Три мужа для Кизи. Книга 2

Камень 33-ий

Когда мы вернулись к выбранному ими месту, там нас ожидали не только фрукты, но и лепёшки, а так же ещё какие-то кушанья с рисом, на банановых листьях разложенные. Что-то, маковым семенем посыпанное. Какая-то зелень с полосками кокоса. Сладости. Ага, лист с горкой ладу, так любимых у младшего мужа, куда же без них.

Поллав поодаль осматривал барабаны, заботливо оглаживая натянутую кожу и их бока рукою, словно любимую женщину ласкал. И лицо у него при этом было спокойное. Непривычно было застать его таким.

– О, вернулись! – обернулся к нам Мохан. И лицо его вытянулось, когда приметил одежду и волосы у обоих мокрые. – Вдвоём, что ли, топились?!

Глава семьи всё-таки посмотрел на нас. Лицо у него стало непроницаемым. Впрочем, он притворился, будто осмотр музыкальных инструментов его интересует куда больше нас.

– Ого, сколько всего! – радостно сказал Садхир, восторженно оглядывая кушанья.

Или просто хотел младшего брата ободрить. Прежде чем пошёл относить вину на место. К ткани, разложенной на траве, возле старшего брата и его барабанов. А я к дереву подошла, чьи ветки были пониже, чтобы развесить одежды. Как раз около телеги.

Ещё присмотрелась, нету ли грязи на ветках, чтобы не запачкать. Рукою отряхнула ветки на всякий случай.

– Проверяешь, не было ли там обезьян?.. – насмешливо спросил глава семьи.

И шумно задышали где-то за мной. Кажется, младший из музыкантов обиделся на его шутку. Я, впрочем, промолчала. И с трудом сохранила на лице невозмутимость. Пусть братья шутят друг над другом. Им уже привычно. А я – новый человек в семье. Не следует мне с ними ссориться. Лучше притворюсь, что не расслышала. Тем более, что ладить мне надо научиться со всеми троими.

Осторожно одежды развесила, чтобы ничего не разорвать. Солнце всё выше поднимается. Быстро высохнут.

Отошла к телеге. Обернулась опять к простиранному. Ничего ли не упало?..

И едва удержалась от того, чтоб не отскочить от Мохана, который оказался возле меня, когда обернулась.

– Слушай, Кизи…. – пробурчал младший муж.

– Да, прабху? – робко спросила я, ожидая, что он хочет сказать.

Это он из-за брата рассердился? Извиниться хочет, что одурманить меня хотел? Досадует, что не вышло?..

Юноша было скривился, услышав почтительное обращение, но всё же по этому поводу умолчал. То ли при Поллаве требовать не будет, чтобы неприлично обращалась к нему по имени. То ли сейчас ему, рассерженному на насмешки брата и напоминание о его постыдной выходке, это обращение польстило. Или он больше досадует, что не вышло?.. Но что он в самом деле? Даже без колдовства я буду принадлежать ему каждую третью ночь.

Он долго-долго молчал, потом всё же поинтересовался:

– Если ты топиться ходила… почему ты сняла украшенья?

– Может, хватит уже об этом?! – рявкнул Поллав, свирепо посмотрев на нас. – Сглупила и сглупила. Хватит уже об этом.

– Но, всё-таки, почему?.. – не отставал от меня юноша, хотя и спросил тихо-тихо.

Хотя старший брат его, разумеется, услышал. Поморщился.

Робко ответила:

– Но… но было бы несправедливо уйти, взяв с собою украшения?

– Эти украшения мы купили для нашей жены! – мрачно прищурился старший муж. – Хотя бы натх и мангалсутру могла бы не снимать!

– Но… если бы я… всё же…

– Это, значит, такая забота о нас: утопиться, оставив наши подарки нам, – проворчал Мохан, не удержавшись.

Робко посмотрела на младшего мужа.

