– А второй?
– С ним все любопытнее. Он стал Ерофеевым месяц назад. Официально поменял фамилию после освобождения. Взгляните, здесь выжимка. А так-то в уголовном деле сто семнадцать томов.
Генерал-лейтенант выжимку просматривать не стал, ему достаточно было взглянуть на прежнюю фамилию фигуранта.
– А-а, вот это кто… И впрямь любопытно. Только мнится мне, что здесь ложный след. Но все равно раскопайте все, что он делал после освобождения. Вот прямо по дням и по минутам. На три метра вглубь ройте.
– Есть на три метра, – понуро сказал генерал-майор, ему тоже казалось, что персонаж из криминальных хроник девяностых при всей своей одиозности никак не может оказаться виновником утреннего происшествия, не его стиль. Вот взорвать кого-нибудь вместе с автомобилем – с таким всегда обращайтесь.
– С какой формулировкой заводить дело? – спросил Караулов.
– Пока не заводите, – поразмыслив, сказал генерал-лейтенант. – Продолжаем доследственную проверку.
3. Накануне. Встреча старых друзейЗакуски на столе стояли незамысловатые, сельские. Все выращено своими руками, как похвалился хозяин, и не только картофель и овощи, свинина тоже своя, с магазинными копченостями ее вкус нечего сравнивать.
Разумеется, едва уселись – водка тут же забулькала в горлышке запотевшей бутылки, наполняя две стопки.
– Ну, за встречу! – провозгласил Круглов и выпил. – Сколько же мы не виделись, Серый?
– Давненько, – кивнул Сергей. – Ты прав, Круглый, чаще надо встречаться.
Он лукавил. Ему не хотелось чаще встречаться. Он вообще обошелся бы без таких посиделок. Однако встречи регулярно происходили, причем по инициативе Сергея. Он преднамеренно не давал угаснуть знакомству. Предчувствовал, что наступит день, когда помочь ему сможет только Круглов.
Предчувствие не обмануло. День такой наступил. Не сегодня, неделю назад, когда к Сергею Спасову подошли в подземном паркинге три персонажа, словно перенесенные машиной времени из девяностых. А поскольку машина времени пока не изобретена, более чем вероятно, что в ее роли выступила зона, где хронопутешественники отбыли длительные сроки. Мордовороты очень доходчиво (ребра до сих пор побаливали) растолковали три жизненных принципа:
– если не умеешь быстро выхватывать травмат, то лучше его не носить;
– если тебе делают щедрое предложение, то надо не выкаблучиваться, а с благодарностью соглашаться;
– если дочь живет вдали от родителей (Даша училась в Москве, в МГУ), то с ней могут произойти самые разные неприятности.
История, четверть века назад заурядная, в наши дни казалась дикостью.
Сергей заподозрил, что после этой демонстрации последует еще одно предложение. И придется согласиться, потому что ставки растут, при очередном отказе может появиться киллер, и следующий тур переговоров пройдет уже с наследниками Спасова С.В.
Угадал. Долго ждать звонка из «Балтнефтехима» не пришлось.
Соглашаться не хотелось. Сергей взял небольшой тайм-аут якобы для размышлений, а сам позвонил Круглову, договорился о встрече. И лишь после этого отказался от второго предложения БНХ.
* * *– А ты чего не выпил? – удивленно спросил Круглов, наливая себе вторую.
В стопке Сергея содержимое почти не убыло, он едва пригубил.
– Годы, Круглый, годы… Здоровье уже не то, таблетки кушаю, с алкоголем плохо сочетающиеся. Пару стопок растяну на вечер, а сверх того ни-ни. Не хочу проверять, как к тебе сюда скорая добирается, за сколько часов.
– Сочувствую… Ну, давай хоть чокнемся. За нас, за нашу давнюю дружбу! – Круглов проглотил содержимое стопки, захрустел огурцом.
…В детстве Серый и Круглый были, что называется, не разлей вода, хотя один жил в городе, другой в деревне, и вместе приятели проводили лишь пару летних месяцев.
Два месяца были плотно наполнены приключениями, словно пиратский сундук дублонами. Рыбалка и походы за грибами, то вдвоем, то в большой компании. Гонки на велосипедах и всевозможные крутые трюки, исполняемые с их помощью (слово «велотриал» тогда не было в ходу). Иные забавы могли завершиться печально – безбашенные пиротехнические опыты или игры в заброшенных руинах графского дворца, – но судьба оказалась благосклонна, серьезные неприятности летний отдых не омрачали.
