Божественная трагедия

Шаг 12. История карты

– А почему ты не согласился сразу? – поинтересовался Макс, когда они ехали на такси домой.

– Не надо проявлять излишнюю заинтересованность, – пожал плечами Барт. – Согласимся завтра.

– Обратил внимание на эту Марлен?

– Что понравилась? – Барт пихнул Макса. – Не рано ли ты снова захотел жениться? Меня больше заинтересовала Хаят. Вот это женщина! От нее какой-то свет исходит.

– И свет и тьма. Она прекрасна, но у меня к ней двойственное чувство. Свет с червоточиной какой-то.

«Если возникла в душе эта настороженность, значит, что-то не так, значит, сближаться нельзя», – додумал он уже не проговаривая вслух.

– 

Кстати, что она говорила? – спросил он.

– 

Эта цитата из Шекспира висит в здании библиотеки Конгресса. Про то, что знанье – свет, а незнанье – тьма.

Макс думал о Марлен. Ему вдруг захотелось поглотить её. Почувствовать до последней клеточки. Чтобы она стала им. Это было новое чувство, новоприобретение. Он чувствовал себя огнем, хотел пищи. Чтобы стать сильнее, ярче. Но разум говорил: не нужно. Вместе с тем обостренная человечность кричала: ты сожжешь ее – останется пепел. И потрескивали мысли, что может так и нужно. Может, ей нужно сгореть.

«Стерва, похоже, еще та, в моем вкусе, – про себя усмехнулся Макс, а вслух произнес:

– Думаю, Марлен будет за нами приставлена, если нам вообще надо соглашаться на эту работу.

– Обычная практика. Не верь, не бойся, не проси, – Эта фраза с английским акцентом звучала особенно впечатляюще. – Виктор никому не доверяет. Его принцип надзор над надзором и контроль верхнего надзора.

– Ты вообще планируешь соглашаться?

– Один час утром стоит двух вечером..

– Утро вечера мудренее? так что ли? Интерпретация?

– Ага, – отозвался Барт.

– Ты с Виктором работал?

– Да, у него большой бизнес здесь. В начале двухтысячных вложил удачно в растущие бизнесы, тогда у вас все росло как на дрожжах. И в Америке тоже проинвестировал пару стартапов. Чистая удача. Потому что он в IT-технологиях практически не разбирается. Виктор больше по истории, частный коллекционер, причем коллекционер до дрожи в пальцах. Некоторые экспонаты добыл ему я. Например, карту. Обратил внимание?

– Ничего примечательного… – сказал Макс,

– Я из-за карты устроил эту экскурсию! Хотел, чтобы ты посмотрел.

– Это не та карта, о которой ты говорил? Типа волшебная.

– Именно! – Барт чуть подпрыгнул от раздирающих его эмоций. – Только Виктор знает не обо всех ее свойствах. Карта мистична, волшебна. Если ты заметил, то на карте пятна. Они появляются и исчезают с течением времени. И наше событие отпечаталось на карте, я внимательно посмотрел след этого события и в нашем доме и том доме, куда мы пошли!

– Я подумал, когда ты потащил меня на Староневский, что у тебя крыша едет.

– Многие так думают, – со всей серьезностью произнес Барт.

Они ехали, а Барт рассказывал:

– Невский, как искривленное зеркало, где прошлое и настоящее сходятся в одной точке – точке излома. Невский должен был быть идеально прямым, строители немного промахнулись. А из-за этой ошибки и получился такой эффект.

– Это предположение?

– Предположение – только то, что причиной искривления строители. Каждое событие на Невском проспекте имеет свое отражение – это факт. В котором мы могли убедиться. Я сам проверял не раз эту теорию, – говорил Барт. – ты обратил внимание на особенность карты?

– Не обратил, обычная старая карта.

– Невский на ней идеально ровный! Это копия карты проекта Невского проспекта. Подобных карт больше нет в мире!

