Искушение

Глава 1

– Ну, чего встала? Заходи! – грубо окрикнул меня дядя Джеф, ткнув в спину сложенным пополам конским хлыстом.

Легко сказать «заходи», когда стоишь на пороге Тёмного леса, на самой границе белого осеннего дня и густых таинственных сумерек, внутри которых затаилось древнее зло. Легко сказать – трудно сделать.

О том, что этот лес проклят, знали не только мы все с раннего детства, но и наши далёкие предки. Никто не совался в заколдованную чащу без особой нужды. А теперь нужда появилась, и откладывать дальше было нельзя. Дядя Джеф это прекрасно понимал, однако даже у него не хватало решимости пересечь черту, отделяющую нас от света и от прошлой жизни.

Я оглянулась в последний раз. Не на родственника, хотя тот поспешно отвёл глаза и опустил голову, не пожелав встречаться со мной взглядом. На дорогу, где осталась наша серая лошадка, запряжённая в лёгкую повозку. На жёлтые и красные пятна придорожных берёз и клёнов, за которыми колыхалась пожухлая трава на отдыхающем поле. На едва различимые вдали домишки родной деревни – приземистые, с рыжеватыми крышами.

– Я с Винсом не попрощалась, дядя, – зачем-то сказала я. – Он ночью гулять убежал в открытую форточку. Ты его почеши за ушком, когда он дома будет. Скажи, что я его люблю.

Винсом звали моего кота. При мысли о нём я не сдержалась и всхлипнула.

– Хватит, Мия! И без того тошно. Иди уже вперёд! Ещё обратно ведь ехать, и хорошо бы успеть засветло…

Ах да, дяде ведь предстоит возвращаться. Я совсем не подумала об этом, потому что всё время, беспрестанно, думала только о себе. Ведь я и есть та самая нужда, из-за которой родичу приходится, рискуя жизнью, заходить в Тёмный лес. И то, что я размышляю лишь о самой себе, подтверждает все догадки и опасения по поводу моей внутренней сущности.

Во мне поселилось первозданное зло. Во мне живёт демон. Так сказал отец Эспен, наш священник. И я знаю, что это правда, какой горькой она бы ни казалась. Я уже не Мия, которой восемнадцать лет. Я лишь вместилище для твари, проникшей в мир живых из междумирья.

– Быть может, проклятый лес примет тебя за свою, – буркнул дядя Джеф, когда мы осторожно ступили на тропинку, что вилась между вековыми деревьями.

Я промолчала, не зная, что ответить. Мысли о гнетущей неизвестности, а возможно – о скорой мучительной смерти развеялись, словно дым. Несмело углубляясь в чернеющую впереди чащу, я сосредоточилась лишь на том, что меня окружает. Глаза постепенно привыкали к полумраку.

Толстенные стволы, покрытые влажной корой, вздымались вверх. Там, на невообразимой высоте, они расходились мощными ветвями, которые сплетались друг с другом, образуя единый купол. В его прорехах кое-где проглядывали маленькие клочки серого неба.

Внизу, под нашими ногами, торчали из земли огромные корни, облепленные скользким мхом и поганками. И захочешь влезть на такое дерево – в жизни не влезешь! Не за что уцепиться пальцами, не на что опереться. Да и зачем? Что можно разглядеть с верхушки? Тёмный лес простирается на много миль окрест.

С одной его стороны – Вечные горы, за которыми живут эльфы, с другой – необитаемые пустоши, а с третьей – глубокая пропасть и чёрный город Трир. Город изгнанников и преступников, проклятый не менее страшно, чем этот лес. Некуда бежать. Разве что обратно домой, но туда нельзя. Во мне – демон, и он жаждет причинить людям зло. Я опасна. Да.

Мы шли, а дядя с каждым шагом всё больше пыхтел и кашлял. Два или три раза он останавливался, чтобы отдышаться. Пот градом катился по его лбу и щекам, борода и усы блестели от влаги. На меня он старался не глядеть.

