Сосна у дороги
Увидев Змитра, она кинулась в чужой двор. Змитро хлестнул лошадь и вдруг внутри ощутил те горящие угли. Он зажмурил глаза, сцепил зубы, но огонь только разгорелся сильнее, он схватил плетку и уже замахнулся, чтобы ударить лошадь, но тут увидел на улице немцев. Они вели впереди себя, подгоняя прикладами и стволами карабинов, несколько человек. Один немец поднял руку, требуя остановиться. Змитро с трудом остановил разгоряченную лошадь, немец увидел перед собой полицейского, опустил карабин и потребовал аусвайс. Змитро подал ему бумагу с печатями, тот ее посмотрел и махнул рукой, разрешая проезд. Так это же облава, вспомнился вчерашний разговор со знакомым полицаем.
Немцы обходили дворы, выгоняя людей на улицу. «Плотно же они окружили деревню», – отметил про себя Змитро. Ему вдруг расхотелось ехать дальше, крики и плач людей раздували тлевшие в его груди угли. Он выехал за деревню, остановил лошадь и вдруг увидел человека, который хотел перебежать улицу, но, заметив его, Змитра, в полицейской форме, кинулся в сторону речки. Раздались выстрелы, человек упал, но тут же вскочил и метнулся к прибрежным кустам. «Что я наделал, что я наделал, – стучало в голове у Змитра, – стал пугалом для людей, нет мне прощения». Он обхватил голову лошади и стал шептать: «Прости меня, бабуля, прости меня, что я пугало, я пугало». Лошадь, несмотря на усиливающуюся жару, стояла смирно и только чуть туда-сюда поворачивала голову и терлась ноздрями о пуговицы пиджака. Снова раздались выстрелы, несколько человек бежало, пригибаясь и падая, через дорогу к речке. Над деревней поднимались крик, плач и выстрелы, чей-то женский надрывный голос умолял:
– А куда же вы моего сыночка забрали, отпустите, отпустите, он же дитя, – и ее слова голосно и протяжно взывали о помощи.
Змитро оцепенело стоял, обнимая голову лошади, к нему пришло успокоение, внутри было тихо и спокойно, как никогда. Ему почему-то вспомнился вечер, когда он прибежал домой после первого трудового дня, мать обнимала его голову, прижимая к груди, и тихо говорила:
– Устал, сынок, я тебе булочку с изюмом купила, вот с молочком ее съешь. Тогда казалась жизнь вечной и радостной, а та булочка была необычайно вкусной. Для себя в душе Змитро уже принял решение, он еще не сформулировал это вслух, но вокруг него все переменилось. Он сел на телегу, прислушался, там, в деревне урчали моторы машин. «Тогда пора», – произнес он и тронул лошадь. Поехал не спеша, громко застучали колеса по деревянному настилу моста, и тут Змитро вспомнились слова Остапа, который кричал ему что-то насчет колеса. От этого воспоминания пришла улыбка. Телега простучала колесами половину моста и остановилась. Возница слез с телеги, что-то сделал с колесом, оно покатилось, стукнулось о перила, упало на бок, крутнулось и полетело в речку. За колесом с интересом и затаенной мыслью наблюдала пара глаз, подувал ветерок, лошадь стояла спокойно, будто и не было жары. Возница недолго копался в своих пожитках, подошел к лошади и стал ее распрягать. А по мосту уже с треском ехал мотоцикл с коляской, он подъезжал к телеге. Возница ударил вожжами лошадь, та нехотя отошла на несколько шагов. Мотоцикл остановился у телеги, из коляски вылез немец и направился к вознице, были слышны крик и ругань, возница разводил руками и показывал на речку, он, видимо, пытался объяснить, что туда упало колесо. Подъехала легковая машина, немец подбежал к ней и что-то докладывал, из подъехавшей грузовой машины выскочило несколько солдат и направились к телеге. И в этот момент над рекой раздался оглушительный взрыв. Часть моста с телегой, мотоциклом, машинами исчезли в воде, следующая машина передними колесами зависла над водой и кренилась на бок, из ее кузова выпрыгивали люди. Некоторые кинулись с моста в воду и старались уплыть от страшного места. Другие бежали по мосту плотной толпой, немцы пытались их остановить, им удалось в начале моста часть людей задержать, раздавались немецкие команды, в их рядах восстановился порядок. На уцелевшей части моста лошадь с обезумевшими глазами силилась встать на передние ноги и снова падала, потом застучала копытами по настилу и затихла.
