Телохранитель

Ершов исподлобья посмотрел на Ховрина, сунул ему вялую холодную и влажную руку – как лягушку:

– Привет. Ты как?

– Херово.

– И я. Бабла нет? Завтра отдам, – безнадежно спросил Ершов.

Ховрин помотал головой:

– Сам голодаю.

Оба какое-то время молчали.

– Ну, пока, – сказал Ершов, тут же потерявший к Ховрину всякий интерес.

– Пока.

Ховрин прошел через арку во двор. Там стояла компания. Оттуда вытащился какой-то резкий парень, ухватил Ховрина за рукав, прохрипел:

– Дай закурить!

– Не курю! – вырвался Ховрин.

– Ты чё – грубишь? – тут же вскипел тот, уставясь на Ховрина мутными глазами без всякого выражения. Ховрину на миг показалось, что это был настоящий биоробот.

Стало понятно: это заводка, и Ховрин ударил его в подбородок изо всех сил. Парень исчез из поля зрения. Звук от падения биоробота был картофельный, поскольку в нем не было никаких металлических частей.

Остальные в этой компании – такие же биороботы – были народ опытный и на рожон не полезли: чего хорошего валяться в грязи, а потом еще тащиться в травмпункт – чиниться.

Тут же и позабыв про них, Ховрин пошел домой спать.

Утром сходил в спортзал, а у школы Ховрин был ровно полчетвертого.

Наконец появилась Катя Гарцева. Кивнула. Подошла.

– Ты куда после школы? – поинтересовался у нее Ховрин по дороге.

– Пока хожу на курсы английского в Большой Универ, – ответила Катя без особого энтузиазма. – Нужно получить сертификат.

– И на кого будешь учиться?

– Хочу на филолога. Если, конечно, поступлю, – туманно ответила Катя, делая большой шаг через лужу.

– Ты-то и не поступишь? Уж на платное место тебя всяко ведь возьмут. Тебя родичи туда пихают, или по своей воле идешь?

– Сама. А куда еще идти-то?

– Ну, там все девчонки хотят в артистки. Ты же – красивая. Хотя если и переводчиком: тоже хорошая женская работа, и платят, наверно, неплохо.

Катя чуть покраснела от удовольствия.

– А у тебя какие планы?

– У меня-то планы очень простые: армия.

– И когда забирают?

– В мае. Праздники еще, надеюсь, дадут отгулять!

– А что после армии собираешься делать?

– Еще не думал: буду работать, заниматься спортом и учиться. Может быть, пойду работать в МЧС.

– МЧС – это круто! У меня школьная подруга поступает в университет МЧС на самый блатной факультет – на пожарку, закончит – деньги будет грести лопатой с предприятий, ресторанов – у всех ведь непременно есть нарушения. Но туда без блата никак не попадешь. У нее отец пожарный начальник. Еще неплохое место, говорят, Академия государственной службы, но туда просто так не поступишь. Тоже клевая работа: брать взятки и нифига не далать! – трещала Катя. – Один парень из нашего из класса туда идет – у него отец работает в Смольном. И еще есть у нас в классе такая сладкая парочка: Инна Еремочкина и Спартак Зайчиков. Они оба идут в «Кулек».

– В «Кулек»? – удивился Ховрин. – Там же, говорят, учатся одни пидарасы! Других туда и не берут.

– Ну, про это я не знаю, – пожала плечами Катя. – Думаю, что это не так.

– Говорят, а у нас один парень из класса в прошлом году поступил в Лесопилку. Говорит, туда можно вообще не ходить: только платишь бабосы, занимаешься своими делами и получаешь диплом…

– Не слышала про такое. А какой у нее мировой рейтинг? – поинтересовалась Катя.

– Хрен его знает! Наверно никакой. Хотя рейтинги, наверное, тоже все за бабки делают. Верить теперь ничему нельзя…

– Ну, я так не думаю…

Так, болтая, дошли до самого дома и потом до дверей квартиры.