Особняком среди тех развлечений стояла любимая, пожалуй, игра детства – войнушка. С нее-то все и началось…
* * *После третьей стопки (для Сергея после половины первой) закурили и начали неторопливый разговор «за жизнь».
Поговорили о футболе, но недолго.
Поговорили о женщинах – Круглый за то время, что они не виделись, развелся в третий раз, планировал новый брак, но пока жил без хозяйки.
Поговорили о работе, и говорил в основном гость. В сильно смягченном виде рассказал о своем конфликте с БНХ. Дескать, топливный гигант положил глаз на бизнес, начатый с нуля и заботливо выращенный. Говорил и внимательно отслеживал реакцию Круглова.
– Продавай, не раздумывай, – сказал тот. – Они ребята правильные. У них не только цены божеские на заправках. Они, знаешь ли, патриоты. А сам новенькое что-то сообразишь, ты же у нас выдумщик… И снова продашь.
Патриотизм (диванный, по мнению Сергея) был коньком Круглова. Любил порассуждать о возрождении державы. Патриотизм же БНХ состоял лишь в том, что на каждой их заправке появился плакатик: «Если твоя фамилия Байден – проезжай мимо». Дешево и креативно. Патриотам бальзам на сердце и лишний стимул заправиться именно здесь.
«План А не сработает, – понял Сергей, – нечего и продолжать. Переходим к плану Б. Извини, Круглый, но ты сам выбрал себе судьбу».
* * *Войнушка была игрой командной и проходила по достаточно сложным правилам. Например, все игроки прекрасно знали, где находятся «штабы». Но атаковать их могли лишь на следующий день после захвата первого пленного – войнушка игра многодневная, порой даже недели не хватало, чтобы выявить победителя. Силы «партизан» и «фашистов» были равны – по шесть-семь мальчишек и по одной девчонке-санитарке. Так что победа становилась делом во многом случайным и непредсказуемым.
…В то лето «партизаны» лишились своего «штаба» – заброшенного сарайчика, приткнувшегося к краю совхозного поля. Бригада рабочих превратила «штаб» в груду досок и бревен, проданных затем кому-то на дрова. Заодно канула спрятанная в тайнике при «штабе» партизанская рация, а она была важным атрибутом в игре: если средство связи захватывали «фашисты», боевые возможности партизанского отряда резко падали.
И «штаб», и рацию необходимо восстановить – осознание этого факта привело Серого и Круглого на небольшой и никак не используемый чердачок дома Спасовых.
Дверца чердачка была заперта на навесной замок, ключ от которого, по словам бабушки, затерялся. Если закуток не слишком захламлен, то чем не место для «штаба»?
Разыскивать или подбирать ключ они не стали. Круглый (из них двоих он был более рукастым) притащил инструменты, помудрил с пробоем – и тот стал свободно вытаскиваться из двери. А если вставить на место, то дверца казалась надежно запертой.
Внутри хватало места для штабных дел. Вещей оказалось немного. Два больших ящика с откидными крышками и маленький сундук, окованный по углам металлом и опять-таки с навесным замком.
Разумеется, приятели полюбопытствовали, что находится в ящиках. В них лежали вещи покойного деда, которого Сергей никогда не видел.
4. Две картыЗастольный разговор предсказуемо свернул на политику, и теперь говорил в основном Круглов, не забывая наполнять и опустошать свою стопку. Сергей лишь делал вид, что тоже помаленьку пьет, а сам наблюдал, как у приятеля сменяются стадии опьянения. То, что прозвучит, должно прозвучать в точно выбранный момент – когда Круглова уже потянет на подвиги и авантюры, но до наступления сонной алкогольной апатии будет еще далеко.
Пожалуй, пора. Да и в разговоре как раз случилась идеальная подача – Круглов заговорил о российском ядерном оружии, что бесславно и бесцельно, по его мнению, ржавело в пусковых шахтах. Не у того человека волей судьбы оказался ядерный чемоданчик. Подпустить бы его, Круглова, к Большой Красной Кнопке, так все враги и недоброжелатели России раком встали бы.
– Зачем тебе Красная Кнопка? – спросил Сергей. – Именно тебе – зачем?
Круглов молчал. И казалось, трезвел на глазах.