Глава девятая
На другой стороне Титовки трое с автоматами с раннего утра, укрывшись недалеко от моста, вели за ним наблюдение, вернее сказать, один наблюдал, а двое в это время отдыхали. Они ожидали человека, который на лошади должен был привезти мощную мину. Требовалось ночью ее установить с этой стороны моста (с противоположной стороны мина уже была установлена) и взорвать мост. Мост большого значения не имел, но, по данным разведчиков, немцы в ближайшие дни планировали в этих местах карательную операцию и, в случае вступления с ними в бой, перебросить подкрепление быстро не получилось бы. Предполагалось, что человек через мост переедет в первой половине дня и поэтому эти трое никакого беспокойства не проявляли. Несколько их озадачила музыка, доносившаяся из деревни, что виднелась на том берегу. А потом, тот, что наблюдал в бинокль, тревожно зашептал:
– Там немцы.
Второй, по-видимому, старший, взял бинокль посмотрел минуту-другую и чуть прополз вперед. Уже невооруженным глазом было видно, что там, в деревне, немцы, и они сгоняют куда-то людей. Старший вернулся и взволнованно подтвердил, что там немцы.
– Откуда они взялись и что задумали? – задал он вопрос то ли себе, то ли своим товарищам. Дальше все молчали, а события на той стороне разворачивались молниеносно. На мост въехала телега, и в ней сидел тот человек, которого они ожидали. Он зачем-то остановил лошадь и стал ее распрягать. От взрыва все трое прижались к земле, и на миг у них возникло желание скорее убежать от этого места, но, осмотревшись, они поняли, что часть моста уничтожена и на этой стороне лежит только раненая лошадь, которая бьется в предсмертных судорогах. На другой стороне моста раздавались крики убегающих людей, команды немцев и урчание машин, которые задним ходом отъезжали от рухнувшей части моста.
– Надо уходить, скоро здесь могут появиться немцы, – прервал повисшую тишину старший. Они быстро стали отползать, пересекли дорогу и только им известной тропой добрались до леса, дальше их путь лежал в отряд.
Взрыв на мосту наделал немало шуму, были разбиты около десятка немецких солдат и среди них офицер, а еще он спутал намеченные планы и немцев, и партизан. Как только доложили коменданту района о взрыве, немцы спешно сформировали из эсэсовцев специальную команду и, усилив ее полевой жандармерией, направили в Гребени. Было решено карательную операцию начать завтра утром.
Для партизан стало ясно, что над местными жителями близлежащих деревень нависла смертельная опасность. Надо было как можно скорее свертывать семейные лагеря, собирать людей из деревень и уводить в безопасное место. Чтобы задержать немцев, командование отряда решило устроить на пути их следования засады небольшими группами и в бой основными силами по возможности не ввязываться. Было сформировано три группы по семь человек, и они в сумерках, вооружившись автоматами с патронами на несколько дисков, гранатами, ушли к местам засад. Ночью в Гребенях прогремел мощный взрыв, и часть моста, которая примыкала к дороге, что вела к деревне, разметало по речке, а из воды остались торчать только деревянные сваи.
Остап встал, как всегда, рано, справился со своими хозяйскими делами и засобирался в лес. Он дольше обычного возился с лаптями, то пожимало палец на ноге, то веревка плохо затягивала лыковые ушки, то портянка не ложилась ровно и терла ногу, не к добру это, пришла мысль Остапу. Он вышел и направился к лесу короткой дорогой, по тропинке. Надо было посмотреть, не пора ли собирать бессмертник, что рос у самого леса. Желтые невысокие стебельки с такими же маленькими цветочками борового бессмертника, они уже казались сухими, стало быть, пора их собирать, вот только надо посмотреть, какая сейчас луна будет на ночном небе, решил Остап и направился к месту с земляникой, которое он насмотрел вчера. Быстро насобирал ягод, передохнул и с легкостью зашагал домой.