– Ты знаешь, я не все знаю, – усмехнулся Макс.

– Кстати, мне попалась в руки шведская карта века так двенадцатого. Там место, где проходит сейчас невский называется Чертов Берег.

– В приятном месте мы живем. Не зря Петербургу столько мистики приписывают.

– Собственно, участниками одного события стали и мы, это отразила карта, – улыбнулся Барт. – У меня есть десяток документально подтвержденных фактов из прошлого. В шестидесятых, в отеле Невский Палас, тогда он назывался гостиница Балтийская, останавливается некий иностранец, требующий определенный номер. У иностранца этого как потом выясняется были сведения о кладе. Он ночью вскрывает пол своего номера и находит металлическую коробочку, до утра он пытается ее выковырять, а она оказывается креплением люстры в номере снизу. Люстра благополучно рухнула, ухлопала двух постояльцев. В этот же день на Староневском проспекте, дом тебе сейчас не скажу, а врать не буду, с потолка обрушивается золотой дождь. Непонятным образом вскрывается тайник, обогащая жильцов квартиры. Они заявили о находке, об этом писали в газетах. А в соседнем доме с Паласом была похожая история, но более прозаичная. Хотя тоже связанная с находкой огромных денег.

– Как ты-то связался с этой картой?

– Я наткнулся на эту карту случайно. Сначала я узнал о свойствах карты у бывшего владельца, который испугался обладать таким артефактом и продал ее. А я выкупил эту карту у антиквара и не без выгоды для себя продал Виктору. Так, кстати, мы с Виктором и познакомились. Он заказал анализ карты. Экспертиза подтвердила, что карта восемнадцатого века. А пятна ничего особенного не представляют. Старение бумаги и воздействие влаги. Такая вот история. Но с тех пор меня неотрывно преследует мысль, что любое событие зеркально. Что бы мы не делали, за нами это кто-то повторяет.

– Это твоя тень повторяет все за тобой.

– Мечта любой тени – отбрасывать собственную тень, – глубокомысленно изрек Барт.

– А куда мы едем? – поинтересовался Макс, понимая по пролетающим пейзажам, что едут они не к Невскому.

Водитель занервничал и назвал адрес на Крестовском острове.

Макс недоуменно взглянул на Барта.

– Мы едем ко мне, – заявил Барт. – Нам больше нечего делать на Невском.

– Дружище, – сказал Макс шоферу, – сначала заезжаем на Невский, ты нас подождешь пять минут.

Барт хлопнул себя ладонью по лбу, видимо, он забыл про ларец абсолютно.

Водитель очень сильно занервничал. Видимо, он не раз уже ждал так и не дожидался своих денег.

– Барт, заплати ему на сколько договаривались, остальное и чаевые – потом.

Барт расплатился. Водитель тут же успокоился.

– Вот память, – посетовал Барт. – Видимо в кабаке уснула.

Шаг 13. Вызов любимого

Марлен скучала. Её скука была особого рода: она скучала по Алексу. Всё чаще и чаще она видела его фигуру, лицо в толпе. Ей хотелось его окликнуть, но тут она вспоминала, что Алекса давно нет. А он приходил к ней во снах, и спрашивал: «Ты меня забыла? Что ты меня не окликнула? Ведь это был я». Марлен просыпалась с надеждой, что это правда. Но рядом никого. Только глаз неба – луна смотрит в окно. Вернее, не глаз, а лицо неба. И в этом светлом круге она видела любимые черты.

Марлен пыталась отвлечься, думала о работе, вспоминала Макса, чем-то зацепил ее этот парень, но входил Алекс, садился напротив кровати, закуривал и говорил: «Наконец-то я вернулся!» Будто он не разбился на мотоцикле. Его смерть и жизнь все больше обрастали слухами. От друзей приходили странные вести. Говорили, что у него было много женщин, что он искал смерти, что он знал о своей погибели.

Как было бы просто, сесть на кровати и поговорить… Но морок исчезал.