Я знала, как ему непросто. Отвести родную племянницу в лес, привязать к дереву и оставить на милость богов, тёмных ли, светлых – трудная задача. Но он должен с ней справиться. Ради семьи, ради детей. Так бывает, что у одних людей есть будущее, а у других его нет.

– Мия, стой, – скомандовал наконец он.

Я послушно остановилась, вдохнула напитанный прохладной водой воздух. Накидка промокла и лежала на моих плечах тяжёлой ношей, отсыревший подол платья мешал идти. Хотелось сбросить с себя всё, освободиться. Всё-всё, даже башмаки и бельё… Вот, пожалуйста! Разве добропорядочной девушке может такое взбрести в голову?

– Мия, – снова повторил дядя Джеф и, бросив хлыст на моховую кочку, вытащил из кармана верёвку. – Ты должна понять. Я не хочу этого делать.

Он потёр грудь в области сердца и потряс головой. У дяди, в отличие от его жены, тётушки Тиллы, в самом деле было сердце. Но всё-таки разум преобладал. Будь всё иначе, он не повёл бы меня в лес, а отпустил бы на все четыре стороны.

– Я понимаю, дядя, – прошептала я.

– По правде говоря, я думал, что ты попытаешься убежать. – Он махнул рукой. – Удрать от меня по дороге и избавить от всего этого. Но мы с Тиллой… мы вырастили тебя слишком послушной.

Я улыбнулась, как-то само так получилось.

– Не в этом дело, – покачала головой я.

– А в чём, Мия? В чём?

Дядя сжал в руках перепутанную верёвку так, что костяшки его пальцев побелели.

– В том, что сказал отец Эспен. Я опасна для людей. Если демон вырвется из меня на свободу, то многие могут погибнуть. Не хочу. Не хочу губить невинных людей.

– Эспен святой человек, – покивал дядя, немного успокаиваясь. – Другой на его месте посадил бы тебя в железную клетку и сдал Ордену Искателей. А искатели, как ты знаешь, пострашнее демонов будут. Те ещё твари. Прежде чем сжечь мага или ведьму, все кости им переломают, а кишки, говорят, на осиновые колья наматывают до тех пор, пока не получают признания во всех грехах.

Он распустил верёвку и жестом указал мне в сторону ближайшего дерева. Я смиренно прислонилась спиной к стволу и закрыла глаза. Помимо моего желания перед внутренним взором пронеслись ужасающие картины: пыточные камеры Железной крепости, оплота Ордена Искателей, измождённые люди в кандалах и наручниках из миралита – материала, запирающего магию, – высокие костры, сложенные из просмолённых дров. Обо всём этом я знала со школьной скамьи, вот только я не была ни тёмной призывательницей, ни некромантом. И я не имела никаких магических секретов, которые можно было бы у меня выпытать.

Путы крепко сдавили грудь – так, что стало трудно дышать. Дядя Джеф затянул последние узлы и отошёл в сторону, отряхивая широкие ладони о штаны. Снова закашлялся, стащил с головы кепку и вытер ею лицо.

– Хорошо ли привязал? – Я не сдержалась: страшно становилось от окружившей нас тишины и медленно зарождающегося тумана.

– Молчи! – приказал дядя и наконец поднял на меня глаза. – Сейчас я буду говорить.

Я кивнула и повела плечом: моё хрупкое тело верёвки держали надёжно, а вот удержат ли они демона, когда он вновь проявит себя, было неизвестно. Как демон вообще отреагирует на то, что его сосуд, его уютное вместилище, оставляют без воды и без еды замерзать в осеннем лесу? Явится ли он прежде, чем до меня доберутся дикие звери?

– Так вот, – хмуро начал дядя Джеф, – ты не виновата в том, что в тебя вселилась эта дрянь… Отец Эспен так говорит, а я согласен с ним, что бы ни болтала Тилла.

