Барт похоже, мог выносить свое внутреннее в пространство комнаты в пространство Мира.
Социум. Социум много значит в жизни.
Наконец, Макс выискал более-менее свободное место на книжной полке, там правда, уже лежали какие-то предметы. И поставил шкатулку.
Шаг 5. Клиент через «О»
Марлен появилась в офисе ближе к вечеру, у неё было назначено на сегодня несколько клиентов, которых она не могла отменить.
Она редко назначала встречи на утро. Сама больше любила жить по ночам, да и люди сейчас начинали день много позже. Многие ее клиенты – работающие в России иностранцы, которые утро и день проводили в офисах, и с психологом встречались по вечерам. Да и само утро в России сдвинулось к полудню. Хотя само слово говорило, что полдня прошло. Чтобы сказала бабушка (если бы была жива) узнав, что Марлен по будням поднимается ближе к одиннадцати, а в выходные три-четыре часа дня – утро бывает и не наступает. Когда люди обращали внимание Марлен, на то обстоятельство, что пять вечера – уже не рано, Марлен улыбалась: «У каждого своё рано». И добавляла с обворожительным прибалтийским акцентом: «И своё поздно. Только сейчас относительно одинаково».
Раньше действительно народ больше ценил утреннее время. Вернее его заставляли ценить. Марлен помнила те времена, когда Латвия еще входила в СССР, и родители уходили на работу около семи. Заводские цеха начинали работать в семь, конструкторские бюро в восемь. Страна просыпалась рано. Марлен провожала родителей, слушала радио и повторяла уроки, до девяти – начала занятий в школе – была уйма времени.
К середине дня Марлен окончательно оклемалась и подходя к работе чувствовала себя отлично.
«Тебе клиент уже звонил несколько раз», – встретила Катюша в приемной.
Катюша была миленькая, скромная девушка лет за сорок у которой всё хорошо, за что ее и любили.
– Здравствуй, Катюша! Что-нибудь новенькое или старенькое? – поинтересовалась Марлен.
Всегда, когда она видела эту девушку хор в голове заводил советскую песню «Расцветали яблони и груши!», дирижируя при этом и настроением.
– Фамилию не называет, называется ВиктОром, сыпет комплементами, говорит совершенно непонятно. Причем, именно ВиктОр! – делилась Катюша.
Зазвонил телефон. Катюша плавно, почти нежно взяла трубку и бархатным голосом произнесла: «Ало, клиника Альфамед!»
– Это он, – сказала Катюша, прикрыв микрофон, протянула трубку Марлен.
– Да, я вас слушаю, – произнесла Марлен.
В трубке отстаивалась тишина.
– Алло, я вся во внимании, – Марлен сделала голос, как можно мягче и привлекательнее.
Молчание.
Самым сексуальным голосом, на который была способна, Марлен произнесла, ее начала доставать эта игра в молчанку, ее явно проверяли.
– Если вы позвонили просто так, нажмите один, если вы позвонили помолчать, нажмите два, если вы позвонили по делу, нажмите три. Если у вас сел голос, ничего не нажимайте, просто повесьте трубку. Перезвоните, когда он встанет.
Она знала, что ее тембр голоса в купе с легким акцентом действует на мужчин неотразимо. В трубке послышался легкий смешок.
– Да-да, чудесно, ощущаю прогресс, – продолжила терапию Марлен. – Теперь прохихикайте свою проблему.
– Проблема-мраблема, – возникло в трубке. – Марлен, я хотел бы встретиться, сегодня в двенадцать, в ресторане… скажем, Мансарда, – он говорил столь значительно, будто передвигал горы, каждое слово было алмазом непомерной величины.
– Виктор, – она сделала лёгкий упор на «О», – уже третий час.
– Двенадцать ночи-шночи.
– Простите, приемы у нас проходят в основном в офисе, с 10 до 21. Если сеанс проходит на дому, то за доп оплату.
– Оплату-маплату. Договоримся.
Марлен промолчала.
– За тобой заедут.
