Черное Солнце

Глава 6

Город Кьюкола

325 год солнца

(за 20 дней до Конвергенции)

Моряки Кьюколы лучшие в Меридиане, а значит, и во всем известном мире. Во время своих путешествий я плавал на доброй дюжине кораблей по морю Полумесяца и никогда не сомневался в силе, выносливости или смекалке капитана. Именно благодаря их труду Кьюкола постоянно славится силой и богатством и собирает все сокровища этого мира в своих сундуках. Матросы Кьюколы действительно ее самое большое достояние.

Все начиналось так хорошо.

Балам провел ее через город, вниз к докам, к той самой обещанной им бане. Ксиала хотела задержаться в парной, но он настаивал, что время не терпит, так что она соскребла грязь с кожи, вымыла длинные волосы с юккой и молотой лавандой, прополоскала одежду и выбила из нее влагу о нагретые камни и решила, что этого достаточно. По крайней мере, теперь от нее не воняло ночью, проведенной в тюрьме.

Доки тянулись между болотами и заливами, уходящими в море. Проложенные на сваях тростниковые тропинки тянулись подобно мостам над все более глубокими водами, где расположились привязанные к широким деревянным причалам длинные плоскодонные каноэ, способные вместить двадцать человек или более. Судовые команды вытаскивали на берег связки красно-голубых перьев кетцаля, кадки с густым коричневым медом и горы соли и бирюзы – последние товары в этом году. В воздухе звенел смех и перекрикивания моряков, и Ксиала впервые за этот день расслабилась. Родное место, родные люди. Даже среди таких же, как она, тиков она не чувствовала себя дома. Торговля, работа и запах океана. Вот что было ей близко.

Они приблизились к особенно достойному кораблю. Каноэ шагов примерно сто пятьдесят в длину и двадцать в ширину, с расположенным в центре пологим тростиниковым навесом, способным защитить экипаж и груз от солнца и ветров открытого моря. Человеческие фигуры сновали по кораблю, закрепляя товары и готовя судно к отплытию. Опыт и зрение тика позволили ей подсчитать количество весел на борту корабля и, исходя из этого, подсчитать размер команды. По меньшей мере двадцать, но корабль мог вместить до пятидесяти. Она усмехнулась. Большой корабль! Она уже прикинула прибыль, которую получит после поездки в Тову. С таким кораблем можно перевезти столько товара вдоль всего побережья, что за двеннадцать лет можно стать сказочно богатой.

Затем она увидела команду, и все полетело в бездну.

– Это люди Пека, – прошептала она Баламу, разглядев наконец моряков. Ну, может, не все, но по крайней мере пятеро или шестеро из двеннадцати были ей знакомы – именно с ними она в последний раз ездила на побережье.

Балам улыбнулся так же, как улыбался все утро.

– Они так же, как и ты, недавно остались без работы. Кроме того, это единственная команда, которую я смог найти за столь короткий срок. Мне пришлось щедро заплатить за их услуги, но они вполне компетентны и, как ты и сама знаешь, опытны. Им известен путь в Тову…

– …вдоль береговой линии, – оборвала она его. – Я думала, мы говорили о плавании через открытое море.

– Так и есть.

– Им это не понравится. – Она указала подбородком на невысокого коренастого мужчину в белой рабочей юбке. – Видишь того? Это Келло. Я не доверяю ни ему, ни любому, за кого он поручится, – она бессознательно провела большим пальцем по отрезанному суставу мизинца.

Не то что она боялась, что эти люди могут причинить ей вред, будут охотиться за ее костями или устроят что-нибудь подобное. В конце концов, всего несколько дней назад она уже плавала с ними, и у нее не было никаких проблем. Ровно до того дня, как Пек явился в доки, обвиняя ее в том, что она специально повредила груз. Она пыталась объяснить, что ее вины в том, что перья кетцаля полиняли, мед испортился, а соль промокла, нет. На корабле просто была течь, но все корабли рано или поздно протекают, а она не заметила этого вовремя, а потому не смогла спасти груз. С другой стороны, она почти не сомневалась, что кто-то из команды приложил к этому руку. В Уэче она приняла на борт нового человека, приятеля Келло. Тот, конечно, за него поручился, но стоило новичку увидеть ее глаза – он сделал знак, отгоняющий сглаз. Тогда она не обратила на это внимания, думая, что Келло не допустит никаких проблем на корабле. Тем более что в глубине души она верила, что люди могут держать в узде свои предубеждения и просто выполнять работу.