Сергей раскрыл кожаную папку (приятель давно поглядывал на этот предмет с недоумением), вынул из нее и положил на стол карту – самодельную, на пожелтевшем листе формата А4.
На карте был изображен остров. Вернее, половина острова, потому что некогда карта была вдвое больше, ее нарисовали на двух склеенных скотчем листах, а затем вновь разделили с помощью ножниц, и разрез получился не прямой, а в виде замысловатого зигзага.
Остров не имел резких изгибов береговой линии. Высились на нем горы, протянулась цепочка пальм. В море рядом с берегом кит пускал фонтан, плыл куда-то парусник. В общем, самая обычная пиратская карта. Лишь крестик, указывающий, где зарыты сокровища, отсутствовал, он остался на другой половинке. Зато снизу имелся рукописный поясняющий текст. Вот какой:
акр ыд мод яр с
ого тацдан аблотс
ит йорп к уреве с 4
та тич сто 1
тапок ан
Внятно и вразумительно, не так ли? И даже слова знакомые попадаются. Но все же общий смысл ускользает. К тому же уцелела лишь половинка текста, ножницы прошлись примерно по центру строк. И зигзаг разреза был не таким уж хаотичным, как представлялось с первого взгляда, – располовинил каждое имевшееся в пояснениях число.
Круглов долго молчал, разглядывая половинку карты. Потом рассмеялся и сказал:
– Надо же, сберег…
Сергею показалось, что и смех, и слова прозвучали фальшиво.
– Я ведь тоже сохранил кое-что, – продолжил Круглый. – Погоди-ка…
* * *Серый надеялся, что среди вещей отыщется что-нибудь любопытное. Настоящий кортик, например. Дед был морским офицером, провел всю войну на Тихоокеанском флоте, участвовал в проводках через океан союзных конвоев и в десанте на Курилы, вышел в отставку капитаном второго ранга.
Увы, кортик не отыскался. Равно как и парадный флотский мундир с наградами, на что Серый тоже надеялся.
В ящиках лежала одежда, но исключительно штатская. Костюмы и пальто давно вышедших из моды фасонов оказались так густо пересыпаны нафталином, что его терпкий дух до сих пор не выветрился.
Серый и Круглый не сдавались, дорылись в обоих ящиках до самого дна – вдруг там припрятан небольшой сверток, а в нем наградной пистолет?
Сверток на дне нашли. В нем лежали ремни и подтяжки. Приятели принялись утрамбовывать барахло обратно, задумчиво поглядывая на сундучок, оставшийся неосмотренным.
– Э? – кивнул Серый на инструменты, позволившие попасть сюда.
– Незаметно не смогу, – сказал Круглый. – Штука старая, на совесть сработанная.
Желая подтвердить свои слова, он взялся за навесной замок, и тут случилось чудо – дужка свободно вышла из корпуса. Замок лишь создавал иллюзию, что сундучок заперт.
Откинуть крышку они отчего-то не спешили. Возможно, не хотели окончательно расстаться с надеждой на обнаружение боевых наград или именного оружия.
* * *Круглов отсутствовал долго. Так долго, что Сергей поневоле задумался о плане В, тот предусматривал поиск клада в одиночестве, руководствуясь лишь своей половинкой карты. И надписью, означавшей в переводе на нормальный язык вот что:
дырка рядом с
надцатого столба
пройти к северу 4
отсчитать 1
копать на
Возиться придется куда дольше, подставляя методом перебора цифры взамен отрезанных и по очереди выбирая за точку отсчета разные столбы электролинии. Но Сергей надеялся, что справится, хоть и убьет непозволительно много времени. Самую трудоемкую часть работы – копание ям в неправильных местах – позволит избежать металлоискатель, лежавший сейчас в багажнике.
Плыть в далекие моря не пришлось бы. Побережье острова своим контуром приблизительно соответствовало ограде фабрики спортинвентаря «Динамо», а пересекавшая остров цепочка пальм изображала бетонные столбы линии электропередачи.
Во времена войнушки парни часто лазали на территорию фабрики и наперечет знали все лазейки в ограде. Там, на свалке отходов производства, попадались очень интересные штуки. Например, при удаче можно было отыскать бракованный кожаный мяч, но если вставить нормальную камеру, для игры в футбол он вполне годился, эка важность, что пара швов прострочена криво.