Валерий Константинович, рассчитавшись с Ховриным, запер входную дверь.

– И как тебе этот парнишка, Катя? – спросил он у девушки.

– Нормальный, – буркнула та.

– А я считаю, что вполне даже хороший.

–Туповатый он какой-то: сила есть – ума не надо. Представляешь, в армию идет! Косить не хочет. Это нормально? Потом будет работать в МЧС.

– И чего он еще тебе рассказал? – спросил Валерий Константинович.

Катя ничего не ответила, будто и не слышала вопроса, ушла к себе.

Недели две все шло без проблем, четко по графику. Лишь однажды подошел какой-то парень. Уперся в Ховрина:

– Я хочу поговорить с Катей! – Он был бледен и напряжен.

Ховрин вопросительно взглянул на Катю:

– Будешь с ним говорить?

Ответ Кати его удивил:

– Нам не о чем разговаривать!

Ховрин повернулся к парню, развел руками:

– Не хочет она с тобой разговаривать. Так что, братан, извини…

С интересом подождал ответной реакции. К его разочарованию, никакой реакции не последовало. Парень просто повернулся и ушел, ссутулившись и чуть загребая ногами.

Некоторое время шли молча. Вопрос висел в воздухе. Потом Катя сказала:

– Да ну его!

Ховрин хотел, было, спросить, кто это, но не стал. Все равно бы толком не ответила, и какое вообще его, Ховрина, дело. Пробормотал:

– Все. Без вопросов.

И все-таки чуть позже спросил:

– А это кто был?

– Это? Мой бывший парень, – просто ответила Катя.

– Ты с ним спала?

– Так спрашивать неприлично, – огрызнулась Катя, слегка покраснев.

– Почему? Когда спишь – это считается близкие отношения, появляется зависимость. А когда нет – то как бы и отношений никаких нет. Это самое дело на отношения влияет чрезвычайно. Если ты хоть раз с ним переспала, то он от тебя может потребовать продолжения.

Катя надула губы, думая, что ответить, потом буркнула:

– Это не твое дело!

– Ага, понятно. Значит, не спали, просто щупались. Тогда ты ему ничего не должна, – сделал заключение Ховрин.

– Чушь несешь! Все, хватит! – Катя покраснела еще больше.

– Ты девственница?

– Почему бы и нет! Мне это вовсе не стыдно. Это плохо?

– Наверно, хорошо – заразу не подхватишь. И вообще. Я знаю одну, она ходила с парнем. Однажды ей захотелось с ним переспать, но она сказала ему: ладно, но давай тогда быстро поженимся. На следующий день они поженились – как-то договорились в ЗАГСе – и только тогда переспали. Цель замужества была как раз в этом, чтобы легально потерять девственность. Не особо-то она его любила. Но так и живут вместе. Пока. Уже полгода.

– Ты откуда это знаешь?

– Подслушал бабские разговоры.

– Бред.

– Это из серии неприятные вопросы. Психиатры очень любят их задавать, типа: «Любишь ли ты свою маму?», «Мастурбируешь ли ты?», – все, понятное дело, дрочат, но ответить стесняются. А он и смотрит по реакции.

– Ты какой-то сексуальный маньяк, – прошипела Катя.

– В этом, говорят, и есть смысл психотерапии, психоанализа. Выяснить детскую травму. Ты чего больше всего боялась в детстве?

Катя на минуту задумалась, потом сказала:

– Я боялась, что родители не придут, не заберут меня из детского сада, или что они умрут. А ты?

– Тоже чего-то боялся, чего – уже не помню. Мы тогда жили в Шушарах, у нас в доме не было горячей воды. Я до какого-то возраста ходил с мамой в женскую баню. Здорово бы сейчас сходить. А потом с отцом уже. Помню, всегда поскальзывался на одном и том же месте в бане и до ужаса боялся этого места. А потом там сделали ремонт. Только вряд ли это детская травма. Детская травма это сексуальное насилие, или когда случайно увидел секс родителей и ужаснулся.

