Черное Солнце
Когда-то Наранпа была ребенком. Давным-давно, до того как присоединилась к жречеству, до того как научилась читать ход солнца и повелевать правительницами Созданными Небесами, она была попрошайкой из Утробы Койота, бедного района Товы. Часто, до того как улицы затапливали вечерние толпы аферистов, туристов и искателей удовольствий, прибывающих в Утробу, Наранпа присаживалась на самый западный край верхнего уровня этого района и вглядывалась в то ошеломляющее расстояние, что отделяло ее дом от более состоятельных кварталов. Глядя на город, она мечтала. О переплетении кружевных висячих мостов, что, как паутина, колеблются под нежными ветрами каньонов и позволяют свободно путешествовать по всем кварталам. О том, как она будет исследовать широкие дороги и величественные дома в четыре и пять этажей, сложенные из саманного кирпича, – и делать это она будет не как прислуга подобно матери, но как человек, который имеет на это право. И самое дерзкое, о чем она мечтала, – стать ученым в небесной башне в квартале Отса.
Ей тогда было всего десять, и судьба ее еще не была предрешена. Она еще не заучила, что она из бедняков, – а такие люди, как она, попадают в небесную башню только в качестве прислуги, а еще она не вызубрила, что, если ты был беден, люди продолжают тебя ненавидеть, даже если ты уже стал богат.
Она помнила летнюю ночь, когда она сидела со своей семьей вокруг кухонного очага, который они делили со своими соседями, и обсуждала, как ей хочется изучать звезды. В кварталах, Созданных Небесами, дети принимали пищу на больших общественных террассах, где еду готовили для сотен людей, но в Утробе люди разжигали небольшие земляные очаги прямо на улицах и жарили на них молотую маисовую муку или закапывали целые початки в горячий пепел, чтоб приготовить их за ночь.
Услышав ее слова, мать обменялась таинственным взглядом с отцом, и тот закивал.
– Это большая удача, что ты сегодня заговорила об изучении звезд, Нара, – сказала мать, повысив голос от восторга. – Я разговаривала с матроной, которой служу, и она сказала, что помнит тебя, помнит, какая ты умная и как хорошо ты учишься, и она согласилась поручиться за тебя в небесной башне.
Наранпа почувствовала, как у нее закружилась голова.
– Я стану ученым – жрецом? – Она знала, что в башне можно изучать и другие науки – целительство, письмо, историю или даже искусство смерти, но все, о чем она мечтала, – это изучать солнце, луну и движение звезд.
Отец рассмеялся:
– О нет, малышка. Они не возьмут тебя учиться. Ты отправишься работать и будешь прислуживать жрецам. Помогать готовить им пищу, стирать их облачение, мыть полы.
У нее в животе что-то оборвалось от разочарования.
– Но… – мать подарила отцу долгий взгляд. – Возможно, если ты будешь внимательно слушать, то чему-то научишься. Благодаря наблюдательности прислуга может многому научиться, если будет вести себя тихо.
– Тогда я буду тише воды! – торжественно поклялась она. – И многому научусь.
– Это нечестно! – запротестовал ее младший брат Денаочи. – Почему идет она, а не я?
– Кто захочет быть жрецом, если можно стать одним из Созданных Небесами? – спросил второй ее брат, Акел.
Наранпа закусила губу. Это действительно было бы захватывающе. Водомерки были ее любимым кланом, и ее мать служила именно его матроне. Водомерки правили недоступным для выходцев из Утробы районом Титиди. Наранпа видела изогнутые края его утесов, когда вглядывалась через разделявший их узкий каньон: видела огромные небесно-голубые знамена, каскадом спускавшиеся по стенам глинобитных зданий, покрытых стекающими вниз зелеными лозами и красочными побегами цветов клеродендрума. А здесь она даже не видела деревьев. Деревья! В Утробе не было деревьев. Титиди был садом из невероятной зелени и растений, с водопадом, который, прежде чем воссоединиться с рекой, делившей Тову пополам, бежал через город, подобно живой улице. Когда мать рассказывала об этом, Наранпа представляла Титиди как что-то сказочное, как место, о котором можно только слышать, но в которое ты никогда не попадешь. Но теперь…
– А какой клан выбрал бы ты, Акел? – поинтересовалась она.
– Почему все хотят быть кем угодно, кроме Беркута? – перебил ее Денаочи. – Все знают, что они самые могущественные из четырех кланов.