Марлен так было нужно было с ним поговорить. Ей казалось, что несколько его слов сделают жизнь легче. Отпустят воспоминания. Хуже все равно быть не могло.

И тут Марлен вспомнила о своей бабке ведунье. От нее остались теплые воспоминания о проведенных летах детства на хуторе и сундук, который стоял в коридоре под вешалкой. Марлен туда заглянула лишь раз, когда его привезла.

Марлен приехала к бабушке перед самой ее смертью. Долго-долго не была и вдруг сорвалась без предупреждения и приехала. Бабушка Ядвига ждала ее у калитки.

– Здравствуй, Мари, – улыбнулась бабка, – хорошо, что приехала, повидаемся хоть в последний раз.

– Да, что ты бабушка, – Марлен расцеловала старушку. – Ты еще огого!

– Ох, внучка, я знаю, кому и сколько отпущено, – сказала бабушка, – пойдем в дом. Дом я тебе отписала, ты присматривай за ним. А сундук этот забери, здесь мелочи всякие, потом настанет время, разберешься.

– Бабушка, что за разговоры! – воскликнула Марлен. – Даже слушать не хочу.

Бабка только отмахнулась, но на лице у нее было написано: «Я-то знаю»

Они пили чай.

Бабка Ядвига была худенькой, маленькой женщиной, но сила чувствовалась во всём, что она делала. Она не была никогда хрупкой. Не стала дряхлой. Под сетью морщин угадывалось прекрасное лицо. А если специально затуманить взор, то морщины разглаживались, и перед Марлен сидела ровесница. Хоть на дискотеку иди. Выдавал голос надтреснутый.

Про бабку разное говорили. Говорили, что она ведьма. Говорили, что поизвела нехороших людей в тяжелые времена своим колдовством. Но как что-то случалось в посёлке сплетни откидывали и бежали к ней за советом.

В дом она редко кого пускала, только самых близких. А ходока встречала у калитки, выслушивала молча и советом одаривала.

И всё по ее слову выходило.

Плохо ли, хорошо, но так и случалось.

Многие к ней за здоровьем ходили. Между доктором и бабушкой выбирали бабушку.

Некоторые, правда, и туда и туда ходили, подстраховывались.

А она снабдит какой-то травкой или порошочком, так доктора потом удивляются, потеряв симптомы болезни.

Все называли ее баба Яга. Кто со злобой (хотя зла она односельчанам не делала, правду говорила, да, но зла не делала), кто с опаской, кто ласково-ласково, словно родную мамку кликал.

Сейчас, правда, обращались все реже, да и слухи поутихли. Старики поумирали. Молодежь разъехалась, а новые обособленно как-то живут. И не интересует их ничего.

Чай был ароматным-ароматным, даже дурманящим каким-то.

– Ты Мари, береги себя. По женской части нелады у тебя могут быть. Но все хорошо будет. И Алекса, попридержала бы ты рядышком, а-то резвый он у тебя.

– Как же я удержу, бабушка, – улыбнулась Марлен. – Это все равно, что ветер сачком ловить.

– Я тебе травку дам. Ты не бойся, это не любовное снадобье. Он тебя и так любит. Просто притихнет немного на короткое время. Тяжелые времена у него сейчас.

– Не надо, бабушка, сами справимся.

– Не надо – так не надо. Моё дело предложить… Я ж вижу, как ты по нему сохнешь.

– Ай да бабушка! Как ты все видишь, все знаешь!

– Жила долго, вот и знаю.

К вечеру посыпались звонки по работе и в ночь Марлен укатила.

А через две недели поехала на похороны.

Бабка ушла тихо. Позвала соседку, та пришла через полчаса, а бабка Ядвига на кровати лежит во всем чистом, и не дышит уже.

Домом теперь занимался товарищ детства, он жил в том же поселке, подправлял, если что надо. И сдавал жильцам. Марлен постоянно получала от него денежные переводы. Сама-то не ездила. Далеко слишком, да и Тайланд привлекал больше, чем Латгалия.

