Стать гарантом безопасности жизни Виктора Марсдена принцу не удалось. Наследник тогда не знал, что Марсден, вернувшись из России, перевел на английский язык и опубликовал «Протоколы сионских мудрецов» – многоплановую программу для иудеев по захвату мировой власти. Содержание «Протоколов» произвело сильнейшее впечатление на американского короля автостроения Генри Форда. Он стал собирать с помощью журналистов, юристов, сыщиков все о войне евреев против человечества, был потрясен, но в целом оказался бессилен противостоять мощной сионистской организации. Собрание сведений вылилось в четыре внушительных тома и было опубликовано. Забегая несколько вперед, скажем, что Виктор Марсден после завершения тура принца Уэльского и возвращения в Лондон вдруг неожиданно скончался.
«Ах, вот в чем дело, – схватился за голову Ливанов, – каковы же выводы?»
Но вряд ли Михаил Николаевич смог бы сделать серьезные шаги, потому что теперь знал, что сталинское, хрущевское и все последующие правительства в стране переполнены представителями этого народа без родины со славянскими фамилиями, то есть скрытыми, тайными – криптоевреями, что не позволяло заподозрить завершившуюся оккупацию страны. Он помнит, как во время учебы в университете, меж студентами ходили разговоры о таинственных Протоколах сионских мудрецов, что все народы в Протоколах названы гоями и что этот документ не что иное, как наука по захвату иудеями мира и господству мирового правительства. Он прекрасно знал, что печать, кинематограф, телевидение, издательское дело, торговля, медицина в основном представлены иудеями. Знал, что слово, собранное в книгу, представляет огромную силу, и это слово способно разрушить любую твердыню, если будет бить целенаправленно. А главное – чье слово!
Слово же это формируется не православными христианами и даже не католиками, а иудеями. Знал, но что толку от этого знания, ибо 1-й Баронет сэр Мозес (Моше) Хаим Монтефиоре произнес на съезде националистов в Кракове программные слова:
«О чем вы толкуете? Пока мы не будем держать в наших руках прессу всего света, все, что мы предпринимаем, будет тщетно. И мы должны иметь господство или влияние на все газеты света для того, чтобы туманить народы и ослеплять их».
Под «ослеплением народов» оратор подразумевал, что народы не должны замечать их тонкую работу, а под «затуманиванием» он подразумевал создание такого положения, при котором народы должны в мировых событиях видеть одно, хотя в действительности они бы означали совсем другое – именно то, чего «МЫ» добиваемся.
В своих журналистских кругах, где также полно детей Сиона, охотно рассказывали анекдоты с главным действующим лицом Мойшей. Похохатывали, но и только. Ливанов, как и остальные его друзья и знакомые, просто свыкся с таким положением, тем более что ему лично они не мешали делать свою журналистскую карьеру. Жил, как все, рядом с ними, делил хлеб-соль и считал многих своими товарищами, часто получая от них моральную помощь и поддержку, как и оказывал им свои услуги. Иначе было нельзя, не позволяла интернациональная идеология, лишенная расовых предрассудков, что он считал правильным.
Не прервись скоропостижно жизнь Марсдена, этот англичанин наверняка написал бы очерк о том, как почва для большевистского переворота, причем почти бескровного, была подготовлена Временным правительством, ключевую фигуру в котором играл Керенский. Но и без этого журналиста нашлось множество материалов, проливающих свет на подлинную историю России начала двадцатого века.