– Если мы отправимся на войну – нет, – возразил Акел.
– Ты хочешь, когда мы отправимся на войну, ехать на спине водяного насекомого? – Он вздернул острый подбородок. – Я же буду ехать на орле и гадить на тебя сверху!
– Я буду не Водомеркой, а Крылатым Змеем!
– Да какая разница!
Акел кинулся на младшего брата, но Денаочи легко уклонился от его слабого удара.
– Что это за разговоры о войне? – В голосе отца послышался сильный гнев. – Това ни с кем не воюет. С тех пор как жрецы объединили нас, мы живем в мире уже триста лет.
– Это Акел хочет драться. Я же хочу править! – Лицо Денаочи было столь самодовольным, что Наранпа могла только рассмеяться.
– Мальчишки не правят в Тове, – возразил Акел. – К тому же все, чем ты когда-нибудь будешь править, – это куча мусора. Ты и твои сраные птицы. А я отправлюсь в военное училище в Хукайе вместе с другой молодежью, и меня научат там сражаться.
– Хватит! – проворчал отец. – Вы оба не понимаете, о чем говорите. Неужели я вырастил таких дураков? Мечтаете стать правителями и воинами? Вам повезет, если найдете работу в шахтах или на полях на востоке, – фыркнул он. – Военный колледж не для таких, как ты, Акел. Если начнется война, ты станешь кормом для скота или, что еще хуже, жертвой на чужом алтаре в той стране, куда Жрец Солнца не принес света истины. А ты, Очи… – Он перевел взгляд на младшего сына. – Акел прав. Если ты где и будешь править, так это прямо здесь, в Утробе, а здесь можно править только мусором.
– Джейма, – упрекнула мужа мать, – они всего лишь дети.
– Они уже слишком взрослые для таких глупостей. – Он по очереди окинул взглядом детей. – Запомните хорошенько. Вы не молодежь из Созданных Небесами и никогда ею не станете. Выбросьте эти мысли из головы, или будете страдать всю оставшуюся жизнь.
После жестких слов отца в маленькой семье воцарилась тишина. Мать ничего не сказала, но Наранпа ясно видела, как та неодобрительно сжала зубы, да и выражение глаз было соответствующим.
– Когда я отправлюсь в небесную башню в Отсе, я приглашу вас всех навестить меня, – пытаясь поднять всем настроение, предложила Наранпа. – И ты сможешь прокатиться на беркуте, Очи. А ты – на крылатом змее, Акел. Но не на войну, а просто так!
– Я сказал, хватит болтать глупости, – проворчал отец – скорее устало, чем сердито. – Ты тоже, Нара. Хватит.
Разумеется, она так и не сдержала данное братьям обещание. Не только потому, что наездники огромных зверей, что принадлежали кланам, Созданным Небесами, считались элитой даже среди молодежи, и не только потому, что их специально выбирали из кланов и долго обучали, прежде чем позволяли взнуздать зверя, но еще и потому, что к тому времени Наранпа покинула свой дом и перебралась в Отсу не для того, чтобы стать просто прислугой – хотя и ею она побывала, – и не для того, чтоб стать просто адептом, хотя и им она успела стать, но для того, чтоб стать Жрецом Солнца – что было великой честью… Но еще потому, что к тому времени ее старший брат утратил жизнь, а младший – душу. Она до конца не знала, что стало с ее родителями, но думала, что они тоже умерли. И никогда не возвращалась для того, чтоб узнать, так ли это.
Потому что отец был прав. Прав в том, что, как бы она ни любила город, город не полюбил ее в ответ. Ему было мало пользы от девчонки-нищенки из Утробы, чуть-чуть больше – от умной прислуги, привлекшей внимание стареющего и эксцентричного Жреца Солнца, еще чуть больше – от невероятного адепта с поразительной способностью читать звезды, затмившего всех соучеников из Ордена, и в конце концов он просто воспользовался идеалистичным юным Жрецом Солнца, которая думала, что может изменить свой любимый город, и вместо этого лишь нажила врагов.
Снова и снова Това вынуждала ее зарабатывать уважение, и она делала это постоянно. Она успокаивала себя тем, что поступает так не ради славы или власти, а по самой худшей из причин.
Из-за веры. Веры в то место, которое она называла своим домом.
Но, лежа под одеялом, которым укрыла ее ведьма, думала она, измученная воспоминаниями о детстве и глупых фантазиях, с засыхающей кровью на коже и с солью, что жгла ей рот, вера не спасет меня сейчас.