Она ошиблась.

Она не замечала этого до тех пор, пока Пек не поднялся на борт проверить груз и не обнаружил, что тот поврежден. Она могла бы придумать какие-то оправдания, сказать, что во всем виноват новичок, вызвать его, чтоб он мог оправдаться по поводу учиненного им саботажа. Но у нее не было даже времени, чтоб сообразить, что это можно сделать. Пек уже принял решение. Ему достаточно было посмотреть ей в лицо – на ее глаза, если говорить точнее, – и он сразу назвал ее тиковой сучкой-полукровкой. Мол, сама все испортила, да еще и замышляла что-то нехорошее.

– Зачем мне портить мой собственный груз? – скептически спросила она.

– Почему тики вообще что-то делают? – обронил он в ответ. – Если получеловек, значит, на вторую половину зверь. И кто знает, почему звери вроде тебя поступают так, а не иначе? Из-за озлобленности? Порока? Зависти?

– Зависти? – громко и с удовольствием рассмеялась она, позволив всем своим лицом показать, что она думает о такой мелочи, как господин Пек. Сейчас, оглядываясь назад, она могла сказать, что, возможно, так поступать не стоило. Он ударил ее наотмашь, костяшки пальцев скользнули по щеке, и тогда она показала ему, на что на самом деле способна тикова сучка-полукровка.

Он вынырнул в двадцати футах от пристани, отплевываясь и зовя на помощь, и, едва отдышавшись, потребовал, чтоб ее арестовали. Она швырнула еще одну волну ему в лицо, прямо в пасть, просто чтоб заставить его заткнуться. Но убийцей она не была, а потому позволила волнам вынести его на мелководье. После этого она оставила свой корабль, свой груз и свое так и не полученное жалованье, для того чтобы найти кантину, прекрасную женщину в ней и в итоге тюремную камеру.

А потом и господина Балама. И все, что увидела сейчас.

Балам коротким жестом подозвал Келло – невысокого мужчину, ростом примерно с Ксиалу, но вдвое шире ее. Мускулы змеями извивались на его натруженных руках, черные волосы были завязаны в высокий узел на затылке, а широкий лоб охватывала белая тканевая повязка. Келло бросил веревку, которую сматывал, и неуклюже перешагнул через нее, вытирая пот со лба и казавшихся вечно грустными глаз. Мужчина всегда казался Ксиале печальным, как будто жизнь не оправдала его ожиданий и он оплакивал ее несправедливость. Может, сам Келло и не портил груз, но сделал это его человек, а значит, и сам старпом частично нес за это ответственость.

– Мой хорошо оплачиваемый друг, – сказал Балам первому помощнику, – ты ведь знаешь нашего капитана? И с этим не будет никаких проблем, не так ли?

Щенячьи глаза Келло оббежали ее, и мужчина пожал плечами:

– Она хороший капитан для…

Ксиала фыркнула и скрестила руки на груди.

– Для женщины? Для тика? – подсказала она. – Договаривай, Келло.

Он бросил на нее короткий взгляд, а затем опустил глаза.

– Старики говорят, женщинам не место на корабле. Они холодны и потому притягивают шторма. Но ведь ты не женщина, не так ли? Может, женского пола, но не женщина.

– Мать Вода! Так вот о чем вы шепчетесь за моей спиной? Что я даже не человек?! – сжав кулаки, она потянулась за своей Песнью, что пришла к ней темным завитком, поднимающимся из глубин водоворотов, и застыла, готовая сорваться с языка. И пусть сейчас использование Песни только подтвердило бы его слова, ей было все равно.

– Тихо-тихо! – встревоженно обронил Балам, глядя ей прямо в глаза. – Не нужно этого.

