Смута

– Как птичка, вырвавшаяся из клетки.

– Н-да… Ее татарин был из отморозков. Шестерых заасфальтировал, пока вылез в банкиры. Удивляюсь я, Белый, тому, что недоучки банкирами становятся.

– Наш Туз – тоже из недоучек.

– Не скажи. Туз самообразовался. И не отморозок он, а самородок. Сто очков форы даст любому нынешнему министру.

– Оба они уголовники, – пробурчал Белый.

– Не спорю, – вздохнул Пилот. – Бандитов и мошенников хватает. И при должностях, и в малинах.

– Что там Флакон натворил?

– Грабануть банкиршу захотел, туды его в медь! Хорошо, что звонок ее кавалера перехватили. У Акинолоса пока тихо?

– Не торопится домой адвокат. Во дворе торчит…

3.

Кузнецов продолжал сидеть в джипе. Что хотел увидеть и чего дожидался – не знал и сам. Шофер Миша дважды демонстративно взглядывал на часы. Шеф не замечал его терзаний.

Вдоль подъездов проползла черная «Волга» с внучкой давно ушедшего в мир иной усатого маршала-конника. Дом был предназначен для старо-советской элиты, которую активно вытесняли новорусские демократы. У соседнего подъезда мягко урчал «мерс» Ненашина. Советника президента охраняли два дюжих караульщика. Один сидел в машине у открытой дверцы, другой топтался на асфальте. Ждали, видно, хозяина. По его делам и встречался сегодня Кузнецов с мадам Соловьевой.

Квартиру в этом доме адвокат купил год назад на деньги попавшего в Лондоне в руки правосудия русского бизнесмена Артема Золотова. В своих новых хоромах он и встретился впервые с советником.

Тот позвонил поздним вечером:

– Я много любопытного слышал о вас, – проговорил. – Мне нужна ваша помощь. Приглашаю на завтра к девяти ноль-ноль в мой кремлевский кабинет.

Кто кому нужен? Кто проситель?..

Но и ехать советнику Президента в частный офис, где пропускная система и нежидкая очередь, тоже не с руки.

– Не могу – занят на процессе, – соврал Кузнецов. – Вы можете заглянуть ко мне в любой день после восьми вечера. В одном доме живем.

Похоже, Ненашин не ожидал такого поворота. Спросил через паузу:

– Сегодня не поздно?

– Жду вас…

Не понравился Кузнецову этот красавчик. Высокий, ухоженный и розовый, словно розовое мыло, он вещал с телеэкрана в манере рубахи-парня. Сказывалась школа, которую прошел когда-то под патронажем нынешнего президента.

Советник заявился в квартиру с охранниками.

– Пусть подождут на лестничной площадке, – предложил Кузнецов на правах хозяина.

Тот поколебался, но скомандовал им убираться. Адвокат провел важного гостя в кабинет. Ненашин водрузил на письменный стол бутылку исчезнувшего с развалом Союза армянского коньяка «Ахтамар»:

– Я не пью, – отказался Кузнецов. – Давайте к делу.

– Если вы сумели вытащить из дерьма такого жулика, как Артем Золотов, то мне и подавно сможете помочь. Сумму гонорара определите сами.

Кузнецов без стеснения оценил свои адвокатские услуги. Советник согласно кивнул. Впрочем, Кузнецов согласился бы представлять его интересы и за меньший гонорар. Защищая Ненашина, он защищал президента. Любой другой президент вполне мог лишить его богатой клиентуры…

У крайнего чердачного окна стояли Он и Она. Рядом, на захламленном полу, было расстелено не первой свежести одеяло с кожаной курткой в изголовье. Чердак – тоже укрытие для любви, если нет более приличных условий. Но заниматься любовью, судя по всему, парочка не торопилась. Он держал в руках портативную рацию и через прибор ночного видения, в котором, в общем-то, и не было особой нужды, разглядывал двор. Переключил тумблер, поднес ко рту микрофон:

– Козырной сидит в машине. Прием.