Глава 4
Город Това
325 год Солнца
(за 20 дней до Конвергенции)
Сим объявляется, что все дороги как на Земле, так и в Небе сходятся у Небесной Башни в Тове. Сим объявляется священной обязанностью Наблюдателей Башни поддерживать Баланс между тем, что над нами, и тем, что под нами. Это они, те, кто будет изучать закономерности Солнца и Луны и пророчествовать в соответствии с ними; кто будет следить за тем, чтобы шел Дождь и рос Маис; кто поднимет Разум, Науку и будет трудиться, дабы низвергнуть кровожадных богов древности. Если они не исполнят свою Задачу, все знают, что Война может начаться снова и люди будут страдать. Но больше всего пострадают Наблюдатели, ибо они погибнут первыми.
Об ответственности Наблюдателей,от подписания договора Хукайи и введенияв должность Жреца Солнца, 1 год СолнцаНаранпа заставила жрецов собраться у подножия моста в Одо на рассвете, и этому никто не был рад. Она слышала совершенно непристойное для таких людей ворчание, проклятья и сквернословие. Кто-то жаловался, что остался без горячего завтрака, а разве кто-то может пройти через весь город без горячего завтрака? Наранпе очень хотелось избить жалобщиков. Или хотя бы накричать, чтобы они взяли себя в руки. Предполагалось, что завтра начнется Закрытие – двадцать дней поста и покаяния для того, чтобы подготовить дорогу для возвращения солнца в день летнего сонцестояния. Как эти адепты думают пережить Закрытие, если они скулят уже от того, что у них нет горячего завтрака.
– Будет удивительно, если, слыша эти жалобы, солнце вообще пожелает вернуться, – буркнула она себе под нос, достаточно громко для того, чтоб ее услышали лишь те, кто стоял рядом.
Честно говоря, утро выдалось очень холодным – верный знак того, что до зимнего солнцестояния осталось всего несколько дней. Жрецы и адепты надели меховые плащи и шерстяные краги в дополнение к своему жреческому облачению и даже сандалии заменили ботинками из выделанной кожи. И, несмотря на это, Наранпа не сомневалась, что к концу дня все полностью замерзнут подобно сосулькам, что свисали с крыши небесной башни.
Но это ведь не повод, чтобы жаловаться. В страдании было благородство, укрепляющее характер. Ну, или, по крайней мере, Наранпа на это надеялась и предполагала, что довольно скоро они это выяснят.
– Это шествие – хорошая идея, – добродушно протянул Хайсан, догоняя Наранпу, находившуюся во главе собравшейся группы. – Будем надеяться, что получится хорошее зрелище для Созданных Небесами в день Закрытия.
– Твоя маска, Хайсан, – напомнила Наранпа старому жрецу.
Он, по крайней мере, пытался. Хайсан был та дисса – главой ордена записи истории, – а потому хоть он и был ученым и исследователем, но при этом часто забывал о практических вещах.
– Ох. – Хайсан похлопал по карманам мантии, с каждым мгновением все сильней расстраиваясь. Наконец он сунул руку под большую медвежью шкуру, которую носил на плечах, и извлек черную маску, лоб и щеки которой покрывали крошечные булавки звезд.
Наранпа бросила короткий взгляд на двух других спутников – жрецов. Аба – сээги и глава Ордена Целителей и Иктан – тцийо, Нож и глава этого ордена. Оба были в масках и ждали: Аба – в белой мантии и соответствующем платье и мехах, и Иктан – в полностью красной маске и длинной юбке цвета заходящего солнца и свежепролитой крови.
Наранпа же была гаваа, главой Ордена Оракулов. Ее маска была солнечной – такой же ярко-желтой, как и подпоясанное платье, которое она носила под накинутым этим утром плащом, подбитым мехом. Маска представляла собой мозаику из длинных тонких золотых полосок, дополненную тонкими клинками из кованого металла, расходящимися во все стороны, как солнечный свет. Она всегда носила маску с честью, но сегодня к ней примешивался еще и страх.
– Я все еще не понимаю, почему мы должны это делать, – прошептала Аба, наклонившись к Иктану, но Наранпа все равно ее услышала. Аба была молодой, самой молодой из них четырех. Она стала главой своего ордена, когда ее учитель внезапно умер прошлой весной. Наранпа заняла свой пост через несколько месяцев после нее по той же причине, но она, по крайней мере, была на пятнадцать лет старше девушки, что означало как минимум на дюжину лет больше опыта, несмотря на то что Аба получила статус раньше ее.