Вошел Круглов и оборвал цепочку ностальгических воспоминаний. Впрочем, принесенный им предмет немедленно запустил ностальгию снова: «шмайссер», непременный аксессуар командира «фашистов». Нижняя, деревянная часть конструкции более чем условно изображала легендарный немецкий автомат. Зато верхняя часть, металлическая, могла стрелять почти по-настоящему. Не очередями, одиночными – но с грохотом, с облачком дыма, вылетающим из дула. Правда, для этого надо было раздобыть охотничий капсюль «жевело» и зарядить его в «шмайссер», а раздобыть удавалось редко.
– Вот, сохранил. Узнаешь? Я пружину поменял, так он даже стреляет, иногда бездомных собак шугаю.
До чего же фальшиво звучали его слова…
– Ты дурака-то выключай, Круглый. Не делай вид, что забыл об «Уничтожителе».
– У меня хорошая память, – сказал Круглов после паузы, и тон его ощутимо изменился. – И клятву нашу я помню. Никто больше не погибнет от этой гребаной хрени! Никто, понял меня, Серый?!
– Не шуми и не делай зверское лицо. Никому не надо погибать. Смотри, что я придумал…
* * *В сундучке лежали три предмета, завернутые в тряпки.
Приятели стали распаковывать свертки, и первый же вознаградил за все безуспешные поиски. Внутри оказался бинокль, настоящий морской бинокль. У него не имелось ни ремешка, ни футляра, корпус был изрядно потерт, однако линзы в идеальном состоянии, ни трещин, ни царапин.
Серый поднес бинокль к солнечному лучу, протиснувшемуся в щелку между досками. Прочитал вслух:
– Ю-Эс Нэви, – и прокомментировал: – Ленд-лизовский, факт.
Он был мальчиком начитанным и знал, что такое ленд-лиз. Служба деда проходила на корабле, полученном от США по ленд-лизу (на сторожевике, кажется, или на эсминце). Серый поискал в том же лучике света, нет ли других надписей, и обнаружил дату – 1943 год.
Морской бинокль – уже круто, а этот к тому же боевой, прошедший войну… Вещь для войнушки бесценная, не сравнить с пропавшей партизанской рацией – с приемником, подобранным на мусорке.
Второй сверток они распаковывали с ожиданием чего-то не менее крутого – и слегка разочаровались, обнаружив компас, но не тот, что надевают на руку, уходя в турпоход. Этот был компас так уж компас, с кастрюлю размером. Тоже корабельная штука, никаких сомнений.
Правда, показывать стороны света компас-переросток не мог – круглая хреновина с делениями, что должна была плавать в жидкости под стеклом, теперь не плавала, поскольку жидкость не то вылилась, не то потихоньку испарилась.
Вещь, конечно, интересная и тоже, наверное, побывавшая на настоящей войне, но для их войнушки ее не приспособить. Серый с Круглым поразмыслили вслух, не сможет ли компас заменить рацию, и решили, что не сможет, вообще ничего общего.
Третий сверток удивил своей тяжестью, словно лежавший в нем предмет был целиком отлит из металла.
Примерно так и оказалось. Массивная металлическая штуковина наверняка имела внутренние полости, но совсем небольшие в сравнении с толщиной станины и… и того непонятного, что к станине крепилось. По виду предназначение не угадывалось, особенно в полумраке чердачка. Приятели лишь разобрались, куда вставляется ручка-рычаг, хранившаяся в свертке отдельно.
– Пойдем-ка с ней в немецкий штаб, там будем разбираться, – предложил Серый. – Бабка скоро вернется, прихватит здесь, так до небес вони будет.
* * *В высоту стоявшая на штабном столе штука была около полуметра. В ширину в верхней части вдвое меньше, около четверти метра, в толщину сантиметров семь-восемь, не больше, – но внизу, в основании, два последних габарита увеличивались, особенно толщина.
Лишь одно не вызывало сомнений – функциональное назначение четырех выступов с отверстиями в нижней части. На них штуковина стояла вертикально, словно зверь на расставленных лапах. Отверстия наверняка сделаны для болтов, крепивших загадочный агрегат к столу или иному основанию. Из чего следовало, что эта хрень тоже предназначалась для флота – на суше ее трудно опрокинуть, даже случайно задев, центр тяжести слишком низко. На море же при сильной качке может упасть, если никак не закрепить.