Она бросила на него короткий взгляд, вновь удивившись тому, что он, кажется, чувствовал, когда она призывает магию. Он же одарил ее новой улыбкой. Господин Балам был явно не тем, кем казался. Может, колдуном, может, прорицателем, она до конца не была уверена, кем именно, но он явно был весьма чувствителен к магии.

В отличие от Келло, который ничего не чувствовал и совершенно не знал, что сейчас он был как никогда близок к тому, чтобы стать мишенью для ее гнева.

– Это не оскорбление, – старпом равнодушно пожал плечами. – Я просто говорю то, что есть. Я ходил с тобой в море раньше, не так ли? Может, для моря женщина-рыба лучше, чем человеческая женщина. Не принимай это близко к сердцу.

– Ах, вот оно что! – просиял Балам. – Это не оскобление! Это комплимент… в своем роде… Итак…

– Но твой друг?.. – Она забыла его имя, решив для себя называть его Уэча, по имени города, откуда он был родом. – Он испортил корабль Пека, и ты знаешь это. Это стоило мне жалованья и репутации.

– Ах, – Келло вздохнул. – Он действительно нехороший человек. И мне это тоже стоило жалованья. И было на моей совести. Так что мы о нем позаботились.

Ксиала совсем не ожидала, что он признает вину, но этого было достаточно, чтоб побороть гнев, так что она позволила Песни скользнуть обратно в глотку, но все же держала ее поблизости, на всякий случай.

– Ну вот и все! – Балам весело хлопнул в ладоши. – Потерянное жалованье компенсируется новым приключением, так что это путешествие может продолжаться, как мы и запланировали.

– А может, и нет. – Келло чуть повысил бесцветный голос. – Похоже, у нас гости. – Он указал подбородком в сторону доков, куда-то за спину Ксиалы.

Она и Балам оглянулись. К ним шагал совершенно взбешенный господин Пек в сопровождении дюжины солдат с щитами и копьями, а рядом с ним бежал, заламывая руки, тупиле из тюрьмы. На Пеке была набедренная повязка и юбка с плащом, накинутым на одно плечо, – таким же, как у Балама, – но алые юбка и плащ Пека были украшены замысловатыми золотыми кругами, а по кайме шли зазубрины. На голове у мужчины был сделанный из редко расположенных красных и желтых перьев головной убор – из тех, что низко сидят на лбу и закрывают уши. Драгоценные камни сверкали на его руках, шее и даже лодыжках. Это была настолько показушная демонстрация богатства, что Ксиала лишний раз задумалась, что так он скрывал какой-то недостаток.

– Семь преисподен! – пробормотал Балам, и это было первое ругательство, которое Ксиала услышала из его изящных уст. – Должно быть, он следил за мной до Кухарана. – Он усмехнулся, словно это забавляло его. – Хитрый пес. – Он вновь повернулся к Ксиале и Келло: – Предлагаю вам немедленно подняться на корабль и быть готовыми к отплытию. И главное – быстро.

Келло резко закивал и поспешил обратно к экипажу, выкрикивая команды.

– А вы? – спросила Ксиала.

Балам приподнял холеную бровь и одарил ее подозрительным взглядом.

– Я? Ты беспокоишься обо мне?

– Только о том, чтоб вы остались живы достаточно долго для того, чтобы мне заплатить.

Его лицо расслабилось, как будто ее беспокойство доставляло ему неудобство, а ответ возвращал все на свои места.

– Твоя жизнь гораздо более хрупка, чем моя, Ксиала из тиков. Я могу справиться с Пеком.

Она было запротестовала, что Пек, мол, явился с вооруженными людьми и с этим-то Балам точно не справится, особенно если учесть взятку, заплаченную ранее тупиле, но вдруг вспомнила то странное ощущение, что ее новый хозяин был совсем не тем, кем казался. Пек был слишком пошл и не мог сравниться с Баламом, даже учитывая тупиле и ту небольшую домашнюю армию, что следовала за ним по пятам.

– В любом случае, удачи, – пробормотала она и, так и не дождавшись ответа Балама, поднялась по доске, соединявшей причал с кораблем, и спрыгнула в каноэ, выдолбленное из целого ствола дерева.