Марлен анализировала разговор. Вот и названный Ангелом. Или это совпадение? Новые клиенты, появлялись нечасто, некоторые приходили на раз-два, исчезали. Так не появлялся еще никто. Ей, конечно, попадались чудаки пациенты, но в основном, процент чудаков был небольшой не более одного в неделю. На эту неделю лимит был исчерпан. Вчера уже был дурик. Кстати, процент загадочных, заинтересовавших ее по сетевому общению был гораздо ниже. И этих «загадочных» она отличала, как белка отличает полый орех от полного. Два совпадения для одних суток было многовато. Это больше походило на розыгрыш. Скорее всего, Ангел и ВиктОр – одно лицо. Мечтания Марлен об Алексе зазвенели битым стеклом. Но тут же вспомнилась фраза: «У тебя будут дети». Если это шутка, то очень жестокая. Шевельнулась в сердце игла неприятностей.
Шаг 6. Сменить русло
Этот дед напомнил Максу старика Хотабыча, но подумал, что портрет этот он вполне мог видеть на стене кабинета литературы или математики. Вообще это лицо было олицетворением древности… Точнее той эпохи, казалось, что дед даты изготовления даже не прошлого века, а позапрошлого. Только Макс сомневался, что найдет на этом человеке ярлычок с клеймом, говорящем о создании индивидуума. Невысокий, прямой пожилой человечек стоял в коридоре, опираясь на палочку светлого дерева, освещаемый тусклой лампочкой. Белый полотняный костюм – точно позапрошлого века, седые волосы, остроконечная аккуратная белая бородка.
– А Варфоломей Михайлович! – воскликнул старик, сверкнув круглыми очками. – Добро пожаловать, добро пожаловать! Вы сегодня с другом?
И старик вопросительно посмотрел на Макса, который неловко протянул руку для рукопожатия, хотя смотрел на Барта: «Михайлович? Вполне русское отчество, для Нью-Йркца». А старик жадно тряс руку Барта, дед безумно рад ему.
– Макс… – представился молодой человек и понял, что делает не то и добавил, – …им Владимирович Минин.
И тут же ощутил сухую прохладную руку старика.
– Им? – улыбнулся старик, – а нам Владимирович? – и тут же серьёзно представился, – Бояров Александр Леонидович. Проходите, проходите, гости дорогие.
Посередине кухни стоял круглый стол. Угол занимал огромный буфет. На стене тикали ходики. Из современности была сама кухня, холодильник, раковина и газовая плита. На которую тут же был водружен блестящий чайник с свистком.
Александр Леонидович извлекал из резного буфета чайный сервиз, а Барт из пакета купленные продукты: огромный кусок буженины, сыр, хлеб, булку, красную рыбу, какие-то морепродукты.
Макс считал, что этим можно питаться неделю.
– Вы знаете, Варфоломей Михайлович, мне кажется, что морепродукты не совсем уместны с чаем, – заметил старик, – уберите, уберите.
– А с этим уместны? – и Барт достал поллитровку хорошей водки.
– С этим, я думаю, уместны, – нагнул голову Александр Леонидович. – Что же вы сразу не предупредили? Здесь требуется другая сервировка.
И старик убрал чайные принадлежности, достал маленькие рюмочки и тарелки.
– Сейчас мы будем есть суп! – воскликнул он.
– Спа… – возник Макс, он не очень любил супы, и тут же получил весомый тычок в бок от Барта.
– Не отказывайся, – зашептал Барт, – обидится.
– Спасибо, – сказал Макс. – С удовольствием.
– Ой, – удивился старик. – пятьсот рублей, я вроде не клал сюда деньги.
Александр Леонидович вертел в руках купюру.
– Странно… Это какой-то волшебный дом. Я постоянно нахожу деньги. Это пять вы? – и старик подозрительно покосился на Барта.
– Что вы! Александр Леонидович! Я уже имел неприятный разговор с вами. Мне этого хватило. И мне неприятно, что вы обо мне так думаете.
Старик тут же смягчился и вынес как транспарантик из кухни купюру.
Барт тут же выхватил из кармана пятисотку, подмигнул Максу, и спрятал в буфет денежку. Сел, как ни в чем не бывало.
– Он очень бедный старик, – зашептал Барт. – И очень гордый. Один раз я прокололся. Положил пятитысячную. Потом понял, что у пенсионеров такие купюры встречаются крайне редко.
Супом оказался жидкий куриный бульон, сваренный на маленькой лапке, причём лапка оказалась поделенной между Максом и Бартом.
– С сухариками кушайте, – прихлебывал из тарелки Александр Леонидович.
Посередине стола стояла тарелка ощетинившаяся, как иголками, тонкими палочками сухарей. Барт зачерпнул горсть и кинул в тарелку. Макс последовал его примеру.
Это было действительно вкусно. Бульон с сухариками. Что-то из прошлого… Но не такого далёкого как старик – из детства.
