Восьмое делопроизводство
Лыков поднялся на второй этаж, то и дело здороваясь с чинами отделения. Особенно крепко он пожал руку заведующему антропометрическим бюро Керберу и начальнику Летучего отряда Петровскому. Это были специалисты, прослужившие в сыскной много лет. Петровский в 1902 году при задержании преступника получил тяжелое ранение и теперь ходил с тростью. К Алексею Николаевичу здесь относились хорошо – не одно дело провели вместе. В конце концов гость из департамента добрался до кабинета Филиппова.
Владимир Гаврилович Филиппов только что получил чин статского советника. В отличие от Лыкова, много лет назад приехавшего в столицу из Нижнего Новгорода, он был питерцем. Окончил университет, долго служил по судебному ведомству, а десять лет назад перевелся в столичное градоначальство. В 1903 году Филиппова назначили начальником СПСП. Новый шеф здорово подтянул ее. Умный, наблюдательный, он был создан для такой службы.
Увидев вошедшего, Филиппов нахмурился:
– У Кошко отобрал самого лучшего и ко мне за тем же явился?
– Что, Аркадий Францевич уже наябедничал?
– Только что трубку положил. Сердитый – спасу нет.
Кошко убыл в Москву с должности помощника Филиппова, и часто телефонировал бывшему шефу.
– Если серьезно, Владимир Гаврилович, то человека мне дайте. Хорошего, не абы кого. Видели, что Столыпин поручил?
– Видел, Алексей Николаевич. Что ж? Кто везет, на того и валят.
Сыщики помолчали, глядя друг на друга.
– Ну? – первым заговорил хозяин кабинета. – На кого глаз положили?
– На Кунцевича.
– Ай да наглость!
Филиппов даже вскочил с кресла.
– А что же вам мой помощник Маршалк не приглянулся? Берите сразу его, чего стесняться! Он служил полицмейстером в Пскове, землю роет – у-у-у…
Кунцевич был самым опытным чиновником для поручений в СПСП.
– Я бы предпочел Мечислава Николаевича.
– Не могу, вот никак не могу. Вы же знаете мои обстоятельства. Кунцевич руководит надзирателями Первого отделения, самого важного. Там Двор, сановники, вся знать. Случись что, по холке накладут! Никому не объяснишь, что дело на контроле у премьера…
Лыков задумался. В СПСП всего пять чиновников для поручений. Один – это Петровский, начальник летучего отряда, которому Алексей Николаевич только что жал руку. А четверо других заведуют отделениями, между которыми поделены все 48 полицейских участков столицы. Чиновникам подчинены надзиратели, по одному на участок, в котором они днюют и ночуют. И Кунцевичу доверили Первое отделение, в которое входят Адмиралтейская и Литейная части, наиболее аристократические. Любая осечка здесь, в барских особняках, может стоить Филиппову должности. Аргумент! Это на Кошко можно надавить, пугнуть Столыпиным. Москва далеко, сам Аркадий Францевич из Риги, еще не оброс задубелой шкурой. А этот здешний, его на мякине не проведешь. Надо сдавать назад…
– Хорошо, я понял, что погорячился. А кого вы предлагаете взамен?
– Возьмите Лоренцева. Молодой да ранний, только что поймал самого Стаса Иванкова, первого на Васильевском острове громилу.
– Лоренцева? Русого, с длинными усами? Он же москвич, а мне нужен питерец.
Филиппов хлопнул по столу ладонями так, что его двойной подбородок затрясся:
– Три года уже, как Максим Захарович питерский. Берите, не пожалеете. Поймите меня правильно: если вы возьмете его, то отделение Лоренцева я поручу Кунцевичу. Он два потянет. А Лоренцев – нет. Со своим справляется, но второе уже не осилит, опыта маловато.
– Сами признаете, что неопытный, и навязываете, – решил не сдаваться коллежский советник. – Дайте тогда Мищука. А то я Курлову пожалуюсь, он Драчевскому, и дело в шляпе.
Мищук был второй по способностям чиновник для поручений СПСП, а Драчевский – петербургский градоначальник. Однако Филиппов не повел и бровью.
– Вчера только Драчевский мне выговаривал за плохую криминальную обстановку вокруг Нарвской заставы. Аккурат где Евгения Францевича ответственность. Валяйте, жалуйтесь. Объясню и надеюсь быть услышанным.