Американский король автостроения Генри Форд, о котором мы упоминали, изложил свои соображения по данному вопросу в книге «Международное еврейство». Почему полем открытой атаки всемирного еврейства для захвата мировой власти оказалась Россия, хотя и Великобритания, США уже им опутаны как спрутом: там свободно действуют крупнейшие еврейские банкиры. Они влияют на правительства этих держав в той степени, в какой необходимо для них в данный момент. Россия же к началу двадцатого века не была захвачена «народом бога». Просвещенное дворянство было самодостаточным, богатым, имело в собственности обширные земли, леса, промышленные предприятия, оказывало мощное влияние на царский двор, и он ограничивал черту оседлости этого народа, не допускал к управлению государством. Между тем иностранцы прекрасно знали, что недра Российской империи хранили и хранят неисчерпаемые богатства, за счет выкачки которых можно многократно усилить собственную финансовую мощь и диктовать свою волю всему мировому содружеству. Генри Форд пишет:
«Мнение по еврейскому вопросу коренных немцев и русских можно кратко резюмировать следующим образом. Еврейство является силой, наиболее крепко организованной, крепче, чем Британская мировая держава. Оно является государством, граждане которого, где бы они ни жили, богатые и бедные, бесповоротно ему преданы. Государство это в Германии носит название «Всееврейство». Орудием являются капитал и пресса, или, другими словами, деньги и пропаганда. Среди государств одно «Всееврейство» стремится к мировому господству, тогда как остальные добиваются лишь местного национального могущества».
«Вице-правительство этого скрытого государства находится в Лондоне и Нью-Йорке, – продолжаем цитировать Г. Форда. – Отомстив Германии, оно готовится поработить и другие нации. Британию оно уже поработило. В России из-за этого идет борьба с народом, по-видимому, не законченная. Соединенные Штаты, при их добродушной терпимости по отношению ко всем расам, являются в этом отношении многообещающим полем.
Бесспорный факт – безграничное могущество этого народа при их относительной малочисленности. Евреев во всем мире приблизительно 14 миллионов. Во времена Георга Вашингтона в стране было их всего четыре тысячи, которые по большей части были добросовестными торговцами».
Первая атака на Российскую империю ознаменовалась войной с Японией, на которую банкир Шифф выделил кредит самураям в 200 миллионов долларов, вторая атака – первая революция. Ею руководили одессит Парвус, Троцкий и его банда, начальником штаба краснопресненских боевых дружин во время декабрьского вооруженного восстания 1905 года был большевик Зиновий Литвин (Седой). Рабочих во время беспорядков на Красной Пресне считанные единицы – это был обыкновенный еврейский мятеж, замаскированный под «народное восстание».
Третьим и очень значительным актом стало убийство премьера Столыпина. Его прогрессивные реформы и все улучшающаяся жизнь народа напугали иудеев. Особенно ярила крылатая мечта Петра Аркадьевича: «Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». При таком благополучном раскладе спровоцировать революцию в стране не удастся, и это народное благополучие стоило премьеру жизни от организованного сообщества. Изворотливое Всееврейство понимало, что за этим шагом должны последовать более широкомасштабные шаги, и оно пошло по окольному, но верному пути: разжечь и втянуть Россию в мировую войну, ослабить, чтобы могучая армия вместе с патриотическим дворянством разложились, как несоленая рыба на солнце. И оно организовало эту войну. Некоторые монархи, в том числе Николай II, не поняли происков масонов и позволили втянуть в кровопролитие свои страны.
Но вернемся к Форду, он утверждает, и не без оснований, что «…революция является воплощением еврейской воли к власти; политические партии социалистов, демократов и свободомыслящих есть лишь орудия этой воли. Так называемая «диктатура пролетариата» есть диктатура евреев по преимуществу».
«Согласен с мнением американца. Мне стало известно гораздо больше, чем знал прежде, – горько размышлял Ливанов. – Как слепой шел на поводу у советской пропаганды, верил в светоч ленинизма, в партию большевиков, преобразованную в коммунистическую. Я изучал официальную историю партии и историю СССР, написанную большевиками-победителями, которые вывернули истину наизнанку, вымарали все следы своей кровавой деятельности, заставив нас верить в подлую ложь. Под их контролем до сих пор находятся архивы, в чем я убедился сам. Российский пролетариат в начале века только зарождался и жил весьма неплохо, не нуждался в кардинальной смене власти, в революции. Ею грезило мировое Всееврейство».
Об этом говорит такой вопиющий факт.
