Ирина. Путь к себе

Через несколько минут на столе были фрукты, сладости, бутылка вина, и Света принялась орудовать штопором. Девушки расспросили меня о доме, о

работе, а захмелев, стали неприлично дурачиться друг с другом. Притворно

рассерженная Изольда Андреевна отправила их отдыхать.

– Как тебе девочки? – спросила она. – Ты догадываешься, чем они сейчас занимаются? Я приму душ, а ты полюбуйся… Появится желание, присоединимся.

С этими словами она провела меня в спальню, усадила в кресло и вышла.

Я застыла в изумлении – спальня преобразилась… На широкой кровати, покрытой алым шелком с черными разводами, среди разбросанных подушек переплелись белые девичьи тела. Солнце, сквозь волны золотистого тюля преломлялось в многочисленных осколках зеркал, на части стены и потолка, сказочно расцвечивая происходящее.

«Это спектакль», – подумалось мне… Но сладкие стоны ласкающихся Светы и Алены, откровенные их позы, отраженные фрагментами в зеркалах, заставляли верить в реальность. Я закрыла глаза, и мне безумно захотелось быть на этой кровати – не с ними, а с кем-то похожим на К.В.… Стоны усилились, но волнующее очарование исчезло, и я спокойно разглядывала заходящихся в экстазе девушек. Сообразив, что может войти Изольда Андреевна, вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.

Она стояла на пороге ванной, свежая, красивая, выжидающе глядя на меня.

– Изольда Андреевна, можно я пойду?

– Конечно, Ирочка… А как там девочки?

– Красиво…

– Ну, вот и славненько, я иду к ним. В субботу платье будет готово. Приходи, может и стесняться перестанешь…

Во вторник меня вызвали на телефонные переговоры. Сестра, волнуясь, просила срочно приехать домой: ее Ваню от военкомата отправляют за границу, и в субботу у них свадьба. С заявлением на отпуск за свой счет я побежала к директору. В приемной, Изольда Андреевна заставила переписать заявление – вместо трех дней на десять, сама подписала его у директора и пожелала мне хорошего отдыха. Через час я была на автовокзале, а поздно вечером обнимала зареванную, счастливо-несчастную сестру.

На следующий день, улучив момент, мама принялась мне выговаривать:

– Нехорошо получается… Младшая сестра выходит замуж, а старшая засиделась в девках. Время-то уходит, и женихи есть хорошие. Недавно вернулся из армии Слава Бобров – такой видный парень! Как встретимся, только про тебя и спрашивает.

– Это Славик-то, как же, помню, помню… Он еще в третьем классе мой

портфель таскал и всё время торчал рядом, надоедая. А когда провожали в армию, напился и на коленях торжественно объяснялся в любви. Мы так хохотали…

Сердито хлопнув дверью, она вышла.

Началась предсвадебная суета, а вечером появился Слава, повзрослевший и возмужавший. Держался он с большим достоинством, даже хотелось назвать его по имени отчеству – Вячеслав Михайлович, и я сказала ему об этом. Он обиделся:

– Всегда ты надо мной смеялась, – но держаться стал свободнее.

Мы уединились в беседке. Искренне сопереживая моим проблемам, он рассказывал про службу, на которой оставался сверхсрочно, и делился планами на будущее.

Свадьба прошла весело. Слава по-соседски помогал во всем, стараясь быть поближе ко мне. Это заметили и шутливо прочили вскоре еще одну… Мне нравились его ухаживания, однако, никаких чувств, кроме благодарности, не возникало.

В понедельник я зашла за справкой в институт и встретила однокурсника – Виталика Левина. Его и Диму Рогова по распределению оставили в городе. Дима – круглый отличник и серьезный, положительный парень, несмотря на то, что папа его видный партийный начальник, а Виталик – беспечный и успешный поклонник Эроса. Сплетничали, что Ангелина Валерьевна, заведующая кафедрой иностранных языков, – его любовница. На втором курсе он пытался и меня «закадрить», но быстро понял, что это пустая трата времени, а, по его установкам, «время – это жизнь, а жизнь – это любовь».

Он обрадовался, так как никого из наших давно не встречал, и подождал меня в вестибюле. Общаться с ним всегда было легко и просто, а улыбчивая влюбленность, которой он одаривал всех девушек, сейчас казалась мне искренней и приятной. Мы шли, вспоминая однокурсников, и вдруг Виталик спросил:

– Ира, что с тобой случилось? Какая благодать на тебя снизошла? Ты совсем другая…

Понимая, о чем он… и не зная, откуда это во мне, я смотрела на него, ощущая в своем взгляде и ласку, и обещание, и что-то похожее на коварство.