Лыков сидел и вспоминал, что он знает о Лоренцеве. Кажется, тот раньше занимался политическим сыском… Перевелся в уголовный вместе с Войлошниковым, когда тот возглавил МСП. В декабре пятого года Войлошникова расстреляли боевики-эсеры. Прямо на глазах у жены и детей. Именно в эти дни Алексей Николаевич увидел молодого сыщика в деле. Семеновский полк пошел штурмом на Пресню. Возле Горбатого моста была сложена самая большая баррикада. Гвардейцы сунулись вперед без разведки и попали под шквальный огонь. Сразу погибло несколько человек. Рядом с Лыковым упал сраженный наповал фельдфебель роты Его Императорского Величества Основин. Пять минут назад Азвестопуло угостил его папиросой, и вот теперь фельдфебель лежит с пулей в голове… Стреляли из дома Кучинской, и разозленные семеновцы ринулись на штурм. В их рядах шли трое сыщиков: Лыков, Азвестопуло и Лоренцев. Кроме него из состава МСП никто не захотел отомстить за казнь начальника. Все сидели по домам, выполняя приказ нового шефа, печально знаменитого впоследствии Мойсеенко. Максим Захарович тогда воевал честно, пулям не кланялся. Это ему в плюс.
– Я правильно помню, что он начинал службу в Московском охранном отделении? – решил проверить себя коллежский советник.
– Точно так. Еще вернее сказать, что начал Лоренцев с подпольных революционных партий. Ну, увлечения молодости. Быстро был арестован и попался на глаза Зубатову. Тот занялся юношей, в два счета его перевербовал, и получился хороший специалист и патриот. А потом ваш любимый Плеве сожрал Зубатова…
Лыков пропустил слова про «любимого» Плеве мимо ушей. Да, ему хорошо служилось под началом Вячеслава Константиновича. Двадцать с лишним лет этот умный и волевой человек отдавал ему приказы. Сейчас таких уже нет. И хотя Плеве не хватало гибкости, Алексей Николаевич жалел погибшего.
Вот про Зубатова было важно. Если Лоренцев его ученик, то это говорило о многом.
Лыков лично знал Сергея Васильевича Зубатова и уважал его. После убитого много лет назад террористами Судейкина это был второй по талантам практик политического сыска. Сам в прошлом нигилист, Зубатов стал секретным сотрудником Московского охранного отделения, а через несколько лет и его начальником. Он воспитал целую школу офицеров-розыскников, поставивших дело на недосягаемую прежде высоту. Сонное болото, которое представляли собой губернские жандармские управления, разбудили умные и деятельные «охранники». Плеве тоже попал под обаяние Сергея Владимировича, назначил его начальником Особого отдела Департамента полиции, но быстро разочаровался. Вскоре Зубатов был отчислен от должности и направлен в ссылку во Владимир. Надворный советник, реформатор политического сыска, стал жертвой этого самого сыска… После убийства Плеве многочисленные ученики Зубатова вызволили его из ссылки и выхлопотали усиленную пенсию. Власти звали отставника вернуться на службу, но тот отказался. Сейчас Сергей Владимирович жил в Москве, скромно и тихо. Зубатовцы выросли в чинах и по-прежнему не оставляли своего учителя заботами. Он вел обширную переписку, незримо влиял на умы, но оставался в тени.
– Ну если Лоренцев из гнезда Сергея Владимировича, то ломаться не буду, – согласился Лыков. – Беру.
– Вот и славно. Прикажете позвать молодца?
– А давайте.
Через пять минут в кабинет вошел русоволосый среднего роста мужчина лет тридцати пяти, с приятным умным лицом.
– Здравствуйте, Алексей Николаевич, – сказал он.
– И вам не болеть, Максим Захарович. Вынужден вас огорчить: вы временно поступаете в мое распоряжение.
Лоренцев недоуменно покосился на начальство. Филиппов торопливо пояснил:
– Это не шутка. Генерал Курлов своим приказом создал особую группу дознавателей. Ей поручено пресечь, по возможности, случаи денежных экспроприаций, которые так участились в последнее время.
– Они с пятого года участились и с тех пор никак не прекратятся, – поправил статского советника коллежский.
– Можно сказать и так, – не стал спорить начальник СПСП. – Короче говоря, велено их устранить.
– Это каким же образом? – удивился его подчиненный.