– Никто не виноват.

– Цыц! Молчи, я сказал! В любом деле всегда есть виноватые. Никакая пакость не происходит сама по себе. Ксай, солнечный бог, никогда этого не допустит. Всё дело в моей сестрице, в твоей беспутной матери. В ней всё дело. Молчи!

Я задохнулась от возмущения, но дядя погрозил мне кулаком, не дав произнести ни слова.

– Ей всегда хотелось не того, что нормальным девкам требуется. У подружек все разговоры о новых серьгах да о нарядах на праздник, а она сидит в сторонке и куколок из травы плетёт, как умалишённая. Другие в поле бегут на покос, пирожки и сливки ребятам тащат, волосы лентами украшают, а Джесси всё в сторону гор смотрит и смотрит. А правда ли, что за горами эльфы живут, спрашивала. Чудила с детства и дочудилась до того, что тёмный её из дому увёл.

У меня пропала охота говорить, я замерла в ожидании продолжения. До этой минуты мне никогда не рассказывали о моём отце. Нет, я слышала, конечно, что мама связалась с проходимцем, который, как это обычно и случается, бросил её, лишь только у неё начал расти живот, но то, что он был тёмным, точнее – тёмным магом, было тайной, которую дядя и тётя хранили все эти годы.

– Наша с Джесси мать, бабка твоя, была чересчур добросердечной. Не решилась прогнать со двора усталого путника в мороз и метель, пустила в дом, к столу пригласила. Никто ведь не знал, что он колдун. На вид – обыкновенный человек, без рогов и без копыт. Денег, говорит, у меня нет, но историй – хоть отбавляй, до утра могу сказывать. А кому в нашей дыре нужны все эти заморские мудрёные истории? Ясно кому – Джесси. Слушала она его болтовню, слушала, а наутро вместе с ним из дому и улизнула, только её и видели.

– Влюбилась? – робко прошептала я.

– Ага, как же! Тёмной магией он ей голову задурил. Они, говорят, умеют такое проделывать, что девки сами им на шею прыгают, а после – ничего не помнят. Одним словом – колдовство!

Видно было, как не хотелось дяде вспоминать всю эту неприятную историю, случившуюся с сестрой, но он твёрдо решил рассказать мне её на прощание. Чтобы я знала, кому спасибо сказать за своё безнадёжное положение. Выдержав с минуту, я снова подала голос:

– А потом?

Дядя вздохнул, сдвинул кустистые брови на переносице.

– Мы не думали, что снова увидим Джесси. Слыхали, что тёмные используют невинных девок в своих грязных ритуалах, держат рабынями, пока те не иссохнут от запретного волшебства. Но прошёл год – и твоя мать вернулась. С тобой на руках, ясное дело.

Я дёрнулась в тугих путах. Хотелось закрыть руками лицо, свернуться калачиком от пронзившей меня душевной боли. Почему, почему мне не рассказывали этого раньше? Что бы изменилось?

– И вы её приняли? Бабушка, Тилла и ты?

– Джесси была совсем слаба, едва держалась на ногах. А ты… Знаешь, говорят, что девки избавляются от тёмных детишек сразу после того, как родят. В лесу на пеньке оставляют или в речку бросают. Но это ведь сразу нужно делать, а тебе было уж месяца три. Глазастая, живая, тёплая. Обыкновенный ребёнок на вид. Ни уродства, ни родимого пятна, ни магии – ничего в тебе страшного не было. Бабка в тебя вцепилась, конечно. Внучечка первая, чего уж там.

– А мама? – нетерпеливо спросила я.

– Через неделю после возвращения слегла и больше не встала. Лихорадка у неё была, а она всё негодяя этого звала и звала, до самой последней минуты. Думала, он вернётся к ней. Тьфу, дура!