В 1912 году в США состоялся международный сионистский легальный съезд. В нем участвовали три тысячи представителей из разных стран. Работа его широко освещалась прессой. Ключевым выступлением стала речь компаньона Шиффа, банкира Лееба. Газета «Нью-Йорк Сан» писала: «Пылающий страстью Герман Лееб, директор Департамента продовольствия, обратился с речью к присутствующим трем тысячам евреев… “Конечно, неплохо отменять договоры, – пояснил он, – но лучше… освободиться навсегда от имперского деспотизма… Давайте собирать деньги, чтобы послать в Россию сотни наемников-боевиков. Пусть они натренируют нашу молодежь и научат ее пристреливать угнетателей как собак… Подобно тому, как трусливая Россия вынуждена была уступить маленьким японцам, она должна будет уступить богоизбранному народу… Деньги могут это сделать”». Правда, некоторые авторы приписывают эту речь В.П. фон Эгерту («Надо защищаться»), несколько перефразированную, но по смыслу такую же. Сути это не меняет. И газета «Нью-Йорк Сан» резюмировала: «Евреи всего мира объявили России войну».
Тур по Британии принца Уэльского заканчивался, а ему полюбились беседы на политические темы за чашкой вечернего чая. В кругу собеседников неизменно присутствовал Виктор Марсден. Из свежих политических новостей принца по-прежнему более всего интересовали вопросы крушения мощной империи, бывшего союзника в мировой войне, но и теперь борющейся в составе Антанты за свержение Советов и поддержку белого движения. Не подозревая ничего иного, он обратился к журналисту:
«Виктор, вы были в России не один год, прошлая беседа и ваш очерк оставили во мне неизгладимые впечатления. Мне хотелось бы услышать подробнее о ключевых моментах подготовки Октябрьского переворота. Вы располагаете такой информацией?»
«Да, дорогой принц, я собрал материал для целой книги о войне, деятельности Временного правительства, его роли в поражении и разложении армии, казалось бы, выигранной битвы. И я поделюсь с вами некоторыми фактами».
Марсден попросил разрешения достать из своей походной сумки весьма увесистый блокнот, раскрыл его и стал излагать свои соображения и наброски, сделанные в России и здесь, на родине. Принц же подумал о том, что заставляло журналиста собирать и держать при себе опасные сведения о воюющей стране, особенно опасные в период революции и начавшейся Гражданской войны, при тотальном засилии, прямо скажем, оккупации страны бандитами всех мастей и оттенков. Только ли обычная профессиональная тяга и добросовестность? Нет, здесь нечто большее, возможно, личный протест против мирового спрута, навязывания своей воли отдельным государствам, в том числе и Британии. Следует ли и ему, принцу Уэльскому, занять антисионистскую позицию и очищать страну от ловкого и алчного народа, к которому в более ранние времена относились с пренебрежением? Его размышления прервал голос собеседника.
«Прежде всего важнейший параграф в Октябрьской трагедии России – личность Керенского. Как известно, он стал после Февральской революции и отречения царя Николая от престола главой Временного правительства, – начал свой неспешный рассказ Марсден. – Россия всегда привлекала иностранцев своими необозримыми просторами и несметными сокровищами вроде сказочной пещеры Али-бабы. Всемирное еврейство поставило цель – ворваться в Россию и захватить страну. Не важно каким способом».
«Мировая война была началом этой экспансии!» – прозрел принц.
«Да, эсер, ставленник банкиров Керенский получал от них финансы и выполнял их диктат: взорвать общество изнутри, парализовать армию, посеять хаос невыплатами зарплат, всеобщими стачками, создать дефицит продуктов, породить голод. Керенский во многом преуспел».
Кто же был сам Керенский и министры его правительства? Поголовные масоны, хотя официально большевики полностью отрицают роль масонов в революциях. Управделами Совнаркома Бонч-Бруевич в своих воспоминаниях пишет: «Керенский вскормлен и вспоен масонами. Еще будучи членом Государственной Думы, он был специально воспитываемым ими в качестве наиболее подходящего кандидата на роль политического руководителя во время предстоящего движения за свержение самодержавия».
«Личности большевиков в своем очерке вы, Виктор, изобразили убедительно. Это действительно нашествие на Россию чужих, но буржуазное Временное правительство масонов! Это уж слишком!» – воскликнул принц.