– Алексей Николаич объяснит, – не без издевки ответил Филиппов. – Вы временно поступаете под его начало как представитель Петербургской сыскной полиции. Там будут и другие: от москвичей, от железнодорожной жандармской полиции, от охранных отделений и от судебного ведомства. Вам поручается содействовать дознаниям. Вся информация, что имеется в СПСП, все материалы, картотека должны быть предоставлены господину Лыкову. Вы обязаны также исполнять его распоряжения, отданные в рамках имеющихся у него полномочий. А премьер-министр в полномочиях не скупится!
– Почту за честь служить под началом Алексея Николаевича, – коротко поклонился Лоренцев.
– Вот и договорились, – бодро резюмировал Лыков. – Скоро мы все соберемся и наметим план действий. Ознакомьтесь пока с секретным приказом по МВД и подготовьте все дела по налетам, начиная с конца декабря. Срок двое суток.
– Слушаюсь.
– Вы в каком чине состоите, Максим Захарович?
– Губернский секретарь, – быстро ответил за подчиненного начальник.
– Хм. У нас дела такие: или грудь в крестах, или голова в кустах. Так что быть вам выше чином. Или впасть в немилость у бонз.
Лоренцев поморщился.
– Да шучу, шучу, – поспешил успокоить его Лыков. – Вся ответственность на мне. Но спрашивать буду всерьез.
– Этого я не боюсь.
– А пока расскажите, как вы из москвича перелицевались в питерца.
– Да очень просто. С Мойсеенко не сошелся.
– В чем?
– Во взглядах на то, как надо нести службу, – с достоинством ответил губернский секретарь.
– Что ж, это говорит в вашу пользу, – кивнул Алексей Николаевич. – Этот гнус не только развалил все, что мог, но и встал на путь прямых преступлений. Но отчего не вернулись назад в охранное?
– Места не было, да и…
Лоренцев замешкался, ему не хотелось отвечать на этот вопрос.
– Тогда им командовал Петерсон, – вспомнил Лыков. – Он хоть и ученик Зубатова, но самый из них бездарный. И в трудные месяцы декабрьского восстания показал себя очень неважно. Вы поэтому не вернулись?
– Да. Петерсон слаб, мелочен, труслив и к тому же интриган. Не хотелось идти под его начало.
Тут в разговор вмешался Филиппов:
– Максима Захаровича мне в начале тысяча девятьсот шестого года рекомендовал Герасимов[18]. А ему, чего тут скрывать – сам Зубатов.
– Вы поддерживаете связь с Сергеем Васильевичем? – оживился коллежский советник.
– Да. Он мой учитель, я многим ему обязан.
Начальники отослали губернского секретаря в приемную и еще немного посовещались. Перед тем как уйти, Лыков спросил:
– Какого вы мнения о способностях Лоренцева? Только прошу ответить честно.
– Честно? – усмехнулся Филиппов. – Он начал, как водится, с надзирателей. Я поставил его на Второй участок Васильевской части, самый трудный. Пристав вялый, околоточные берут взятки… Хулиганы, беглые в розыске, куча притонов… Но Максим Захарович справился. Навел порядок, отучил шпанку от озорства, раскрываемость у него самая высокая. Молодец, ежели честно. Я повысил его до чиновника для поручений – опять тащит. Знаете, как говорится: весь в поту, а мыла не видно. И вообще…
Начальник СПСП прикрыл на секунду веки, будто хотел соснуть, потом поднял на собеседника умный взгляд:
– У нас еще не было случая, чтобы кто-то из рядовых надзирателей всего за три года вырос в чиновники для поручений. Лоренцев первый. Он имеет выдающиеся способности. Помяните мое слово: через пять лет Максим Захарович станет помощником начальника, а через десять сменит меня на этой должности. А вам Кунцевича с Мищуком подавай. Э-эх… Отсталый вы человек… Нынче дорога молодым!
На этой оптимистичной фразе сыщики расстались. Лыков вернулся в департамент и приказал Азвестопуло:
– Когда соберешь все дела, изучи их под лупой. Сколько будет дел? Не больше двух десятков. Так?
– Не знаю, – ответил Сергей. – Соберу – увижу. На что мне лупу наводить?
– Сам догадайся, бездельник. Ты должен отыскать закономерности. Понять, сколько банд работают. Особенности, уголовный почерк, количественный состав. Кто любит в поездах нападать, кто в городе. Привлеки к этой работе Анисимова. Он артиллерист, с аналитическим складом ума, пусть тоже чешет лысину, думает.
– А вы?
– Я через час уезжаю в Москву. Заберу Телятьева и московские дела о нападениях, что подходят под наши требования. Через два дня собираемся все вместе в первый раз. Запасов уже выехал из Москвы сюда, и я забрал у Филиппова человека в группу. Лоренцев Максим Захарович – помнишь его?
