Клоны. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 13

– Фиона, это Себастьян, извини, что я тебя беспокою…

– Господи, Басс! – отозвалась доктор Беннетт с такой откровенной радостью, что Себастьяну стало не по себе: неужели он ошибся, неужели их встречи были для Фионы гораздо важнее, чем она старалась изобразить? – Басс, я так рада тебя слышать!

И сразу, без перехода, очень серьезным, даже отчужденным голосом:

– Извини, я сейчас занята, перезвоню тебе, как только освобожусь.

Трубку Фиона положила, не дожидаясь ответа.

Себастьяну пришлось два часа – до самого обеда – мучить себя вопросом: позвонит или нет? И что делать, если не позвонит?

Звонок раздался ровно в час, и на этот раз голос у Фионы был в меру приветлив, в меру заинтересован и в меру отстранен:

– У тебя ко мне дело, верно?

– Д-да, – отозвался Себастьян, – именно дело. Фиона, понимаешь, у нас с Пам…

– Давай, – прервала его доктор Беннетт, – встретимся в кафе «Джорди», это напротив клиники, у меня будет сорок минут времени, и ты все объяснишь.

– Когда…

– Я там буду через пять минут.

– Я не успею раньше, чем за…

– Ты все еще в «Орионе»? Значит, двадцати минут тебе достаточно.

Себастьян не сказал бы, что за прошедшие годы Фиона сильно похорошела. Она стала строже, она иначе теперь смотрела, она вообще стала другим человеком, к которому невозможно было применить прежние понятия о красоте. Все, что думал раньше Себастьян о Фионе, не имело отношения к этой женщине, уверенной в себе, смотревшей на него скорее с медицинским любопытством, нежели с женским интересом. «Но ведь она действительно была рада меня услышать», – сказал себе Себастьян и подумал, что, возможно, сильно ошибся.

Они заняли столик у окна, Фиона только кивнула официанту, и он сразу принес обоим по стакану апельсинового сока, яичницу с беконом и черный кофе с лимонной долькой.

– Я здесь каждый день обедаю, – сказала Фиона, – мои вкусы хорошо известны… Рассказывай, не теряй времени. Что случилось? С тобой или с Памелой?

Чтобы рассказать с самого начала историю об удочерении девочки из России, Себастьяну понадобилось больше времени, чем он рассчитывал, и когда он лишь подошел к сути разговора, часы показали два, Фиона слегка покачала головой, пришлось прекратить дозволенные речи.

– Ты торопишься, – огорченно сказал Себастьян, – а я еще не добрался до главного.

– Главное ты уже сказал, – мягко произнесла Фиона. – Главное: вы с Памелой счастливы друг с другом и с этой девочкой. Остальное менее существенно.

– Тебе нужно идти?

– Неважно. Рассказывай, что случилось с Элен. Наверняка не с вами. Итак?

– Недели полторы назад Пам обнаружила на левой руке Элен довольно большой кровоподтек. Мы спросили ее: «Кто-то ударил тебя в детском саду?» «Нет», – ответила она, и мы не стали допытываться. Через пару дней синяк пожелтел, как положено, и исчез. А на следующий день вечером я увидел кровоподтек у Элен на ноге, там, где сама она заметить его не могла. И на этот раз девочка утверждала, что ни в саду, ни на улице никто ее пальцем не тронул. Этот синяк через несколько дней прошел так же, как и первый. А вчера появился третий – под левой лопаткой, – и мы с Пам решили…

– Да, я понимаю, – задумчиво сказала Фиона. – Если Элен никто не бил, то это может быть болезнью крови. Нужно обратиться к врачу, а вы боитесь это сделать, потому что анализы могут оказаться хорошими. Если Элен здорова, значит, кто-то ее все-таки ударил, и врач обязан сообщить об этом в полицию…

Себастьян кивал головой, он не хотел слышать того, что говорила Фиона, он и Памела думали об этом дни и ночи, он надеялся, что Фиона сделает иной вывод, она всегда находила неординарные решения, почему сейчас мысль ее двигалась по той же колее, из которой не выбраться?

– А если учесть, что не так давно осудили уже вторую женщину, убившую приемного ребенка из России, – продолжала Фиона, не замечая волнения Себастьяна, – то легко представить, чем все это может обернуться для вас с Памелой.

Себастьян молчал.

– Ты хочешь, чтобы я сделала анализ крови неофициально, в лаборатории клиники? – спросила Фиона после непродолжительного молчания.

Себастьян кивнул.