– Для того чтобы показать городу, что жрецы все еще здесь, – сказала Наранпа, все еще глядя вперед. Она не обернулась, чтобы посмотреть, да и не могла бы сказать определенно из-за маски, но она была уверена, что Аба бросала убийственные взгляды ей в спину.
– Они и так знают, что мы здесь, – с ноткой раздражения откликнулась молодая женщина. – Они ведь платят десятину, не так ли? Делают подношения по праздникам? Присылают детей со всего Меридиана, чтобы те готовились стать жрецами?
– И они возмущены этим. – Теперь она повернулась к спутникам. – Я хочу показать им, что мы не какие-то там сморщенные кающиеся старички в башне, а живая, дышащая часть этого города. Что мы доступны. Что нам не все равно.
– Ох, – встревожился Хайсан. – Разве это разумно? Я имею в виду, это слишком радикально, Наранпа. Жрецы никогда не выставляли себя напоказ перед городом. Это к нам приходят, а не наоборот. Честно говоря, все и так идет хорошо.
– Ты только что сказал, что это была хорошая идея, Хайсан, – мягко напомнила ему Наранпа.
– О да. Ну, утреннее шествие. В остальном я не уверен.
– А я уверена, – сказала Аба, стуча зубами, – и я скажу: зачем менять то, что и так работает.
Но оно не работает! Наранпе хотелось возразить. В самом деле, почему, несмотря на требования договора, у дверей башни появляется все меньше и меньше адептов? Почему звучит все меньше и меньше просьб нарисовать звездные карты рождений, смертей и свадеб? Почему ходят слухи о неофициальной магии в нижних кварталах города? Почему растут культы старых богов, которые никак не получается искоренить? Почему это выглядит, как будто элите из Сотворенных Небесами больше нет дела до жрецов и даже проявление их уважения выглядит случайным и каким-то эгоистичным?
– Мы проголосовали за это, Аба, – обронила она. – И ты согласилась.
Молодая женщина фыркнула:
– Это было несколько недель назад, я не думала, что будет так холодно. – Несмотря на то что маска скрывала ее лицо, она хитрым движением склонила голову к Наранпе. – Если честно, я согласилась только из прихоти, Нара. Точнее, сделала поблажку для тебя. Я всегда считала это шествие ужасной идеей.
– Разумеется, – ровно ответила Наранпа, не клюнув на приманку сээги. – Но сейчас уже поздно отстутпать. Уже слышится барабанный бой и виден дым.
Аба пробормотала что-то недоброе, что Наранпа уже не разобрала, а потом и вовсе пропустила мимо ушей. Она все равно победила, что бы там ни говорила Аба, и потому позволила себе насладиться победой. Сплотить ордены жрецов, чтоб они прошли через весь город, было нелегко, так что она была полна решимости наслаждаться этим, пока была такая возможность.
Барабанщица, наряженная в бледно-голубое одеяние цвета утреннего неба, задавая ритм, шагнула вперед. Стоявший рядом с ней мужчина, в таком же синем одеянии, зажег кедровую ветвь, позволяя сладкому дыму подняться вверх. И Наранпа вздохнула с облегчением, когда шествие потянулось за ними.
Четыре жреца шли в ряд за барабанщицей и ее спутником, сопровождаемые своими адептами, вышагивающими в линию по одному, подобно хвосту падающей звезды – по сорок восемь за каждым.
Пока они шли по мосту над Одо, Наранпа с восхищением осматривала любимый ею город. Това на рассвете всегда был великолепным зрелищем. Отвесные скалы скрывались в тумане, знаменитые плетеные мосты покрывал иней, а лучи восходящего солнца делали все блестящим, неземным и потусторонним. Она знала, что позади нее находилась вечно неусыпная небесная башня, чьи шесть этажей росли из небольшого, стоящего наособицу холма, отделенного от остального города мостами. Именно там и жили жрецы, адепты и небольшое количество совместно проживающей прислуги. Также там находилась библиотека карт и свитков, террасса, где они все вместе принимали пищу, и на крыше – большая круглая обсерватория, открытая ночному небу.