– Помню. Годится. Да и Телятьев ничего, парень справный.
– Вот-вот. Так что остаешься за старшего, а я пошел собирать рать.
– Даже в рифму вышло, – одобрил титулярный советник. – Езжайте, я хоть от вас отдохну. В случае чего телефоньте, приеду вас выручать.
– Нет такого слова телефоньте! – топнул ногой Лыков.
– А у нас в Одессе есть. Ну, ступайте уже…
Глава 4
В Москве
Всю дорогу до Москвы Лыков читал газеты. Мир упрямо и неисправимо сходил с ума. В Вене поручик Гофрихтер после пятимесячного ареста сознался, что разослал пилюли с цианистым калием двенадцати офицерам Генерального штаба. Хотел обеспечить себе продвижение по службе! Вот стервец: ради карьеры чуть не убил дюжину товарищей… В Кишиневе приговорены к исправительным отделениям тридцать два перса, выманивавших у населения деньги на содержание храма Гроба Господня. Как ухитрялись немытые азиатцы выдавать себя за православных священнослужителей? Куда глядел народ? А в Минске задержали по подложному паспорту некоего Бергмана, который оказался на поверку знаменитым доктором Слонимским. Сей эскулап четыре года назад получил в Петербургской конторе Государственного банка на имя управляющего графа Толстого 1 600 000 (!) рублей по фальшивой ассигновке. Самое масштабное воровство в России. Доктор был вскоре арестован, симулировал шизофрению, и его поместили на испытание в лечебницу для умалишенных. Из которой Слонимский благополучно сбежал. И вот наконец мошенник опять под арестом; молодцы минские лекоки. А в Бухаресте румынская королева заболела аппендицитом в легкой форме. Это как понять?
Лыков приехал ночью и заселился в «Метрополь». Его узнали и предложили лучший номер со скидкой. Семь лет назад Алексей Николаевич арестовал здесь анархиста Гринюка, вооруженного пулеметом «максим». Негодяй, умирающий от чахотки, задумал массовую бойню и едва не расстрелял из окна своего номера гуляющих москвичей…[19]
Утром за завтраком к питерцу подошел метрдотель, положил на стол свежий номер «Правительственного вестника» и сказал:
– Поздравляю, ваше высокородие!
Неужели? Алексей Николаевич торопливо зашелестел газетой. Так и есть, на первой же странице! Высочайший приказ по гражданскому ведомству за № 19. Ему, Лыкову – следующий чин статского советника, а Сергея произвели в коллежские асессоры. Наконец-то… Надо будет отметить вечером в хорошем ресторане. Кошко непременно позвать. Кого еще? Лыков с уважением относился к фон Коттену, но тот недавно перешел из Московского охранного отделения в Петербургское. А сменившего его на посту подполковника Заварзина сыщик не знал. Зубатов? Они не в тех отношениях. Алексей Николаевич предполагал встретиться с отставником, но звать в заведение обмывать чин – это уже лишнее.
Новоиспеченный статский советник первым делом отправился в магазин форменного платья. Там ему пришили на лацканы мундирного сюртука новые петлицы без просветов и воткнули в них одну звезду. Старые, с двумя просветами и без звезд, отдали на память. Лыков полюбовался собой в большое зеркало – хорош! И через час вошел в хорошо знакомый ему подъезд дома № 3/5 в Малом Гнездниковском переулке. Здесь помещалась МСП, а соседняя дверь вела в охранное отделение. Он не был в сыскной около года и очень хотел узнать, как она изменилась при новом начальнике.
Кошко принял его без промедления. В свое время именно Лыков разглядел в молодом помощнике пристава, перешедшем с железной дороги в полицию, способности к сыску. Это случилось в Риге в 1898 году[20]. С тех пор Аркадий Францевич заматерел, набрался опыта и вырос в чинах. Сначала он возглавил рижское сыскное отделение, потом немного послужил в самой закрытой службе – Дворцовой полиции. И после короткого пребывания в СПСП возглавил московский сыск.
Хозяин принял гостя стоя посреди кабинета, и крепко пожал ему руку:
– Поздравляю! Теперь вам до генерала один шаг. Пусть же он поскорее будет сделан.