– Слышу. Сигналь, как выйдет, – ответил абонент и отключился.

– Ты хоть его видел? – спросила подруга.

– Кого?

– Того, с кем говорил.

– Не. Знаю, что его кликуха – Боец.

Девица дотронулась до плеча парня, шепнула:

– Два часа уже торчим тут. Может, поплаваем разок? – кивнула на расстеленное одеяло.

– Ну, ты, Лерка, даёшь! Упустим клиента, мне башку открутят. Вот свалим и оттянемся.

– Где?

– У тебя.

Она была внучкой народной артистки, жила с ней в этом доме и надеялась, что скоро станет единоличной хозяйкой шикарной квартиры.

– Старуха опять бренчать будет, – скривилась девица Лерка.

– Не. Светиться не в жилу. Старуха побренчит, да и удрыхнется.

– А если клиент долго ждать будет?

– Терпи!..

Два автомобиля по-прежнему торчали впритык к дому: правительственный «мерс» с охранниками и «джип» Козырного. Из дальнего подъезда вышла тетка с собакой. Отпустила с поводка возле лип. Минут через десять увела своего пуделя. Правительственный мерс тоже нырнул через освещенную арку в улицу.

Минуту спустя и Козырной вылез из машины, стоял у открытой дверцы и базарил с водилой. Наконец, отпустил его и направился к подъезду.

Парень на чердаке торопливо нажал кнопку рации: «Козырной заходит в подъезд». Подхватил свою куртку с одеяла.

– Смываемся к бабке. Да не забудь ключ Бойца из-под половика потом забрать, он через ваш люк спустится…

Адвокат и не догадывался, что у него кличка – Козырной Он привычно набрал подъездный код, шагнул в просторный вестибюль. Пожилая сухонькая лифтерша, вдова известного режиссера и бывшая балерина, равнодушно и заученно улыбнулась. Нажала кнопку четвертого этажа. На его лестничной площадке было всего две квартиры. Одна пустовала. Месяц назад ее освободил спившийся сынок застрелившегося члена ЦК разогнанной партии и съехал вместе с подругой в Подмосковье. А новый хозяин еще не объявился.

Дверной запор был с секретом.

Чтобы трижды повернуть ключ с фигурной бородкой, надо дважды наполовину вытянуть его, провернуть назад на пол-оборота и протолкнуть до упора. Кузнецов еще не освоился с ним как следует, приходилось какое-то время ковыряться в замке.

Он не услышал, как бесшумно открылась дверь пустовавшей соседней квартиры. В тот момент, когда шагнул через порог, ощутил сзади чье-то присутствие. Повернул голову. И тотчас получил удар в челюсть. Перед глазами поплыл белесо-мутный туман. Сквозь него пробилась мысль: сейчас упаду. Но ему не дали упасть. Высокий человек подхватил его под мышки, затащил в комнату и осторожно прикрыл дверь.

Белесый туман в глазах исчез. На Кузнецова навалились сумерки. Но сознание, ватное и вязкое, продолжало жить. Кузнецов понимал, что налетчик копошится в его дипломате, выбрасывает на пол бумаги. «Не там ищет, – вяло и отвлеченно подумалось ему, – деньги в пиджаке». Тот будто услышал его мысль, зашарил по карманам. Кузнецов попытался открыть глаза. Веки были тяжелыми, ровно придавленные подушкой. Видимо, ему все же удалось разлепить их. Он смутно увидел чужую кисть, вытаскивавшую из кармана диктофон. Она показалась ему безжизненно-желтой и уродливой.

Высокий человек уложил в целлофановый пакет диктофон и блокнот, бумажник адвоката сунул в карман. Подобрал валявшуюся на полу связку ключей. Перешагнув через хозяина, уверенно прошел в его кабинет. Там перелистал настольный календарь, вырвал несколько листков. Больше на столе ничего не было. Шагнул к книжным полкам. Быстро перебрал папки. Открыл ту, на которой было написано: «Ненашин Ф. К.». Тоже сунул в пакет.