– Забери и это тоже, – крикнул Балам через плечо, указывая на сходни. – Если Пек и его люди решат последовать за тобой, пусть отправляются вплавь.

Она подчинилась, потянув доску на корабль.

– А теперь, – Балам расправил статные плечи, – доставь этого обреги в Тову, капитан Ксиала. Я полагаюсь на тебя. Это мое старое обязательство, обещание, которое должно быть выполнено, и я надеюсь, что ты выполнишь мое поручение.

– А товар? – Она оглянулась на запасы, уже уложенные под тростниковым навесом в центре корабля. – Соль и перья? Какао-бобы и нефрит?

– Сможешь – сделаешь меня богатым, но обреги меня беспокоит намного больше.

– Почему? – спросила она, но Балам уже шагал прочь, направляясь навстречу Пеку, не дожидаясь, пока тот выйдет на пирс.

Если бы не хранила Песнь в горле, она бы не почувствовала, что за ней наблюдает птица, но это существо было слишком прозорливым, слишком сосредоточенным, а значит, совершенно неестественным. Ксиала резко свистнула, и Песнь заскользила в ее дыхании, создавая звуки слишком высокие для того, чтобы их могли услышать люди, посылая их пред собой.

И вместо этого ей пришло видение. Лицо. Улыбающийся молодой человек. Зубы окрашены красным, птичий череп вырезан на коже у основания шеи. Красивое лицо окружено вьющимися волосами цвета воронова крыла. На его глазах была повязка, но внезапно он поднял голову, как будто мог видеть ее. А потом – исчез.

Странно. Видения никогда не были ее даром, и она не знала никого похожего на этого человека. Но подумает она об этом завтра. Сейчас у нее были другие насущные проблемы.

От криков Келло экипаж уже пришел в движение, и сейчас члены команды занимали свои места – по десять на каждый борт, поднимая весла, – сам же Келло занял место на носу, дозорным, смотрящим вперед. Она прошла по середине корабля между рядами мужчин, поднявших весла, мимо крытой тростником каюты в центре – и там, где она проходила, все разговоры стихали. Она чувствовала на себе взгляды, слышала шепот «капитан!» и понимала, что у нее уже сложилась определенная репутация среди моряков и все было не так уж плохо. К тому времени, как она, положив ладони на румпель, заняла свое место на корме корабля, на губах ее плясала улыбка.

Бросив последний взгляд на берег, Ксиала заметила Пека. Побагровев от ярости, тот топал ногами и кричал что-то уже неразличимое. Но Балам распростер руки в стороны и преградил Пеку и его людям дорогу к пирсу. И это было главное.

– Вниз! – крикнула она, и все как один погрузили весла в воду. – На счет «два» – вверх!

– Выводим! – крикнул Келло со своего места, и каноэ тронулось в путь. – Раз. Два. Раз. Два.

Мужчины эхом повторяли его слова.

– Раз.

– Два.

И снова.

– Хорошо и стабильно, – обронила она.

С земли раздались возмущенные крики, но она пропустила их мимо ушей. Они уже плыли вперед, и столь сильны были гребцы, что корабль двигался легко и изящно, – и по мере того как судно отдалялось от Кьюколы, таяли и ее тревоги. Когда они отдалятся от берега, ей еще надо будет представиться команде и поделиться новостью, что, как только она проложит курс на карте, им придется плыть через открытое море. Но в целом, для утра, начавшегося в тюрьме, день заканчивался весьма неплохо.

На лицо брызнула соленая вода с весел, и она рассмеялась громко и дерзко. Может, быть тиком не так уж и плохо.

Глава 7

Город Кьюкола

325 год Солнца

(за 20 дней до Конвергенции)

Вороны, собирающиеся вокруг Великого Дома, способны к сотрудничеству и честной игре. Я заметила, что для того, чтобы достичь своей цели, они могут работать со своими соплеменниками и даже с непохожими на них существами. Но будь осторожен! Ворон – обманщик и всегда постарается взять большую часть награды, если будет считать, что это возможно.

