Книга Таксидермист - читать онлайн бесплатно, автор Нико Воронцов. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Таксидермист
Таксидермист
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Таксидермист


Елена Федоровна встретила меня довольно-таки холодно. Когда я вошел в кабинет с портретом президента на стене, она сразу же скрестила на груди руки, предложила сесть, молча выслушала мою историю и спросила:

– С каких это пор адвокаты стали преступников ловить?

– Я никого не ловлю, – ответил я.

– Да я не про вас, – произнесла она. – Я про Тофеля. Ему, видимо, в адвокатах то заняться нечем. Я вообще не понимаю, зачем он отправил вас ко мне.

– Чтобы я описал вам приметы этого преступника, – недоумевая ответил я.

– Да нет. Здесь явно что-то не то, – продолжила Ковшова. – На мой взгляд, все это очень попахивает уязвленным самолюбием. Дескать, вы поймать медбрата не можете, а я вам улики для его поимки дарю с барского плеча.

Елена Федоровна, прищурив глаза и глядя куда-то в потолок, задумалась.

Пока она молчала, я смотрел на портрет избранного на второй, последний по закону, срок президента нашей страны на стене и почему-то поймал себя на мысли, что в его взгляде определенно есть какая-то жесткая, стальная даже я бы сказал, хитринка. Моложавый, энергичный руководитель страны с совершенно лисьим, хитрым взглядом. И вот интересно кто в самом скором времени придет ему на смену? Ведь незаменимых же не бывает, даже среди президентов.

«Поживем, увидим», – вспомнил я присказку патологоанатома.

Словно очнувшись, Елена Федоровна вздохнула:

– Простите. Это я у Тофеля научилась людей, как микробов под микроскопом, изучать. Олег Николаевич в этом деле очень даже преуспел. Ваш Тофель тот еще черт!

– Если я не ослышался, вы упомянули про какого-то медбрата? – перебил я Ковшову.

Елена Федоровна снова о чем-то задумалась и на мой вопрос не обратила никакого внимания.

Пришлось повторить.

– Этого человека со шприцем в нашем отделе неофициально так окрестили, – наконец сказала она. – Вот и прицепилось к языку что-то вроде клички. Вернее, не клички, а погоняло. Клички то у животных. Хотя, этот субъект и есть самое настоящее животное. Надо же! Получается, что мы этого самого медбрата в глаза никогда не видели, но уже заочно с ним очень хорошо знакомы.

Ковшова прошлась по кабинету, села за стол и холодно заявила:

– Все, что вы мне рассказали, я, конечно же, приму к сведению, но, со своей стороны, хочу попросить вас, чтобы вы передали Тофелю, что я в его помощи не нуждаюсь. А теперь можете идти в видеотеку.

Из кабинета следователя я вышел как оплеванный и понял только одно – им всем до меня и моего случая в общем-то нет никакого дела: и у Ковшовой, и у Тофеля какие-то свои разборки и амбиции на предмет поимки человека с дурацким погонялом «медбрат».

В видеотеке я провел оставшиеся полдня – сначала полтора часа выискивая на экране монитора среди представленных в профиль и анфас физиономий преступников всех мастей знакомые черты лица и еще, наверное, часа два объясняя эксперту, составлявшему фоторобот, какие у медбрата были уши, нос, изгиб рта и разрез глаз. Результатом этих мучений стал лист бумаги с выполненным в черно-белой гамме портретом.

Эксперт распечатал на громко трещавшем матричном принтере фоторобот на нескольких листа бумаги и один из них дал мне. Я пригляделся и усмехнулся – все на портрете вроде было его, медбратово: и подбородок, и щетина, и форма носа и даже очки (очки, наверное, похожи более всего), но опознать преступника в этом совершенно бездушном компьютерном произведении, по-моему, было совершенно невозможно. Надо сказать, я долго пытался объяснить эксперту особенности спрятанной в уголках его рта кривой улыбки и даже всячески пытался изобразить врезавшиеся в память вытаращенные и в то же время прищуренные немного испуганные внимательные глаза, но потом понял, что какой бы совершенной ни была электроника, передать эти особенности она никогда не сможет. Ко всему прочему, после всех этих манипуляций и попыток описать человека, мне стало казаться, что я напрочь забыл его лицо, ведь как-то более тщательно описать черты его лица каждую в отдельности (ну, там отдельно нос, отдельно глаза) я не мог. Вообще не мог. И при этом я был убежден, что запомнил его лицо навсегда, как говорится, до конца своих дней.