– Очень милый подарок: смотреть на них и вспоминать утопившуюся жену! Да ещё и утром после первой ночи! Ты… – юноша сжал кулаки. – Да и топилась бы сразу в них! Зачем нам о тебе помнить?! Мерзкая женщина!

Я могла вынести гнев и равнодушие Поллава, но глаза Мохана, полные ненависти – это было невыносимо. Упала на колени возле телеги. Мир помутнел на миг, глаза защипало. И по щекам поползли полоски слёз. Просто… что я ещё могла сделать?.. Хотя бы так показать, что чувствую себя виноватой. Надо было ещё сказать… но что сказать?.. И вправду они все старались заботиться о своей невесте и жене. А я… в первое же утро после ночи с мужем… да ещё и после главы семьи… ох!

Когда мир снова прояснился, я обнаружила присевшего напротив меня Мохана.

– Как ты могла так поступить со мной? – сердито спросил юноша.

Руку ко мне протянул – сжалась, но с места не сдвинулась – и осторожно погладил меня по щеке:

– Я думал, ты и правда… ушла… в реку. Ушла, чтобы больше не видеть нас. Чтобы больше не видеть меня. Что я не успел ничего сделать для тебя, чтобы ты хотела остаться со мною. И вообще… – юноша сердито куснул губу, но ладони с моего лица не убрал, да и бить меня не торопился. – Это ужасно: пережить потерю тех, к кому стремился и с кем хотел быть. Я уже почти всех потерял. И даже ты хотела сделать это со мной. Зачем?.. Терять близких ужасно! – поморщился. – Да даже чужих… они все лежали там…

От удивления плакать перестала. Он… его и вправду расстроило бы, если бы я умерла! Просто если бы я умерла. В то время, как его старшего брата больше волновала моя неблагодарность и то, что я посмела нарушить наш уговор, Мохана волновало, что я могла умереть.

Робко подняла взгляд на него. Взгляды наши встретились. И сердце забилось неровно. Он был так близко. Прикасался к моему лицу. Но ещё больше меня манили его глаза, непривычно серьёзные. Блеск его глаз.

Внезапный порыв ветра раздул пламя в костре, подняв его вверх. И вымел наружу горящую ветку. Швырнул её на нас, оказавшихся близко к огню.

Мохан среагировал мгновенно, обхватив меня и закрыв собой.

Я упала на спину. Он – сверху. Горящая ветка упала подле нас. Вспыхнула ткань с его пояса, перекинутая через левое плечо, его волосы. Я испуганно закричала. Юноша скатился с меня, оттолкнул меня что есть силы в бок, в сторону противоположную от ветки. А сам прокатился по земле, сбивая огонь. И по ветке, спиной и грудью, потому что меня оттолкнул в другую сторону.

Подскочивший к нам Поллав загреб земли, а Садхир оторвал накидку с брата, ухватив за ткань около огня. Пальцы обжог. Но край оставил на юноше, придерживающий его штаны, да конец остался, не задетый огнём, свисавший с другого бока. А Садхир ещё рукою волосы горящие перехватил, пальцы сжал. Поморщился, но не сразу выпустил волосы брата, потушенные своей рукой. Только когда те уже потухли, решился пальцы разжать и отступить в сторону. Мохан застыл на земле.

Что-то внутри меня оборвалось, когда увидела его распростёртым и неподвижным, смотрящим куда-то вверх. Только недавно сама хотела умереть, чтобы с ними не быть, а вот сейчас уже он. Он…

Бросилась к нему, упала подле него на колени. Заплакав, протянула ладонь к его лицу.

Он вдруг протянул руку и, обхватив меня, прижал к себе, так что я, вскрикнув, упала ему на грудь. Обожженную с той стороны. Ох!