«Вы не будете сомневаться, если я добавлю, что Керенский в своей разрушительной деятельности опирался на Петроградский Совет, сплошь состоящий из масонов. Я это обстоятельство, принц, подчеркиваю! Рабочими там и не пахло. Хозяевам Керенского было невыгодно иметь Россию могучей, стоящей на пороге победы в мировой войне. И они потребовали от Керенского и его окружения развала армии задолго до Февральской революции. Когда же она свершилась, все карты оказались в руках у председателя Временного правительства. И что же вы думаете, он сделал?»
«Он издал в марте приказ номер один. Приказ, разрушающий армию. Это известно. Но в чем именно? Надеюсь, у вас есть аргументы?» – сказал принц.
«Да, и весьма наглядные. Первое и ошеломляющее было то, что армией и флотом отныне стал командовать Совет рабочих и солдатских депутатов. Он постановил во всех подразделениях армии и флота немедленно учредить комитеты из выборных представителей от нижних чинов. То есть единоначалие командира аннулировалось. Солдаты теперь не отдавали чести офицерам, обращались панибратски. Что это могло значить для армии, дорогой принц, вам объяснять не надо».
«Это был сильнейший удар ниже пояса. Армия без командиров и субординации – опасная вооруженная толпа. Это петля на шее, в которую попала Россия!»
Военный министр Гучков был против этого приказа и пришел в ужас. Он также выступил против Декларации прав солдата, которая во многом дублировала названный приказ и приравнивала права солдат к гражданскому населению. Министр иностранных дел Милюков внотесоюзникамзаявил: «Россияготовавоеватьдопобеды». Керенский с большевиками был против такой постановки вопроса и ноту Милюкова предал широкой огласке. В Петрограде большевиками, считайте – масонами, были организованы многочисленные демонстрации. Группы вооруженных людей штыками выгоняли из цехов рабочих и направляли их на улицы. Прачкам, подсобным рабочим, дворникам совали в руки деньги, и они бастовали. Агитаторы подстрекали солдат к дезертирству из армии. Оно приветствовалось Петросоветом. Массы солдат, бросивших позиции, направлялись на улицы. За участие в митингах и демонстрациях Петросовет снимал с них грех дезертирства и гарантировал свободу и неприкосновенность.
«Как же реагировали союзники на начавшийся хаос в стране? Они не хотели поражения России, вы это знаете, принц, – Марсден задумался в ответ на утвердительный знак собеседника и, упреждая его вопрос, продолжил: – Первые лица правительств, думаю, были посвящены в стратегические планы Всееврейства: переворот, оккупация России, передача власти в надежные руки, победное шествие в Европе и, конечно, поражение Германии».
Насколько велика была опасность разложения армии и поражения в войне, понимали даже служители культа. В августе того же года в Москве Всероссийский Поместный собор принял постановление по поводу угрожающей Родине братоубийственной войны. В нем, в частности, отмечалось: «Необходимость восстановления власти военачальников во всей ее полноте неоднократно засвидетельствована вождями русской армии перед лицом всей России. Собор полагает, что пренебрежение этими указаниями уже само по себе служит источником величайшей опасности».
«Чем была страшна Декларация прав солдата?» – продолжал уточнять принц.
«Прежде всего она узаконила свободу политической агитации в войсках, запрещенную во всех армиях мира, – развивал свою мысль журналист. – Представьте себе, как в ряды армии свободно внедрялись агитаторы, рассказывали о том, что Февральская революция свергла самодержавие для того, чтобы покончить с войной, дать волю солдатам, наделить каждого крестьянина землей. Среди девяти миллионов человек в армии, уберем отсюда офицеров, почти каждый солдат был крестьянином. И что же он? Поверил в пропаганду, стал брататься с врагом, не подчиняться своему командиру, бросать позиции и бежать домой, чтобы успеть к переделу земли!»
Прославленный генерал Брусилов по поводу Декларации прав солдата, окончательно уравнявшей солдат в правах с гражданским населением, заявил: «…если ее объявят – нет спасения. И я не считаю тогда возможным оставаться ни одного дня на своем посту главнокомандующего». Генерал Драгомиров зеленел в ярости, говоря: «Господствующее настроение в армии – жажда мира! Популярность в армии легко может завоевать всякий горлопан, проповедующий мир без аннексий».