Дом, – подумала она. Дом, который она любила, даже не будучи уверенной, что принадлежит ему. Но эту неуверенность порождала Утроба, и именно она заставляла Наранпу чувствовать себя недостойной, вновь и вновь требуя повторять про себя, что она – единственный на людской памяти Жрец Солнца, пришедший не из клана Созданного Небесами. Ведь несмотря на то, что башня была открыта для любого дитя, что пришло из Земель Договора, главами Орденов традиционно становились люди из Созданных Небесами Кланов Товы.
Кьютуэ, ее учитель, сделал Наранпу своей преемницей после долгих споров, но, поскольку писаного правила, запрещавшего это, не было, ее допустили, хотя так и не полюбили.
При таких обстоятельствах было бы правильным не высовываться, следовать традициям до конца и прожить в должности с комфортом. Но она не верила, что жрецы будут достойны ее невнимания.
Кьютуэ был доволен тем, что должность стала скорее церемониальной, чем управленческой, и сила, которой некогда обладало это звание, давно перешло к другим Орденам. Но ни один из них, к сожалению, не волновала жизнь за пределами башни. Еще будучи адептом, Наранпа видела, что жрецы с каждым годом все больше отдаляются от города, и это было печальной судьбой для тех, кто некогда был великой силой, объединившей весь континент. И уж она-то не будет бесстрастно наблюдать, как ее любимое жречество разрушится.
На миг оглянувшись на дорогу, она внезапно поймала взгляд адепта, мертвой хваткой вцепившегося в перила моста. Вместо того чтобы двигаться в такт колебаниям моста, адепт, сомкнув колени, пытался бороться с ним.
Этот тоже заболеет по собственной вине, подумала Наранпа.
– Веди вперед, – шепнула она Хайсану, замедляя шаг, чтобы пропустить других жрецов.
– Куда ты? – встревожился он.
– Я сейчас. – Она пропустила старика вперед, и тот сдался. Старый добрый Хайсан. По крайней мере, она всегда могла положиться на то, что он выполнит приказ. Аба наблюдала за ней, без сомнения, с любопытством. А Иктан не обратил на произошедшее никакого внимания, но она знала, что его глаза следят за ней. Она же пошла в ногу с пораженно уставившимся на нее адептом.
– Ж-жрец С-с-с-солнца? – У адепта застучали зубы, лицо залила бледность, а по вискам, несмотря на холод, побежала тонкая струйка пота.
– Мосты крепкие, – успокаивающе сказала Наранпа. – Мы не упадем.
– О да. Я з-знаю. Строители Товы – лучшие в мире. Н-но… Так много людей идут одновременно, – короткий взгляд назад. – Разумно ли это, идти вместе? Я имею в виду, даже великие вещи могут ломаться.
– Этот мост никогда не упадет, – заверила Наранпа, разглядывая адепта. Она понятия не имела, так ли это, но сейчас было не время придираться к словам. Судя по вьющимся волосам и широко расставленным глазам, адепт был родом с южной части континента, но люди часто перемещались из одной части страны в другую, женились, как им того хотелось. Лучше всего было, конечно, не допускать этого, особенно если учесть, что у адептов могло хватить смелости подвергнуть сомнению неизменность структур Товы.
– Откуда ты? – спросила Наранпа.
– Приношу глубочайшие извинения, Жрец Солнца. Я из маленькой деревушки, о которой вы и не слышали. Она находится на юге отсюда, на берегу притока реки Товагеш, который мы за его изгибы называем Маленьким Седуу – маленьким старичком. – Лицо адепта залила краска от смущения за эту провинциальность. – Я намереваюсь изучить целительство и вернуться домой.
– Как тебя зовут?
– Квайя.
– Это похвально, Квайя. Не каждому суждено остаться навсегда в башне. Ты знаешь, что Седуу звучит в Тове как Седох?
– Да, Жрец Солнца. Мы не настолько отличаемся, хотя… – Короткая заминка и вслед за этим поспешное: – Я никогда не пойму, как вы, тованцы, здесь живете. Мой дом находится на равнине, и мне кажется, строить там намного практичнее. Внизу – прекрасная река. – Взгляда под ноги уже не требовалось. – Почему бы не построить город там?
– Когда-то так и было, по крайней мере, по рассказам историков. Эти старинные постройки до сих пор используются в квартале Титиди. – И в Утробе, но этого упоминать она не стала. – Но наши предки, я полагаю, начали строить среди скал, чтоб защититься от ваших, – обронила Наранпа с терпеливой улыбкой. – Они были фермерами, и южане на равнине нападали на них. Кроме того, мы желали быть ближе к небесам. – Она обвела рукой окружающий пейзаж.