А очередной порыв ветра прокатил всё ещё горящую ветку по земле. И снова принёс её к нам. Я, замерев, в ужасе смотрела на неё. А огонь ещё горел. Подбирался к нам…

Дёрнувшись, рванулась вперёд, ещё больше упав на юношу, схватила ветку и отшвырнула в сторону от нас. Ветер снова, будто смеясь, пытался подкинуть её к нам. Но тут уж на неё наступил Поллав. И протёр ногой по земле. Поморщился, ногу опалил, но огонь погасил.

Мохан двинулся, застонал. Торопливо вскочила с него, хотя и осталась сидеть подле него на коленях, взволнованно вглядываясь в его лицо. Просто это пламя… горящая ветка… она что-то будила во мне. Какие-то неясные чувства. Жуткие. И… какие-то иные.

Мохан тоже сел. Посмотрел на старшего брата, подбирающего ветку и тыкающего её концом обугленным в землю. Виновато улыбнулся. Но Поллав, ни слова в упрёк не сказав, отправился к костру. И, земли набрав, небольшую насыпь устроил вокруг. Костёр… костёр… огонь… что за странные чувства рождает огонь внутри меня?..

Шумно выдохнув, младший из музыкантов сел, ноги скрестив. Кожа обожженная была и у него на спине, и на левом плече, и на груди. Но всё-таки он был живой. Живой…

Счастливо улыбнулась.

Младший муж осторожно лицо моё двумя ладонями обнял, прижался лбом к моему, тихо попросил:

– Не убивай себя, Кизи! Не поступай так со мной! Умоляю тебя!

Внутри что-то сжалось. Мучительно. Теплота и горечь. Много-много боли вдруг вынырнуло из глубины души, как стрела, сорвавшаяся из лука. Стрела…

Почему-то задрожала. Он отпрянул. Но, впрочем, натолкнувшись на мой взгляд напуганный – и сама не поняла, что вдруг на меня нашло – торопливо поднялся. И к старшему брату отступил. Вот… тот миг, когда мы могли хотя бы немного по-доброму общаться с младшим мужем, я сама разрушила. Оттолкнула его, защищавшего меня. Но Мохан…

Робко взглянула на него, ища его взгляд. Он стоял, не смотря на меня. Сжав кулаки. Наверное, тело его болело сильно, обожженное. Но он не стонал и не кричал. Он, такой шумный обычно, сейчас, пострадав по-настоящему, почему-то был на удивление спокойным и молчаливым. Или обиделся, что я ласки его не приняла? Сильно обиделся? А он спасал меня.

Мне стало мучительно больно. Совестно, что оттолкнула его своим глупым поведением. Его, только что спасшего меня от огня. Огня… что становится с моим сердцем, когда я вспоминаю огонь?.. Что мучительно сжимается в моей душе, когда я вспоминаю о пламени? Когда сейчас посмотрела на костёр, чьё пламя так внезапно встало меж нами? Пламя… это слово мучает меня. Опаляет меня изнутри. Но он ранен. Из-за меня!

Поднявшись, ступила к нему. Два шага только успела сделать.

Юноша вдруг повернулся, будто почувствовал. Наши взгляды снова встретились.

Поллав из виденья был в крови. Чья это была кровь?.. Прошлое ли это или наше будущее?.. Это то, что может случиться или может не быть?.. Или этого уже не изменить?.. Мне становится страшно, когда начинаю думать об этом. Но Мохан… он пострадал из-за меня. Он защищал меня. Но что делать с ожогами? Ах, что делать?.. Я так испугалась, что совсем всё забыла, чему учила меня моя мать. Кажется, можно сделать мазь из трав. Но какие это травы?.. О, как я могла так забыть?! Когда стало очень надо!

Мохан снова приблизился ко мне. Следила за ним, затаив дыханье. И сердце почему-то билось в груди быстро-быстро. Радостно. Всё-таки, он был живой. Живой! Хотя и пострадал сильно. Из-за меня.

Младший муж встал передо мной. В паре шагов от меня. В глаза мне серьёзно и сердито посмотрел. Проворчал:

– Мы же клялись перед священным огнём, что вместе будем! Как ты могла желать умереть?!