А сундук забрала. Во-первых, вещь старинная, красивая, Марлен нравились такие вещи, она и прихожую сделала под старину.

Что-то она упустила в прошлый раз открывая сундук. Чему-то не придала значения. Да и растерянно она как-то возилась с вещами. Сейчас надо быть внимательнее. Бабка Ядвига ничего просто так не говорила.

И теперь, похоже, настало время открыть сундук. Крышка поднялась легко, без скрипов и взвизгиваний. Из глубины пахнуло не затхлостью, а травками и благовониями. Огромное количество тряпичных мешочков, сверточков. Сверху толстая тетрадь в клеенчатом переплете.

Марлен в первый раз наткнулась на этот фолиант, хотя вынимала из сундука всё. Как это получилось? Колдовство? Ох, бабка Ядвига.

Марлен бережно взяла и открыла тетрадь – бабушкин аккуратный округлый подчерк, крупные буквы. «Приворот» прочитала Марлен. Пролистнула еще несколько пожелтевших страниц, «заговор зубной боли», дальше… «Вызов умершего человека». Марлен застыла, будто тело ее вдруг стало на миг каменным, потом прохладное дыхание вывело ее из ступора. Из тетрадки выпал листок.

«Здравствуй, Мари! Рано или поздно ты откроешь этот сундук. Из любопытства или обстоятельства толкнут тебя на это. Я не говорила тебе ничего о заклинаниях и обрядах. Ты должна сама прийти к этому. Возможно, не ты, а твоя внучка почувствует необходимость в этих вещах. Чужим не передавай эти вещи. Многие заклинания опасны. И надо слушать себя. В тетради многое объяснено, но, главное, в тебе. Слушай себя. Если ты будешь делать не так, окружающее проявит себя по-другому. Будь осторожна, внучка! И слушай вглубь»

Марлен перечитывала и перечитывала эти строки. Тетрадь по-прежнему оставалась открытой на странице «Вызов умершего человека».

Слёзы хлынули ручьями. Разговор о детях звучал насмешкой. Ей было так больно! Потерять любимого, потерять возможность родить. Она нажала до боли на слезотоки и смахнула ручьи. И окунулась в прочтение тетради.

Полшага за грань. Энки

Инанна отрешенно смотрела вниз. Город притих. Только внизу в храме все жрецы Урука что-то хором пели. Инанна чувствовала прилив сил, словно все каналы города питали ее. Но это ее сейчас почти не волновало. Пожалуй, впервые она обратила внимание на конкретного человека. Она даже запомнила его имя. Думузи. И он предложил ей то, что никто никогда не предлагал. Ни боги, ни, тем более, люди. Жизнь без борьбы за власть между богами.

Любовь. Она почти не знала, что это такое. Боги не любят. Они правят, вершат, определяют, будет ли урожай, умрут ли целые города. Они борются за то, чей храм построят в городе. Сущность богов соткана из людских страха, боли, страданий, суеверий, стремлений к изменениям, мечтаний, сексуальных желаний. Из человеческих чувств перед неизведанной силой.

Но сама она почти не знала любовь. Иногда она видела, как какой-нибудь красивый юноша из бедной семьи убегал из города вместе с дочкой богача, не желавшего свадьбы с неровней. Они редко были счастливы. В других городах для них не было места. Но они бежали, и были счастливы. Инанна вспомнила, что иногда завидовала им. Их порыву, их смелости и тому чувству, которое люди называют любовью, безграничное, безрассудное, безсконечное.

Думузи. Он ведь человек. Ее вдруг охватил прилив чувств ко всем людям. Ей захотелось обогатить их жизнь, дать им пищу, дать им богатство, дать им знания, как Великая река Бурануну разливается и дает их земле питательный ил. Ведь люди, по сути, создали ее. Да, вначале она была толстой и безобразной, с широченными бедрами удобными только для рождения потомства. Но ведь люди и их вкусы меняются. Она вдруг осознала, что чем лучше они живут, тем лучше она выглядит, тем больше она себе нравится.