– Ты надеешься, что девочка здорова, верно? Если анализ это подтвердит…

– Пожалуйста, – взмолился Себастьян. – Давай не будем обсуждать, что произойдет потом. Я хочу знать, что с Элен!

– Завтра в семь тридцать, – сказала Фиона, – подъезжайте к шестым воротам кампуса. Я вас встречу. Основной анализ будет готов к вечеру, для детального понадобится около недели… Извини, Басс, мне действительно пора.

– Я знал, что ты не откажешь, – пробормотал Себастьян, помогая Фионе надеть плащ.

– Пожалуйста, – поморщилась Фиона, – только без сантиментов.

* * *

Доктор Беннетт позвонила Себастьяну на мобильный телефон, когда он показывал менеджеру практически уже готовый клип компьютерной игры «Цивилизация стасиса». Ответить Себастьян не мог и взволновался так, что скомкал объяснение идеи финала, на вопросы отвечал, не думая, и, похоже, завалил презентацию.

– Учтите наши замечания, Флетчер, – сказал Мэтью Грин, генеральный менеджер фирмы, – и покажите клип завтра. Идея хорошая, но, кажется, вы сами не очень понимаете всех ее достоинств.

Достоинства собственной идеи Себастьян понимал прекрасно, но сейчас думал о другом и, выйдя из кабинета, сразу набрал номер Фионы.

– Что… – начал он, забыв поздороваться.

– Ничего, – сообщила Фиона, – кровь нормальная. Я, конечно, проведу полный анализ, но девять шансов из десяти, что и он ничего не покажет. Девочка здорова.

– Не понимаю, – пробормотал Себастьян. – А не может ли это быть болезнью не крови, а кожи? Слишком чувствительная, например. Достаточно тронуть…

– Ты сам сказал, что никогда прежде у девочки не было кровоподтеков, верно? – с хорошо слышимым раздражением в голосе сказала Фиона. – Или вы с Памелой к ней за весь год ни разу не прикасались?

Себастьян вспомнил, с какой страстью тискала Памела девочку при каждом удобном случае, и вынужден был признать, что Фиона, конечно, права: если бы у Элен оказалась слишком нежная кожа, синяки должны были появиться еще год назад.

Может, они и появлялись, а он не замечал? Нет, исключено, уж Памела непременно обратила бы внимание, купая Элен.

– Почему ты молчишь? – спросила Фиона.

– Думаю, – сказал Себастьян. – Ударить Элен могли только в детском саду.

– Ты ее спрашивал?

– Она утверждает, что никто никогда ее не бил. Но ее могли запугать…

– Ты хочешь поговорить с воспитательницей?

– Н-нет, – протянул Себастьян, представив, что скажет миссис Бакли, если хотя бы намеком дать ей понять, будто в ее саду дети бьют друг друга до синяков.

– О’кей, – сказала Фиона. – Держи меня в курсе событий, хорошо?

* * *

– Знаешь что? – предложила Памела, когда вечером, уложив Элен спать, они сидели на кухне и пили чай с конфетами (Себастьян хотел налить себе коньяка, но Пам отобрала бутылку, сказав, что принимать решение нужно на трезвую голову). – Я завтра возьму отпуск на три-четыре дня и прослежу, что делают дети в саду. Погода сейчас хорошая, много времени они проводят на воздухе, я могу сидеть на бульваре, оттуда прекрасно видно, что происходит за решеткой сада, а меня увидеть невозможно, ты знаешь, какие там большие кусты…

– Хорошо, – пожал плечами Себастьян. – Но ты же не сможешь следить за каждым движением Элен. Как можно быть уверенным…

– Я буду стараться, – твердо сказала Памела, и Себастьян не стал спорить – он давно убедился в том, что, когда жена начинает говорить безапелляционным тоном, лучше не сопротивляться и ждать развития событий.

На следующий день синяк на спине Элен пожелтел и стал почти незаметен. Памела отвезла девочку в сад, поговорила с миссис Бакли о погоде и новой системе развития детской фантазии и отправилась на работу, где без проблем получила отпуск на три дня. За свой счет, естественно. И с обещанием поработать сверхурочно, если возникнет производственная необходимость.

На бульвар перед детским садом Памела вернулась, когда детей выпустили поиграть – малыши с визгом катались с горки, лепили «пироги» в песочнице, играли в прятки и другие игры, смысл которых Памела не сразу поняла. Мальчик возраста Элен изображал из себя, должно быть, горного козла и упал с громким воплем, перешедшим в надрывный рев. Миссис Бакли и молодая воспитательница, которую, насколько помнила Памела, звали Катрин, подняли малыша, успокоили, и он опять принялся бегать, будто ничего не случилось. Вполне вероятно, что на ноге или руке у него появились не один, а несколько синяков.