– Спасибо, Аркадий Францевич. Вы тоже отличились, у всей России на слуху! Причем два раза подряд…
Кошко только что с блеском закончил сложные дознания. Сначала в здании анилинового общества Боде и Стразбургера, что в Ипатьевском переулке, произошло зверское убийство сразу девяти человек. Неизвестный размозжил головы четырем приказчикам Зазеркальнорядской артели и пятерым детям. Сыскная полиция сбилась с ног, но сумела разоблачить изувера. А вскоре после этого, в ночь на 8 апреля злоумышленником был обокраден Успенский собор в Кремле. Тот самый, в котором коронуются все русские государи. Вор тайно проник в храм и содрал драгоценные оклады с четырех образов. В том числе с высокочтимой иконы Владимирской Божией Матери, лик которой писал сам Святой Евангелист Лука. Общая стоимость похищенного составила миллион рублей. Кошко по ряду признаков предположил, что негодяй не успел покинуть храм и укрылся внутри. Полиция оцепила строение и двое суток терпеливо выжидала. И в конце концов прятавшийся в иконостасе клюквенник[21] вылез и сдался, обессилев от жажды и голода. Но ценностей при нем не нашли. Пойманный назвался крестьянином Никитой Семиным. Ему было всего 18 лет! Мазурик отказался сообщить, куда он спрятал камни с риз. Аркадий Францевич не рассердился, а велел первым делом накормить парня. Вежливым и гуманным обращением он убедил Семина выдать похищенное. По завершении дознания вор попросил о встрече со своим поимщиком. И сказал: только ваше увещевание сломало меня. Но я еще молод, много мне не дадут. Скоро выйду или сбегу из-под стражи. И тогда уже совершу новое преступление, от которого содрогнется мир и которое вполне меня вознаградит…
– Здорово вы этого недомерка распропагандировали, – восхищенно сказал питерец москвичу. – В восемнадцать лет уже законченный негодяй. Пропадает Россия…
– Да, случай беспрецедентный, – Кошко зашелестел бумагами на столе. – С виду щенок, а стибрил на миллион! Мы чуть не сутки опись составляли. Вот, смотрите. – Он стал читать вслух. – Золотой венец в пять фунтов с пятью коронами из крупного жемчуга. Золотой же запон с тридцатью пятью крупными алмазами. Пятьдесят два крупных алмаза, четыре рубина, четырнадцать бурмицких зерен, убрус из крупного жемчуга в двести восемьдесят одно зерно… Лазоревый яхонт. Золотой венец с головы Спасителя со ста восемнадцатью алмазами… Золотая цаца… Вы не знаете, что такое цаца?
– Увы, я не протоиерей, понятия не имею.
Начальники посмеялись, выпили чаю. Хозяин рассказал, что дело потихоньку налаживается. Люди Мойсеенко выброшены со службы. Новые кадры стараются, как могут. А Москва скучать не дает.
– Представляете, Алексей Николаевич, – воздел руки Кошко, – в прошлом году было двадцать четыре убийства. И семь покушений. Каково?
– Много, – согласился гость. – А в Иркутске сорок.
– Сорок убийств? – поперхнулся начальник МСП. – А население какое?
– Сто тринадцать тысяч. В десять с лишним раз меньше вашего.
– М-да… Столица беглых!
Аркадий Францевич был ошарашен. Не мудрено: Лыков, когда приехал туда в прошлом году, сам не мог поверить в жуткие цифры.
Хозяин перевел разговор на поручение Столыпина:
– Как вы будете его выполнять? И что относится к вашей компетенции, а что нет? У нас вчера ограбили на Сретенке табачный магазин «Братья Шемшурины». Взяли семьсот рублей, тяжело ранили приказчика. Ваше дело?
– Увольте, – открестился Лыков. – Только табачных магазинов мне не хватало. Нет, мои подопечные не мелочатся. Вы поручили Телятьеву подобрать дознания по крупным грабежам?
– Второй день сидит в канцелярии, только макушка из-за папок высовывается.
– Как Осип Германович, не испортился? Последний раз мы с ним брали банду мокрушников в Тишинке. Он тогда выступил молодцом.
– Талантливый молодой человек, – подтвердил начальник. – Вот только…
– Что такое? – насторожился Алексей Николаевич. – Он в чем-то провинился?
– Нет, что вы. Кто провинился, тех я сразу выгоняю. Люди держатся за должность, престиж нашей службы вырос. Однако такой огромный город, так много здесь скверны, что порой руки опускаются. А штаты? А содержание? Даже служебные проездные на трамвай и те не дают. Градоначальник Адрианов сухой и бесчувственный, полицейской специфики не знает, требует лишь внешнего лоска. Военный юрист с узким кругозором. Кто его поставил на Москву?