Сердце, кажется, остановилось совсем. И дыханье перехватило.

– Мы же клялись! – сердито повторил он.

Мы и вправду клялись перед священным огнём, на свадьбе. И… и я с ним полностью ни дня не провела. И ни единой ночи с ним не ложилась.

Юноша шумно выдохнул, взгляд поднял к небу. К идущему наверх по небу солнцу.

– Когда люди уходят раньше срока… по неосмотрительности уходят… по глупости… до чего же мучительно!

И снова внутри меня что-то сжалось, болезненно. Он защищал меня. А я едва не оставила его. Своего мужа. Едва не оставила его.

Снова подул ветер. Пламя поднял над костром, выше, раздул в стороны.

Мохан, схватив меня за плечи, оттащил в сторону. Я, напуганная, совсем обмякла. А его руки, крепкие, уверенно увлекли меня за собой, к нему.

– Кажется, погода портится, – сказал Поллав, отвернувшись от нас. Тоже на небо посмотрел. – Странно, вроде ничто не предвещало.

А ветер опять раздул костёр. И потушил почти уже. Да что такое с этим пламенем? С погодой что случилось? Будет буря?..

Потом поняла, что всё ещё стою с Моханом. И тот крепко прижимает меня к себе. Я ощущала спиной его грудь. Внутри которой неровно билось сердце. Я чуяла запах обгорелой кожи, ткани и волос. Но почему-то то, что я стояла рядом с мужчиной, не волновало меня. Возле Мохана было как-то спокойно. Непривычно спокойно. И он только что защищал меня. И он ранен… ох, его раны!

Осторожно вывернулась из его рук. Он поморщился, выпуская меня. Его раны…

Когда присмотрелась к его ожогам, задрожала от ужаса. А юноша просто стоял и смотрел на меня. Внимательно смотрел. Серьёзно. Непривычно было видеть его таким сдержанным. Как будто он, но и не он одновременно. Он же обычно так сердился и ругался из-за ерунды! А тут столько ожогов, больших, но стоит и… молчит.

Осторожно заглянула ему в глаза. Натолкнулась на серьёзный взгляд. Как будто бы взгляд другого человека, смотревшего на меня. Другого. Серьёзного. Который умеет терпеть боль. Который от боли не переживает. И… этот взгляд… что вдруг на него нашло?.. Тот ли это Мохан, которого я знала?..

– У тебя такое лицо… перекошенное. Кажется, лекарь сейчас нужнее тебе, а не мне, – вдруг усмехнулся юноша.

Старший брат, резко развернувшись, растерянно посмотрел на него. Будто и сам увидел впервые.

Новый порыв ветра пронёс золу и дорожную пыль, какие-то травинки. На этот раз я невольно шарахнулась в сторону. Но из-за стены мусора, пролетевшей между нас и опадающей у ног наших и за нами, я видела его взгляд. Глаза, неотрывно смотрящие на меня. Серьёзный взгляд. Волосы, не прикрытые тюрбаном, которые разметал ветер.

***

Он стоял на склоне горы, сжимая лук. Ветер развевал длинные, густые, слегка вьющиеся волосы. Трепал ткань красных дхоти и тёмно-коричневой накидки, поддерживающей их и перекинутой через левое плечо. Одежда в земле и кое-где в разводах травяного сока. Шрамы на левой руке. И подсыхающая кровь на правой ступне. Глаза горят азартом. Свет солнца горит на золотых серьгах и серебряной подвеске на шнуре на шее, на серебряных браслетах на предплечьях и запястьях.

Вот, заметив меня, повернулся ко мне. Открывая поцарапанную щёку, заляпанную кровью. И вдруг улыбнулся. Безмятежная улыбка скользнула по его губам.

Худой и высокий. Он казался твёрдым, как эта гора. Таким же несокрушимым. Словно какой-то дэв, спустившийся в мир людей. Или какой-то могущественный демон.