Думузи. Она не помнила его лицо, но зато помнила его взгляд, видела его сердце, горячее и громкое. Ей вдруг страшно захотелось увидеть его снова, чтобы он был рядом. Прямо здесь, прямо сейчас, рядом с ней. И, чтобы он увидел ее. Красивую, горячую, страстную, громкую. Она страстно возжелала обрести человеческую плоть. Богиня в человеческом облике – что может быть прекраснее и сильнее. И Думузи сможет увидеть ее не только во сне. Сможет дотронуться до нее не только во сне. И она сможет отдаться ему не только в мечтах.

Для этого ей нужна сила и власть верхновных богов. Та власть, которую они спрятали от людей, чтобы избежать катастрофы. Та власть, которую боги спрятали от самих себя, чтобы не искушать.

Решение пришло быстро и поразило даже ее саму смелостью и лихачеством.

Богиня призвала свою служанку Ниншубуру помочь ей. Ниншубуру был идеальной служанкой. Когда требовалось, она представала в образе красивой хрупкой девушки, умелой в рисовании ресниц, теней, румян, знающей толк в нарядах и прическах. И, конечно, делилась всеми последними сплетнями о многочисленных родственниках богини. Когда богиня была в опасности в ходе споров с другими богами, Ниншубуру становилась грозной воительницей. Ее фигура менялась, мышцы на руках и ногах наливались силой, в руках появлялся огромная железная цепь, которая не позволяла подойти ни одному врагу, ни одному чудовищу. Если богиня уставала, то Ниншубуру становилась заботливой матерью, укладывала голову Инанны себе на колени и гладила мягкой теплой рукой по волосам, и щекам. А если нужно было что-то сообщить кому-то, то быстрее Ниншубуры мог быть только солнечный свет. Она летела сквозь расстояния, чтобы передать волю или просьбу своей госпожи.

Ниншубуру накрасила Инанне глаза тушью, одела ей подвеску на грудь из топазов. Красивые желтые камни, связанные крепкой шерстяной нитью, представляли собой тонкую паутинку. Золотой цвет камней словно лучами солнца, освещал ее безукоризненную бронзовую кожу, ее совершенную грудь.

Инанна посмотрела на себя в зеркало облака и осталась довольна. Сетка плетеная из черной шерсти, на бедрах скрыла лишнюю, по ее мнению, полноту. Тушь обращала внимания каждого, кто ее мог увидеть, на огромные черные глаза. Она знала, что сегодня ее красота и обоняние станут главным оружием.

Инанна направлялась к великому Энки, повелителю подземного океана, и хранителю всей мудрости мира. По представлениям людей он приходился братом ее деда Энлиля. Хотя, наверное, Энки уже забыл об этом. Нелегко помнить обо всех твоих родственниках, когда живешь один, глубоко, далеко от мира, и почти никто тебя не навещает. И не легко устоять перед просьбой прекрасной девушки, одетой столь призывно и изящно.

Старый добрый могущественный Энки. Он обитал в бескрайних просторах подземного океана Абзу. Но главное. Где-то там, в глубинах этого океана, он хранил Ме, таблички со священным знанием, обретя которые, Инанна смогла бы обрести могущество, а народ Урука, почитающий ее, силу и власть над всеми шумерскими городами.

Она отправилась в путь не одна. Ее верная спутница Ниншубуру следовала за ней.

У входа в АБзу, ее встретил огромное величиной с гору двуликий Исимуд, верный прислужник Энки. Мало того, что двуликий, но еще и меняющий эти лица в зависимости от настроения своего хозяина. Сейчас лицо, повернутое к ней было человеческое, и даже приятное на вид: абсолютно лысый череп, подведенные углем глаза. Она выглядел как человеческий жрец (может именно поэтому Инанне и понравился этот облик, очень сложно разделить свою собственную сущность, от создаваемый людьми представлений). Другого лица Инанна не видела, и никто его не видел, кроме Энки. Отец Инанны говорил, что горе тому, кто увидит второе лицо Исимуда.