– Бред несешь!

А про того парня потом все-таки рассказала:

– Это был Денис Сергеев. Он уже студент. На первом курсе. Учился в нашей школе. Считается, что у него отец какой-то крутой – типа торгует шинами. Имеет в Питере три магазина. И сам он типа крутой мажор. Почти олигарх. Считался.

– Нравился?

– Да пошел он!

Сергеев-младший, впрочем, не угомонился, а позвонил знакомым «чотким пацанам»:

– Привет, Боб! Можете отмудохать одного? Плачу десятку.

– Покажи его, посмотрим…

Пару дней спустя они замаскировались под местных хулиганов и подловили Ховрина в известном переходе между домами после того, как он довел Катю домой:

– Эй, чувак, хули ты тут по нашим телкам ходишь? – Ничего нового они не изобрели.

Их было четверо. Похахатывали, разминались, готовились к потехе. Ховрин повернулся к ним и оскалился такой мертвой улыбкой, что смех их тут же и испарился. Все четверо застыли, а Боб буквально отпрыгнул на метр – как если бы, подняв крышку чемодана, обнаружил бы там внутри ядовитую змею.

Лица бойцов вытянулись. Впрочем, Боб тут же нашелся, принял единственно правильное решение:

– Извини, брателла. Обознались. Все. Без обид. Уходим.

Ховрин даже испытал при этом некоторое разочарование.

Боб потом сказал своим:

– Чуть-чуть мы с ним не обосрались, парни. Я этого чувака знаю. Просто офигенный боец! Очень крутой! Лично видел, как он отхуярил одного реального пацана в пять секунд. Даже меньше. В три. Это – ходячая кувалда!

– Да ну? – засомневался кто-то из молодых.

– Иди, попробуй. Догони! Это он только с виду такой типа зеленый пацан.

Отзвонился с мобильного Сергееву-младшему:

– Извини, Денис, с этим не получилось. За ним стоят очень серьезные люди. Как-нибудь сам с ним договаривайся. Будь только поаккуратнее, чтобы не пришлось это дело старшим разруливать.

Тот выругался и отключил трубку. Боб только пожал плечами:

– Он нам не хозяин. Перебьемся и без его бабок. Если бы наш шеф узнал, он нас бы оштрафовал за такие дела и не кисло. Можно было наделать ему проблем. Вовремя откатили. Пошли пиво пить!

В другой раз около университета Ховрин увидел Катю, когда какой-то бородатый мужчина лет тридцати ей что-то втирал и чуть не трогал за плечи. Катя его внимательно слушала. Ховрину это не понравилось.

Он подошел вразвалочку, сказал басом:

– Ты бы, мужик, не очень-то к моей девчонке терся!

Мужчина оторопел и не нашелся, что и сказать. Потом кивнул и отошел.

– Это был наш преподаватель с курсов! – чуть позже сказала Катя и тут же звонко рассмеялась. – Интересно, что он обо мне подумал?

– Ладно, скажешь, что школьный приятель. К тому же очень влюбленный и ревнивый.

– Охо-хо-хо! Скажите, пожалуйста! – Катя слегка покраснела. Ей явно это было приятно.

По вторникам вечером с пяти до семи в Доме Творчества Юных обычно происходила репетиция девической группы «Дилижанс». Катя играла там на бас-гитаре, подпевала. Все девчонки там были довольно симпатичные. Исполнили несколько известных песен на английском языке в собственной обработке.

– Ну, и как? – спросила потом Катя, вся с горящими щеками. – Только правду.

– Хреново вы выступаете, – огорошил ее Ховрин. – Солистка вообще петь не умеет, воет. Играете вы неплохо, а поете – так себе, на три балла. Извини. Легко сравнить – поставь оригинал.