«Дети так неосторожны, – подумала Памела, – а мы с Бассом из мухи делаем слона».

Она знала, что это не так – просто пыталась себя успокоить. Пока другие малыши бегали и действительно набивали себе синяки и шишки, их Элен сидела рядом с Катрин, ходила за ней, как привязанная, с детьми общалась мало, за два часа, оставшихся до обеда, никто ее и пальцем не тронул, а потом детей увели в дом, площадка опустела, а там, внутри, могло происходить все, что угодно, и фантазия подсказывала Памеле, как во время тихого часа какой-нибудь нахальный мальчишка подходит к их дочери и… Что?

Вечером Элен сидела рядом с Себастьяном у компьютера и смотрела, как на экране рождались и исчезали медведи, крокодилы и странные ушастые Чебурашки, звери, популярные в России и совершенно не известные зоологам в Соединенных Штатах.

– Тебя кто-нибудь обижает в саду, моя милая? – время от времени спрашивала Памела, подходя сзади и обнимая Элен за хрупкие плечи.

– Нет, мама, – неизменно отвечала девочка, и в груди Памелы возникало сладкое чувство, которому она даже не пыталась дать рациональное объяснение.

– Может, тебя ударил злой мальчишка? – как бы невзначай спрашивал Себастьян.

– Нет, папа, – отвечала девочка, пытаясь перелезть со своего стульчика на колени Себастьяну.

Вечером, купая Элен, Памела внимательно осмотрела ее худенькое тельце: большой кровоподтек под коленкой уже почти не был виден, а тот, что появился вчера – под лопаткой, – побледнел и пожелтел, и, по словам Элен, ей уже совсем не было больно. Ну, почти. Если сильно нажать, то чуть-чуть…

Элен всегда засыпала быстро – должно быть, уставала за день, положишь в кроватку, а она уже посапывает, положит ручки под голову и спит до утра. Памела несколько раз вставала ночью, поправляла у девочки одеяло и не могла отойти – смотрела, как сладко Элен спала, время от времени бормоча во сне что-то непонятное. Может, по-русски, на котором Памела успела выучить десятка три слов во время поездки в странный городок Римско-Корсаковск, название это она выговоривала с трудом, знала, конечно, что был такой русский композитор, современник то ли Чайковского, то ли Прокофьева, но и Чайковский с Прокофьевым были для Памелы такой же абстракцией, как Древний Рим с его Колизеем и Капитолием.

Утром Памела раздумывала над тем, имело ли смысл тратить еще один день, занимаясь бесполезным делом и теряя при этом деньги, на которые можно было купить Элен плюшевого медведя, стоившего даже на распродаже у Ховера почти пятьдесят долларов.

– Пам, – странным голосом позвал из ванной Себастьян, воевавший с Элен с утра, чтобы она почистила зубы.

– Да, милый, – рассеянно отозвалась Памела, думая о своем.

– Посмотри, – сказал Басс.

На правом плече девочки расплывался новый большой кровоподтек.

– Когда? – поразилась Памела. – Вечером ничего не…

– Значит, ночью, – сказал Себастьян. – Ты заходила к Элен два или три раза…

– Я ничего не видела! Только включала ночник, поправляла одеяло – и все.

Элен захныкала, ей надоело стоять на стульчике перед раковиной и водить по зубам жесткой щеткой.

– Позвони Фионе, – сказала Памела. – Сейчас же. Я не повезу Элен в детский сад. Посмотри – этот синяк невозможно не увидеть. Миссис Бакли…

* * *

Что сказала бы миссис Бакли, так и осталось не известным. В восемь «шевроле» Себастьяна подкатил к восточному входу в кампус, доктор Беннетт ждала в кафе, где обычно завтракали преподаватели медицинского колледжа. Лекции уже начались, и сейчас здесь было пусто.

– Это Памела, – представил жену Себастьян. – Доктор Беннетт.

– Очень приятно, доктор, – сухо сказала Памела, но, поняв, что сейчас не время для выяснения давно закончившихся отношений, перешла к делу. – Сегодня ночью на плече Элен появился еще один…

– Позвольте, – мягко, но решительно прервала Фиона, – я посмотрю сама, хорошо? Иди ко мне, Элен, ты не боишься, что я сделаю тебе больно?