Кошко принялся жаловаться. В штатах МСП всего четыре чиновника для поручений. Им подчиняются 60 надзирателей и 12 вольнонаемных агентов. Дополнительно один агент постоянно дежурит в Государственном банке и три – на Московско-Казанской железной дороге. Еще в штате состоят делопроизводитель с двумя помощниками, журналист, четыре служителя и околоточный для наблюдения за порядком в столе приводов. Кроме них также имеется 23 городовых для конвоирования арестантов, производства обходов, обысков и обслуживания постов при сыскной полиции. Еще три околоточных и 19 городовых прикомандированы к МСП от общей полиции помогать в дознаниях, поскольку сыщики зашиваются. Старые порядки, когда надзиратели брали на лапу и покрывали воров, искоренять трудно. Аркадию Францевичу пришлось чуть ли не целиком заменить внутреннюю агентуру. Теперь у него все осведомители – штучники, постоянных нет ни одного. Явочных квартир для свиданий с осведами тоже нет, они упразднены. Штучник получает разовое вознаграждение за информацию и ничего сверх этого. Если он сам попался на преступлении, его судят в общем порядке, без прежних поблажек.
– Да хорошие у вас штаты, в других городах похуже, – пытался утешить статский советник коллежского.
– Там не Москва! – ответил Кошко. – Рейнбот с Мойсеенко развратили Первопрестольную. Авгиевы конюшни придется не один год расчищать. Так и передайте высокому начальству, когда увидите: нам трудно здесь. Пусть помогают. А вы Телятьева забираете.
– Ну вот, – рассмеялся питерец, – начали за здравие, а кончили упреком. Верну я вам Осипа Германовича. К зиме. Шучу, постараюсь пораньше. Только кто знает, как пойдет?
По просьбе Лыкова начальник МСП вызвал коллежского секретаря. Тот тоже уже знал о производстве Алексея Николаевича и начал с поздравлений. Потом сыщики немного поговорили о делах. Телятьев закончил выборку и хотел доложить, какие налеты и почему он отнес к компетенции группы дознавателей. Но старший группы слушать отказался. Заявил: доложите сразу всем завтра в моем кабинете. Пока идите готовить доклад. В Петербурге поздно будет, источники здесь; если понадобится какая справка, за ней курьера не пошлешь. Он нарочно сгустил краски, желая настроить временного подчиненного на серьезный лад. Понадобится, и гонца направим, а пока пусть землю роет. Особое внимание начальник велел обратить на агентурную информацию. Самые интересные «шкурки»[22] переписать, на их авторов подготовить карточки. Сделать выписки из актов дознания. На все про все у Телятьева оставалось полдня, но тот был уверен, что успеет.
Обедать Лыков поехал в ресторан Крынкина. Это удивительное заведение расположилось на Воробьевых горах, на огромном балконе, с которого открывались потрясающие виды Москвы. Питерец старался заскочить сюда в каждый свой приезд. И не в кухне было дело, хотя она славилась тоже, а именно в панорамах реки, Новодевичьего монастыря, Хамовников. Даже отдаленные Сокольники можно было рассмотреть с балкона. Стояла майская теплынь, рамы сняли, и статский советник насладился пейзажами вдоволь. Насытившись и приняв на радостях пол-графичика «английской горькой», их высокородие отправился в Замоскворечье. Он хотел встретиться с Зубатовым.
Сергей Васильевич обрадовался гостю и, похоже, искренне. В бытность совместной службы оба чиновника уважали друг друга. Лыков признавал масштаб личности скромного надворного советника. Идеолог и практик политического сыска, Зубатов много сделал для охраны трона. А кончил унизительным допросом со стороны Плеве и ссылкой. Власть бросалась верными слугами, как несмышленый ребенок погремушками…
– Проходите, Алексей Николаевич! Очень вам рад. Я теперь частное лицо, гости меня не балуют. А вы в столице, в самом центре, так сказать, административных землетрясений. Что там нового, на гранитных-то берегах?
Лыков пересказал свежие новости. Курлов вошел в полную силу, получил генерал-лейтенанта и забронзовел. Особый отдел захватили казаки. Полковник Еремин, уралец[23], только что возглавил самую важную структуру департамента. И тут же ввел новое отделение – агентурное, которое объединило всю работу Департамента полиции с осведами. Энергичный, лично очень храбрый, вот только любит двигать станичников где надо и где не надо…