– Вот дура! – сказал Тофель, когда я в конце рабочего дня вернулся на работу и пересказал свои злоключения. – Я, можно сказать, звездочку на ее погон прицепил, а она говорить, что ей моя помощь не нужна.

От злости Олег Николаевич даже вскочил с места, подошел к окну и, засунув руки в карманы брюк, стал смотреть куда-то вдаль.

Тем временем я вытащил из куртки сложенный вчетверо листок с портретом преступника, неторопливо расправил его и положил на стол перед собой.

Вдоволь налюбовавшись синими сумерками, Тофель отошел от окна, сделал несколько шагов по кабинету, увидел листок, тут же подскочил к нему и, облокотившись о стол, стал с нескрываемым любопытством рассматривать изображение, после чего спросил:

– Это он?

– Скорее да, чем нет, – усмехнулся я.

– В смысле? – вскинул на меня взгляд Тофель.

– Чем больше я смотрю на это изображение, тем больше понимаю, что в жизни этот человек совсем другой. Я бы сказал, что в жизни он более опасен. А это, – я ткнул пальцем в фоторобот, – всего-навсего лист бумаги с краской.

Олег Николаевич еще раз очень внимательно изучил изображение, потом усмехнулся и также внимательно стал смотреть на меня и, как бы сравнивая, снова уставился на портрет.

– Что? – не утерпел я.

– Просто одно лицо! Ты не находишь? Посмотри в зеркало, – задумчиво ответил он.

– Издеваетесь?

Ни в какое зеркало я смотреть не стал (я и так прекрасно помнил свое лицо) и хотел было уже жутко оскорбиться, но, взглянув на изображение, все же пришел к выводу, что Тофель в чем-то действительно был прав. Было в портрете в самом деле какое-то непонятное сходство со мной.

– Чушь какая-то! – ошалело сказал я.

– Обычное дело! – скучно махнул рукой Тофель и сел в кресло. – Просто в момент, когда совершалось преступление, твое сознание было искажено страхом. Вот представь себе такую картину: два человека сидят в кинозале и смотрят комедию, и при этом один мается зубной болью, думает о предстоящих тратах на стоматолога, и оттого ему кажется, что фильм совсем не смешной и время идет очень медленно, а у другого человека прекрасное настроение, он недавно получил кучу денег, плотно позавтракал по этому случаю и даже выпил пива, и ему теперь весь мир представляется только в розовых тонах. Вот и получается, что реальные факты двумя разными людьми могут восприниматься совершенно по-разному.

– Вы считаете, что фоторобот именно из-за этого так на меня похож? – недоверчиво спросил я.

– Не только, – сказал Тофель. – Любому человеку в жизни, и тебе в том числе, чаще прочих приходится наблюдать именно свое лицо. К примеру, каждое утро, когда бреешься или чистишь зубы. И вот еще скажи мне, на кого ты первым обратишь внимание, когда будешь разглядывать групповой фотоснимок? Можешь не отвечать! Я скажу тебе совершенно точно – в первую очередь ты станешь самым ревностным образом пялиться на себя, любимого, а на всех остальных при этом тебе будет глубоко плевать.

Олег Николаевич усмехнулся.

– Только в собственном изображении на фотографии ты будешь выискивать общие черты с запечатанным в памяти представлением о своей внешности и, естественно, будешь замечать все погрешности при съемке, неестественность позы и прочее, прочее, прочее. Только думая о себе, ты будешь решать глобальную задачу – хорошая это фотография или нет. Вот и выходит, что люди лучше всех остальных знают особенности своего лица и когда пытаются описать кого-то другого, то в первую очередь неосознанно вспоминают свой нос, свой рот, свои глаза. Можно провести эксперимент: попросить несколько человек нарисовать какую-либо рожу и потом, я тебя уверяю, по портрету очень даже просто можно будет определить автора. Толстый человек непременно нарисует полную, как луна, морду. Женщина, пользующаяся косметикой, в точности передаст на портрете особенности своего макияжа, а человек, много времени уделяющий своей прическе, будет с особой скрупулезностью рисовать волосы. По-моему, именно этим и объясняется тот феномен, что всем известная Джоконда так похожа на своего автора – Леонардо да Винчи.