Ветер сдвинул ткань его дхоти, облепляя ногу. И я с ужасом поняла, что это не разводы узора, а капли крови под нею. И запоздало заметила кровавый след, тянущийся от него куда-то за гору. Раненный. Он раненный!

А юноша стоял, продолжая всё так же безмятежно улыбаться мне.

– Ты… вы…

Рванулась к нему, поскользнулась на окровавленном камне, падая…

Но вниз не упала. Сильная рука подхватила меня под спину. И его оцарапанное лицо оказалось возле моего. Я ощущала его колени возле моих. Запах усталого тела. Запах крови. Чувствуя, что моя юбка и моя нога намокают от его крови.

– Такое лицо у тебя… перекошенное. Как будто лекарь тебе нужнее, чем мне, – сказал он вдруг насмешливо.

И вдруг рванул меня к себе. Отчего своей грудью налетела на него.

– Но с горы прыгать – это лишнее, – серьёзно сказал кшатрий у меня над ухом. – По крайне мере, не при мне. Прости, но мне как-то грустно на это смотреть.

Он ещё какое-то время придерживал меня. То ли боясь, что упаду. То ли нарочно, пользуясь ситуацией и тем, что я была слишком напугана и не вырывалась.

Потом, правда, отстранился. Внимательно в лицо мне посмотрел – робко замерла под его взглядом.

– Пойдём, провожу, – сказал первым он – и двинулся к тропе.

И я осторожно пошла за ним. Робко переступала между камней. А он напряжённо останавливался, когда звон колокольчиков на моих ножных браслетах замирал. Останавливался и оборачивался. А я замирала, вспоминая, как меня удерживала его рука. Как мы стояли, прижавшись друг к другу. И сердце моё начинало биться неровно.

– Пойдём?.. – спрашивал молодой мужчина.

И я каждый раз осторожно переносила ногу между камнями, делая ещё один шаг к нему. За ним… это было странно – идти за ним. Волнительно. И как-то непривычно спокойно…

***

– Не ты ли дразнил слона на празднике? – проворчал Поллав. – Если бы слон тебя задавил…

Вздрогнув, очнулась. Младший муж всё ещё стоял передо мной, неотрывно смотря на меня. Это… что это было за виденье?.. Наше будущее?.. Он драться начнёт?.. Стрелять выучится?..

Юноша снова улыбнулся. Смущённо, не выдержав мой пристальный взгляд. И снова стал похож на себя самого. Вот, поморщился от боли. Хотя и не заплакал.

– Странно… – растерялся вдруг и Поллав. – Ты всё ещё молчишь. Тебе совсем не больно?

– Больно, разумеется, – криво усмехнулся бинкар.

Или… не он?..

Взглянула на него растерянно.

Мог ли то какой-то дэв или демон принять облик младшего мужа?.. Уж больно сдержанным он вдруг стал! Столько кожи обжог, плоть сжёг местами. Это должно быть очень больно, но он всё ещё терпеливо молчит о том!

С воплем Поллав вдруг отшатнулся в сторону от костра, в котором ветер опять раздул огонь.

– Да что за?..

Младший из музыкантов тоже посмотрел на поднявшийся огонь. Долго смотрел.

– И верно… – вздохнул и Садхир – средний из братьев, о котором мы как-то забыли в волнениях, обнаружился у телеги, что-то ищущим в двух свёртках развёрнутых. – Ты и сам-то, Мохан, едва не погиб.

Что-то внутри меня снова заныло.

Или… то виденье о молодом воине с лицом Мохана – это его прошлое?.. Или… наше прошлое?..

Ветер опять раздул огонь в костре, снова ветки перемешал, издёргал. На этот раз почти прогоревшие. Они, расплевавшись огнём, теперь только разметали искры.

Или… пламя – это подсказка для него?.. Или даже… для нас обоих?..