Катя, впрочем, не слишком обиделась:

– Я тоже как-то послушала нашу запись у себя дома и ужаснулась. Но это у нас как клуб: никого выгнать нельзя. Это она, Снежана, создала группу. Ее отец дал деньги на аппаратуру. Мы собираемся, репетируем, обсуждаем проблемы. Жалко, что это скоро кончится. Школа, все это. Может, будем встречаться. А группа точно развалится.

Ховрин понимающе кинул:

– После окончания школы все разбегаются, кто куда. Я вообще мало кого из своего класса видел за этот год. Все где-то учатся, появились другие компании. Два-три человека разве что встречаются регулярно. Я вот постоянно только с Юриком Васильевым встречаюсь. Он теперь в Купчино живет. Метро «Международная», десять минут пешком.

Возвращались из Дома Творчества как обычно через узкий проход между домами.

Там стояла компания – четверо. Один энергично с чавканьем жевал резинку. Крикнул Ховрину:

– Эй, чувак, базар есть!

Ховрин сказал Кате:

– Иди, я с ними поговорю! Иди-иди, сказал! Я догоню.

Парень, жующий жвачку, вразвалку приблизился к Ховрину, дыхнул в лицо мятой:

– Ты кто такой?

– А тебе чего надо?

– Чего с ней ходишь?

– А тебе-то что?

– Чего ты, блядь, выступаешь? Ты кто такой?

Все другие стали придвигаться.

– Я на хозяина работаю.

– Что еще за хозяин?

– Печерский Виктор Станиславович.

Тут-то они и остановились. Шепоток послышался, кто-то сказал: «Печора». Смутились.

– Сам Витя Печора, что ли? – проблеял один сзади. В любой компании есть всезнайка.

Кто же такой был этот Виктор Станиславович Печерский? Ховрин только и знал, что он входил в совет попечителей того самого турнира по карате. После того злосчастного боя охранник подозвал Ховрина к столику Печерского, тот пожал ему руку, дал визитку: «Молодец! Если что – звони!». Визитка была очень солидная, многоцветная, с золотом: такой-то такой-то, генеральный директор такого-то холдинга. В тот момент Ховрин к нему как-то не присматривался, взял карточку, сунул в карман да и забыл о ней. А ведь как пригодилась-то!

– Кому Витя Печора, а кому – Виктор Станиславович! Хотите перетереть базар – могу позвонить бригадиру, но тогда, пацаны, назад уже дороги не будет. Они просто так на разборку не приезжают – ребята борзые – мало вам не покажется, не отпустят. Придется оплатить расходы. Если есть что-то личное против меня, давай прямо сейчас с любым из вас – один на один!

Сказал он это без особого вызова, но никто и не вызвался.

– Тебя с ней поставили ходить? Зачем? – спросили жвачечник уже спокойно, без напряга.

– Мне сказали ходить – и я хожу, и не спрашиваю, зачем. От всякой гопоты и бомжей приказано девчонку прикрыть. Сказано: если кто будет серьезно наезжать, я должен вызвать дежурную бригаду. И это все. Есть вопросы?

Все, что он сказал, была истинная правда, и парни явно заколебались. Им было боязно, поскольку за этим спокойным и уверенным в себе охранником явно стояла серьезная организация, опытная в разного рода разборках. Объявить, что и у них есть еще кто-то над ними и состыковать группировки могло закончиться плохо. Из-за какой-то девчонки, которая нравится одному из пацанов, могут пострадать все. Обычно в таких ситуациях старшие договариваются, но всегда кто-то должен заплатить за беспокойство. Но тут даже не бизнес, а личные дела, и старшие могут разгневаться – они не занимаются пустяками. Компания отстала. Казалось, на том и кончилось, и Ховрин с облегчением выдохнул.