– Хорошенькое совпадение – Мона Лиза и фоторобот, – удивился я.

Тофель встал с кресла, прошелся по кабинету и задумчиво сказал:

– Одно время я очень сильно увлекался творчеством Леонардо – книги читал, репродукции его картин изучал и даже мечтал посетить Флоренцию, но последнее так и осталось в области несбывшегося. Думаю, если бы существовала машина времени и я смог бы слетать в шестнадцатый век, то мне определенно нашлось бы, о чем поговорить с этим великим флорентийцем.

– Вы правда этого хотите? – удивился я.

– Раньше хотел, – сказал Тофель. – А сейчас уже нет. Знаешь, я понял одну очень интересную вещь – каждый человек где-то в глубине души считает себя великим, достойным разговора если не с гением, то уж с самим господом богом точно, – Олег Николаевич усмехнулся. – Заносчивость и несовершенство – вот природа людей. Конечно, я тоже заносчив, и, наверное, даже слишком, но, в отличие от всех остальных, я хотя бы осознаю это.

Тофель замолчал, прищурился и сказал:

– По жизни я вольная птица, что хочу, то и делаю. Если меня вдруг когда-то закроют в комнате, я, наверное, сразу умру от одного только понимания того, что мои возможности ограничены четырьмя стенами. – Олег Николаевич посмотрел на меня, словно ожидая вопроса, но так ничего и не дождавшись, продолжил: – Знаешь, когда-то я мечтал стать художником, но сейчас понимаю: правильно сделал, что не стал им. Искусство – это особый язык, на котором художник разговаривает с людьми, и очень важно, чтобы они – зрители или читатели – этот язык понимали. И вот теперь представь, что я известный художник, например Малевич, и я написал какой-нибудь шедевр, да хоть тот же «Черный квадрат». И вот на вернисаже подходит ко мне какой-нибудь мужик и говорит: «О, вы нарисовали черный квадрат! Клево!»

Он многозначительно поиграл бровями.

– Бывает, – в тон его иронии ответил я.

– Бывает, – еле слышно и почти разочарованно подтвердил Тофель. – Но только после таких слов я сразу вытащил бы из кармана пушку и прямо тут же грохнул бы этого чувака хотя бы за то, что он, не имея вообще никакого представления о кубизме, притащился на этот чертов вернисаж. Откуда ему знать, что именно Малевич хотел этой своей знаменитой картиной? Откуда ему знать, что это не просто геометрическая фигура, заполненная черной краской, а своего рода апофеоз, вершина творчества и в то же время крах всех надежд, пустота, темнота? Разве такому уроду будет интересно, что к этой картине художник шел всю свою жизнь?

Олег Николаевич нехорошо усмехнулся и замолчал.

«Странный все-таки человек, этот Тофель!» – подумал я и снова уставился на листок с изображением фоторобота медбрата.

– Значит, вы считаете, что найти по этому фотороботу преступника будет почти невозможно? – сделал я вывод.

Тофель неопределенно качнул головой.

– Любые доказательства, как и люди, их собравшие, несовершенны и ущербны, и ни один на свете судья никогда не установит абсолютную истину даже по очень простому делу. Потому, что истина это идеал. А все, что присутствует в этом мире несовершенно. Вот и получается, что решение судьи всегда будет лишь предположением. Как говорится, мысль изреченная есть ложь, а собранная по крупицам истина в итоге это самая настоящая гнустная неправда.

– Но если истину по делу, как вы говорите, установить невозможно, значит, и говорить с точностью до ста процентов о полном раскрытии преступления нельзя, – сказал я.

– Что верно, то верно, – вздохнул Тофель. – Это так же неопровержимо, как закон тяготения. Человеку не дано парить в небе, подобно птице, как бы он этого ни хотел.

Тофель внимательно посмотрел на меня и добавил:

– Я сейчас говорю, как ты понимаешь, про абсолютное понятие несовершенности человеческой природы, а не про полеты на самолете или ракете. У человека никогда не вырастут крылья, и, думается мне, что кто-то там наверху специально создал нас такими.

Он прошелся по кабинету и снова углубился в рассуждения:

– Я уже сто раз говорил, что преступников искать очень сложно. Но даже и в таком неточном деле, как расследование преступлений, можно достичь определенных высот, и я, между прочим, подумываю замахнуться на покорение этой вершины.