Станина была выполнена из черной вороненой стали, лапы составляли с ней единое целое, равно как и две вытянувшиеся вверх стойки, соединенные перекладиной. Между основанием, стойками и перекладиной – основная часть агрегата, из стали другого вида, из хромированной и блестящей. Ее размеры не «гуляли» в зависимости от высоты, оставаясь ровным параллелепипедом.
Влажный воздух внутрь плотно закрытого сундучка не попадал, и ни единого пятнышка коррозии не обнаружилось ни на вороненой части устройства, ни на хромированной.
Низ лицевой стороны агрегата пересекали вертикальные прорези примерно на две трети высоты. «Как на рыцарском забрале», – пришла в голову Серому аналогия, но не совсем точная, прорези были не сквозными, за ними тоже поблескивал хромированный металл.
Над прорезями имелась гравировка: плывущий по морю военный корабль, причем не мирно плывущий, корпус и надстройки наполовину скрывались за дымом и за столбами воды, поднятой взрывами. Над кораблем были выгравированы полукругом латинские буквы и складывались в слово DESTROER, переведенное Серым как УНИЧТОЖИТЕЛЬ или РАЗРУШИТЕЛЬ.
Наверное, название корабля. Эсминец «Разрушитель» – звучит красиво и грозно.
Гравировка и надпись не прояснили назначение штуковины. Лишь подтвердили подозрения, что связана она с ВМФ.
В запасе оставался национальный способ изучения незнакомой техники, именуемый «метод тыка». К нему и приступили.
Внутри рабочей части хреновины находились по меньшей мере два вращающихся вала, конец одного из них выходил наружу через отверстие в левой стойке и венчался маленьким несъемным штурвалом. Другой вал выдавался за пределы станины справа, он заканчивался набалдашником с круглой прорезью. В прорезь, как они выяснили еще на чердаке, вставлялся длинный массивный рычаг, хранившийся отдельно. Если не прикладывать к нему усилий, рычаг находился в одном положении – торчал вверх и вперед, под углом примерно пятьдесят градусов к горизонту.
Начали со штурвала. По часовой стрелке он вращался с незначительным сопротивлением, против часовой не вращался вообще. При вращении ощущалось, как внутри приходят в движение какие-то детали механизма, но внешне их работа не проявлялась.
Занялись рычагом. Поднять его выше не удавалось. Вниз рычаг шел, но для этого мальчишкам приходилось налегать на него обеими руками. Рычаг опускался примерно на девяносто градусов со все возрастающим усилием, затем внутри агрегата раздавался короткий резкий металлический звук. А мгновением спустя – другой звук, нежный, мелодичный, протяжный, словно молоточек ударял один раз по колокольчику.
После этого дальше рычаг не опускался. И, выпущенный из рук, сам плавно возвращался в исходное положение.
Серый несколько раз опустил рычаг, ему казалось, что разгадка близка и вот-вот станет очевидной.
Круглый, пока приятель упражнялся с рычагом, продолжал в который раз осматривать агрегат со всех сторон. И заявил, что за миг до малинового звона колокольчика за «рыцарским забралом» что-то происходит, но что именно, не понять. Серый попросил его заняться рычагом, а сам присел на корточки и уставился на «забрало».
Да, Круглый не ошибся: на долю секунды блеск металла в глубине прорезей сменился чернотой, и тут же все вернулось в прежнее состояние. Повторные опыты принесли тот же результат – разглядеть, что происходит внутри, человеческий глаз не успевал.
Была у агрегата еще одна узкая щель – она прорезала вдоль перекладину станины и уходила в глубину рабочей части. Лезвие ножа, опущенное туда, вошло на всю длину без сопротивления. Идею поработать штурвалом или рычагом, когда лезвие внутри, Серый забраковал. Лишаться ножа ему не хотелось.
– Что-нибудь ненужное засунем, – предложил он, – картонку или бумагу.
– Есть одна хрень никчемная, – сказал Круглый и достал из кармана сложенный вчетверо измятый листок.
Пока Круглый его распрямлял и разглаживал, Серый успел разглядеть изображенное в верхней части здание старинной постройки.
Листок исчез в недрах устройства, лишь самый краешек торчал наружу.
– Что это было?
– Фигня это была. Реклама политехникума сраного. Мать спит и видит, как меня туда пристроить. Посмотри, дескать, почитай, какие там специальности полезные! – Круглый неумело попытался передразнить материнские интонации. – А мне на хрен не сралась полезная, я интересную хочу. А для начала десятилетку окончить.