После небольшого замешательства он сообщил, что в субботу Дима отмечает свой день рождения, будут интересные люди, и мы, конечно же, приглашены…

Через день мы встретились, чтобы выбрать подарок, потом сидели в ресторане и Виталик включил все свое обаяние, стараясь очаровать меня и сблизиться. Не сразу отстраняясь от нескромных прикосновений и не уходя от щекотливых тем с эротическим уклоном, я как бы шла навстречу его намерениям, первый раз в жизни так общаясь с парнем, и это было необычно и увлекательно. На улице он завел разговор о друзьях-геологах, доверивших ему ключи от квартиры. Не дослушав описания ожидающего нас сказочного вечера, я поощрительно кивнула:

– До субботы, – и запрыгнула в отъезжавший автобус.

Пожилая супружеская пара, сидевшая напротив, с любопытством посматривала на меня – загадочную и мечтательную…

Чтобы не сердить маму, которой Слава очень нравился, вечерами я поила его чаем, болтая обо всем и ни о чем. Он внимательно слушал и, принимая гостеприимство за симпатию, попытался объясниться, но я не позволила – он был мне безразличен.

Следующим вечером его долго не было, я даже выходила посмотреть, за калитку, а заметив понимающую улыбку мамы, – разозлилась и, когда Слава пришел, вела себя так, что он начал извиняться, не понимая, в чём виноват.

В кафе, где проходил вечер, Виталик общался со мной нарочито вольно, словно с любовницей. Мне это не нравилось, но не уходить же было… Я пользовалась успехом и, веселясь и флиртуя, удивлялась своей раскрепощенности. Виталик не отходил ни на шаг, умело ограждая от галантных кавалеров, да и дамы их не дремали… Вечер переходил в ночь, отношения становились свободнее, и, заметив, как он жмурится на меня, словно кот мартовский, я заявила, что мне пора. Дима, несмотря на возражения друга, вызвал такси и попросил его доставить меня домой. В машине он утешился, дав волю рукам, и это оказалось настолько приятно, что не было сил противиться.

Возле дома свет фар выхватил сидевшего на скамейке Славу. Я попросила Виталика побыстрее уехать и подошла к надоедливому поклоннику.

– Мы же договорились, что ты придешь завтра проводить меня. Следишь, что ли?

Он смотрел глазами больной собаки и, чтобы скрыть свое перевозбуждение, сердито фыркнув, я ушла домой.

Утром, на вокзале, Слава выглядел таким несчастным, что я пожалела его и, прощаясь, поцеловала…

Уже на второй день после возвращения хотелось выть белугой от этой беспросветной жизни. Изольда Андреевна, к которой я забежала поблагодарить за отпуск, благосклонно выслушала меня и пригласила зайти вечером за платьем.

На примерке, слушая ее комплименты, я расплакалась…

– Что с тобой, Ирочка?-встревожилась она.

Сквозь слезы я стала жаловаться, что маяться мне здесь еще два года и, кроме как переспать, никому-то я не нужна, даже в этом платье… Изольда Андреевна утешала меня, жалея. Когда я успокоилась и рассказала про отпуск в подробностях, она сказала:

– Замуж тебе надо, девочка моя, пока не съехала с катушек.

– За кого, Изольда Андреевна… – опять заплакала я, ничего не поняв про катушки.

– Вот в этом я тебе не советчица – Боже упаси.

Размышляя над ее словами, я всё чаще вспоминала Славу…

***

Как по заказу, пришло письмо от мамы, в котором она ругала меня на чем свет стоит за то, что не вижу своего счастья, а парень сохнет и собирается уехать, куда глаза глядят, от такой несчастной любви. Было смешно представлять этого здоровяка высохшим в былинку, а вот то, что он может уехать, мне не понравилось… Подумав, я написала маме, что тронута ее заботой о Вячеславе, только мне он ничего не говорил и не предлагал, а если так страдает, мог бы и приехать, глянуть хоть одним глазком на любимую. Письмо ушло во вторник, а в субботу появился Слава, совсем не высохший, но виноватый, извиняясь, что затруднил      меня своим приездом.