Барт наполнил рюмочки водкой.
– За встречу! – произнес Барт и выпил.
Макс тоже пригубил. Водка оказалась на удивление вкусной. Она нисколько не напоминала дурнопахнущий керосин, нижней ценовой категории.
Никакого привкуса алкоголя. Лёгкий вкус сладости на языке. Будто сделал глоток родниковой воды. Макс взял бутылку. Прозрачное стекло, толстое дно. Черная пробка на стекле черным написано «BELUGA», на серебристой этикетке рыба переплывает чёрный круг.
«Эстетно», – подумал Макс, поставил бутылку.
– Вкусная водка.
– К сожалению, встречи редки, – произнес Александр Леонидович.
– Я бы заходил к вам чаще, но дела… дела, – произнес Барт. – И поиск интересных фактов, которые способны вас удивить занимают слишком много времени.
– Заходите просто… – грустно улыбнулся старик. – Неужели ваш Интернет не способен предоставить вам удивительную информацию?
Слово «Интернет» Александр Леонидович произносил, как многие старики с очень мягким «т».
– Люди удивляют больше, – улыбнулся Барт.
– А вы знаете, молодые люди, что казнили не только людей, животных, но и реки?
– Я же говорю! – засмеялся Барт, потирая руки. – Расскажите, очень интересно.
– В Ираке есть река Диала. Это единственная в мире река, приговоренная к смертной казни.
– Как это? – не понял Макс. – Такое возможно? Ей отрубили исток?
– Напрасно смеётесь, молодой человек, – заметил Александр Леонидович, – Персидский царь Кир…
– Кир… Кир? Это который якобы знал всех своих войнов поименно? – спросил Барт.
– Кир Великий. Так вот Кир переправляясь через Диалу, лишился коня. Царь так разгневался, что приказал прорыть 360 каналов, чтобы отвести воду из реки. Так Диала перестала существовать на тысячу лет.
– То есть она возродилась? – спросил Макс.
– Пески занесли каналы, и река вернулась в прежнее русло. Возродилась – какое верное слово, Максим Владимирович, – старик посмотрел на Макса.
Глаза старика были живыми и глубокими, как время.
– Не думаю, что это единственная казненная река, – сообщил Макс. – люди уничтожили многое. Вспомнить плотины, изменение ландшафта.
– Да, – возник Барт. – Но это не совсем то. Та река была специально казнена. А здесь мы убивает по прихоти, по незнанию. Мы похожи на ребенка, который испытывает умеет ли плавать цыплёнок и кидает его в бочку с водой. Убитые реки. Какая метафора.
– Мы и Землю казним. Кто-то подписал ей приговор, а мы всего лишь инструмент для казни, – высказал догадку Макс, поставив рюмку на стол.
– Да, – снова встрял Барт. – Я всегда думал о том, что мы призваны для некоторого максимального воздействия. Уничтожение Земли или Вселенной вполне подходит.
– Сейчас сложно сказать, для чего мы призваны. Я считаю, что для созидания всё-таки, для совершенствования, – дед поджал губы.
– Но разрушаем, – завёлся Макс.
– Но и разрушение может быть созиданием, – возразил Барт.
– Во всем этом есть положительный момент, – улыбнулся старик.
Все затихли.
– Река через тысячу лет вернулась в русло.
– О положительности этого момента тоже можно спорить, – раздухарился Барт, он налил всем водки.
– Это значит возродится вселенная, возродится Земля, и снова появится человечество, чтобы всё это уничтожить.
– Странный круг, – вздохнул Макс.
– Возрождение, – какое хорошее слово, – проговорил Александр Леонидович.
– За возрождение, – воскликнул Барт.
Затем Барт вытащил фотографии ларца и выложил на стол, распихав тарелки с едой по краям.
– Мы собственно, Александр Леонидович, пришли с интересностями… Что вы скажете по поводу этой шкатулки?
Старик вынул из кармана увеличительное стекло и стал вглядываться в фото.
Макс недоумевал, почему Барт вытащил только снимки шкатулки и не предъявил снимки украшения, ведь их интересовало именно оно. Было странно, чтобы делать такие огромные снимки на альбомный лист и тратиться. Сейчас все показывают на планшете или смартфоне. Но Барт пояснил просто: старик – ретроград. Для него важны привычние тактильные ощущения. Ритуал важен. И планшет не оставишь – откажется. И пользоваться надо научить. А старик поколдует, может еще информацию выдаст.