– Вы решили взлететь без крыльев? – сыронизировал я.

Тофель рассмеялся:

– Взлететь в небо, как я уже говорил, нельзя. Но ведь можно очень высоко подпрыгнуть! Знаешь, я решил стать просто мировым рекордсменом по этому виду спорта.

Выразив свою мысль, Олег Николаевич засунул руки в карманы брюк, дошел до окна и снова стал смотреть вдаль, потом резко обернулся и сказал:

– Я решил сыскать этого самого урода со шприцем и преподнести его на блюдечке с голубой каёмочкой небезызвестной тебе мадам Ковшовой, причем сделать это хочу отнюдь не ради славы, а просто из спортивного интереса. Это же в общем-то раз плюнуть – найти этого придурка. Нужно только напрячь извилины да хорошенько ими поработать.

Тофель тут же подлетел к моему столу, ткнул пальцем в портрет и стал объяснять:

– Вот смотри: судя по всему, этот гад хорошо осведомлен о свойствах используемого им препарата. Еще одна деталь: где-то же он должен брать эти самые злополучные ампулы. Вот и выходит, что он, скорее всего имеет какое-то отношение к медицине, вернее, к ветеринарии. Ведь верно же?!

Я кивнул.

Олег Николаевич резко отошел от стола, после чего схватил с полки и тут же раскрыл телефонный справочник.

– Значит, нужно проверить все ветеринарные кабинеты, клиники, лечебницы и таким образом найти твоего нового знакомого.

Тофель с азартом выдрал из справочника лист с нужными сведениями и стал синим маркером обводить какие-то адреса и телефоны.

– Так, в этом справочнике интересных нам адресов ветлечебниц около сотни. Кроме того, я считаю необходимым проверить еще и неофициальные заведения и, кроме того, еще и ветеринарные службы пригорода. Наш общий друг может оказаться банальным гастролером, хотя вряд ли. После нам с тобой останется только проехать по всем этим точкам и посмотреть, не работает ли в одной из них твой новый знакомый.

Внутри у меня похолодело.

Вот оно, начинается. Ну, почему этот проклятый случай с ограблением в парке никак не может забыться? Не думал, что реальная возможность снова увидеться с этим грабителем замаячит передо мной так скоро.

– Я бы не хотел принимать в этом какое-либо участие, – немного помолчав, негромко сказал я.

Тофель тупо уставился на меня.

– А от тебя много и не потребуется, – пожал он плечами. – Просто покатаешься со мной на машине, посмотришь на подозреваемых издалека и, если опознаешь в ком-нибудь из них этого придурка, скажешь мне. Вот и все дела!

В заключение Тофель заверил, что поиском преступника будет заниматься он исключительно сам, после чего мечтательно и немного зло заявил:

– Ничего! Мы с тобой им еще покажем! Мы еще докажем им всем, кто на свете самый лучший.

Его слова мне вообще не понравились. Особенно про то, что мы всем что-то докажем. Лично я ничего и никому доказывать не собирался и, кроме того, Тофель буквально только что говорил, что расследованием будет заниматься исключительно сам.

В общем, странно как-то это все!

Глава 3. Темные планы.

Через пару дней Тофель безвестного отсутствия на работе заскочил в кабинет и потребовал:

– Вострецов, собирайся!

– Что случилось? – спросил я.

– Поедем на точку. Я тут на досуге проехался по ветеринарным лечебницам, кое-что разведал и нашел одного человечка, очень даже похожего по приметам на твоего нового знакомого. Поехали, посмотришь на него и скажешь, он это или нет.

Я хотел было наотрез отказаться, но от Тофеля исходила такая решимость, что я понял – деваться мне, бедному, теперь некуда – и стал надевать куртку.

Уже выходя из конторы, я спросил:

– Ну а если окажется, что это тот самый человек, что вы с ним будете делать? Арестуете?

– Зачем? – удивился Тофель. – Да у меня на это и нет соответствующих полномочий.

Олег Николаевич сел в машину. Я тоже.

– Главное для меня – найти этого придурка со шприцем, а что с ним делать, я решу после, – сказал он, после чего задумчиво добавил: – Думаю, при любом раскладе этот уродец может оказаться мне очень даже полезным. Есть у меня насчет него кое-какие планы, о которых пока говорить еще очень рано.

– И все-таки? – хмуро потребовал я продолжения разговора.