Дядя снова утёр глаза скомканной кепкой и замолчал, показывая, что высказал мне всё, что мог. Но я только сейчас будто очнулась от долгой спячки. Лишь теперь ощутила, чего мне не хватало все эти годы. Правды о моих родителях, нелестной, некрасивой, но правды.

– Как звали моего отца?

– Зачем тебе знать? Разве не я был тебе отцом все эти годы? Разве не Тилла была тебе матерью?

Что я за неблагодарная сволочь! Вместо того, чтобы сказать спасибо, – злюсь, и злость готова выплеснуться из меня через край. Я знаю, стоит лишь на мгновение выйти из себя, как он явится – демон, что живёт во мне.

– Скажи, дядя Джеф!

– Ну уж нет! – в свою очередь рассердился мой родич. Он встряхнулся, а потом отвернул полу сюртука и вдруг вытащил припрятанный у пояса большой нож. Я невольно вздрогнула от испуга.

– Имя этого гада стало проклятьем для всей нашей семьи. Он причинил нам достаточно зла. И тебе, Мия, в первую очередь! Ты дитя тёмного! Вот почему в тебе сидит этот демон, вот почему…

Я зажмурилась, увидев, что дядя сделал шаг в мою сторону. Потом ещё один и ещё. Лезвие коснулось ключицы, и я почувствовала, что рука у дяди сильно дрожит.

– Ты убьёшь меня? Убьёшь, да?

Дядя Джеф задыхался, его прерывистое дыхание обжигало мне лицо.

– Тилла сказала… Она сказала, что нужно пустить тебе кровь. Чтобы эти, из лесу, быстрее тебя нашли!

Глава 2

Кончик лезвия скользнул по плечу, спустился к левому запястью. Слишком тупой, чтобы вспороть плотный лён моего платья. Дядя хватал ртом воздух, и я слышала, как громко бьётся сердце в его широкой груди. В первый миг я готова была завизжать от страха, но родич медлил и медлил, не решаясь полоснуть меня ножом по оголённому предплечью. Я открыла глаза, расправила сведённые судорогой ужаса пальцы.

– Дядя? – сипло окликнула я его.

Дядя Джеф резко отстранился от меня, выругался, проклиная всех на свете колдунов и собственную сестру, из-за которой мы оказались в столь бедственном положении.

– Думаешь, легко это, Мия? Я ж тебя вот такую на руках качал, вот такую крохотную. – Он развёл ладони, дрожащие, как от жестокого похмелья.

У тётушки Тиллы рука бы не дрогнула, это я точно знаю. С раннего детства тётя относилась ко мне как к нежеланному подкидышу, как к наказанию, посланному её мужу неизвестно за какие грехи. Время от времени она принималась донимать дядю, чтобы он открылся ей и признался, в чём провинился перед богами, что вынужден теперь искупать вину, воспитывая чужого ребёнка.

«Просто так добрые дела не делаются! – любила повторять тётушка Тилла. – Если человек сильно добродетельный, то это значит одно из двух: или он уже как следует согрешил, или только собирается накуролесить и заранее умасливает богов».

Для меня долго было загадкой, как дяде и бабушке удалось оставить меня в семье. Тилла не задумываясь подсунула бы свёрток с осиротевшим младенцем в проезжающую через деревню повозку торговца или путешественника. Позже тётя сама призналась мне, что в то время, когда я появилась, она была на сносях и оказалась не в силах противостоять свекрови и мужу.

Всё детство я была у тёти «отродьем» и «исчадием» в противовес собственным её детишкам, «золоткам» и «лапонькам». Две сестры и брат поначалу проявляли ко мне любопытство, но чуть подросли – переняли поведение матери, в открытую называя меня неродной и отказываясь даже садиться со мной рядом за столом. Когда обнаружилось, что во мне скрывается демон, тётя переселила меня в сарай и строго-настрого запретила дочерям даже приближаться к крепко запертой на засов двери.