Исимуд пропел басом, что хозяин, великий Энки, приглашает дорогую гостью за стол.

Терраса обиталища дома Энки находилась на огромной плоту посреди великого океана. Воды были спокойны, тихонько плескаясь черными волнами об огромные бревна поддерживающие террасу на плаву. Вокруг стола стояли двенадцать стульев.

Хозяина не было. Инанна сидела за столом одна, Ниншубуру осталась стоять поодаль, а Исимуд прислуживал почетной гостье. Как бы он ни поворачивался, было видно только одно его лицо. Он подливал ей сладкое вино, накладывал ячменный пирог с маслом и мясом. Инанна пила, ела, но Энки не появлялся. Однако, Инанна знала, что это ничего не значит. Наверняка он наблюдает за ней. Неотрывно. Поэтому богиня старалась принимать самые изящные позы, томно отхлебывала пиво из глиняных стаканов, и задумчиво смотрела вдаль.

Энки, появился неожиданно. Инанне показалось, что он все это время сидел за столом, просто вдруг решил, что Инанне пора его видеть. И слышать.

– Прекрасная Инанна, – его голос загремел на все просторы бескрайнего океана. –Город Эриду – щедрый город, принес мне в жертву корову и молодое вино. Как тебе оно?

– Оно будет еще вкуснее, если великий Энки выпьет вместе со мной, – улыбнулась Инанна и слегка подалась телом в его сторону.

В Энки и его брата Энлиля люди начали верить очень давно, задолго до того, как они стали обращать внимание на урожай и плодородие, за много веков до появления первого образа Инанны. Энки появился задолго до того, как люди вообще научились мыслить. Это древнее божество, сотканное из инстинктивных чувств, страхов, ощущений. Древний и могущественный бог.

Энки тоже преобразился с тех пор. Из грозной бесформенной и бестелесной сущности, из необъяснимой силы природы, он постепенно превратился в немолодого и крепкого телосложением бога. С бородой, мудрыми живыми глазами. Слишком даже живыми.

Инанны заметила, как Энки смотрел на нее, на ее грудь, едва прикрытую сеткой из топазов, заглядывал в ее глаза. Как он громко смеялся и старался рассмешить свою гостью. Как он с удовольствием отхлебывал вино из глиняной чаши. Как он расспрашивал Инанну обо всем, и рассказывал о себе.

Богиня весело смеялась, поднимала одну чашу за другой, требовала, чтобы двуликий Исимуд подливал и ей и Энки. Лицо Исимуда, повернутое к ней только одной стороной, становилось все добрее и веселее. Когда язык Энки стал немного заплетаться, и он начал подсаживаться ближе к Инанне, пока не оказался совсем рядом. Пора действовать, решили богиня.

– О Великий Отец, – начала она. – Я пришла к тебе за помощью. Могу ли я рассчитывать на нее?

– Спрашивай, и все что в моих силах, я исполню, – пророкотал Энки.

– Ты добрый и мудрый, ты знаешь все и можешь все, – сладко мурлыкала Инанна наклонясь к нему и почти касаясь своим обнаженным плечом его локтя. А я слаба и беззащитна.

– Кто тебя обидел? – рука древнего бога обняла ее за плечи, и Инанна содрогнулась от великой и древней силы, исходившей от этого объятия. Но надо было действовать быстро.

– Я слаба.

– Ты прекрасна, – и Энки начал притягивать ее к себе.

– Я слаба и беззащитна, и мой народ Урука не может в должной мере дать мне силы. Они не знают как правильно возделывать землю, они не знают, как возносить почести мне, они не знают ничего.

– Я могу дать тебе силу, – Энки прижал ее к себе.