И по-рысьи насторожился. Запикал домофон, и на пульте замигала лампочка. Кто-то пытался связаться с хозяином.

Он торопливо вышел из кабинета, хотел закрыть квартиру. Вставил в замочную скважину ключ, провернул. Однако дверь оставалась незапертой, а ключ застопорился. Вытащить его смог лишь наполовину. Снизу послышался голос вахтерши-балерины: что-то и кому-то она невнятно объясняла. Налетчик торопливо скрылся за дверью соседней квартиры…

Сыскарь Вовочка не стал ждать, когда лифтерша-одуванчик досеменит до лифта и поднимет его на четвертый этаж. Взбежал наверх, прыгая через ступеньки. В дверях квартиры Кузнецова торчал ключ. Он рванул дверь и сразу увидел своего приятеля.

Тот лежал на боку, левая половина лица была одним большим кровоподтеком. Дышал редко и хрипло, будто глотал воздух порциями.

Вовочка распахнул шире дверь, чтобы видеть лестничный пролет – налетчик вниз не спускался, мог притаиться наверху. Потянув резинку, высвободил трофейный «Макаров», нетабельный и незарегистрированный, вывезенный под звуки оркестра из Афгана. Пистолет он носил на кубинский манер – под штаниной – не так заметно и не обязательно надевать пиджак. Передернул затвор, загоняя патрон в ствол. Сунул в карман. На всякий случай дернул соседскую дверь – она оказалась запертой, как и в предыдущие дни. Затем вызвал по мобильному скорую и милицию. Прокричал балерине-одуванчику, чтобы поднялась на четвертый.

– На Кузнецова напали, – сказал он ей.

– Никого посторонних… Клянусь вам…

Вовочка прервал ее:

– Подъедут скорая и милиция. Откроете им. Я буду наверху, – достал пистолет.

Увидев оружие, балерина тоненько взвизгнула. И замолкла.

Вовочкин впритирку к стене стал подниматься по лестнице. Дом был семиэтажным. На верхней площадке пожарную чердачную лестницу загораживал старинный шкаф с оторванными дверцами. Изловчившись, он вскарабкался под потолок. Замок на люке болтался на одной петле. Крышка отошла бесшумно. Чердак плавал в сумеречных тенях, свет от уличных фонарей косо падал в слуховые окна.

Сыскарь не стал таиться. Рывком перебежал к вентиляционной трубе, от нее – к выступу боковой балки и дальше – к торцевым стропилам. Чердак заворачивал под прямым углом. Выскочил из-за укрытия, готовый на любой шорох сделать кульбит и открыть огонь. Но все было тихо.

Двинулся в самый конец, проверяя окна. Они были заколочены. Перед поворотом ровно бы что-то изменилось в воздухе. Запах пыли перебивал слабый аромат французских духов. Он надышался этой дрянью у вдовушки. Рядом с окном было брошено на пол ватное одеяло. Вокруг валялись семь окурков, два – с явно свежими колесиками губной помады. Похоже, совсем недавно тут отдыхала парочка.

Как она могла попасть сюда? Бомжам путь отрезали кодовые замки и вахтеры с лифтерами…

Перед тем, как вернуться в квартиру Кузнецова, протер носовым платком свой «ПМ» и возле люка затолкал его в расселину между досками.

В квартире уже хозяйничала милиция, и суетились санитары с врачихой. Уложили Кузнецова на носилки. Вовочка заметил, как приоткрылся у него правый глаз. Глаз закрылся и снова открылся.

– Вы мешаете, гражданин! – сказала, тесня сыскаря, пожилая врачиха.

– В какую больницу вы его повезете?

– В Склиф… Отойдите, прошу.

Оперативниками распоряжался подполковник милиции, тяжелый, как бочка с пивом, губастый, с глазами навыкате. Возле него вертелся сержант с рацией. Еще один, в штатском, обшаривал квартиру. Вовочкин заметил, как он, порывшись в шкатулке, сунул что-то в карман.