Серапио прибыл в гавань Кьюколы еще до восхода солнца. Господин Балам настоял на том, что на корабль надо прибыть как можно раньше, поэтому они встали до рассвета, позавтракали незнакомой пищей и направились на пристань.

Серапио не возражал. Только что приехав из Обреги, он пробыл в Кьюколе всего два дня, но до этого он ждал корабля в Тову целых десять лет, и у него не было ни малейшего желания задерживаться в чужом городе, что под слоем черного благоухающего копала[6] пах кровью, горячим камнем, потом рабочих и кислыми амбициями.

Если честно, путешествие началось, еще когда он ослеп – в тот же день, когда погибла мать. И то и другое произошло под проглоченным солнцем, и завершится путешествие под такими же небесами через короткие двадцать дней – или через долгие десять лет и неисчислимые мили от того места, где все началось в Обреги.

Десять лет в Обреги без матери были непросты. Многие прошли под сенью легкого пренебрежения отца, а иные же стали наполненными преднамеренной жестокостью наставников. После смерти матери он уже не знал любви.

Но у него было кое-что, чего не хватало иным. Кое-что, что он охотно бы обменял на любовь, если бы ему предложили. У него была цель.

– Человек с предначертанной судьбой – это человек без страха, – часто шептал он.

То же самое он сказал и господину Баламу. Когда пилигримы, доставившие Серапио из Обреги в Кьюколу, оставили его у порога Балама, тот выспросил у юноши о прошлом, его наставниках и, конечно, его матери. Серапио рассказал ему лишь то, что считал важным, а об остальном умолчал. Баламу не стоило знать об ужасах его детства или о том, что Серапио пережил для достижения цели. В конце концов, удовлетворение чужого любопытства не стоит твоей боли. Особенно если та сильна. Впрочем, думать только об этом Серапио не собирался. Через двадцать дней вся жестокость, перенесенная в детстве, не будет иметь значения.

Но сперва ему нужно было добраться до Товы.

Через час после того, как Балам доставил его на корабль, Серапио услышал, как прибыла команда. Они подготавливали судно к дороге все утро. Тяжело топая и громко крича, они таскали большие вещи по деревянной палубе и проверяли корпус корабля. Один раз он услышал, как матрос с густым незнакомым акцентом спросил другого о «жреце в каюте», но его напарник посоветовал ему заткнуться и сказал, что это «Дело Балама, а не наше». Серапио решил, что это его назвали жрецом в каюте, и нахмурился, поскольку он – не жрец. В остальном же утро было приятным. Никто его не беспокоил, и юноша решил, что ему даже нравится компания этих людей. Предыдущими спутниками были пилигримы, давшие обет молчания.

Ближе к полудню кроме болтовни матросов, готовящихся к пути, послышалось что-то новое. В доках произошла какая-то ссора на повышенных тонах. И в одном из голосов он опознал господина Балама.

Встревожившись, Серапио снял с шеи небольшой кожаный кошель и открыл его. Облизав подушечку указательного пальца, окунул его вовнутрь. Звездная пыль подобно осколкам света прилипла к влажной коже, окрашивая ее в тонкий блеск серебряной пыли. Прижав палец к языку, он облизал его. На вкус тот был слегка горьковатым, острым и едким.

Эффект снадобья был почти мгновенным. Темный свет влился в тело, промчался по кровотоку и распахнул разум Серапио подобно тому, как распускающийся по ночам цветок открывается под луной. Он пустил разум наружу и нашел готового принять его хозяина. Ворон взлетел с дерева и поднялся ввысь, позволяя Серапио видеть все вокруг.

Внизу, в доке, расположился его корабль с командой. Они закончили работу и сейчас, высматривая что-то на пирсе, стояли лицом к суше, опираясь на поднятые вертикально весла или сидя на краю ограждения, как будто наблюдая за игрой.

Серапио убедил птицу лететь дальше.

На пристани спорили люди, среди которых был и Балам. Остальных он не знал. У одного – толстого и вспотевшего, несмотря на прохладную погоду, вокруг пояса был туго обмотан должностной кушак. Второй – с обнаженной грудью и множеством драгоценностей, с хвостом седых волос, выглядывающих из-под похожего на коробку головного убора – в целом был невзрачен, и лишь одежда выдавала в нем богатого человека.

