно и осторожно двинулся вперед, отошел от кровати, сделал пару шагов – ага, вот он шкаф. Веду рукой вдоль шкафа и иду, и еще ощупываю пол, т.е. как бы скольжу ногами, это тоже выработалось само. Шкаф большой, медленно иду вдоль него. Стоп! Закончился шкаф, поворачиваю налево – вот она дверь. Очень хорошо! Той же рукой нащупал стену, расслабился, холл-то пустой, прибавил шаг и тут же со всего маху прилип лбом к торцу кабинетной двери… Искры из глаз! Больно! Обидно! Но сам виноват, не учел, что дверь может быть открыта, рукой нащупать я ее не мог, рука шла вдоль стены, вот и припечатался!
Но! Но повязки не сорвал и матерился недолго, на кого ругаться-то – на себя? Потирая лоб одной рукой, не прекращая ощупывать второй, я ступил в кабинет, миновал стеллажи, у входа по обеим сторонам стеллажи с хозяйской библиотекой, за что ему отдельное спасибо, следом за стеллажами, у левой стены, небольшой кабинетный диван, напротив дивана стол с компьютером. Джинсы и футболка лежали на диване. И диван, и одежду я нашел особо не трудясь, футболку надел правильно, не задом наперед – на воротнике нащупал бирку, по ней и определил, где перед, где зад, а джинсы, господа, по-другому никак не наденешь, только правильно – пуговицу в петлю, молнию вверх – и всё! На штурм! Вперед!.. И опять лбом! Да, твою maman!
Мольберт – хороший, двухсторонний, т.е. холсты с обеих сторон можно ставить, из бука, тяжелый, на колесах, поэтому и не упал – покатился, а у меня снова искры из глаз и слезы, и снова больно и обидно!
Хозяин иногда баловался с мольбертом, и я решил его не убирать, вдруг когда-нибудь озарит. На такой случай поставил чистый холст и при осмотре моих хором каждая новая гостья с трепетом восхищения выдыхала: «Вы художник?» И этот вопрос открывал мне поистине безграничные горизонты для фантазий и импровизаций, после чего следовал непременный осмотр спальни.
Мольберт! Он был первым шагом, увертюрой к симфониям сладострастия, наслаждения и упоительного блаженства! Я простил ему и слезы, и искры из глаз, но после такой неожиданной встречи осторожность стала брать верх над нахальством, ведь меня ждала лестница и спуск на первый этаж, и перспектива скатиться по ней с повязкой на глазах. А с лестницы скатился, глядишь, уже и повязочку снимать не надо – другие снимут с хладного тела. Но холл я миновал спокойно, рука сама нашла, ухватилась за перила, может оттого, что внутренним взором я представлял себе холл. Спуск не принес неожиданностей и холл первого этажа я преодолел так же уверенно, никуда не заехал, ничего не снес. Сразу за холлом следует кухня, и чтобы то, что произошло дальше, стало более понятно, нужно вам и кухню хотя бы приблизительно описать. Кухня – это, скорее, не кухня, а гостиная – размер больше соответствует гостиной, но я ее для удобства зову кухней. Слева, как войдешь, вдоль стены, на всю длину гарнитур с тумбами, мойкой, газовой плитой, посудомоем и пр., над ними подвесные шкафы со всякой утварью и в том числе кофе и чаем. От кофе я решил отказаться и обойтись чаем.
Чай, казалось бы, что проще? А не тут-то было! Заварку и чайник-заварник я нашел легко – хорошо, когда все знает свое место. Бросить заварку в чайник – да тоже легко, проще простого – открыл банку с чаем, взял щепотку и бросил в заварник.
С чайником, в котором воду кипячу, все пошло не так, вернее, сначала так, потом не так – сикось-накось вот как. Чайник у меня со свистком, это удобно, он стоял тут же на газовой плите, но в него же надо воды налить. Пожалуйста, вот она вода – в пятилитровой бутылке под раковиной. Открыл дверцу под мойкой, достал бутыль, нащупал пробку, открутил, стал наливать в чайник, и будьте любезны, получите и распишитесь! Не рассчитал движение, бутылка крутанулась и полилась водичка! В чайник немного попало и на меня немного, на пол много! На полу ламинат и воду нужно, как можно скорее вытереть – хозяйка предупредила. Где тряпка лежит я знаю, но пока тряпку найдешь по всей кухне воду растащишь, и пока вытрешь, сколько времени пройдет! Принимаю решение: под плитой на ручке духовки висит полотенце, им я и вытру пол. Левой рукой буду нащупывать, где вода, правой вытирать, выжимать полотенце буду в раковину, все равно там ничего еще нет и пол у меня чистый. Вот так все просчитал и сначала все шло, как задумал: взял полотенце, на корточки опустился, воду нашел, стал собирать и отлично дело пошло! Но пора уже и полотенце выжимать, резко выпрямляюсь и головой прямой наводкой в низ столешницы – крышки стола! Чуть все чашки-ложки не опрокинул! И опять головой! У-у-у! – это я от боли. Ох, и резкий же я парень, и везет же мне сегодня на голову, и с самого утра! Вот такая пруха, не жизнь, а полный…диксиленд!