– Эй-ей! – крикнул он ему. – Верните вещь!

Тот вопросительно глянул на подполковника.

– Вы не имеете права рыться в вещах потерпевшего, – сказал Вовочкин подполковнику. – Осмотр места происшествия – это не обыск.

– А это еще что за бородатый? – вроде бы удивился подполковник.

– Я друг потерпевшего.

– Как здесь оказался?

– Пришел в гости.

– Кто впустил?

– Лифтерша. Хозяин по домофону не отвечал, хотя должен быть дома.

– Ваши документы!

Вовочкин достал удостоверение частного детектива. Подполковник раскрыл его и скривился, как от зубной боли. Уставился лупастыми глазами:

– Значит, говоришь, в гости явился?

– Я с вами к девкам не ходил, прошу на «вы».

– Ах, ты, сявка навозная! На «вы», значит? Свалил, как крыса, со службы, а мы за тебя говно разгребай!.. Сержант, обыщи этого балконного топтуна!

Вовочка сам выложил на стол содержимое карманов. Подполковник покрутил сработанную под пистолет зажигалку, бросил со стуком на стол. Вытряхнул содержимое бумажника и сразу ухватился за стодолларовые ассигнации. Это был пятисуточный гонорар от банкирской вдовы за избавление от ночных кошмаров.

Пиджачники-оперативники сноровисто ощупали его, не забыв про голени. Вовремя он избавился от «Макарова». А по-хорошему бы и избавляться не надо. Всё эти поганцы – народные избранники: выкинули из закона «Об оружии» статью, разрешающую частному детективу ношение пистолета.

– Где же твоя пушка, топтун? – недовольно спросил подполковник. – Лифтерша ее видела!

– Она видела вон ту зажигалку, – показал на стол.

– Не бреши, сучий потрох! Была у тебя пушка!

– Будет, когда получу разрешение.

– Накося! – состроил тот кукиш. – Баб пасти – рогаткой обойдешься!.. Откуда доллары? – он сделал ударение на предпоследнем слоге.

– Заработал.

– Кошкин, ты когда-нибудь видел доллары?

– Никак нет, – откликнулся сержант.

– На, погляди, – протянул ему купюры.

Сержант взял банкноты двумя пальцами, ощупал, понюхал.

– Фальшивые! – выкрикнул, и деньги будто растворились в его руках.

– На экспертизу! – распорядился подполковник. Резко обернулся к Вовочке: – Чем недоволен, топтун? Ну!

Сыскарь понимал, что его провоцируют. Сдерживал себя из последних сил. В голову покатились горячие волны, словно он пропустил удар на ринге. В такие минуты он когда-то сжимался и зацикливался на одном: поймать противника на апперкот. И ловил. А сейчас нельзя, хотя противник вот он, мясистый и открытый со всех сторон. Сейчас важнее выпроводить этих праворазрушителей. И сразу в больницу: выяснить, что и как с Кузнецовым, устроить его комфортнее.

– Ну? Чем не доволен? – приблизился вплотную подполковник.

– Всем доволен, – ответил Вовочка. – Надеюсь, что валюту вернут после экспертизы?

– Валюту-у?! – удивленно вытаращился тот. – Какую валюту?.. Кошкин, ты видел в этом доме валюту?

– Никак нет, – отрапортовал сержант.

– И я не видел. И никто не видел. Тебе, топтун, везде валюта мерещится…

На больничной койке Кузнецову полегчало. Руки-ноги двигались. Шея, хоть и болела, но голову он мог поворачивать. Левый глаз слипся, а правым видел. Возле него сидела врач. Она намазала его лицо чем-то холодным.

– Легче? – спросила.

Кузнецов кивнул.

– Денька через три-четыре опухоль спадет.

– Что у меня? – слова ему давались с трудом, но говорить было можно.

– Перелом челюсти.

– Надолго я к вам?

– На две с половиной недели. Подремонтируем, и хоть орехи грызите.

Палата была трехместной. Две койки пустовали.