Доктор Беннетт подвела девочку к окну и долго разглядывала синяк, будто это было экзотическое тропическое растение.

– Ну что? – не вытерпел Себастьян после нескольких минут напряженного молчания.

– Хочешь мороженого, Элен? – спросила доктор Беннетт. – Шоколадное или фруктовое?

Усадив девочку на стул рядом с Себастьяном и подав знак официанту, Фиона повернулась к Памеле:

– Уверяю вас, – сказала она, – девочка здорова. Я сделала полный анализ крови. Единственное нарушение – немного пониженный гемоглобин, но это естественно, принимая во внимание условия, в которых она провела первые годы своей жизни. Этот синяк – и наверняка, другие тоже – результат… м-м…

Фиона смутилась, стараясь подыскать слова, не обидные для Флетчеров, но правильно описывавшие суть дела.

– Ты хочешь сказать, что Элен били? – прямо спросил Себастьян.

– Если ты внимательно приглядишься, то увидишь, что кровоподтек по форме похож на три пальца… ну, как если бы ты взял девочку за плечо и сильно…

– Я? – возмутился Себастьян. – О чем ты говоришь?

– Я не имею в виду тебя лично, просто…

– Вчера вечером, – резко сказала Памела, – кровоподтека на плече Элен не было, я буду утверждать это даже на Страшном суде. Ночью я трижды входила в детскую, но к Элен не прикасалась, в этом я тоже готова присягнуть.

– Девочка спит спокойно? – поинтересовалась Фиона. – Не кричит во сне? Ей не снятся кошмары?

– Она несколько раз что-то пробормотала, кажется, по-русски, – вспомнила Памела. – А вообще… Нет, спала спокойно.

– Элен разговаривает с вами по-русски?

– В первое время, но дети очень быстро учат язык, – вмешался в разговор Себастьян, – и уже месяца через три после переезда Элен перестала вставлять в свою речь русские слова. Я уверен, она уже и думает по-английски.

– Понятно, – протянула Фиона.

Элен сосредоточенно ела мороженое и не обращала внимания на разговоры взрослых.

– Вы не будете возражать, – сказала Фиона, – если я поговорю с девочкой наедине? Басс знает, – обратилась она к Памеле, – мое медицинское образование включает и подготовку психолога.

Памела хмуро посмотрела на мужа и произнесла неприязненно:

– По закону при разговоре с детьми должен присутствовать один из родителей.

– Конечно, – кивнула Фиона. – Проблема в том, что в вашем присутствии реакции Элен могут оказаться несколько иными, чем… Я не настаиваю, просто предлагаю, потому что, мне кажется, это может дать результат.

– Пам, – сказал Себастьян. – Я думаю, доктору Беннетт можно доверять.

– Конечно! – воскликнула Памела. – Можно доверять!

Она смяла лежавшую на столе салфетку и швырнула на пол.

– О Господи, – пробормотала Памела, – извините, я…

– Не нужно извиняться, – участливо сказала Фиона. – Я понимаю…

– Хорошо, – согласилась Памела. – Где вы хотите разговаривать? Мы с Бассом будем рядом, в соседней комнате.

– У меня кабинет в терапевтическом корпусе. Элен доест мороженое, и мы отправимся.

* * *

– Почему так долго? – нервно сказала Памела. – О чем она может разговаривать с маленьким ребенком вот уже полтора часа?

Себастьян сжал руку жены, он и сам беспокоился – не за Элен, естественно, Фиона позаботится, чтобы девочка чувствовала себя комфортно, его беспокоило состояние Памелы. Неизвестно, о чем она думала, и что скажет, когда Элен с Фионой выйдут, наконец, из кабинета.

Дверь распахнулась, и в коридор выбежала разгоряченная Элен, размахивавшая бумажным самолетиком.

– Мама! – закричала он, бросаясь к Памеле. – Папа! Посмотрите! Он летает до потолка! Может и выше, но потолок не пускает!

– Элен, – пробормотала Памела, прижимая к себе девочку, – с тобой все в порядке, милая?

– Конечно, – вместо девочки ответила вышедшая следом доктор Беннетт. – Замечательная у вас дочь, Памела. И твое воспитание, Басс, тоже сказывается – Элен очень хорошо для ее возраста рисует…

– Но… – сказал Себастьян, напряженно глядя в лицо Фионе. В отличие от жены, он разбирался в том, что означала каждая интонация его бывшей подруги, и видел, что сказанное было прикрытием слов, не произнесенных вслух.

– Не знаю, – призналась Фиона. – Определенно одно: она не могла сама себя ударить.

– Стигматы? – спросил Себастьян.

– Я думала о такой возможности, – медленно произнесла Фиона. – Не похоже, Басс. Ваша Элен – совсем не тот психологический тип. К тому же, стигматы никогда не появлялись у маленьких детей. Надо быть взрослым фанатиком… Нет-нет, это не стигматы, успокойся.

– Успокойся! – нервно воскликнул Себастьян. – Ты не можешь сказать, больна Элен или здорова. Что нам делать? Должна ли она ходить в детский сад? Должен ли кто-то из нас – я или Пам – постоянно с ней находиться и следить…

– Пожалуйста, Басс, не паникуй, хорошо? Дней через десять я сделаю еще один анализ крови, и мы с Элен – если за это время ничего не произойдет – поговорим еще раз.

– Нет, – твердо сказала Памела, вставая и заставляя мужа подняться. – Никаких бесед я больше не позволю. И никаких анализов. Элен и без того напугана.

– Но, Пам… – слабо запротестовал Себастьян.

– Все, – отрезала Памела. – Пойдем, Басс.

У двери Себастьян обернулся в надежде на то, что встретит взгляд Фионы и поймет то, что доктор Беннетт не хотела говорить вслух: ждут ли их тяжелые дни или можно надеяться на лучшее? Фиона не смотрела в его сторону. Похоже было, что она вообще никуда не смотрела – то ли о чем-то сосредоточенно думала, то ли, напротив, старалась отогнать от себя мысли, приходившие ей в голову против воли.

* * *

Воскресные дни семейство Флетчеров провело на берегу Гудзона – просыпались рано, Памела будила девочку, и они отправлялись к реке, ставили палатку, завтракали, а потом до самого вечера бегали по жесткой траве, кувыркались, прятались друг от друга за деревьями, в воду не заходили и Элен не пускали – впрочем, она не очень-то и стремилась, – весна была довольно прохладной, а вода в Гудзоне – холодной, будто река вытекала из Северного Ледовитого океана.

Домой возвращались только ночевать – Себастьян предлагал остаться в палатке до утра, но Памела не согласилась: холодно, и, к тому же, ночью по Гудзону шли в сторону Нью-Йорка грузовые суда, тарахтели дизели, на борту играла музыка, а в сотне ярдов от пляжа проходила вдоль берега железная дорога, где движение грузовых поездов было оживленным именно по ночам – нет, cпать лучше дома. Собственно, какая проблема, до дома и ехать-то всего десять минут, неудобно, конечно, каждый раз раскладывать палатку и вещи, а вечером все собирать и грузить в машину, ну так что, для чего, в конце концов, в доме мужчина?

Элен за два дня хорошо загорела, сдружилась с девочкой четырех лет, приезжавшей на пляж с родителями из Гринпорта. Синяки сошли, Памела несколько раз в день осматривала дочь, ничего не находила и совсем успокоилась.

Утром в понедельник ее настроение изменилось – круто и надолго.

* * *

– Я не понимаю, Басс, что это, я не понимаю… – повторяла Памела, а Себастьян смотрел на ночную рубашку Элен и понимал не больше жены. Девочка тоже ничего не понимала в происходившем, она кривила губы и готова была заплакать, как только папа с мамой начнут ее наказывать – неизвестно за что, ничего она плохого не сделала, хорошего, впрочем, тоже, только проснулась, мама разбудила ее, откинула одеяло, а потом как закричит, и сразу примчался папа с наполовину намыленной щекой, и теперь они оба смотрели на нее, будто она, никого не спросив, включила телевизор и попала на программу, смотреть которую ей не разрешали.

– Ты не входила к Элен ночью? – спросил Себастьян, и Памела мгновенно вскинулась, потому что более глупого вопроса муж, конечно, не мог придумать.

– Входила! – крикнула она. – Дважды! Что из этого? Что ты хочешь сказать, Басс?

– Ничего, – пробормотал Себастьян. – Прости…

Ночная рубашка Элен была разорвана спереди от воротника почти до самого подола. Будто кто-то взял обеими руками и резко потянул в стороны. О том, что это сделала во сне сама Элен, не могло быть и речи. У нее и сил не хватило бы, но даже если бы хватило – очень неудобно сделать такое самому. И зачем?

– Тебе хорошо спалось, милая? – ласково обратился к дочери Себастьян, опустившись на край постели.

– Да, папа, – сказала Элен, успокоившись.

– Что тебе снилось? Наверно, что-то очень красивое?

– Нет, – сказала Элен, вспоминая. – Я не помню. Что-то…

– Давай переоденемся, – сказал Себастьян. – И пора умываться, иначе мы опоздаем в детский сад.

– Я не понимаю, Басс, – повторила Памела, когда Себастьян, умыв и переодев девочку, привел ее в кухню, где уже готов был обычный завтрак: тосты и чай с лимоном.

– Я тоже, – сказал Себастьян. – Может, ты отвезешь Элен, а я по дороге на работу заеду к доктору Беннетт…

– Ты рад в любое время встретиться со своей Фионой! – воскликнула Памела. – Хочешь на меня пожаловаться? Сказать, что жена страдает сомнамбулизмом, ходит по ночам и…

– Тогда сделаем наоборот, – поспешно переиграл Себастьян. – Я отвезу Элен, а ты поезжай к доктору Беннетт.

– Я? – Памела швырнула к ногам мужа полиэтиленовый пакет, в котором лежала аккуратно сложенная ночная рубашка, и выбежала из кухни, хлопнув дверью. Через пару секунд хлопнула и входная дверь – Себастьян и Элен остались дома одни.

– Почему мама сердится? – спросила девочка, откусывая от тоста маленькие кусочки. – Мама торопится на работу?

– Да… – рассеянно проговорил Себастьян, поднял с пола пакет и положил на край стола. – Доедай быстрее, пожалуйста. Перед тем, как поехать в детский сад, мы заедем к тете Фионе, хорошо?

* * *

– Отвези девочку и возвращайся, – сказала Фиона, внимательно осмотрев разорванную почти надвое рубашку. – Ты можешь опоздать на работу?

– Да, – кивнул Себастьян.

Миссис Бакли была, конечно, недовольна, когда Себастьян привез Элен в сад с почти часовым опозданием. Предпочтя ничего не объяснять, он лишь поздоровался с воспитательницей и поспешил обратно в клинику, по дороге несколько раз набирая номер мобильного телефона Памелы. «Оставьте сообщение», – требовал автоответчик, и Себастьян нервно нажимал на кнопку отключения. Черт побери, разве Памеле безразлично, что сказала доктор Беннетт по поводу сегодняшнего происшествия? Как может Пам в такое время отключать аппарат?..

– Ты все мне рассказал? – спросила Фиона, когда Себастьян вошел в кабинет. – Я имею в виду: может, кто-то из вас – ты или Памела, – ночью…

– Нет, – отрезал Себастьян. – Я не лунатик, если ты это имеешь в виду. А Памела… Господи, Фиона, ты серьезно считаешь, что она может… Зачем?

– Я просто спросила, Басс, – пробормотала Фиона. – Нужно исключить все возможности. Кровоподтеки и этот сегодняшний случай… Все происходит ночью, верно? Попробуй сделать одну из двух вещей: или пусть Элен несколько ночей спит вместе с вами, или поставь в ее спальне видеокамеру, сейчас есть миниатюрные, непрерывная запись в инфракрасных лучах…

– Господи! – с отвращением сказал Себастьян. – Как в той гнусной истории с няней, избивавшей ребенка…

– Я совсем не это имела в виду! – запротестовала Фиона.

– Я понимаю, – пробормотал Себастьян. – Пожалуй, пусть лучше Элен поспит в нашей постели.

– Ты похудел, Басс, – неожиданно сказала Фиона. – У тебя все в порядке с Памелой?

– Да, – помедлив, ответил Себастьян. Почему-то ему хотелось сказать что-то другое, но он толком не знал – что, и еще ему захотелось сказать те слова, что легко слетали с его губ несколько лет назад, но сейчас он этих слов вспомнить не мог, старался, но не получалось, наверно, дух Памелы следил за ним и не позволял даже думать о чем-то, что могло бы нарушить установившийся покой.

– Да, – повторил Себастьян, – у нас с Памелой все в порядке.

* * *

– Ты ее не можешь забыть, вот и все! – бушевала вечером Памела. Элен слушала крики, забившись в угол большого кресла в папиной комнате, ей хотелось, чтобы мама подошла и взяла ее на руки, а папа закончил рассказывать сказку о маленьком мальчике, который потерялся в лесу и разбрасывал камешки, чтобы его быстрее нашли.

– Послушай, Пам, – пытался успокоить жену Себастьян, – ты прекрасно понимаешь, что нам больше не к кому обратиться. Если бы Элен была нашей родной дочерью…