Сама тётя приходила ко мне – когда с дядей, а когда со священником, отцом Эспеном. Что только ни делали со мной для того, чтобы избавить моё несчастное тело от незваного гостя из междумирья: поили горькими настойками, пару раз едва не отравив насмерть, обмазывали глиной из святого источника пополам с осиновой золой, секли ивовыми прутьями под чтение молитвы… Демону было хоть бы что, а тёте мои мучения доставляли если не радость, то удовлетворение: наконец-то я получала по заслугам и за своё существование, и за свою непутёвую мать.

Поэтому я была уверена: тётя Тилла полоснула бы меня ножом без зазрения совести. А дядя Джеф не смог. Обхватив себя руками, он сгорбился и глухо зарыдал.

– Дядя, прошу тебя, оставь мне нож!

Родич от неожиданности затих и уставился на меня покрасневшими глазами. Должно быть, подумал, что это говорю не я, а демон проснулся и возжелал завладеть оружием.

– Надо кровь пустить, Мия, кровь…

– Просто оставь мне нож и возвращайся домой! – чуть воспрянув духом, попросила я. – Скажешь тётушке, что сделал всё, как она велела.

Дядя нахмурился, раздумывая над моими словами.

– Тилла непременно спросит, где нож, – нехотя ответил он.

– Мало ли где? Потерял, скажешь, в лесу обронил. Дядя Джеф, я клянусь тебе, что никогда не появлюсь в нашей деревне!

Он заколебался. Огляделся по сторонам, будто искал поддержки от безучастных деревьев. Предвечерний лес молчал, наши голоса звучали слишком громко в обступающем нас безмолвии. Из низин, спрятанных между исполинскими корнями и моховыми кочками, поднимались тонкие струйки тумана. Наконец дядя принял решение и протянул мне костяную рукоять ножа.

– Порежь себе руку, Мия, а после я заберу его, – сказал он.

– Что? Я думала…

– Так велел отец Эспен, не я это придумал! – беспомощно воскликнул дядя.

Я до боли стиснула в руке нож, изо всех сил стараясь подавить поднимающуюся внутри волну гнева. Во мне боролись две стороны: одна стремилась быть смиренной и покорной и исполнять всё, что ей предписывал священник Эспен, другая яростно требовала сейчас же разрезать верёвки и выпустить тело на свободу. Страшно было подумать, что будет, если победит вторая. Если демон возьмёт надо мной верх, я его не удержу. Сжав зубы, я полоснула по левому запястью и выпустила из рук окровавленное оружие. Дядя Джеф в ужасе смотрел, как кровь заструилась по моим пальцам, оставляя на платье тёмные пятна.

– Вот так, Мия, умница, – пробормотал он. – Молодец, дочка. Молодец.

И он, быстро подобрав нож, попятился.

– Я тебе не дочка, – сказала я ему вслед, раздираемая противоречивыми чувствами.

Тётушка Тилла, вполне вероятно, хотела бы другого исхода. Гораздо спокойнее для неё было бы знать, что проблема со мной разрешена раз и навсегда. Но дядя совсем не горел желанием оставаться в чаще и ждать, когда на мою горячую кровь сбегутся дикие звери или лесные вурдалаки. Развернувшись, он бросился прочь, не разбирая дороги. Я долго ещё слышала тяжёлую поступь его сапог, хруст валежника под ногами и сдавленные ругательства.

А демон, тот самый демон, из-за которого я оказалась в проклятом лесу привязанной к вековому дереву, так и не появился. Когда дядя Джеф скрылся из виду и все звуки стихли, я дала волю злости и слезам. Это было несправедливо! Так несправедливо, что я готова была разнести в пух и прах весь этот Тёмный лес и весь мир. Я кричала, рвалась и дёргалась в жёстких путах, но демон затаился внутри и продолжал спать. Чтоб его, ну какой гад, а!