Тофель завел двигатель и криво улыбнулся:

– Как минимум запакую его в блестящую бумагу, украшу бантиком и подарю мадам Ковшовой на Новый год. А что? Очень даже хороший вариант.

Я не стал выяснять насчет плана максимум, раз уж план минимум был только что озвучен, тем более, что какая-то недосказанность в словах Тофеля все-таки, как мне показалось, звучала.

Олег Николаевич хотел было тронуться, но за какой-то надобностью полез в бардачок, откопал там среди прочего потертое удостоверение в красной кожаной корочке и сунул мне.

– Сохранил на память о службе в органах, – сказал он. – Вообще-то, когда увольнялся, я сдать его должен был, а вместо этого просто написал заявление о утере, и все дела.

Я внимательно рассмотрел удостоверение и хотел было положить его обратно в бардачок, но Тофель выхватил его из моих рук и сунул себе в нагрудный карман, после чего подмигнул, хитро заулыбался и тронулся.

– Вы решили представляться сотрудником милиции? – догадался я.

Олег Николаевич кивнул.

– Но это же обман, – тихо возмутился я. – Да и адвокатская этика запрещает это.

– Ничего неэтичного в этом нет, – возразил Тофель, и лицо его при этом стало каким-то отрешенным, улыбка исчезла. – Когда преступник совершает преступление, разве он задумывается об этичности своего поступка? Разве задумывается он, отбирая последние деньги у старухи, что тем самым обрекает ее на голодное существование?

Я промолчал.

– То-то, – ответил Олег Николаевич, резко крутанув руль.

– Но ведь вы же не преступник, – все же возразил я. – Значит, и уподобляться их приемам не должны.

– Чтобы победить их, я должен играть по их правилам.

– Тогда ваша попытка прыгнуть выше всех в итоге не может быть засчитана, поскольку нарушает принятые правила, – высказал я умную мысль.

– Ерунда! – возразил мой оппонент. – Просто для установления мирового рекорда я должен подобрать самый оптимальный спортинвентарь. И потом, меня ведь интересует даже не столько сам прыжок, сколько конечный результат. К тому же в том новом виде спорта, что я придумал, пока еще нет никаких правил, а значит, я ничего не нарушаю. И хватит размусоливать! Действовать надо! Предлагаю сезон охоты на этого придурка со шприцем считать открытым.

– В общем, диспозиция такая, – сообщил Тофель, остановившись невдалеке от стандартной панельной пятиэтажки с отдельным крыльцом и вывеской над дверью: «Ветеринарная клиника», – ты остаешься в машине и наблюдаешь, а я зайду в здание, потом выйду с подозреваемым на крыльцо, и ты на него внимательно смотришь. Если окажется, что это тот самый тип, мне об этом скажешь. Понял?

Я кивнул. Тофель тут же покинул салон автомобиля и, взбежав на крыльцо, скрылся за дверью. Прошло около десяти минут. За это в общем-то непродолжительное время мой пульс заметно участился, горло сдавило обручем, а на лбу выступила испарина. И все это только от того, что передо мной возникла реальная возможность снова встретиться с моим обидчиком. Я прекрасно понимал, что причинить вред этот черт со шприцем мне сейчас не сможет. Я понимал, что он даже не сможет увидеть меня, потому что стекла в машине Тофеля были затемнены, и все же мое сердце колотилось так, словно готово было в любой момент взорваться.

Когда дверь ветеринарной лечебницы открылась, в моей голове застучало просто царь-колоколом, но через мгновение отпустило. Вопреки моим страхам и опасениям, на крыльцо вместе с Тофелем вышел совершенно незнакомый мне человек в белом халате. По росту, худощавости, непропорционально длинным рукам и цвету волос он в общем-то напоминал того самого незнакомца, по все-таки это был не он. Я очень внимательно рассмотрел очки на его лице, заметил спрятанную за ними робость во взгляде и сделал вывод, что этот субъект в отличие от повстречавшегося мне тогда в парке, на преступление, пусть даже и совсем незначительное, совершенно не способен.

Тем временем Тофель предложил человеку в халате закурить, потом, поиграв ключами, сбежал с крыльца, подошел к машине, открыл дверь и заглянул в салон.

– Ну что? – коротко спросил он меня.

Я отрицательно помотал головой.