Короткий испуганный вздох сорвался с губ адепта.
– Мне так жаль. Я по поводу нападений.
– Уверяю тебя, все забыто. – Но даже когда она говорила это, перед глазами все стояли воспоминания о том, как отец проклинал жителей равнин, называя их ворами и варварами. Даже в объединенном городе старые предрассудки умирали очень медленно.
На лице адепта светилось сомнение.
– Не забывай, что в небесной башне наши взоры обращены к небу. Наш долг изучить узоры на небе так, чтобы их можно было повторить на земле.
– Но вы говорите об ордене гаваа, а я из сээги.
– Разве целители не смотрят на небеса, чтоб разгадать недуги своих пациентов?
– Да, конечно. – Согласие было очень поспешным. – Я просто…
Их ноги ступили на землю Одо, и мост неподвижно замер. С губ Квайи сорвался взволнованный вздох. Наранпа сочувствующе похлопала адепта по руке, получив в ответ облегченный кивок.
– Сегодня осталось пройти пять мостов. – Она надеялась, что адепт выдержит.
– Все в порядке? – обеспокоенно спросил Хайсан, когда она присоединилась к идущим впереди шествия жрецам. Наранпа знала, как сильно он ненавидит любые отступления от сложившегося порядка.
– Разумеется, – заверила она его. – Просто одному адепту надо было отвлечься.
Хайсан нахмурился и оглянулся на хвост процессии.
– Это адепт Абы. Пусть бы она его и утешала.
– Все в порядке, Хайсан. Орден раздает нам обязанности, а не командует нашими сердцами. Я видела, что адепту нужна помощь, вот и все.
– Но…
– Довольно. Я буду утешать тех, кого захочу. А теперь будь внимателен. Мы приближаемся к самому Одо.
Одо был унылым и зловещим местом. Будучи старейшим из Созданных Небесами кварталов Товы, одновременно он был домом клана Черных Ворон. Те были одними из первых, кто поселился в городе в облаках, но время их господства давно прошло. Теперь уже другие кланы удерживали большую часть власти в городе, а Одо отныне просто терпели или жалели. Их существование было уроком для любого, пожелавшего бросить вызов Наблюдателям, и того, кто станет его последователем. Одо сливался с городом, но не был его частью. Одо терпели, но не любили, и Наранпа как никто другой понимала это.
Мост привел их гораздо ниже главного входа, так что для того, чтобы добраться до основного района, пришлось подняться по старой и истертой каменной лестнице. Шествие поднялось к вершине, и перед ним предстал дом Черных Ворон. Этот квартал славился мягкими вулканическими породами, из которых и строили дома. Когда Черные Вороны впервые поселились здесь, дома вырезались прямо в высоких скалах, и, пока они шли по главной дороге, Наранпа то и дело замечала древние строения, прячущиеся в боковых переулках или скрывающиеся между более новыми постройками. Многие дома были возведены из неровных кирпичей, добытых и изготовленных из такой же вулканической породы, только привезенной из-за пределов Товы. Сами же дома сейчас были отделаны деревом, либо обгоревшим, чтобы соответствовать черным кирпичам, либо – на богатых домах и фронтонах магазинов – окрашенным в багрово-красные тона. А еще все было украшено вороньим мотивом – особым вороньим черепом, что был выткан на знаменах, висевших на стенах, и вырезан на перемычках над дверями.
Толпы людей высыпали на улицы и замерли у своих черных домов, чтобы посмотреть на невиданную процессию. Большинство жителей было одето в традиционную тованскую одежду. Тканые юбки у мужчин и женщин или, только у мужчин, длинные набедренные повязки, свисавше до икр, носимые с крагами зимой или без них – в теплую погоду. Многие, особенно наиболее состоятельные люди клана, носили обозначавшие их ранг пояса. У большинства они были сплетены из шнура, у некоторых – сделаны из кожи и меха, расшитого бисером, и лишь у матроны и прочих членов Великого Дома фартуки и плащи были созданы из черных перьев или шкур черного ягуара, выдубленных и отполированных для красоты. Ветер пробирал до костей, так что на многих были меховые накидки или шкуры. Иные же решили бросить вызов холоду, чтобы явить тела с вырезанными на них хааханами, наносимыми кланом Вороны на кожу.