Сумерки между тем становились всё гуще и непрогляднее. Белёсые клочья тумана колыхались под ногами, скрывая землю и не давая рассмотреть, что творится поблизости. Поначалу мне было жарко. Кровь словно вскипала в моих жилах, щёки горели огнём, раненая рука пульсировала болью.

– Где же ты? Давай выходи, мне надо поговорить с тобой! – кричала я, призывая своего демона.

Никто не откликался.

Самое страшное, говорил отец Эспен, даже не то, что в теле юной девушки поселился гость из междумирья, а то, что он абсолютно неуправляем. У нас не было ни возможности, ни средств выманить тварь наружу – прежде всего потому, что мы не знали, чего он хочет. Если бы демон стремился убивать, он бы начал это делать при первой возможности. Пока же, все годы, которые это существо скрывалось во мне, он только пугал меня саму и домочадцев – и больше ничего.

В первый раз он появился семь лет назад, когда сестра решила меня проучить за чернильницу. Я украдкой взяла у Лоры чернила, чтобы выполнить урок. Сестра уже покончила с заданиями и убежала гулять с подружками, а я пристроилась у окна с тетрадкой и учебником и выводила математические примеры в столбики. Когда работа была почти закончена, Лора вернулась и раскричалась на меня из-за чернил, а после – схватила флакончик и опрокинула всё его содержимое мне в тетрадь. Я рассердилась, и… явился демон.

Сотканное из непроницаемо-чёрной потусторонней материи существо возникло прямо в воздухе, встало преградой между мной и кричащей Лорой. Вместо глаз – фиолетовые сгустки магического света, вместо рук и ног – длинные извивающиеся щупальца. Демон не двигался, лишь тихо и угрожающе шипел. После этого случая Лора начала заикаться и заикалась целых два года. Может быть, меня ещё тогда отвели бы в лес и оставили на съедение волкам, но сестре никто не поверил.

С наступлением темноты я поняла, что израсходовала все силы. Меня колотила крупная дрожь.

– Выходи, – звала я до тех пор, пока совсем не сорвала голос, – спаси меня! Или… убей!

Никакого ответа. Изредка я слышала шум ветра в колыхающихся далеко вверху ветвях, шелест падающих листьев, отдалённый хруст и скрип старых стволов.

– Что же, здесь никого живого нет? – прошептала я похолодевшими губами.

Меня никто не найдёт, я попросту замёрзну или умру от голода. Лучше, конечно, замёрзнуть. Говорят, что сначала ты засыпаешь, и потом совсем не больно и не страшно умирать.

Время тянулось медленно. От неподвижности сводило спину, ноги и руки начинали терять чувствительность. Мороза не было, но воздух остыл, а промокшая одежда холодила кожу так, словно была ледяной. Сколько продлится эта ночь? Доживу ли я до утра? Как я ни старалась отрешиться и успокоиться, заснуть у меня не было ни единого шанса.

И всё-таки в какой-то момент я провалилась в забытье. А когда открыла глаза – завопила от ужаса.

– А-а-а-а-а! Не-е-е-ет!

Меня обступили мертвецы! Я зажмурилась, снова открыла глаза – они никуда не делись!

Вокруг меня стояли четверо рослых мужчин, одетых в разномастные лохмотья и вооружённых заржавленным оружием. Кожа на их лицах полопалась и была покрыта пятнами и язвами, глаза ввалились чёрными провалами, на дне которых тлели красные огоньки. В руке одного из мертвецов был топор, другой сжимал пару коротких мечей, третий опирался на длинную пику, а четвёртый размахивал из стороны в сторону светящимся голубоватым кристаллом, привязанным к верёвке. Я вдохнула – и едва не потеряла сознание от зловония. Без воздуха невозможно было закричать снова.

– Гр-р-р, – утробно зарычал тот, что нёс магический фонарь, и протянул руку к моему лицу.