Что было в этом городишке замечательного, так это парк с большим озером и лодочной станцией. Мне давно хотелось покататься на лодке, но одна не решалась, поэтому, даже не раздумывая, надела купальник и потащила Славу на озеро. Бахвалясь мускулатурой, он легко управлялся с веслами, но когда я снимала сарафан, засмотрелся, и лодка чуть не перевернулась из-за промчавшегося рядом катера.

Наплававшись вволю, мы пошли на автовокзал узнать расписание рейсов. Оказалось – последний автобус уже ушел. По смущенному виду ухажера я догадалась, что он знал об этом, и с напускной серьезностью заявила:

– Придется тебе ночевать в парке на скамейке, – но в общежитии сжалилась и попросила комендантшу приютить запоздалого гостя.

«Уж тебе-то, наша отшельница, пойти навстречу можно…» – поощрительно улыбнулась она, забрала его паспорт и дала ключи от комнаты напротив моей.

Мы отдохнули и отправились на местный «бродвей», где по вечерам гуляли приличные горожане, и они, даже незнакомые, приветливо здоровались с нами. Я с удовольствием отметила про себя, что неплохо смотрюсь рядом с этим сильным, мужественным парнем. Проходя мимо ресторана, откуда призывно доносилась музыка, я приостановилась и насмешливо предложила.

– Может зайдем? У меня и деньги есть.

– Конечно, – сконфузился Слава, – я сам собирался пригласить тебя…

За столиком я окончательно вошла в роль и спросила:

– Интересно очень, зачем ты пожаловал? – ожидая, что он в смущении чуть ли не спрячется под стол.

Но он, глядя мне в глаза, спокойно сказал:

– Ира, я прошу тебя стать моей женой.

Тут уже я чуть не упала со стула и хотела отшутиться, но он продолжил:

– Ты согласна?

– А можно мне немножко подумать? – я все еще пыталась шутить.

– Можно. Два часа.

– И что потом?

– Если – «нет», уеду на попутках, – он отвернулся…

В растерянности я смотрела на его волевой профиль, не зная, что сказать. Зазвучала музыка, и я предложила:

– Давай потанцуем.

Мы топтались на месте, Слава, казалось, не понимал, что происходит, но вдруг, поймал такт и красиво повел меня, кружась. Музыканты сыграли несколько мелодий, похоже, специально для нас, и мы то двигались, плавно покачиваясь, то кружились в упоении. Я смотрела на него, не узнавая, – куда подевалось его обычное степенное достоинство, он улыбался как мальчишка, глядя на меня влюбленными глазами…

За столиком, отдышавшись, я поинтересовалась:

– Где ты научился так танцевать?

И он весело и образно рассказал, как жена замполита от нечего делать организовала в части танцевальный кружок, приглашая на занятия девчонок

из городка. От желающих обучаться не было отбоя, но замполит разрешил заниматься танцами только отличникам боевой и политической подготовки.

Ясное дело – Слава был в их числе, и они выступали даже в Доме культуры гарнизона. А закончилось всё тем, что жена замполита сбежала с лучшим танцором, москвичом, когда тот демобилизовался. Замполит, пытаясь покончить с жизнью, отстрелил себе ухо, уволился из армии и стал председателем колхоза, в который их гоняли убирать картошку.

Я слушала, оценивающе разглядывая его уже как жениха, и он мне нравился.

– Ты решила? – Слава снова был серьезен.

– Не совсем… Давай поговорим, время у нас есть.

Мы проговорили почти до утра. Выяснилось, что всё предусмотрено и предстоящие расходы на свадьбу он брал на себя. Уже светало, когда я выпроводила его, явно желающего остаться…

Днем, на автовокзале, он осмелился и обнял меня.

– Так ты согласна?

Я ответила утвердительно и пообещала приехать к следующим выходным, чтобы подать заявление в ЗАГС. Он стоял на ступеньках отъезжающего автобуса, не давая закрыться дверцам, и весь светился, улыбаясь мне… Неделя прошла как в тумане, а в пятницу вечером, уже дома, я отглаживала свое новое платье.