Выходя из леса, он услышал незнакомый шум, прислушался, увидел, что там, внизу, у речки поднимался сизый дым и отчетливо различался гул моторов. Из-за склона показался мотоцикл с коляской, в которой сидел немец в каске, потом легковая машина, за ней грузовая, потом еще три. Грузовые машины были крыты тентом, это немцы и их, похоже, немало, обеспокоенно подумал Остап. Он спрятался за кусты и прилег, лежал, не шевелясь, сдерживая в себе волнение и страх. От этой немчуры хорошего ожидать не приходится, и куда они в такую рань, что им здесь надо, не давала покоя тревожная дума, и Остап с беспокойством следил за удаляющимися машинами. Надо уходить отсюда, мелькнула у него мысль, только куда уходить, если вон в деревню поехали столько немцев.
Эта и другие, одна беспокойнее и страшнее другой, набегали чередой мысли. Остап повыше приподнял голову, пытаясь разглядеть, что там делается, в деревне. Сейчас, подумал он, кто увидит приближающиеся машины, станет убегать в лес, чтоб затаиться. Другие будут прятаться в гумно или сарай и наблюдать, что происходит, с надеждой ожидая, что немцы поедут дальше. Остап видел, что немцы в Однобочке не остановились, а пыль поднималась уже за деревней возле погоста. Это успокоило его, страх исчез, как и не было ничего, но домой идти не хотелось, Остап находил разные причины, чтобы подольше остаться в лесу. Долго сидел в бору, вспоминая вчерашний разговор с Змитром. До боли знакомое чувство вины испытал он и сам. Оно, как мутная вода в выгоре, поднималось изнутри, заполняя все тело тяжестью. Остапа обескураживало и сильнее давило к земле то, что он не смог бы, наверное, никому рассказать об этом вот так, как поведал ему о своей душевной боли Змитро.
Домой он вернулся к вечеру, вокруг было тихо и как-то пустынно. Остап долго сидел под поветью, будто кого-то ожидая, во двор к Федору идти он не решался, но ему хотелось сказать, что он приказание выполнил. И очень он надеялся услышать, что делать дальше. Кольнуло в сердце, Остап вдохнул и задержал дыхание, прошла минута, другая, сердце снова неслышно стучало в груди, и в этот момент он вдруг вспомнил о письме от старшего сына, которое ему привезли еще тогда, в мирное время, те двое – военный и гражданский. Он запечатанное письмо положил за божницу без намерения когда-либо прочитать его. Остап подхватился и кинулся в хату, стал дрожащей рукой шарить за божницей, его охватил страх, что письмо пропало, поставил плетеную табуретку, встал на нее и стал двумя руками искать письмо. Оно лежало у самой стенки, он успокоился, аккуратно раскрыл, сложенный треугольником листок. Он был исписан на одной стороне ровными буквами. Остап зажег лампадку и, близко наклонившись к ней, стал медленно читать, «Тата, здравствуй. Может так случиться, что мы с тобой никогда не свидимся. Я бы всей душой очень хотел бы побыть в нашей хате, посидеть с тобой. У меня на тебя, тата, нет никакой обиды, а ты прости меня, что со злом накричал на тебя. Очень прошу тебя, тата, простить меня. Кольку, брата младшего, видел недавно, он тоже просит у тебя прощения, сильно просит. У меня все нормально, больше писать не могу, прощай, тата, и еще раз прошу, прости меня. Твой сын Демид». Даты, когда написано, в конце не было.
Остап опустился на табуретку, задул лампадку, в груди снова сдавило и не давало дышать, хотелось быстрее выйти во двор.
– Демидка, сын мой, простил я тебя и Кольку простил, давно, давно, простил, – шептал Остап, пытаясь встать с табуретки, по его щекам текли слезы. Он так и остался сидеть, держа в руке исписанный листок, шевеля губами, но слов разобрать было невозможно. Невидимая тяжесть давила на плечи, ноги, голову, ему хотелось лечь, он бы, может, и лег здесь, возле табуретки на полу, как послышался скрип двери. Остап сложил письмо и сунул его в карман. В дверь тихо постучали,
– Кто там? – негромко спросил Остап.