О многом говорят такие факты. За 1917 год в России успело смениться три Верховных Главнокомандующих, несколько раз менялись командующие всех пяти фронтов и четырнадцати армий, из 225 полных генералов, состоявших на службе, Временное правительство уволило 68. Жестом патриота была телеграмма Корнилова от 11 июля 1917 года Керенскому: «Я, генерал Корнилов, вся жизнь которого – от первого дня существования доныне – проходит в беззаветном служении Родине, заявляю: Отечество гибнет, и потому, хотя и не спрошенный, требую немедленного прекращения наступления на всех фронтах в целях сохранения и спасения армии для реорганизации на началах строгой дисциплины и дабы не жертвовать жизнью немногих героев, имеющих право увидеть лучшие дни…» 19 июля Керенский назначает генерала Корнилова главнокомандующим. Корнилов восстанавливает смертную казнь в армии и в тылу. К этому моменту в стране уже нельзя было безопасно перевозить продовольствие и товары. Эшелоны грабились демократизированным населением. Методы Корнилова вызвали взрыв недовольства в левой прессе, на что и рассчитывал хитромудрый Керенский, назначая генерала главнокомандующим (впоследствии этот правитель был заклеймен безвольным человеком, тряпкой. Смешно! – В. Н.). Корнилов, веря Временному правительству как законопослушный гражданин и выдающийся генерал, предложил Керенскому программу вывода государства из кризиса. Боевой генерал считал: надо очистить Петроград от неблагонадежных войск, подавить очаг большевистского мятежа в Кронштадте.
Керенский полностью согласился с этой программой. 26 августа генерал Крымов получил приказ Корнилова начать движение на Петроград, войска выдвинулись к столице, но вечером этого же дня на заседании правительства Керенский обвиняет Корнилова в организации мятежа, требует ареста всех заговорщиков и особых полномочий для себя самого. То есть патриоту был нанесен предательский удар в спину.
27февралявышелманифестВременногоправительства. ГенералКор-нилов был объявлен вне закона, Керенский приказал военачальникам не подчиняться главнокомандующему. Железнодорожники получили указание разобрать пути, ведущие к Петрограду. Генерал Крымов был убит в Петрограде, когда поехал разбираться в сложившейся ситуации, а Корнилов арестован прямо в ставке. Взяты под стражу генералы Деникин, Эрдели, Вановский, Лукомский, Марков, Орлов и другие, всего более двадцати боевых высших офицеров и даже… прапорщик Никитин.
Армия была шокирована. Начались аресты и расстрелы офицеров. Русская армия была разгромлена, война проиграна, промышленность и экономика развалены, железные дороги разрушены. В стране остро не хватало продовольствия, были посеяны мародерство и невообразимый хаос. Так называемый корниловский мятеж был не что иное, как попытка патриотов восстановить армию, конституционный порядок в стране. Вскоре арестованные были тайно от Керенского освобождены из Быховской тюрьмы. Генералы двинулись на юг страны, где Корнилов организовал Добровольческую армию. Но в начавшейся Гражданской войне выдающийся генерал был убит шальным снарядом, угодившим в штаб. Его дело продолжил генерал Деникин.
«Какова же доля истины в том, что Керенский оказался слабой фигурой? Он не мог противостоять хлынувшему в Россию потоку еврейских реэмигрантов и предотвратить Октябрьский переворот?» – спросил принц.
«Весьма распространенный анекдот, что Керенский бежал из Зимнего дворца, переодевшись в женскую одежду, и есть анекдот. Керенский, правительство и не думали закрывать двери ехавшему из Германии Ленину с его большевистской бандой в спецпоезде на финансы германского правительства, а также Троцкому с головорезами и чемоданами долларов от Шиффа. Правительство Керенского, Совет рабочих и солдатских депутатов подготовили для своих предшественников второй этап захвата России – Октябрьский переворот большевиками. Сам же премьер удрал из Петрограда на машине американского консула. Ленину и Троцкому оставалось объявить захват власти и выполнить следующий акт великой трагедии – геноцид русского народа. Но это уже другая тема, дорогой принц, и я не могу ответить даже себе на многие весьма краеугольные вопросы», – закончил свою информацию Марсден.