– Те кровати не заняты? – спросил он.

– Ваши соседи смотрят в холле мыльную оперу.

В палату заглянула нянечка:

– Надежда Васильевна, вас к телефону.

Она вышла. Но вскоре вернулась.

– Оказывается, вы – большой человек, Кузнецов. Велено перевести вас в люкс…

Частный детектив Вовочкин задержался у окна регистратуры, выспросил все, что необходимо. Палата находилась на втором этаже. У сестры-хозяйки просмотрел опись вещей Кузнецова. Постовая медсестра объяснила, что посещение больного только с разрешения врача.

И он направился в ординаторскую.

– Почему в верхней одежде? – строго спросила врачиха.

– Я насчет Кузнецова. Как он?

– Кто вы ему?

– Друг. Меня зовут Степан. А вас?

– У вашего друга сотрясение мозга и челюстная травма. Теперь удалитесь!

– Не могу.

– Что значит «не могу»?

– Мне надо его повидать.

– Опухоль спадет – и видайтесь! Жену известили о случившемся?

– Нет у него жены. Дорогая, ну разрешите заглянуть к нему!

– Я вам не дорогая, а врач.

– Мне сказали, что он в трехместной палате. Переведите его в одноместную, я оплачу.

– Уже перевели. И не в одноместную, а в люкс.

– Кто оплатил? В его конторе еще не знают, что он у вас.

– Мне известно лишь, что деньги внесены наличными за все время лечения. Хорошо, друг Степан, приходите завтра во второй половине дня. Разрешу вам короткое свидание…

«Чудные вещи творятся на этом свете, – размышлял частный сыскарь Степан Вовочкин, возвращаясь из больницы. – Неизвестный доброхот оплачивает люкс…. Менты отбирают бабки, как гоп-стопники… Незнамо кто колотит мужика в собственной квартире… Бардак, да и только!»

Он возвращался на квартиру друга, чтобы забрать пистолет и самому провести рекогносцировку на предмет похищенного. Ключ от квартиры забрал, закрыв дверь после ухода ментов. То, что унесли диктофон и кассеты, он уже знал. Их не было ни в дипломате Кузнецова, ни в больничной описи личных вещей. Деньги он держал в томе речей Плевако, рабочие документы – в папках на полке.

Впустила его та же балерина-одуванчик. Увидев, шарахнулась, как от прокаженного. На лифте поднимала, прижавшись в угол и сжавшись в комочек.

В квартире был нормальный холостяцкий беспорядок. Менты, прикарманив гонорар банкирши, поопасались больше пакостить.

Вовочкин достал с полки том Плевако: в нем спокойно лежали двадцать стодолларовых купюр и четырнадцать пятисоток российских. В шкатулку сыскарь не стал заглядывать, он понятия не имел, что там хранилось. Папки на нижней полке лежали вразброс, а раньше стояли на полке.

Он перебрал их. Досье советника президента исчезло… Дело запахло политикой, где игра шла без всяких правил.

4.

На отшибе от резиденции Президента стоял скромный, по сравнению с другими, двухэтажный особняк. И обнесен он был не кирпичным или бетонным забором, а высокой, гибкой и непрозрачной сеткой. Стоило ее потянуть, как по внутреннему периметру мчались волкодавы.

В этом доме, у горящего камина, сидели двое.

– Включай, Пилот, приборчик, – сказал хозяин.

Через минуту из диктофона послышался сипловатый женский голос:

– … записочки, самолично им написанные… Если что со мной случится, подруга знает, куда их передать. Приедет в Москву и передаст…

– Где подруга живет?

– Всего скорее, в Лихославле. Там до Москвы Соловьева жила.

– Я ведь тоже из Лихославля, Пилот. Клиентка-то моя землячка. Пацанов сей же час – в Лихославль. Пущай прочешут родню и всех знакомых трындух землячки.

– Белый и еще трое в готовности.