– Ты чего такой бледный? На тебе лица нет, – удивился он и тут же разочарованно произнес: – Очень жаль, что это не он! – после чего развернулся и пошел обратно.

Понимая, что опасности никакой нет, я вышел из машины, вдохнул морозного воздуха, взошел на крыльцо и встал рядом с курящими.

– Это мой коллега, – кивнул на меня Олег Николаевич и спросил человека в халате, – а что вы скажите про биджипи шестнадцать?

– Да в общем-то немного, – ответил врач ветлечебницы. – Насколько я знаю, этот препарат не прошел соответствующие испытания и одобрения не получил. Так что в нашей стране этот препарат для применения не только не рекомендован, но и находится под запретом.

– Но ведь его используют? – заметил Тофель.

– Ну и что? – пожал худыми плечами человек в халате. – У нас и героин употребляют, хотя это тоже запрещено.

– А где можно достать этот препарат? – спросил Тофель.

– Я слышал, что есть перекупы, которые занимаются поставками разного рода препаратов, но все это делается незаконно и втихоря…

– То есть, вы с этим не сталкивались? – поспешил подытожить Тофель.

– В отечественной фармакологии есть много других препаратов, пусть и не столь эффективных, но зато не особо дорогих и главное не запрещенных. Операцию кошке можно сделать и на обычном кетомине.

– Ясненько-понятненько! Ну а если я захочу купить этот препарат, к кому бы вы посоветовали мне обратиться? Как найти перекупа, который продал бы его мне?

Человек в халате стал высматривать возле крыльца урну, чтобы бросить окурок.

– Я не понимаю, что вам от меня нужно? Лично у меня в клинике этого препарата нет. Я его никогда не использовал и поставщиков не знаю. Тут за один только кетомин от органов по шапке можно получить, а вы говорите про биджипи. Лучше уж я кошек вовсе без наркоза резать буду, чем под следствие за сбыт сильнодействующих веществ попаду. Да и нет у моих клиентов таких денег, чтобы покупать подобные вещества.

Так и не обнаружив урны, человек неуверенным жестом бросил окурок возле крыльца.

– Может, все-таки дадите адресок? – с почти ангельской улыбкой попросил Тофель.

– Адресок чего? – устало спросил ветеринар. – Поставщиков биджипи?

– Ну хотя бы тех ветлечебниц, где этот препарат используют.

– Я не владею такой информацией, – устало ответил ветеринар и для убедительности даже приложил руку к груди.

– Жалко. А я думал вы мне поможете.

– Попробуйте обратиться к Савчуку. У них клиника покруче нашей будет, может, они и работают с этим препаратом.

– Адрес, адрес, брат… – торопливо попросил Тофель.

– Малая Дробовая, семнадцать.

Олег Николаевич наскоро поблагодарил, попрощался, сбежал с крыльца и направился в сторону машины.

После того как мы выехали на оживленную трассу, я спросил:

– Куда мы сейчас?

– Быстренько смотаемся по адресу, который дал этот очкарик, и сразу же рванем на работу. Надеюсь, ты никуда не торопишься?!

Тофель был настроен более чем решительно, и я снова промолчал о том, что вовсе не был намерен кататься по городу в поисках непонятно чего.

Когда мы подъехали к нужному месту, Олег Николаевич вытащил из замка зажигания ключи, внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Чего в машине паришься? Пошли. Поприсутствуешь при разговоре.

Несмотря на то, что ветлечебницы во всех их проявлениях стали меня буквально раздражать только по причине, что в одной из них мог работать человек с дурацким погонялом медбрат, мне все-таки пришлось повиноваться и идти вслед за Тофелем. Я поднялся на мраморное крыльцо с кованными ажурными перилами, вошел в раскрашенные под витражи с разноцветными слонами и жирафами стеклянные двери и остановился в холле.

Увидев нас, из-за стойки рецепции тут же поднялась златокудрая нимфа в чрезвычайно коротком халатике с вышитым синим крестом на пышной груди в районе сердца, направилась к нам и, подойдя ближе, очень вежливо и крайне улыбчиво спросила:

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

Смотрела она совершенно даже ни капли не мигая своими накрашенными глазами и пушистыми ресницами только на статного и подтянутого Олега Николаевича, а меня как будто и не существовало вовсе. Впрочем, я на нее ни капли не обиделся за это – красотка то она, конечно, красотка, но совсем не в моем вкусе.