В субботу днем мы подали заявление, и Слава заказал в ресторане два столика, желая отметить помолвку. Было ощущение, что он старается проафишировать предстоящее событие. Все приглашенные немного знали друг друга и чувствовали себя свободно. Мое платье вызвало у девчонок легкий шок и зависть, а восхищенные взгляды парней были красноречивее любых слов. То и дело приглашая танцевать, Слава решительно пресекал попытки других даже просто полюбезничать со мной. Делалось это довольно примитивно и я вспомнила обходительных кавалеров на юбилее у Димы, сожалея, что невозможно хоть на минутку в этом платье перенестись туда…

Через три недели, получив положенный отпуск, я вернулась готовиться к свадьбе. Справляли её как положено, с разными затеями, весело и шумно, но от ощущения чего-то несбывшегося выглядела я, наверное, не очень-то счастливой. Веселье постепенно затихало, и про молодоженов уже почти забыли. Слава до боли сжал мою руку.

– Пойдем.

В наступающих сумерках, под напутственные возгласы и пожелания мы направились к его дому. Родители, похоже, сознательно не спешили покинуть застолье, и в полумрачной тишине комнаты призывно белела разобранная постель.

Только здесь он отпустил меня, собираясь включить свет.

– Не надо… – прошептала я.

Нервная дрожь прерывала дыхание, я судорожно вцепилась в плечи мужа. Трясущимися руками он попытался расстегнуть пуговицы свадебного платья – они не поддавались… Разрывая до пояса, он спустил его на пол, одним движением сорвал бюстгальтер и припал к груди, жадно ее лаская. Страшась этого безумия, я стояла ни жива ни мертва… Он уронил меня на кровать, и уже не было ничего, кроме тяжести и боли… Через несколько минут он затих, лежа на мне, раздавленной этой тяжестью.

Потом, утирая мои слезы, уверял, что первый раз всегда так… Прикосновения его были мне неприятны, и, свернувшись под одеялом, я тихо плакала. Утром он не позволил убрать испачканные кровью простыни – сказал, что это должна увидеть мама.

Свадьба продолжалась, и пришлось идти к гостям, которые встретили нас двусмысленными шутками и поздравлениями. Слава был очень внимателен и нежен, но, временно забываясь в общем веселье, я со страхом

ждала предстоящей ночи. И она наступила…

Прикрыв дверь комнаты, он в нетерпении стал раздевать меня.

– Слава, пожалуйста, не надо сегодня, – просила я.

Он ничего не слышал… и ночью опять и опять принимался за это.

Утром я взмолилась.

– Мне плохо, Слава, не надо так часто.

– Чем чаще мы будем заниматься любовью, тем быстрее тебе будет хорошо, – убежденно заявил он.

Каждую ночь и даже днем, если ему удавалось заманить меня в комнату, он делал свое дело.

На улице, знакомые поздравляли нас с медовым месяцем и, ненавидя его самодовольную физиономию, я вымученно улыбалась. Только свекровь, Екатерина Семеновна, жалела меня. Я слышала, как, упоминая мое имя, она ругала его в своей комнате, а он раздраженно оправдывался. Но ничего не менялось… Когда в очередной раз, утром, он полез ко мне, я стала сопротивляться. Заламывая руки, он молча снасильничал, накрыл меня, рыдающую, подушкой и вышел.

***

В полном отчаянии, сознавая, что так не должно быть, и не зная, как же должно, я сидела на крыльце родительского дома, жалуясь притулившейся рядом собаке на свою судьбу. Подошла мама и, как в детстве, ласково погладила по голове, успокаивая:

– Всё наладится, доченька…

Стукнув калиткой, влетела сестра – после свадьбы она жила у родителей мужа, и мы почти не виделись. Расхаживая перед крыльцом, она весело тараторила о чем-то и вдруг, умолкнув, спросила:

– Что с тобой, Ира? На тебе лица нет!

Сглатывая слезы, тихо, чтобы не слышала мама, я рассказала ей обо всем. Она удивилась:

– А нам с Ваней было так хорошо… Он у меня такой ласковый и нежный, – и, оглянувшись на маму, прошептала, – мы ведь стали спать с ним еще до свадьбы. Он пишет, что я снюсь ему каждую ночь. Слушай, – оживилась она, – у его сестры тоже были какие-то проблемы. Они с мужем ходили к сексопатологу, в этом же ЗАГСе, и у них всё наладилось… Может, вам сходить?

– Он не пойдет.

– А ты попробуй уговорить или сходи одна. Попытка – не пытка.

Поговорив с матерью, сестра ушла, а я подумала: «Действительно, если сидеть и плакать, то ничего не изменится…», – переоделась и пошла на автобусную остановку.