И Барт оказался прав, раз дед ещё и линзу достал. «Знает, что делает!» – кивнул Макс.
– Что я могу сказать про вашу шкатулку, задумчиво произнес Александр Леонидович. – Скорее всего ларец с секретом. Нужно нажать на дно и этот символ.
Макс с Бартом переглянулись.
– В ларце таится какая-то опасность, связанная с огнём. И мне здесь видятся шумерские символы неумело переданные. Скорее всего люди, которые делали этот ларец не совсем понимали, что передают. Отсюда и искажение. Что я могу сказать, очень интересная вещица. Не такая уж бесполезная штука ваш инть-ернет…
И старик оценивающе поглядел на Барта.
– Может, вы меня как-нибудь сводите на прогулку по инть-ернету?
Барт молча достал остальные фотографии. Старик снова погрузился в изучение. Он возбужденно и озабоченно хмыкал, протирал линзу, кусал усы, бормотал под нос.
– Это шумерская вещица, – наконец изрек Александр Леонидович.
– Вы уверены? – воскликнул Барт.
Старик поджал губы.
– Не ассирийская, не египетская, не греческая? Именно шумерская? В Интернете пишут, что греческая, – соврал Барт.
– Молодой человек, – свысока произнес старик, – вы же можете отличить запорожец от чайки?
Макс улыбнулся: «Какой раритет, в потоке иномарок запорожец сейчас и не встретишь, а уж Чайку тем более».
– Это шумерская вещь, – твёрдо произнес дед. – причем, часть вещи… Малая часть, судари мои. Может у вас есть остальные снимки?
– Нет. Пока нет, – замялся Барт.
– Это часть нагрудной повязки, м-м-м, – пожевал губами старик подыскивая слово, – лифчик… Причем, кто-то варварски разделил эту часть туалета на несколько деталей.
– Для чего? – спросил Макс.
– Чтобы хранить в разных местах, возможно, так. Но это всего лишь догадка.
– Соединив вместе, может дать ключ к разгадке? – выпучил глаза Барт.
– Может быть, может быть… Скажите это лежало в ларце?
– Да, – сознался Барт.
– Точно-точно шумерский, – засопел дед. – Только ларец более поздний. Намного более.
– Варфоломей Михайлович, можно я оставлю эти снимки у себя?
– Я бы просил вас об этом.
– Фантастический старик! – вещал Барт, когда они с Максом вышли. – Он знает больше, чем советская энциклопедия и мыслит свежо. Он написал десятки книг в разных областях, а живет бедно. Тем, что мы принесли, надеюсь, перебьется какое-то время, – Барт погрустнел. – Напрямую не берет – гордый. Деньги с пенсии на книги тратит. На еду жалеет. Побольше бы таких людей, которые думают не о том, как набить пузо, а о науке, творчестве. Которые думают.
– А кто такие шумеры? – задал мучивший его вопрос Макс.
– Древнейшая цивилизация междуречья. Твоя находка бесценна.
– Насколько бесценна в рублях? – Макс уже представлял не только квартиру, но и машину и дачу.
– Настолько бесценна, что я бы не советовал ее продавать, – сказал серьезно Барт, – во-первых, надо попытаться найти следы остальных частей.
Макс представил, насколько дорого сможет стоить весь этот древний лифчик.
– Если ты нуждаешься, я могу тебе помочь.
– Ты что самый богатый? – буркнул Макс.
– Достаточно, чтобы не думать о деньгах, – нахмурился Барт. – Но я имел ввиду работу. Будем искать этот артефакт, я проспонсирую это мероприятие. Прибыль поделим. Я согласен на сорок процентов. Ты будешь моей долгосрочной инвестицией.
Макс вздохнул. С квартирой придётся подождать. Но он понимал, что Барт прав. Очень даже прав.
– Кстати, а почему ты Михайлович? – поинтересовался Макс.
– Старик переиначил на свой манер. Моего отца зовут Майкл.