– Это я, – открывая дверь, произнес Федор. – У тебя, Остап, дверь в сенцы почему-то открыта, – и, не дожидаясь ответа на свой вопрос, тревожно зашептал:
– Завтра здесь могут быть каратели, лучше из деревни уходить, сейчас семейные лагеря уводят в другое место, ты знаешь, где они находятся, иди прямо сейчас, утром их там уже не будет. В Гребенях устроили ярмарку, а потом была облава, много людей похватали, да тот человек, что ты встретил, мост взорвал с немцами. Они сейчас злые, полсела сожгли. Так что надо уходить, мне некогда, надо еще в несколько дворов забежать, будь здоров, я побежал, – и, выходя за дверь, добавил:
– Встретимся там, в отряде.
Остап так и не произнес ни одного слова, растерянно стоя посреди своей хаты. Когда тихо звякнула закрывающаяся дверь в сенцах, до него стали доходить сказанные Федором слова: тот человек мост взорвал с немцами. А как же он сам, хотелось спросить Остапу, он топтался на месте, не зная, что делать дальше. Как все вдруг переменилось, стало неважным письмо, боль в сердце, земляника и бессмертники. Федор сказал, что надо уходить, куда и зачем ему уходить? Мне здесь хорошо, здесь мой двор, я ничего никому плохого не сделал, и тут возникло в груди то жжение. А жжение, оно-то от той злобы на сынов, на жену. Вот ты, Остап, и признался себе в том, о чем не мог подумать раньше. А Змитро рассказал свою беду и взорвал мост с немцами, у него уже, наверное, не жжет в груди, рассуждал сам с собою Остап, стоя посреди своей хаты. Он вышел во двор, в стороне, где были Гребени, были видны сполохи, похоже, там горят хаты. Пришла такая мысль, а что, если завтра придут каратели, как говорил Федор, и здесь всю деревню сожгут, мало ли они пожгли уже, а сколько народу поубивали, и что они за люди такие. Но сколько бы ни задавал себе вопросов Остап, перед ним вставал вопрос: «Оставлять хату или остаться здесь?» Он засунул руку в карман и ощутил письмо Демидки, это определило все его сомнения. Остап закрыл дверь на засов и, не раздеваясь, лег на кровать, сон пришел быстро.
Глава десятая
Еще засветло лучший подрывник и минер отряда Федька Стецов с веселым смехом и прибаутками уводил свою группу на встречу с этими проклятыми фрицами, как он их называл. Группе предстояло пройти по лесным тропам не менее десяти километров, взорвать заложенные фугасы под опорами моста через Титовку, устроить засаду на пути возможного следования карателей, по возможности заминировать дорогу и сдерживать их продвижение. Ноша у каждого была нелегкой: кроме патронов к автоматам и гранат, несли за плечами в мешках взрывчатку и мины. Еще час назад Федька был в штабной землянке и получал задание от начальника штаба отряда Михаила Федосовича, тот был сосредоточен и даже суров. В землянке было несколько партизан, и Федька сразу после доклада о прибытии уже собирался произнести свою знаменитую фразу «Живы будем, не помрем» – и тем самым подчеркнуть свою близость с начальником штаба, но, встретив взгляд Михаила, сразу осекся и замолчал. Со слов начальника штаба получалось, что можно через день здесь ожидать фрицев, и нужно увести людей и, главное, не дать карателям окружить отряд.
– Тебе, Стецов, поручается особое задание – взорвать мост через Титовку, в эту ночь должны подготовить взрыв моста с той стороны. И любой ценой задержать как можно дольше этих фрицев на дороге, что ведет из Лесного. Не дать им развернуться до следующего вечера.
– Мы им устроим такой концерт, что заслушаются, раскрыв рты, мы им «Катюшу» споем, – улыбаясь во весь рот, заговорил Федька, и все, кто был в землянке, заулыбались. Начальник штаба подошел к Федьке, протянул руку и уже серьезным тоном добавил:
– Смотри, Федька, эти каратели специально подготовлены для борьбы с партизанами, так что будьте настороже, времени мало, возьмите побольше боеприпасов и выступайте.
Уже перед самым выходом в землянку, где жили подрывники, вбежал запыхавшийся связной от командира отряда и протянул Федьке записку. В записке сообщалось, что на середине моста днем прогремел взрыв и мост разрушен, в Гребенях много немцев, подрыв заложенных фугасов остается на решение командира.