В ЗАГСе мне объяснили, как пройти к нужному кабинету. Врач, пожилой мужчина, предложил поделиться проблемами как можно откровеннее. Я заговорила, стыдясь и запинаясь. Видя мое смущение, он наводящими вопросами быстро все прояснил и спросил:

– Как думаете, имеете вы влияние на мужа?

– Наверное, имею, – ответила я не совсем уверенно.

– Ну, вот и прекрасно, считаю, что всё поправимо. Только я обязательно должен с ним поговорить. Сможете придти завтра?

– Постараемся…

– Хорошо, жду вас в десять часов.

Слава встретил меня в смятении.

– Ты где была? Я весь изнервничался…

– Я была у врача, сексопатолога, завтра мы пойдем к нему вместе, – я говорила спокойно и решительно.

Он опешил.

– К врачу? Сексопатологу? Что я там забыл?

Вспомнив, как он мучил меня, я выговорила со злостью:

– Сейчас я ухожу к родителям. Если завтра в девять утра тебя не будет на остановке, я никогда не вернусь.

Вечером, чтобы не слышать нравоучений мамы, я сразу ушла в свою комнату и первую ночь спала спокойно.

С небольшим опозданием, уверенная, что Слава уже там, я подходила к остановке. Он стоял, сумрачно разглядывая свои ботинки, и за всю дорогу мы не обмолвились ни словом.

После разговора с ним, доктор пригласил в кабинет и меня.

– Ирина, мы с Вячеславом договорились: ровно два месяца он будет заниматься с вами любовью строго один раз в неделю. Любовью, а не сексом, – повторил доктор, – ласково и нежно. Он обещает держать себя в руках и не обижать вас. Думаю, у него получится, потому что любит… Когда вы снова придете ко мне, мы поговорим о более интересных вещах.

Всю обратную дорогу Слава виновато поглядывал на меня, а перед своим домом взял за руку и тихонько потянул к калитке. Стоявшая на крыльце Екатерина Семеновна приветливо смотрела на нас…

На ночь он разложил кресло; торчавшие из-под короткого одеяла ноги меня смешили… Я чуть было не позвала его к себе, но одумалась. На следующий день, собрав необходимые документы, уехала оформлять увольнение, и с помощью Изольды Андреевны все прошло быстро и гладко.

По просьбе мужа устраиваться на работу не спешила: днем помогала Екатерине Семеновне по хозяйству, а по вечерам и в выходные мы со Славой ходили в гости, в кино или все вместе сидели у телевизора.

Установки врача Слава добросовестно выполнял, хотя ограничения давались ему непросто. Он стал уговаривать меня на дополнительные эротические игры, заниматься которыми доктор якобы настоятельно ему советовал. В благодарность за его послушание я согласилась, и оказалось, что это даже приятно…

Через два месяца, руководствуясь смутными соображениями и сомнениями, к сексопатологу я пошла одна. Довольный, что его рекомендации выполняются, он просвещал меня интимными подробностями половой жизни. Сначала я смущалась, но, благодаря его доброжелательности, осмелела и уже сама задавала нескромные вопросы…

В конце беседы он сказал, что полноценному сексу очень мешает страх забеременеть, дал адрес специалиста по контрацепции и записал на прием мужа.

В назначенное время, проводив Славу до кабинета, я отправилась по адресу, который дал мне Борис Абрамович – так звали доктора. Дверь открыла приветливая женщина и, выяснив, от кого я и по какому поводу, пригласила в комнату, оборудованную под гинекологический кабинет. Было страшновато, но когда она, ласково разговаривая, посмотрела меня, я успокоилась. После осмотра Наталья Борисовна сказала, что никаких противопоказаний нет и можно поставить спираль, лучше золотую, разъяснив все тонкости и последствия этой несложной процедуры. Услышав, сколько это стоит, я замялась в нерешительности… Но, когда она уточнила, что в эту сумму входят регулярные осмотры и консультации – согласилась.

Слава, с подачи врача, ушел в поиски литературы эротического содержания, вовлекая меня в практические занятия. Я не очень-то противилась – все-таки муж. Однако, давалось это нелегко: накачанная «железяками», атлетическая его фигура должна была, наверное, вызывать восхищение и желание, но почему-то не вызывала…

Я мучилась, не понимая, что же мне нужно.