Всю дорогу до дома Ховрин с Катей трепались без умолку. Разговор был ни о чем, как это и бывает у влюбленных и близких друзей. Последний квартал шли рядом, как бы случайно иногда касаясь друг друга. Молча, каждый про себя переживая эти новые ощущения. Слова были не нужны, подходя к дому, оба, не сговариваясь, стали тормозить, идти медленнее: хотелось продлить прогулку. Ховрин потом шел и думал: как доживу до завтра. Утром позвонил Валерий Константинович, сказал, что сегодня можно не приходить: он сам встретит Катю. Ховрин весь вечер провел в тоске, от нечего делать сходил в зал на три часа, провел несколько спаррингов, поколотил по мешку. Это его отвлекло.

На следующий день он ожидал ее с трепетом, типа влюбился. А потом увидел ее и вроде как ничего особенного не испытал.

Катя рассказывала разные школьные новости, совершенно чепуховые, но смешные происшествия на уроках.

А еще оказалось, что одна Катина одноклассница все-таки входила в уже вроде как угасающее движение эмо. Все там одевались в одном стиле – во что-то розовое. Зачем ее туда поволокло – неизвестно.

– Я не понял, в чем суть дела? Чего они хотят? – интересовался Ховрин.

– Эмо считают, что у них аллергия на счастье. Цитирую по памяти: «Мечта каждого Эмо – умереть в ванне от потери крови путем перерезания собственных вен в области запястий. В этой связи некоторые из них носят повязки, которые закрывают нанесенные раны». Короче, чистые дебилы! И Машка тоже туда скатилась.

– Обалдеть! – ужаснулся Ховрин. – Чего это она вдруг? Ее кто-то обидел? Травмировали в детстве?

– Это просто тусовка. Друзья ее туда затащили. Парень, который ей нравится. Есть еще более дебильные группы в Интернете типа прыгнуть с крыши, проехать на сцепке электрички и все такое. Там уже истинные кретины…

В четверг после занятий Катя вышла на крыльцо вместе со своей школьной подругой Эльвирой. Ховрин, сделавший, было, шаг навстречу, затормозил.

– Это кто? – Эльвира заметила, глазами показала на Ховрина.

Катя пожала плечами:

– Так. Привязался один парень из нашего дома, ходит за мной, пусть ходит, мне веселее, рук особо не распускает, со слюнями не лезет. А чего?

– Да ничего – странно как-то…– протянула Эльвира. На этом и заткнулась. Пожевала губами, хотела что-то еще спросить, но так и не спросила.

В следующую среду Ховрин сопровождал Катю в бассейн. Ему стало скучно ждать в холле, и он тоже решил искупаться. Купил в киоске плавки, заплатил за разовое посещение, договорившись с теткой на контроле на подешевле, разделся, вышел к чаше. Стал высматривать в бассейне Катю. Та бултыхалась на первой дорожке. Другая подружка ее, Любочка, с которой плавала Катя, вдруг замерла: "Гляди, гляди, вот это да!" Катя посмотрела тоже: там, на краю, стоял мощный мускулистый парень. Чем-то ей знакомый. Потом она поняла, чем: это и был Витя Ховрин, ее личный телохранитель, во всей своей красе. Увидев ее удивленный взгляд, он помахал ей, и Катя рефлекторно помахала ему в ответ. Любочка от удивления открыла рот, хлебнула воды, закашлялась:

– Так ты его зна-а-аешь?

– Ну, знаю. И что?

– Сейчас же познакомь!

– Тебе он не понравиться, он тупой, как валенок! – Знакомить с ним Любочку Кате вовсе не хотелось.

– Плевать! Смотри, какая мускулатура! А под плавками! М-м-м… Ах, как бы я его трахнула! – В ее семнадцать лет у нее были уже повадки будущей светской львицы и покорительницы мужских сердец, живущей сексом, и даже был некоторый, пусть еще и очень скромный, сексуальный опыт.

Катя и сама на него украдкой посматривала. Впечатляло – неплохо был сложен Витя Ховрин.

Полотенца с собой не было, вытирался Ховрин бумажными салфетками из туалета.

После тех двух происшествий он стал чаще осматриваться. Увидел, когда шли от метро к дому, какую-то группу парней человек в пять, которая некоторое время тащилась позади. Поначалу подумал, что это еще какой-нибудь очередной Катин поклонник с компанией.

Катя, румяная после душа, по дороге домой приставала с вопросами к Ховрину:

– Слушай, а правда, что можно голым кулаком разбивать кирпичи? И что можно летать, как в кино показывают?

– Разбивать кирпичи и доски не сложно – любой дурак сможет! А вот про полеты я чего-то не слыхал и никогда не видел, может, разве что, в тибетских монастырях монахи вживую и летают, а в кино актеров на тросах таскают, а потом на компьютере эти тросы стирают. А вот сальто с места сделать легко.

И он тут же его и сделал. Обернулся. Шедшие за ними парни тут же куда-то и слиняли. Хотя, может, и случайно шли за ними.

– Ух, ты! – восхитилась Катя. – А сложно научиться?

– Нет. И драться несложно. Вас, девчонок, хватают и тащат, а вы как овцы. Хочешь, покажу пару очень эффективных приемов самообороны? Больше тебе и не понадобиться. У человека куча болевых точек. Зная их, ты можешь свалить любого. Никто не выдержит, даже если это какой-нибудь качок.

– Ну, давай.

– Вставай сюда, например, я тебя хватаю так… – Он немного прижал ее к себе. Катя, коснувшись его грудью, замерла на миг, и Ховрин тоже. Чуть отстранился. Потом вдохнул и выдохнул, пришел в себя, начал показывать:

– Если тебя хватают таким образом, то делай вот так – ни один мужик этого не выдержит. У тебя будет минимум двадцать секунд, чтобы убежать. В таких ситуациях это очень много. Давай, попробуй!.. Ой-ой-ой, больно!.. Слушай, а у тебя получается!

От удовольствия Катя даже подпрыгнула на месте.

В это момент из кармана Катиной спортивной сумки выпал пропуск в бассейн, Ховрин поднял его и увидел на пропуске ее фамилию – Гарцева, спросил:

– А чего это у вас с отцом разные фамилии? – он вспомнил фамилию на визитке Валерия Константиновича – Серебряков.

– А он мне не родной отец, а отчим! – сказала Катя после некоторой паузы. – А что?

– Да ничего. Не приставал?

– Да ты что! – постучала она указательным пальцем ему по лбу. – Он с нами с моих трех лет живет. Я его «папой» называю, а своего родного отца до прошлого года и не знала вовсе.

Какую-то болезненную струнку он, однако, задел. Было однажды такое. Как-то Валерий Константинович пришел, слегка выпивши, с какого-то банкета, и был секундный эпизод, когда как бы в шутку он Катю приобнял, коснулся груди. Она была только что из душа – в одном халатике на голое тело. Была бы своя дочь – это, может быть, было бы естественно, поскольку близости между ними быть не могло, но тут буквально на пару секунд возникло некоторое напряжение. Впрочем, это был единственный эпизод.

– Ладно. А то есть всякие истории, что отчимы своих падчериц трогают и все такое. В Америке один известный актер, не помню фамилии, даже женился на падчерице. А как ты его называешь? Настоящего отца? Тоже «папа»?

– А ты не думаешь, что мне неприятно об этом говорить? – вдруг вспыхнула Катя. – Есть вещи, о которых люди не любят говорить!