Полшага в сторону. Праздник города Урук
Богиня смотрела на свое отражение в прозрачном облачке на кристально чистом небе. Изящная, хоть и не очень тонкая, талия, высокая и в меру большая грудь, приятные изгибы не слишком полных бедер. Большие и черные глаза, как ночное небо в новолуние, сверкали блеском звезды Ниндаранны. Инанна нравилась сама себе. Гораздо больше чем раньше. Раньше, давным-давно, много сотен людских поколений назад, у нее были огромные невообразимо широкие бедра. На их фоне даже грудь казалось маленькой и невыразительной. Что за странные людские фантазии? Наверное, дело в пищи, которую они тогда там на земле ели. Или еще в чем-нибудь. То ли дело сейчас. Но всегда есть к чему стремиться. Похудеть бы в талии немного. Надо что-то придумать, чтобы стать еще краше. Как это несправедливо! Я Богиня, а даже моя внешность зависит от вкусов и представлений этих червей!
Хотя, наверное, можно на это как-то повлиять.
Она посмотрела на город, где ее почитали, с высоты зиккурата, огромного пирамидального храма, выстроенного в ее честь. Город Урук был как-будто в дымке. Какие-то здания, низенькие и неказистые. Люди, копошащиеся внизу. Каналы с мутной водой, пересекающие поселение. Вдалеке текла Великая река Бурануну.
Инанна всегда видела весь мир в тумане. Да и что там интересного она могла увидеть. Плач, горе, стенания, смерть… Смерти она боялась. Ее сестричка, не такая, впрочем, красивая как она, завладела царством мертвых. И от зависти к ее красоте мечтала ее там оставить, навсегда, среди теней, среди умерших людей. Инанна поморщилась и снова взглянула на город.
Пелена скуки в ее взоре не давала ей разглядеть детали. Хотя Урук, кажется, готовился к празднику.
Торжеству урожая. Даже сквозь туман неприятия Инанна увидела суету на главной площади целого района, посвященного ей. Надо спуститься к ним. Пусть почитают. От этого, она станет сильнее.
Она спустилась на площадь. Люди ее не видели, никогда не видели. Но верили, и эту веру она ощущала каждый день. Но и она не видела людей. Даже, рядом с ними, это были лишь тени тех, кто верил в нее, и чья вера давала ей силы и власть. Но она слышала людей. Их молитвы о здоровье ребенка, об урожае, об удачной сделки, о родовспоможении, о зачатии первенца. Чтобы люди продолжала верить, она исполняла некоторые пожелания, не особенно разбираясь, кто и почему ее просили. Это было не интересно. И вот сейчас они все попросят что-то. Всем городом. Придется исполнить. Она вздохнула, спустилась с вершины зиккурата и села на почетный каменный трон приготовленный для нее на небольшом, специально построенном из камня, возвышении. Народ смотрел на жрецов, которые стояли также рядом с троном. Те что-то пели. Инанне и прислушиваться не потребовалось. Судя по приливу сил, который она ощутила, они воспевали ее, богиню.
Затем к трону подошел человек и встал перед ним. Хорошо одетый, немолодой, но жизнь людей так скоротечна… За ним следовало четверо других людей, лица которых у Инанна совсем скрыл туман отсутствия интереса к происходящему. Хорошо одетый человек принес ларец и поставил перед троном. Он торжественно говорил про засеянные поля, про богатство его семьи, опять про поля. Сложно было бы догадаться, что он хотел, но из прошлых столетий Инанна знала об этом ритуале. Каждый год в праздник урожая она должна была выбрать мужа. Это сейчас лучшие люди города приносят ей дары, говорят какие-то слова, и после выбора чинно восседают у трона. Давным-давно, когда Инанна была еще толстой и широкобедрой перед ней шаманы и вожди выплясывали недвусмысленный танец, не стесняясь ни оголенных чресел, ни возбуждения, ни последствиями этого возбуждения, которые должны были способствовать зарождению нового урожая.
Сегодня перед Инанной никто голышом не плясал. На шкатулку с сокровищами она даже не взглянула. На что ей людские богатства. Она поправила сетку на груди. Яркие сочные камешки грубо обработанных топазов заиграли, впитывая всю силу бога солнца Уту.
Человек окончил говорить и отошел, но не далеко. Его слуги встали за ним. Стать мужем богини на год – почетно и рискованно. Ничего особенного делать не нужно. Если будет хороший урожай – почет и уважение всего города. Если плохой… Правда, обычно мужья были из знатных семей, тесно связанных со жрецами, так что ничего плохого с ними не случалось. Но Инанна не следила за их судьбой после года, так называемого замужества. Да и в течении года не обращала никакого внимания на них. Они ее видеть не могли, а она не хотела.
Рядом с троном встала девушка. Абсолютно обнаженная, но с множеством украшений: на шее, на груди, на бедрах, на запястьях, в волосах сверкал металлический обруч. Красивая, с черными как ночь волосами, кудрями спадающими на плечи.