Что-то, связанное с пламенем… что-то, связавшее нас… связавшее нас ещё давно. В этой жизни я его прежде не видела. Но… значит, в какой-то из прошлых жизней мы и с Моханом уже встречались?..

А Садхир продолжил возмущаться, хотя и не отрываясь от своих поисков:

– Думаешь, нам приятно было смотреть, как ты глупо подвергаешь себя опасности?! Что тогда на тебя нашло?!

– Но ты-то тогда… – начал было Мохан, сердито посмотрев на него, но осёкся, вздохнул. – Хорошо, я понял. Теперь я понял, как жестоко было рисковать своей жизнью, обидевшись на вас. Жестоко было с моей стороны заставить вас страдать. А сегодня я увидел из-за Кизи, каково это… прочувствовал сам.

Поднял правую руку, словно хотел прикоснуться к солнцу, ещё терпимо яркому и сверкающему, но всё же поморщился – боль отозвалась в груди, с обожжённого места.

Сейчас, в этот миг, когда младший муж смотрел на небо и будто играл с солнцем, мне вдруг как-то легко и светло на душе стало. Так бывает, когда после трудной работы и большой жары наконец-то удаётся смыть грязь. И тяжесть уходит вместе с водой. И грязь уходит. И становится легко-легко на душе. Словно чего-то страшного уже не осталось. Словно теперь жить будет уже легче.

Юноша повернулся. И наши взгляды снова встретились. Робко ему улыбнулась. Страшно было услышать, что он мог в детстве погибнуть. И всё-таки хорошо, что Мохан дожил до этого дня! Вот только его ожоги… его страшные ожоги, полученные, когда он пытался защитить меня…

Внутри снова что-то мучительно сжалось. Но, когда он вдруг улыбнулся мне в ответ, своей широкой и обычной улыбкой, будто уже перестал на меня злиться, у меня на душе снова стало легко.

– Ну, хорошо, ты, может, чуть и поумнеешь, – проворчал Поллав, мрачно на него покосившись, – но вот Кизи… – посмотрел уже на меня, я задрожала под его тяжёлым взглядом. – Как ты могла до такого додуматься?.. Мы же уже договорились! – мрачно прищурился. – Тем более, что мы обещали, что не будем пользоваться твоим телом все сразу. Что не будем все на это смотреть, когда ты будешь в объятиях одного из нас. И ты бы и так с одним мужем проводила ночи. Каждую ночь. И тут ты каждую ночь будешь только с одним из нас.

Я невольно проследила взором за Моханом, который прошёл за его спиной и встал с другой стороны. Он где-то тюрбан потерял. И ветер трепал его волосы, чуть вьющиеся, длинные…

И мне снова вспомнился охотник или воин со склона горы. Сильный и красивый…

И… Поллав, окровавленный. Стоящий на коленях…

И… и мужчина с браслетом из рудракши, возле меня. Возле нас… отчётливо вспомнилось, как лопнул браслет, как бусины-косточки просыпались в грязь, у их ног и моих…

И миг, когда сама потянулась поцеловать Садхира… как мы ласкали друг друга, лёжа, ещё не снявшие одежду…

Мы… мы все четверо уже когда-то встречались?.. Но что связало нас?.. Это была одна жизнь или разные?.. Потому что я видела, как увлечённо и нежно ласкала Садхира, а он – меня. Потому что я видела, как ухожу вслед за Моханом, раненным, но спокойно сжимавшим лук.

Что было между нами всеми?..

И… и это странно! Странно, если мы все когда-то уже встречались! И странно, что в этой жизни они родились братьями. И из всей бродячей труппы, из всех сыновей их семьи выжили только они трое. Что связало их друг с другом?.. Что связало их со мной?..