Глава 3

Изворачиваясь в суровых путах, я пыталась отстраниться, но это было бесполезно. Мой затылок упирался в огромное дерево, к которому я была привязана намертво. Синюшные пальцы с обломанными чёрными ногтями всё-таки коснулись моей щеки. Ледяные, скользкие, бррр! Сердце едва не остановилось от страха, но на этот раз я не закричала, а скорее взвыла, как волк. «Сейчас, сейчас они меня растерзают!» – билась в голове единственная мысль.

– А ну назад, бестолочи! – крикнули вдруг из темноты.

Голос был молодым, сильным и принадлежал мужчине. По его команде мертвяки разом отпрянули от меня и неуклюже повернули головы в сторону того, кто приказывал. Я передумала выть и тоже уставилась широко раскрытыми глазами в чёрную чащу. Даже моргнуть не смела от сковавшего меня испуга, слышала только, как мои собственные зубы выбивают нервную дробь.

– Это что ещё такое?! – воскликнул незнакомец, появляясь из тумана и широким шагом приближаясь ко мне.

Он был на полголовы выше меня. Всклокоченный, пепельноволосый, сероглазый, но главное – живой. Живой человек! Если верить первому взгляду, лет двадцати с небольшим.

Восставшие покойники расступились перед ним, опустили ржавое оружие и покорно склонили головы. Парень с недоверием скользнул по мне взглядом и нахмурился. На его лице читалась смесь удивления и жалости, особенно когда он заметил кровь на моём запястье и перепачканное платье. Я осторожно выдохнула: судя по всему, убивать прямо сейчас меня не собирались.

Чёрный колдун (а кому же ещё придёт в голову разгуливать ночью в компании мертвяков?) потрогал удерживающие меня верёвки, а после – положил ладонь мне на грудь. Я вздрогнула. Зачем? Что он собирается делать? Острой иглой кольнуло понимание, что со связанной девкой в безлюдной чаще можно, в общем-то, сотворить что угодно. Никто не услышит и не придёт на помощь.

– Кто сделал это с тобой? – тихо спросил колдун, убирая руку от груди и касаясь моих окровавленных пальцев.

– Дядя, – ответила я.

Страх не оставил мне возможности придумать что-нибудь взамен правды. Да и какой был в этом смысл? Дяди в моей жизни больше нет, как и тётушки Тиллы, как и двоюродных сестёр и брата. Они отказались от меня.

– За что? – продолжал спрашивать незнакомец. – В чём ты виновата?

Я опустила ресницы, не зная, стоит ли вот так сразу рассказывать о демоне.

– Ты убила кого-то в своей деревне, да? – подсказал мне парень.

– Нет, – испуганно замотала головой я, – к счастью, нет. Но это могло случиться со дня на день.

– Ага, – кивнул он и взял меня за подбородок, впрочем, не грубо, а достаточно аккуратно. Внимательно посмотрел мне в глаза и задумчиво хмыкнул. – Как тебя зовут?

– Мия, – просто ответила я. – Мия Хольм. А тебя?

Колдун вытащил из-за пояса кинжал, обошёл дерево и одну за другой распилил тугие верёвки. Я пошатнулась, хватаясь пальцами за грубую кору. Ноги не желали меня слушаться, так и норовили подкоситься. От внезапной свободы стало ещё холоднее.

– Я Ларс Норлин, – ответил он, протягивая мне руку и не давая упасть. – Можешь звать меня просто Лассе, если хочешь. В лесу нет времени на лишние церемонии.

– Хорошо. Тогда и я спрошу: кто эти… эти люди? – и я дрожащей рукой указала на притихших мертвяков.

– А ты разве ещё не поняла? Это моя свита, а проще говоря – мои охранники, носильщики и собеседники. Когда становится одиноко, я ещё и болтаю с ними. Поверь, нет более благодарных слушателей, чем покойники. Никогда не перебивают!