Инанна обратила внимания на нее гораздо большее, чем на своего потенциального мужа. Это жрица олицетворяла ее, богиню. Именно с ней, с этой девушкой, выбранный претендент на глазах у всей площади совершит обряд посвященный плодородию. И будет обязан совершать этот обряд каждый день, но уже в стенах зиккурата.
Внешность девушки для Инанны имела огромное значение. Ведь именно так люди себе и представляют богиню, а значит от того, как выглядит эта девушка, зависит и будущая внешность самой Инанна. Эта девушка понравилась богине. Особенно бедра. Узкие. Хорошо. Значит стоит ожидать изменений и собственной фигуре в будущем. Очень хорошо. Богатый претендент тоже смотрел на жрицу с нескрываемым интересом. Вероятно, с жрецами было все договорено, и он не сомневался, что сейчас на глазах всего города овладеет ею и станет мужем богини.
Меж тем на возвышении перед троном появился еще один претендент на то, чтобы на год стать ее мужем. Он был гораздо проще одет. Серая чистая накидка из шерсти. Слуг у него не было. Значит бедный. «Рисковый малый» – подумала Инанна. Ведь в случае неурожая никто его не защитит. И кажется, судя по одеяниям, простой пастух. Это в городе земледельцев, где богатство определяется количеством возделанной земли.
Она даже, обратила на него внимание. Он пока молчал и прямо смотрел на трон. Именно туда, где сидела она. На красивую жрицу он даже не взглянул. Он не мог ее видеть, но, Инанне показалось, что смотрит он ей прямо в глаза и, даже, улыбается. Он заговорил:
– Что я могу предложить тебе? Тебе, Божественная, разве нужно богатство? Тебе разве нужна шерсть, масло? Надо ли тебе это?
Инанна заметила, что обычная вековая дымка, которая всегда стояла перед ее взором, когда она смотрела на жизнь людей, стала чуть прозрачнее.
– Божественная, я люблю тебя. Я видел тебя во сне. Я знаю, какая ты прекрасная, восседающая во храме. Но поверь, жизнь на земле прекрасна. И я хочу подарить тебе ее, человеческую жизнь. В ней много страданий, в ней много радостей, боли, и счастья, но главное, в ней много любви. Я твой навеки. Я подарю тебе то, что ты раньше никогда не испытывала. Меня зовут Думузи. Выбери меня, Божественная Инанна. Явись нам, и яви нам свою милость.
И человек встал на колени перед ее троном, как раз там, где находились ее ноги. Ей показалось, что она даже почувствовала тепло, исходящее от него и кисловатый запах шерсти.
Инанна была потрясена. Такого ей никто не предлагал. В смятении, она взмахнула рукой и все, кто стоял на каменном постаменте перед ее храмом, полетели кубарем вниз. Раздались испуганные крики толпы. Богиня отвергла претендентов. Что же будет с урожаем. Но богине было не до их страхов. Она быстро удалилась к себе на вершину зиккурата.
Шаг 7. Старый знакомый
Подходя к дому, они услышали, что их окликнули. Во дворе на лавочке сидело трое.
– Так чё надо ребята? – нагло выступил Барт. – На пиво не хватает? Не вопрос, добавим.
Говорил один, жилистый крепыш.
– Слышь паря, мотай отсюда у нас разговор к человеку.
Барт глянул на Макса и понял, что разговаривать ему не хочется.
– О чем разговор-то? Я вас не знаю, – пожал плечами Макс. – Может, просто разбежимся?
– Можно и по-хорошему, – говорил небольшой, Макс почувствовал, что с ним будет больше всего проблем. – Шкатулку отдай.
– Так-так, ребята, разговор ни о чем, денег давайте дам, это же не проблема, – встрял Барт.
– Шкатулочку я уже отдал, – спокойно сообщил Макс.
Он стоял, расслабленно опустив руки.
Барт встал в боксерскую стойку и стал подпрыгивать птичкой, трясти головой.
– Сейчас! Сейчас у вас будут проблемы, – выкрикивал он.
– Ты убери своего бешеного воробья, – сплюнул небольшой, в этом движении Максу показалось что-то знакомое.
– Ты передай Светке, что эта вещь не моя, я её уже отдал.
Макс тут же понял, что угадал, и мгновение спустя, увернулся от последовавшего удара и ответил серией. Даже зацепил.