Мохан поднял целую руку, чтобы смахнуть волосы с лица. Ветер ещё немного поиграл с ними. И притих, будто и не было его. Где-то он оставил тюрбан. Не успел замотать. Или потерял. Может, когда обнаружил, что меня нет. Кажется, это младший муж обнаружил моё исчезновение. И украшения сброшенные нашёл. И всё моё желание понял правильно. Он же и переполошил старшего брата. Но Поллав, кажется, подумал, что я просто пыталась сбежать. Сбежать, нарушив наш договор. Нарушение договора главу семьи больше всего беспокоило. Кажется, единственный способ сколько-то мирно жить со старшим мужем – это выполнять уговор. И вообще, обычаи его не нарушая. Но… эта ночь… и следующие…

Вздрогнула невольно. И взгляд торопливо опустила.

– Кизи… – начал было старший из музыкантов.

– Да отстань ты от неё! – проворчал вдруг Мохан. – Чего ей напоминать-то? Ещё не наступила следующая ночь. Тем более, что она будет не твоя.

Возмущённый глава семьи открыл было рот, чтоб что-то сказать. Но младший брат, обожженный, так мрачно взглянул на него, что старший призадумался вдруг, что тут ещё сказать. Кажется, ему всё же хотелось напомнить мне об обязанностях жены. Но и младший брат пострадал. Внезапно. Ох, надо что-то сделать с его ранами!

– Вот и нашёл! – сказал громко Садхир от телеги, отвлекая их. Или нарочно обрывая грозившуюся начаться ссору.

И радостно понёс к нам какой-то круглый, маленький горшочек, тканью перевязанный. Нет, к младшему брату понёс. Ого, у него и лекарственное снадобье оказалось припасено? Запасливый!

Мохан терпеливо снёс, пока его средний брат мазью обмазывал. А Садхир смолчал, что и сам руку обжог, срывая с него горящую ткань. И Поллав молчал, серьёзно за ними следя. Нет, за вздумавшим перечить младшим братом. Или он задумался, что юноша сегодня подозрительно серьёзен? Или даже Мохан прежде не мог спокойно стерпеть даже малую боль?.. Но тогда, выходит, что-то и правда на него нашло. Или это был сейчас не он, а какой-то бог или демон, обманывающий нас? Но куда же тогда пропал настоящий Мохан? И когда пропал?..

– Ты правда не обожглась? – уточнил вдруг младший муж, взволнованно.

– Н-нет… – смущённо ответила, смотря на него.

– Вот и всё, – довольно сказал Садхир, отступая от него. – Как здорово, что я много мази тогда наготовил!

– Как чувствовал?.. – мрачно спросил Поллав.

Молодой мужчина замер растёрянно. На старшего брата посмотрел недоумённо. На опустевший горшочек в руках.

– С флейтой накануне свадьбы ты тоже очень кстати вдруг надумал из дома выйти, поиграть, – проворчал глава семьи, с подозрением глядя на него.

В этот странный миг мы все друг друга в чём-то подозревали. Точнее, почти все.

– Ты свою руку намазать забыл, – бинкар вдруг твёрдо сжал запястье пострадавшей руки Садхира.

Тот растерянно посмотрел на пальцы, сжимавшие его руку. И на лицо младшего брата взгляд перевёл.

Мохан, поморщившись, снял пальцами другой руки часть мази, с края ожога на груди и осторожно размазал по пальцам обожженным Садхира. Средний и старший брат смотрели на него так потрясённо, словно в первый раз увидели.

– Ты там не рехнулся ли? – спросил вдруг глава семьи. – Какой-то ты сегодня… не такой. Будто подменили.

– Да кому я сдался-то? – беспечно улыбнулся Мохан.

Но Поллав недоверчиво подошёл к нему. Прошёл кругом, пристально оглядывая. Встал напротив, оглядывая с головы до ног.

– Вот что с тобой сегодня вдруг случилось?

Засмеявшись, юноша вдруг обхватил за плечи обоих братьев, рванул к себе. Садхир от неожиданности горшочек выронил – и тот разбился.