– Ладно. А чего тут такого? Просто спросил. Отчимы часто не злые, но могут приставать, это всем известно. А вот мачехи, это кому как повезет, но обычно злые. Это еще по сказкам известно, а народные сказки отражают историческую правду. У одного знакомого мачеха, так она все вкусненькое оставляет своим детям, а ему зажимает, прячет от него. А он специально выискивает и съедает. Знакомая девчонка есть, у нее была настоящая злая мачеха, постоянно давала ей какие-то таблетки, хотела отравить. Отцу она сказать об этом не могла, да тот и не послушал бы, посчитал бы, что придумывает, ревнует. Как говорится, ночная кукушка дневную всегда перекукует. При муже она была с падчерицей нарочито вежливой – ти-ти-ти-ти, но как только он уходил из дома, отношение резко менялось. Говорила с ней грубо, в приказном тоне. А у другой девчонки отчим просверлил дырку в ванной…

– Слушай, давай прекратим эту тему! – Катя зажала уши. – Я не хочу это слушать! Это мерзко!

– Как скажешь. Он хороший?

– Они с мамой любят друг друга. Я всегда предупреждаю, когда домой прихожу не вовремя.

– Зачем это?

– А затем, что однажды пришла из школы раньше времени, а они этим делом занимаются.

– Каким?

– Ну, этим самым. Любовью. И я с тех пор всегда предупреждаю о приходе, чтобы не было неудобно.

– А сколько им лет? – удивился Ховрин, который считал, что старикам и пожилым людям – то есть кому старше сорока – сексом заниматься уже незачем.

– Маме – тридцать восемь. Папе – сорок два. А твои родители?

– Мы сейчас вдвоем с мамой живем. Сестра замужем и живет отдельно.

– А отец твой где?

– Отец сейчас живет с другой семьей – на «Пионерской». Не знаю, кто там чего, но мама у меня женщина с характером, потому я отца не сужу. И еще у меня есть сводный брат Сашка. Ему уже три года. Прикольный такой пацан! У сестры тоже недавно родился мальчик, три месяца, мама там у нее целыми днями сидит, часто ночует. Но сестра тут проговорилась, что наша мама хочет снова выйти замуж.

– И правильно делает, – закивала Катя. – Надо, чтобы в старости кто-то был рядом.

– Чего правильно-то? Наверняка опять какой-нибудь козел. Мама всегда находит каких-то придурков: то плешивый, то пьет, то постоянно курит: срать не сядет без сигареты – потом в сортир не войти. Ни одного нормального лица у тех, с кем она встречалась, ни разу не видел – одни хари! – разгорячился Ховрин.

У матери вскоре после развода появился некий дядя Андрей. Мужчина он был неплохой, но чужой, и еще в нем были некоторые черты поведения, которые Ховрина ужасно раздражали. Сложилась неприязненная остановка с постоянными подколами с обеих сторон. Ховрин все говорил против дяди Андрея, да и дядя Андрей всегда Ховрину противоречил, и они никак не могли ни в чем совпасть. Оба предпочитали лучше не встречаться. Даже ели в разное время. Мать это в какой-то степени напрягало, но не то, чтобы очень, поскольку Виктор был уже взрослый парень и в няньках не нуждался. Часто ездил на соревнования и спортивные сборы.

– Дети всегда ревнуют, – сказала Катя. – Это нормально.

– Да я хочу ей только хорошего, а то какого-то хрена обстирывать и кормить. Вот на фига он ей нужен? Детей они вряд ли заведут – старые уже. Знаю, знаю – это все тот самый пресловутый стакан воды. Всем перед смертью очень хочется пить.

– Все с тобой понятно: мама хочет устроить свою личную жизнь, а тут ты припрешься со своими девками. Еще и женишься, детей заведете. Ей-то куда деваться? Ты против?

– Я? Нет, конечно. По крайней мере, не будет мне на мозги капать. Если они к нам не переедут, конечно, с тем типом.

– Они тебе еще и братика или сестричку родят! – хихикнула Катя.

– Да ты чего – в таком возрасте? Она же уже бабушка! – оторопел Ховрин.

– Всякое бывает. Считается: только ребенок привязывает мужика. Иначе никак. И за сорок рожают.