«Напрашивается вывод: никто не ломился в Россию через черный ход, – бесстрастно сказал принц, – парадные двери открытыми держали либералы, в том числе и сам император, щадя революционеров, основу которых составляли эсеры и большевики».
В подтверждение сего вердикта приведем две победоносные телеграммы. Посол США в России Давид Францис в январе 1918 года телеграфирует в Вашингтон: «Большевистские лидеры, большинство из которых евреи, на 90 процентов являются эмигрантами, возвратившимися из Америки. Эти реэмигранты по своей сущности отъявленные интернационалисты, которых мало заботит Россия, но они стремятся распространить свое влияние на весь мир с помощью явления мировой коммунистической революции». Американский майор Шулер 9 июня 1919 года информирует Вашингтон из Владивостока: «…У большевиков 384 комиссара, включая двух негров, 13 русских, 15 китайцев, 22 армянина и более 300 евреев, причем подавляющее их большинство приехали из Америки со времени падения царского правительства».
Глава третья
Любовь, будни и скандалы
1Зима, раскидав по городу снега, укрыв неприбранную стыдобу дворов и скверов, примораживала. Малочисленные дворники, а также мужики, осужденные на пятнадцать суток, под надзором милиционера разметали на тротуарах снег, уныло скребли лопатами притоптанные островки, отбрасывая комки подальше от глаз. Верочка Карпухина шагала в жидком потоке пешеходов по узкому бетонному тротуару. Была суббота, и она возвращалась из школы бального танца в шубке, в песцовой шапке и зимних французских сапожках. Юная и прекрасная девушка спешила. Подгоняло возбуждение от внимания партнера в танцах. Слова его надували паруса самолюбия девушки и мешали быть собранной. Он говорил ей комплименты не только об успехах в танце, но больше о ее потрясающей фигуре, женственности и всего милого облика, какой представляла наша знакомая зеленоглазая блондинка. Верочка принимала комплименты охотно, но со снисходительной улыбкой, как принимают их особы, знающие себе цену, но не зажигающиеся от льстивых слов, поскольку молодой человек ей не очень нравился. И все же это было приятно, и она спешила рассказать обо всем своей лучшей классной подружке Кате, которая живет в одном с нею подъезде. И вдруг она едва не налетела на курсанта, о котором грезила по ночам, того самого, что недавно видела в гастрономе. Одетый в шинель, он шел рядом с солидным и таким же высоким мужчиной в дубленке и ондатровой шапке.
– Зайдем в гастроном, если есть хорошие фрукты, возьмем, – услышала потерявшая дыхание Верочка, но не отстающая от пешеходов ни на шаг. – Спиртное я уже достал, а цветы купим в нашем цветочном магазине, не замерзнут, нам минута хода. Мама обещала быть к шести, но я сомневаюсь, ее так просто сегодня не отпустят – юбилей!
Курсант вдруг оглянулся, и Верочка чуть не упала. Он посмотрел на нее, это уж точно, такими глазами, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И улыбнулся. На морозе он был краше, лицо пылало здоровым румянцем, который она запомнила на всю жизнь.
Он был высок ростом, а на широких плечах курсантские погоны. Но почему он оглянулся и выстрелил? Услышал стук каблуков у себя за спиной, или это судьба? Вера решила, что – судьба. Девушка шмыгнула в гастроном, встала в бакалею. Они прошли дальше, в отдел овощей и фруктов. Ей хорошо виден его профиль. Курсант несколько раз посмотрел в ее сторону и, найдя глазами, зафиксировал на ней свой гипнотический взгляд, улыбнулся, видимо, удовлетворенный. Веру снова охватил тот ужас, который она испытывала в первый раз. Но теперь этот ужас был гораздо приятнее от его многообещающей улыбки и от того, что она примерно знает, где он живет – рядом с цветочным магазином. Это в соседнем квартале, где тоже есть такой же гастроном, но они в него не заходят. Потому что им тогда надо пройти дальше от своего дома, а этот стоит на пути и удобен. Вере же, чтобы попасть домой, надо пройти назад с полквартала.