С этими словами он энергично начал вращать штурвал.
Оба не могли тогда знать, что десятилетку Круглый не окончит, а его «интересной» специальностью станет на всю жизнь работа оператором электропогрузчика на фабрике «Динамо», затем на той же должности на ЦБК в Антропшино.
Кое-что в результате вращения штурвала произошло. Лист затянуло в агрегат, наружу больше ничего не торчало, обратно не вынуть.
И на этом все.
– А ну-ка… – Круглый двумя руками взялся за рычаг.
Раздался тот же резкий звук и то же мелодичное звяканье, а в промежутке между ними агрегат буквально выплюнул множество крошечных бумажных квадратиков, они закружились к полу, словно небольшая рукотворная метель.
– У нас есть аппарат по производству конфетти, – иронично произнес Круглый. – За Новый год я теперь спокоен.
А Серый все понял. Пазл в его голове наконец-то сложился.
– Это, Круглый, действительно «Уничтожитель». Уничтожает секретные документы. Быстро и надежно, хрен кто восстановит и прочтет.
– Было бы из-за чего огород городить. Скомкал, в пепельнице поджег – вот и нет документа.
– В любом случае для партизан «Уничтожитель» штука полезная, – сменил тему Серый. – Если успеют карты и таблицы кодов уничтожить, то будем считать, что половина отряда уцелела при захвате штаба.
– Пускай, – согласился Круглый. – Вместо рации в самый раз. Зачем только тащили с чердака, если партизанский штаб там будет?
…Идею обустройства партизанского штаба на чердаке по зрелом размышлении все же отвергли. Низко, пыльно, мало света. И взрослые слишком близко – есть риск вместо партизанского рейда отправиться на прополку или на окучивание картошки.
Партизаны квартировали в то лето в построенном для них шалаше. Там же прятали в тайнике «Уничтожитель».
Шалаш считался временным штабом, а стал последним. Сыграли в то лето еще три раза, все с меньшим энтузиазмом, да и забросили навсегда игру – детство заканчивалось. «Уничтожитель» унес к себе Круглый. Сказал, что придумал для него отличное применение: по завершении учебного года устраивать казнь школьного дневника, уничтожать его медленно, с наслаждением, страницу за страницей.
На пять лет «Уничтожитель» был позабыт. Всеми, даже новым владельцем: в последний день учебного года он поленился разыскивать на чердаке аппарат и спускать его вниз – и по старинке сжег дневник.
Вспомнил о нем Сергей в девяносто пятом, перейдя на третий курс ИТМО. Как раз завершилась война, вызванная распадом Югославии.
* * *Он свалился без звонка, как снег на голову (телефонная линия в сельский дом Кругловых не была проведена, а мобильные телефоны в те годы считались атрибутами лишь богатых предпринимателей и прочих хозяев жизни). Свалился и с места в карьер взял быка за рога:
– Ты помнишь, страницы из каких книжек уничтожали в партизанском штабе? Они, эти книги, сохранились?
– Серенький, ну ты что… Давай лучше выпьем, у меня тут на донце, но сейчас Зинку в сельмаг за добавкой сгоняем. Правда, с деньгами швах, ты нынче при валюте?
– Я привез, не надо никого гонять. Но сначала ответь на вопрос.
– Старик, ведь столько лет прошло… Доставай, что привез, вспоминаться под стопку лучше будет.
– Прошло всего пять лет. А ты всегда хвалился своей памятью. Вспоминай. Не налью, пока не вспомнишь.
Память у Круглого и впрямь была безупречная. Именно она помогла заядлому лентяю и прогульщику учиться относительно успешно, перебиваясь с троек на четверки. Вспоминать дела минувших дней ему не хотелось, а вот промочить горло очень даже… Но Сергей неуклонно стоял на своем, и Круглый сдался:
– Да там они и лежат до сих пор, в ящике со старьем бумажным. Сейчас притараню, а ты разливай пока.
…Натюрморт из хлеба, водки и дешевой колбасы дополнили два потрепанных печатных издания: брошюра «Четырехзначные математические таблицы» и атлас «Центральная и Восточная Европа». Да, все правильно, Круглый не ошибся. Именно отсюда они выдирали «секретные карты» и «шифровальные таблицы» для партизан.