***

В воскресенье, гуляя по городу, мы встретили компанию во главе с Виталиком. Они направлялись во Дворец искусств на выставку местного художника и уговорили нас присоединиться. Выставка мне понравилась, особенно выразительными казались эскизы и наброски, я подолгу вглядывалась в них, чувствуя живую натуру.

Позже, в кафе, обсуждая увиденное, мы, наверное, по-дилетантски, горячо спорили… Слава чувствовал себя явно не в своей тарелке: пытаясь что-то сказать, говорил глупости, вызывавшие общее недоумение. Мне было жаль его, и я старалась перевести разговор на другие, более житейские темы.

В гардеробной Виталик выбрал момент когда нас не было видно и приобнял меня чуть ниже талии – я не отстранилась…

– Позвони, – шепнул он, опуская в карман моего плаща записку.

Мы шли к остановке, и, вдруг, внезапно вернувшееся ощущение руки Виталика на бедрах затруднило дыхание… Сжимая в кулаке записку, я уже точно знала, что позвоню.

Два дня, глядя на телефон, мучилась, не решаясь…

Он словно ждал моего звонка, и голос, умолявший: «В любой день, в любое время, пожалуйста…» – привел меня в смятение.

– Хорошо, завтра в тринадцать десять на остановке возле института, – не справившись с волнением, я выронила трубку.

Вечером, сказавшись больной, попросила мужа лечь отдельно: мне не хотелось ощущать его рядом. Спала очень беспокойно, то забываясь в сладком томлении, то просыпаясь в тревоге… На работе, как ни старалась, из-за накатывающей временами нервозности так и не смогла ни на чем сосредоточиться, а после обеда, с разрешения начальства, ушла.

Возле остановки, открыв дверцу притормозившего такси, меня окликнул Виталик. Плавное покачивание машины, горячая рука, тихо перебиравшая мои пальцы, лишали остатков воли… В квартире, помогая снять плащ, он мягко привлек меня к себе и под его ладонями я ощутила полную свою обнаженность…

– Вино, коньяк? – он подошел к мини-бару.

От волнения я не могла говорить, только отрицательно качала головой. Он бережно обнял меня и, медленно раздевая, шептал что-то ласковое… я обмирала в ожидании… Ласки становились откровеннее, руки, то нежные, то грубые, принуждали к подчинению, а переплетенность горячих тел сводила с ума, и сквозь сладостную дрожь слышалось благодарно-восхищенное: «Какая ты…»

Приятно щекочущие грудь влажные теплые губы вернули меня в успокоенность полутемной комнаты.

– Когда мы встретимся? – нарушил тишину его голос.

– Не знаю… Вечерами и в выходные я не могу, а с работы не отпустят.

– Ладно, у меня есть знакомый доктор – мы что-нибудь придумаем.

Прощаясь, он гладил мои волосы и так нежно целовал, что я, слабея, через силу оторвалась от него…

Через день он вручил мне врачебное направление на длительный комплекс сложных процедур по растяжке позвоночника. Начальник, внимательно прочитав его, с явным неудовольствием разрешил каждую среду после обеда уходить на лечение. Проблемами со здоровьем я

поделилась с мужем, показала направление и позволила близость только

по воскресеньям, очень аккуратно.

По воскресеньям, стараясь не чувствовать его прикосновений, я грезила о Виталике… а по средам грезы превращались в реальность.

***

К концу второго месяца наступило легкое пресыщение. Мы уже не сплетались жадно в беспамятстве страсти, а больше дурачились, изобретая новые способы эротического наслаждения. Если вначале я иногда с тоской думала, что скоро всё закончится, то сейчас это воспринималось спокойно, и даже в постели, обнаженные, мы разговаривали уже не как любовники, а как хорошие друзья. Зная Виталика, я предполагала, что он поглядывает на новые объекты, но почему-то меня это не задевало, и в душе я отпускала его, благодарная за то, что было. Наверное, и он, чувствуя что-то похожее, завел разговор о Диме, который, узнав, что мы встречаемся, завидует другу.

В институте на меня многие обращали внимание, и Дима в том числе, но в отличие от других, старавшихся реализовать намерения, он даже не пытался… Девчонок, желающих охмурить этого парня, завидного и по внешности, и по статусу, было предостаточно, но ни у кого с ним не ладилось. И я удивилась, услышав, что он уже год близко встречается с Верой – нашей однокурсницей. Очень посредственная во всём, она никогда ни на что не претендовала, зная свое место «на галерке».