– Ух ты, и кто же это такой смелый и прыткий – днем мост взорвал, – с затаенной завистью, прочитав записку и присвистнув, произнес Федька.
Сейчас, шагая впереди группы, Федька нет-нет, да и задавал себе вопрос: «Кто же это сорвал ему такую феерическую операцию и что делать дальше? Если не взрывать опоры, то надо будет обходить Гребени, чтобы не нарваться на немцев, а это протопать лишних километра три-четыре по лесу. С другой стороны, группа его не маленькая, и будет непросто проскользнуть мимо деревни незамеченными, к тому же напуганные взрывом фрицы будут начеку. Настроение у Федьки испортилось, он в самом начале этой затеи ощущал какую-то тревогу и настороженность. Уже в сумерках они начали обходить стороной Гребени, и, казалось, Федька смирился с провалом феерической операции, но тут верный его напарник Антон задал провокационный и с ехидцей вопрос:
– Что, будем вокруг Гребеней по лесочку прохлаждаться, а фрицы пусть с моста окрестности обозревают?
Федька остановился как вкопанный, он в мгновение принял решение разделить группу: он пойдет к мосту и подорвет те фугасы, а остальные пусть топают вокруг деревни.
– Со мной Петро и Вася, а остальные идут вокруг Гребеней, ты, Антон, старший, встречаемся на рассвете у одинокой сосны, что за Однобочкой, если что, выбирайте место для засады, и будем гонять фрицев по лесам, знаки для распознавания прежние.
Антону ничего не оставалось, как сказать:
– Есть командир, все будет исполнено как по нотам.
Федька молча пожал Антону руку, и они втроем скрылись в уже сгустившейся темноте.
Ночью возле Гребеней в районе моста прогремел сильный взрыв, вспыхнуло несколько осветительных ракет, поднялась стрельба и вскоре стихла.
Все прошло как по нотам, как любил выражаться Антон, и от этой мысли Федька улыбнулся, но времени расслабляться не было, впереди еще ждала длинная дорога. Они миновали Однобочку, когда рассвет уже занялся в полную силу и идти к сосне не было смысла. Опять испортилось настроение, надо было искать Антона, и Федька ускорил шаг, вскоре они снова, соблюдая осторожность, продвигались вдоль речки. Федька рассчитывал установить на дороге пару мин и недалеко от того места устроить засаду. По его расчетам, фрицы могли появиться в начале дня, а это давало возможность передохнуть и по возможности поискать Антона. Они стали пробираться к дороге, и тут произошло неожиданное. В десятке метров Федька увидел немца в пятнистой одежде, ему на миг даже показалось, что они встретились взглядами. Федька нажал на спусковой крючок автомата на какую-то долю секунды раньше, чем увиденный им фашист, прыгнул в сторону, перекатившись через плечо, оказался на земле. Не мешкая, он достал гранату, бросил ее вперед, раздался взрыв, Федька вскочил и не своим голосом закричал:
– Фрицы, уходим.
Он слышал, как кто-то бежал за ним, это придало ему сил и уверенности. Пробежав с полкилометра, он упал, тяжело дыша, рядом с ним упал и Вася, Пети не было. Послушав минуту-другую, Федька прокричал удодом, это был их условный сигнал, и издавать его умел только Федька, в ответ обычно раздавался свист коноплянки, но было тихо. Полежав еще и успокоившись, они, посмотрев друг на друга и, не сказав ни слова, перебежками двинулись назад по своим следам. Петя лежал недалеко в луже крови, дыхание его было прерывистым, Федька стал расстегивать ему рубашку, пытаясь наложить на рану марлевый тампон, Петя застонал, открыл глаза и тихо произнес:
– Это ты, Федя? Где мы?
– Ты спокойно, Петя, все будет хорошо, мы тебя мигом доставим в отряд, а там, ты сам знаешь, как быстро лечит раны наша врачиха Петровна.
– Вы не бросайте мены одного, я боюсь этих фрицев, они над мамой моей издевались, я боюсь их.
– Тихо, Петя, мы тебя ни за что не оставим, вот сейчас перевяжу тебя и понесем в отряд.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги