Вуду. Тьма за зеркалом

16

Иван Лувертюр и Джон торопливо двигались по Лондонской канализации. Мулату это путешествие в вонючей преисподней казалось ужасным, а вот Джон, похоже, не впервые спускался в городское подземелье.

– В свое время я был диггером. Немало полазил по всяким мрачным местам! – пояснил он.

– Все, больше не могу!.. Давай отдохнем!.. – Лувертюр устало опустился на большой плоский камень.

В десятке метров от них медленно катила свои воды зловонная река.

– Хорошо, давай. Но только очень недолго. Полиция наверняка идет по следу.

– Ты можешь объяснить мне, что все это значит? Я ничего не понимаю! Кто эти повешенные люди?..

– Да, могу. Видимо, настало время все объяснить. Объясняю: я не знаю!..

Лувертюр со страдальческим выражением посмотрел на Джона.

– Ты хочешь сказать, что ты неизвестно как оказался связанным на полу рядом с шестерыми висельниками?..

– Как оказался на полу, я знаю. Но кто связал меня, и кто эти повешенные… Я бы и сам хотел знать. Видишь ли, всему этому предшествовала очень долгая и очень давняя история. Это своего рода страшная семейная тайна. Сейчас я хочу рассказать ее тебе. Ты многое поймешь…

– Да уж! Сколько служу в полиции, никогда ничего подобного не видел. Прямо мороз по коже продирает, честное слово! Если бы один, ну даже два… Но сразу шесть висельников!.. Интересно, их вздернули одновременно или подвешивали по очереди?.. И этот магнитофон за коробками: «Ты будешь седьмым!» Значит, должен был быть еще седьмой… – пробормотал констебль, сидевший на ящике с кофе, том самом, который никак не мог сдвинуть Лувертюр, рядом с откинутым люком в подземелье.

Вильям Вильямс стоял рядом. Он уже вернулся из клиники: девочка находилась в шоке, хотя глаза ее промыли специальным раствором, они по-прежнему слезились и плохо видели. Но о последнем врачи могли только догадываться – африканка не произносила ни слова и выглядела испуганной.

Вильямсу так и не удалось у нее ничего выяснить. Выбросили девочку из окна на втором этаже. В квартире проживали иммигранты из Африки. Никого задержать не удалось. Увидев сцену на улице, все обитатели логова спешно покинули его. Вильям там еще не был, но знал о ситуации из докладов подчиненных.

После госпиталя он первым делом заторопился в магазинчик. Повешенные по-прежнему болтались под потолком. Помощь медиков им давно уже была не нужна.

Вильям заглянул в люк: по следу беглецов направилась группа полицейских, однако очень скоро, оказавшись в непривычной обстановке, она прекратила преследование. Сейчас полицейские обследовали канализацию в районе люка, пытаясь обнаружить какие-нибудь следы. Владельцы маленьких магазинчиков никогда не проделывают ход в канализацию. Коль скоро им это понадобилось, люком должны были не раз пользоваться… Вопрос, для каких целей?

К магазинчику подтягивались все новые силы полиции… Страшная находка уже подняла на ноги едва ли не весь Скотланд-Ярд. Вот-вот ожидали команду диггеров, которые двинутся по следу беглецов.

– Шеф, кое-что нашли… – к Вильямсу подошел Коллинз, маленький толстенький человечек, на голове которого красовалась странной расцветки оранжево-зеленая бейсбольная кепка с длиннющим козырьком. Он никогда ее не снимал и потому в отделе, занимавшемся этнической преступностью, получил прозвище «Кепка».

– Очень любопытная штука, – продолжал Кепка. – Шеф, я только хочу попросить вас: держитесь покрепче на ногах. Я понимаю, вы многое в своей жизни лондонского полицейского видели, вас, наверное, уже ничем не удивишь…

– Да нет, знаешь, кое-чем меня все же удивить можно… – проговорил Вильям. – Это произошло сегодня. Никогда не видел шестерых повешенных одновременно.

– Да, я с вами согласен, шеф. Повешенные впечатляют. Честно говоря, жуткое зрелище. Но даже с учетом того, шеф, что вы выдержали повешенных, я бы порекомендовал вам покрепче держаться на ногах.

– Во второй половине пятидесятых годов мой дед, Уолт Кейн, был одним из тех, кто продвигал новый стиль музыки – рок-н-ролл. Некоторые считают, что своим именем революционное направление обязано именно ему. Дед работал диджеем на популярной радиостанции «Кей-Ви-дабл-Кей» в нашем городке на Юге. Ведь рок-н-ролл начал изначально распространяться именно оттуда – с юга США, из бывших рабовладельческих штатов, где наибольший процент негритянского населения.

– Так ты из Америки? – спросил Джона Иван.

– Да. В Лондоне я совсем недавно. Приехал чуть больше недели назад. Как раз из-за этой истории. Дед покончил с собой.

– Ничего себе! – удрученно произнес Иван. – Прими мои соболезнования.

– Нет, ты не понял: это было очень давно. Задолго до моего рождения. Об этом я знаю из рассказов матери и тех материалов, в основном газетных вырезок, которые сохранились в семейном архиве. Вся эта история достаточно широко освещалась в печати. Слишком жуткими и странными были подробности. Они привлекали внимание.

– Да что это за история?!.. Ты говоришь, он покончил собой… Почему?

– Однажды поздно вечером почтальон принес в дом, где жил мой дед, письмо. В этот момент в нем находились моя бабушка, его жена и мой маленький отец. Письмо было адресовано бабушке, и она с удивлением и недобрым предчувствием узнала на конверте почерк мужа – моего деда. Он в этот момент должен был быть на радиостанции – готовиться к очередному эфиру. Поздние часы были его. Во время своих трансляций он играл исключительно рок-н-ролл. Аудитория, состоявшая большей частью из тинэйджеров, принимала его эфиры с огромным энтузиазмом. Трясущимися руками бабушка распечатала в тот вечер конверт. Это было прощальное письмо деда. Он писал, что когда она вскроет конверт, его уже не будет на этом свете. Тело его будет болтаться в петле в запертой изнутри комнатке в офисе «Кей-Ви-дабл-Кей». Она кинулась к телефонному аппарату, чтобы позвонить на радио… Но номер не отвечал. Никто не брал трубку. Инстинктивно она врубила приемник. Он стоял у бабушки с дедушкой в жилой комнате и был всегда настроен на «Кей-Ви-дабл»… Шла программа по заявкам радиослушателей. И тогда бабушка позвонила в прямой эфир… Она еще надеялась, что дед не успел совершить самого ужасного… Обалдевший ведущий узнал ее и тут же, сбросив с головы наушники, ринулся в комнатку, где действительно любил уединяться перед своими эфирами Уолт Кейн. Дверь была заперта изнутри на ключ… Они взломали ее…

17

– Я так и думал! Я так и думал! – проговорил сотрудник контрразведки, виновато взирая на Уолта Кейна.

Тот выглядел как человек, которого в последний момент чудом спасли из ледяной проруби.

– Знаете, когда вы произнесли «мистер Кейн, вы не тот, за кого себя выдаете!» да еще таким ужасным голосом, я просто обалдел!..

– Извините, Уолт… Знаете, есть такой метод: неожиданно огорошить противника, поймать первый, неотрепетированный, самый искренний взгляд. Он-то и выражает правду. Захотелось вас еще раз проверить…

– Снимите маску! Ничего себе выраженьица! – продолжал возмущаться Кейн. – Впрочем, ладно… Маску, так маску. Я не против ее снять, знать бы только, как это сделать и в чем она заключается – моя маска?.. Может быть, вы мне подскажете? Вы такой проницательный, знаете способы, как огорошить противника.

– Послушайте, Кейн, ваш сарказм неуместен. Дело в том, что у меня на самом деле были подозрения: вы уже не тот, что прежде…

– То есть как это?..

– Мы обнаружили куклу вуду с вашей головой…

– Какую еще куклу?!.. Ах да, вуду…

– Ходите в кино?.. Голливуд в последнее время очень разрабатывает эту тему…

– Да, да, знаю… Я смотрел. Правда, до середины… Жене не понравилось. Разнервничалась. Она не любит страшных фильмов. Пришлось уйти с половины сеанса.

– Ничего, я вам перескажу содержание фильма. В той части, что касается вас. Кукла вуду – это магический предмет, который используется в ритуалах африканских колдунов. Делают такую куколку…

– Да-да, знаю… Мерзкую! Из соломы и всяких палок. Шьют ей одежду из тряпочек.

– А голову выполняют в виде головы того человека, которому хотят навредить. Дальше берут иголки, и, читая специальные заклинания, втыкают их кукле в определенные места. Уколют в голову – у вас голова заболела. Ткнут в печень – вы за нее схватитесь, почувствовав, что что-то с ней не так. Воткнут иголку в сердце – глядишь, оно у вас и остановится!..

– Я себя нормально чувствую. И не боюсь колдунов. Я не верю во все это. Внимание ко всей этой чертовщине искусственно раздуто Голливудом. Больше ничего нет. Люди смотрят фильмы и начинают верить во всякую чушь. Фильмов таких в последнее время выпускается что-то слишком много.

– Вот-вот, Уолт!.. Вы ведь тоже заметили!.. А теперь свяжите это с тем, что вы сейчас разговариваете с представителем контрразведки.

– Не понимаю…

– А вы не думаете, что среди голливудских режиссеров у Советов могут быть свои агенты.

– Зачем?..

– Как это зачем?.. Влиять на психику масс.

– У вас есть доказательства?

– Абсолютно никаких. Это только одна из версий. Вот что, Уолт, вокруг вас плетется какая-то интрига. Некто хочет путем оккультных воздействий повлиять на ситуацию в Соединенных Штатах Америки, поставив их на грань деградации и полного развала. Возможно даже, путем гражданской войны.

– Вы считаете, что это я?..

– У меня есть подозрение, что коньком всей операции является рок-н-ролл…

Кейн рассмеялся.

– Но вы же только что сказали, что на негритянском жаргоне рок-н-ролл означает заниматься сексом. Выходит, Штаты хотят уничтожить при помощи секса?!..

18

Когда-то очень давно на Гаити вместо полностью истребленного миллиона местных индейцев испанцами были завезены африканские рабы. Все они принадлежали к различным племенам, но религии их были схожи. Не такие сложные, как христианство, ислам или буддизм, они подразумевали одно – над человеком властвует бог. Вернее боги, которых очень много…

Странно, не правда ли? Много богов… Нам, воспитанным в христианской традиции, это непривычно. Но если предположить, что боги – некие души мертвых, которые наблюдают откуда-то «из-за зеркала» за тем, что происходит в этом мире и как-то влияют на события в нем, то тогда богов должно быть много. Ведь не один же мертвец отправился «за зеркало».

Вуду – а именно таково было название веры африканских рабов, означает «дух»…

В нескольких сотнях метров от постройки, в которой на ночь запирали черных рабов, были густые заросли тропической растительности. Католический священник, только недавно крестивший здешних невольников, в последнее время все чаще наблюдал: в зарослях собираются негры и истово предаются молитвам. Это вызывало удивление – миссионеру было не впервой приводить к истинной вере язычников, однако никогда прежде он не видел, чтобы вчерашние дикари молились с таким усердием и без всякого принуждения.

Миссионер еще бы понял, если б из новообращенных столь глубоко прониклись учением Христовым несколько человек. Такое бывало. Но негры отправлялись в свои заросли целыми толпами, торчали в них по нескольку часов, танцевали под ритмичный бой барабанов, пели. И все это перед изображением католических святых. За этими грубо намалеванными картинками один из негров специально подходил к миссионеру. Тот предлагал ему распятие – в холщовом мешке, привезенном на плантацию, хранилось несколько штук разного размера. Но негр, тараща глаза, на ломаном языке просил именно изображения святых. Миссионер отдал их. Почему бы этого не сделать?.. Картинки он вез не для себя, а для чернокожих невольников.

Изумление, граничившее с недоверием, не покидало пастора. В последние два дня он принялся следить за сборищами негров. Поначалу не скрываясь, он просто подошел к зарослям. Как раз тогда в них приплясывало с десяток мужчин и женщин.

Был поздний вечер. Но посредине вытоптанной площадки пылал ярким пламенем костер. Увидев пастора, негры не проявили никакого замешательства – ритмичный танец продолжался. Пастор остановился и начал прислушиваться к воплям «главного» негра – так пастор определил для себя высокого невольника, пританцовывавшего в самом центре новообращенных, – он явно руководил всей церемонией.

Однако негр время от времени громко произносил имена святых и некую тарабарщину, немного напоминавшую фразы, часто встречающиеся в католических молитвах. Между тарабарщиной и именами святых негр произносил что-то на своем языке. Миссионера смутило: заметив его, «главный» негр стал чаще выкрикивать тарабарщину и перестал произносить что-либо по-своему.

На ветвях дерева, росшего рядом с костром, было укреплено изображение святого Петра и несколько горевших свечей. Миссионер вспомнил – «главный» негр – а это именно он приходил к пастору за изображением святых – попросил у него еще и свечи. Их было в холщовом мешке, привезенном на плантацию, предостаточно… Теперь они мерцали на раскидистых ветвях… Некоторое время понаблюдав за пляской, пастор двинулся прочь. И в этот момент ему показалось: как только невольники заметили, что он уходит, ритм барабанов стал чаще…

Он заметил: негры обычно собирались у костра поздно вечером, когда на округу опускалась тьма. Решив, что хитрые невольники просто не показывают ему истинное действо, происходящее возле костра, миссионер решил заранее, еще до темноты, скрыться в зарослях и оттуда понаблюдать за рабами…

В ту ночь он натерпелся… Все ему казалось, что где-то позади него крадется, чтобы напасть, дикий зверь. Чтобы не быть замеченным, миссионер вынужден был забраться глубоко в чащу. Поначалу ему казалось, что он вообще ничего не увидит – со всех сторон его убежище окружала сплошная чернильная темнота, он рисковал быть укушенным змеей, но любопытство пересиливало страх. Когда он уже отчаялся что-либо увидеть, впереди замелькал сначала робкий огонек, а потом – пламя большого костра, все сильнее вздымавшегося к небу. Чтобы разбирать хоть какие-то слова, произносимые неграми, миссионер вынужден был приблизиться к сборищу.

Он надеялся, что ничем не рискует – даже если бы они заметили, что он подсматривает за ними, любое, даже самое незначительное насилие над слугой Христовым было тягчайшим преступлением, хотя… Что, если негры занимаются чем-то таким, за что их ждет большее наказание?

Однако все было так же, как и в первый раз. Только теперь миссионер заметил, что несколько верующих, неестественно заломив руки, в экстазе упали на землю. Так и что ж с того?! И в Европе верующие, бывает, впадают в экстатические состояния… Произносимые имена святых были прежними. Особенно часто упоминался святой Петр…

В конце дня, когда рабы возвращались с плантации, к высокому негру, которого миссионер называл про себя «главным негром», приблизился другой чернокожий невольник…

Глянув по сторонам и убедившись, что надсмотрщики не смогут разобрать, о чем они говорят, негромко спросил:

– А Легба не может обидеться на нас за то, что мы называем его святым Петром?..

– Поначалу он так и делал…

Услышав, что Легба обижался, спрашивавший негр с ужасом уставился на собеседника.

– Но мне удалось объяснить ему, – проговорил тот. – И он перестал сердиться. Понял, что нам запрещают разговаривать с ним и приходится выдумывать такой тайный язык. Слыша его, миссионеры отступают. Они думают, мы молимся их богу. Легба понял нас!..

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил второй негр.

– Если нет, то как тогда, по-твоему, открываются врата потустороннего мира?!.. Легба – хранитель врат!.. Если демоны и духи загробного мира приходят к нам… А ты сам видел их!..

Негр утвердительно закивал.

– Значит, Легба понял нашу уловку, – продолжал «главный негр». – И теперь знает: когда мы обращаемся к святому Петру, на самом деле мы обращаемся к нему… Каждый раз в самом начале, когда костер только-только разгорится, я говорю ему «Да откроются врата, святой Петр!..» Ты видел, кто-нибудь из наших братьев и сестер вскоре после этого валится на землю и не может пошевелится. Это – верный знак, что врата царства мертвых открыты, а Легба – среди нас. Он – хромец и тот, в кого он на время вселяется, становится недвижим…

– А святая Дева Мария?..

– Э-э… Ты знаешь, кого мы на самом деле имеем в виду, когда призываем Деву Марию! – со злостью проговорил «главный негр». – Это все белые, белые!.. Не будь их, мы бы не занимались этим. Они, эти белые, подобны барону Самеди – властителю царства мертвых… Так же как он, любят курить трубку, пить кофе и хлестать ром, особенно если туда бросили стручки жгучего перца.

19

– Зло всегда присутствует среди нас. Оно растворено повсюду, как бы хорошо, как бы правильно мы ни жили. Наши добрые дела сдерживают его, но каждый день оно только и ждет своего часа, чтобы вырваться на свободу!.. Оно словно бы все время стоит в темноте за зеркалом и как только видит на нашем лице следы фальши, ненависти, тупости, завистливого злорадства, тут же выходит из своего зазеркалья к нам навстречу…

– Какой странный образ!.. Зеркало, человек, стоящий перед ним, и зло, скрывающееся за серебряной амальгамой и внимательно следящее за выражением лица… – пробормотал Вильям Вильямс.

Он посмотрел на Гейнора Мак-Магона – тот стоял у окна и, облокотившись руками о широкий подоконник, наблюдал за тем, как два индуса в тюрбанах выгружают из видавшего виды облезлого пикапа какие-то мешки и заносят их в лавку. На ее вывеске витиеватыми буквами было написано «Магараджа». Мак-Магон подумал: раньше подобная лавка была бы в Лондоне диковинкой, но теперь различные национальные общины расселялись по всему городу все больше и больше, привнося на его улицы свой колорит, свои магазины и привычки.

Мак-Магон был специалистом по религиозным верованиям африканских народов, исколесил черный континент вдоль и поперек, бывал так же на Гаити, в Доминиканской республике. Посещал Бразилию.

Теперь он принялся рассказывать Вильяму Вильямсу, что религия вуду, как представляет ее большинство когда-либо слышавших о ней европейцев, – это вовсе не та религия, которую на самом деле исповедуют на Гаити, в Того, Бенине, Кот д'Ивуар, Нигерии и некоторых других африканских странах.

– Дело в том, – проговорил Мак-Магон. – Что тут имеет место не такой уж редкий для современного мира случай, когда одно и то же слово обозначает два практически противоположных явления. Поэтому я предлагаю называть ту замечательную и исполненную глубокого смысла религию, которая является государственной на Гаити и с 1996 года – в Бенине и к которой принадлежу я сам – религией вудун.

– Вы исповедуете вуду?!.. – Вильямс был настолько поражен этим фактом, что даже сделал шаг назад, как будто отшатнувшись в испуге от Мак-Магона.

Точно тот признался ему, что регулярно по ночам поедает трупы и приносит в жертву христианских младенцев.

– Не вуду!.. – поправил Мак-Магон, усмехнувшись над реакцией собеседника и посмотрев на него затем взглядом, полным саркастической иронии. – Я исповедую вудун.

Впрочем, Вильям Вильямс не очень удивлялся: он знал – Мак-Магон женат на негритянке и вообще известен своими весьма экстравагантными привычками. Он иногда, к примеру, появлялся в своем университете в белом африканском балахоне до пят, объясняя, что в подобном наряде ему легче переносить необычную жару, в последние годы частенько беспокоившую лондонцев, привыкших к несколько иному, скорее к прохладному, чем по-тропически знойному, климату.

Словно угадав его мысли, Мак-Магон произнес:

– Не скрою, меня приобщила к вудун Эрзули… Но дело не в ней.

Мак-Магон продолжал рассказ…

Вудун – это такая же полноценная религия, как христианство, буддизм, ислам и иудаизм. Первоначально она была верованием африканского народа йоруба, населявшего страну под названием Дагомея, которая располагалась на части территорий нынешних Того, Бенина и Нигерии. Однако в силу того, что Дагомея как раз и была тем самым Рабским Берегом португальцев, приверженцы вудуна были насильно вывезены далеко за пределы своей родины…

20

В трюме корабля были выстроены своеобразные многоярусные полки, на каждой из которых располагался не один десяток длинных узких пеналов. Там человек мог только лежать, время от времени переворачиваясь с боку на бок. С внешней стороны стенка пенала открывалась наподобие дверцы. В ней существовала еще одна, более маленькая, распа-хивавшаяся форточка, удерживаемая с внешней стороны крепкой щеколдой. Надсмотрщики, нещадно отпуская болезненные удары длинных кожаных бичей, загнали Огу вместе с остальными несчастными африканцами – мужчинами и женщинами – в трюм и затолкали в одну из продолговатых клеток. С этого момента дверца пенала, в котором он лежал, была закрыта на крепкий замок. Корабль тем временем был готов к плаванию…

Уже через несколько суток Огу начал сходить с ума. В трюме, набитом более чем семьюстами человек, которые вдыхали и выдыхали воздух, испражнялись, болели, была чудовищная атмосфера. Работорговцы, которым принадлежал этот медленно двигавшийся по волнам тяжелый и неповоротливый парусный корабль, не любили тратить свои силы на занятия, которые считали бессмысленными. Так или иначе, проветривай или не проветривай трюм, выжить в нем могли лишь самые сильные.

Путешествие, которое длилось несколько месяцев, становилось своеобразной выбраковкой – до плантаций на Карибах добирались лишь самые сильные. А иные там нужны не были.

При проведении всех коммерческих расчетов купцы придерживались железного правила: в лучшем случае треть, в худшем – половина загнанных в трюм на Рабском Берегу, никогда не доберутся до другого берега.

Малочисленная команда, состоявшая из низкорослых матросов, не могла по соображениям безопасности выводить рабов на палубу. Здоровенные, доведенные до отчаяния негры представляли большую опасность. На Рабском Берегу они были достаточно безразличны к своей судьбе – среди африканских народов рабство было весьма распространенным явлением. Бесчисленные стычки племен, а временами и достаточно серьезные войны больших народов всегда заканчивались пленением и рабством для многих. Однако само рабство в местных африканских условиях не было слишком жестоким – убогие хижины, крытые пальмовыми листьями не годились для того, чтобы устраивать тюрьмы. Раб был скорее подчиненным, бесправным членом семьи, нежели узником… В чужой деревне он точно так же выполнял нехитрую сельскую работу, ходил вместе со всеми на охоту и иногда, если он поражал новых односельчан каким-нибудь особыми качествами или умением, его делали равным остальным.

Однако работорговцы научили местных племенных вождей менять пленников на ткани, украшения, вино…

Только когда Огу попал в трюм корабля, до него начало доходить, что такое оказаться невольником у белых… Но из трюма вырваться было невозможно.

Время от времени – день и ночь в этом аду были неразличимы, появлявшийся надсмотрщик открывал по очереди форточки клетушек и кидал в каждую кукурузный початок. Это было невыносимо мало, но строгие законы коммерции не позволяли капитанам занимать место запасами еды. К тому же, при таких условиях транспортировки еда была для «живого товара» не самым главным…

Еще хуже было с водой – пленников непрерывно мучила жажда. Корабль не был рассчитан на то, чтобы тащить в трюмах пресную воду, достаточную для такого количества пассажиров. Небольшая кружка – вот и все, что полагалось Огу на день.

Через какое-то время люди начали умирать. Равнодушный надсмотрщик не сразу замечал, что в пенале находится не живой человек, а труп: он не заглядывал в каморки, просто в какой-то момент обнаруживал – вода не выпита…

Мертвые тела вышвыривали за борт, и за кораблем всегда следовала стая акул-трупоедов.

21

– Свою веру африканцы принесли в новые земли, в которых, по воле рабовладельцев, им пришлось поселиться, – продолжал рассказ Мак-Магон. – Вера предков – единственное, что смогли взять негры с родной земли. Но и это у них попытались отнять.

На плантациях негров принудительно обращали в христианство и хотя католических священников там было не так уж много, им удавалось следить, чтобы новообращенные не участвовали ни в каких обрядах, кроме христианских. Тогда-то, по словам Мак-Магона, и произошло самое ужасное.

Рабы продолжали исповедовать вудун, но в противоестественных условиях рабства их вера извратилась, вместо вудуна появилось вуду. Рабовладельцы сами виноваты в этом. Пользуясь известной формулировкой, можно сказать, что вуду стало естественным ответом на противоестественные условия. Вуду возник не повсеместно, ведь масса рабов была неоднородной.