Ворон повернулся к лодке. И Серапио увидел ее.

Она была поразительна – с волосами цвета спелой сливы, волнами спускающимися до талии. Кожа – коричневая и гладкая, лицо – широкое и привлекательное, но губы ее – сжаты от ярости в тонкую нить. А еще что-то готово было выплеснуться из ее тела, что-то пульсировавшее энергией, болью и ожиданием. Это было настолько реальным, настолько живым, что он почти слышал ее. Песнь, подобную эху, пойманному в ракушку, которую один из его наставников привез из путешествия по побережью. Или похожую на мерцающую после летнего дождя радугу, блестящую между холмами долины, где он вырос.

Он послал парящего в небе посланника ближе к ней, пытаясь из любопытства узнать больше. Женщина, вскинув голову, повернулась, чтоб посмотреть на ворона. Серапио заметил блеск ее глаз. Белая склера, а радужка – водоворот цветов, будто разные краски перемешали в горшке. Тик, успел подумать он. Как в детских сказках.

А потом она резко свистнула.

Его ворона подтянулась на звук, закричав громко и протестующе. Взмах черных крыльев, удивленный крик – и Серапио изгнали из его посланника. Юноша откинулся на стул, задыхаясь, прижал руку к уху – и почувствовал влагу. Осторожно промокнув ее, попробовал на вкус кончиком языка. Кровь. Каким-то образом она не только смогла изгнать его из ворона, но и проследила за ним и заставила истекать кровью.

Он засмеялся, задыхаясь от удивления. Он никогда не встречал ничего подобного.

Он заставил себя дышать медленнее, но его мозг все еще пылал от случившегося. Как она сделала это? Изгнала из его собственного создания? Нужно обязательно это узнать, хотя бы для того, чтобы не допустить снова.

Он протер лицо краем черной мантии и поправил повязку, что прикрывала плотно сшитые веки.

Новые крики, но на этот раз все было в порядке, и люди вытаскивали канаты на борт, пока весла мерно опускались в воду. Они плыли вперед. Звездная пыль все еще оставалась в его венах, и он подумал, что надо бы найти другую ворону, с помощью которой можно было бы посмотреть на огромный корабль, покидающий Кьюколу, чтобы увидеть, куда они движутся, но решил пока не делать этого. В ближайшие дни будет еще много времени, чтобы смотреть на море и знакомиться с командой.

И капитаном.

Глава 8

Горы Обреги

Год 317 Солнца

(за 8 лет до Конвергенции)

Говорят, вороны запоминают лица людей, которые причиняют им боль, и никогда не забывают их. Они до самой смерти будут хранить обиду на своего мучителя и передадут ненависть детям. Так они выживают.

Окруженный воронами мальчик, скрестив ноги, сидел на террассе из дикого камня. Вокруг него было не меньше дюжины огромных черных птиц, кричащих, что-то клюющих и поворачивающих голову то вправо, то влево. Одна уселась на костлявое колено, другая – на угловатое плечико. Трое боролись за место на его протянутой руке, поедая объедки со сложенной чашечкой ладони.

Он шептался с ними, рассказывая о своем одиночестве, произнося извинения за то, как мало еды он может им предложить, а заодно признаваясь в постоянно грызущем его голоде и мягко расспрашивая об огромном мире за пределами этой комнаты и о том, как он выглядит. Вороны отвечали ему, рассказывая, как снег становился все глубже на близлежащих горах, как холодные ветра шумят в их гнездах и как солнце слабеет, а ночи удлиняются.

Он протянул свободную руку, и большая широкогрудая ворона с зазубренным клювом и блестящими перьями уронила на ладонь мальчику что-то сверкнувшее в утренних лучах. Мальчик провел по предмету большим пальцем, изучая его размер и очертания, а затем взвесил несколько раз в руке и улыбнулся. Обрадованный подарком, он положил его к небольшой кучке сокровищ, собранных за утро.