– Есть у меня там малина, Пилот. Пустует. Хозяйствует в ней косоглазый Юла. Белый с бойцами пущай там и тормозят. Флакон знает адрес.

– Шеф! Завязывайте с жаргоном. Вы теперь не пахан и не Туз, а бизнесмен.

– Ну – ну, Пилот. Шибко ты умный. А все одно – не лезь! Знаю, где и какую масть держать.

Он не надолго замолчал, обдумывал что-то по привычке. Затем сказал:

– Хвост с Красавчика сыми – и так будет наш. Акинолос на ферме?

– Вместе с дамой.

– Отправь его к макаронникам. Луиджи бойца просит. Его семейку бочкуют, как селедок.

– Своей пехоты нет, что ли?

– Засвеченная. А нам грех не помочь забугорному братану. Не за так, за четвертинку берега. Через пару лет она будет нам в самую жилу… Как там, у начальников кличут запасной схрон?

– ЗКП. Запасной командный пункт.

– Вот и у нас будет ЗКП. Все, Пилот. Ищите бумаги. Только без кипиша и мокрухи.

Нужды мотаться самому в Тверскую губернию для Пилота не было – там рулит братками Белый. Но захотелось прошвырнуться, сменить обстановку.

В Лихославль он ехал в пакостном настроении. В душе будто поселились кошки. Эти твари гадили в душу уже второй месяц, с того дня, как стали пасти Красавчика. Опять сволочная политика, а ведь дал зарок после Белого дома не лезть в это дерьмо. А оно само вылазит из всех щелей…

«Малину» Туза в Лихославле Пилот нашел легко. Это был просторный дом с дворовыми постройками. Стоял он на самой окраине города. Ворота ему открыл косоглазый мужичок, которого хозяин назвал Юлой.

Двор был большим, надежно упакованным в два забора. Высокий дощатый шел по внешнему периметру. Мелкосетчатый, на острых арматурных кольях – по внутреннему. На задворках крепенько сидел в земле приземистый кирпичный сарай с окошками-бойницами. Пилот подумал, удобное место для сходок и тайных встреч.

В самом углу двора желтела просторная баня, рубленная из липы. На базе у Туза была еще одна парилка, персональная. Намерзшийся в молодости на северах, он любил горячий пар с вениками. На субботние банные дни он даже посылал в Лихославль машину за парильщиком Юлой. Тогда Пилот и видел его мельком.

На крыльце появился Белый. Подождал друга-начальника, и они вместе прошли в дом. Центральное место в горнице занимал овальный стол с шестью стульями.

– Все в порядке? – поинтересовался Пилот.

– Школьной учительнице Соловьевой представился сотрудником собеса. Она назвала четверых, с кем Мадам дружила. Одна утонула шесть лет назад. Вторая живет рядом с пенсионеркой – алкашка. Третья выехала в Тверь – проверили: бедует с четырьмя ребятишками в коммуналке, муж сидит… Последняя из четырех осела в деревне Бухалово. Туда выехали Рыбак, Флакон и Глистогонов.

В дверь робко постучали.

– Входи! – рыкнул Белый.

Юла прошел к столу, расставил тарелки с солеными груздями, огурцами, помидорами, ломтями ноздреватого деревенского хлеба. Достал из холодильника две бутылки «кристалловской» и два граненых стопаря.

– Есть борщец по-вашему, котлеты с жареной картошкой, – доложил. – В момент сварганю яишенку с салом. Или чего другого?

– Неси, что есть…

Белый наполовинил стаканы.

– Давай вмажем за нашу обглоданную Россию, – предложил Пилот.

Вмазали. Закусили.

– Между первой и второй только пуля, – сказал Белый.

– Ну, и что ты сделал, как сотрудник собеса? – спросил Пилот.

– Вручил бабуле от собеса материальную помощь – тысячу рублей. Отвез на вокзал и купил билет до Тюмени, чтобы навестила дочь и внуков.

– Правильно.

– Кстати, возле ее дома Флакон засек бородатого мужика. Глотал возле столба пиво из бутылки. Похоже, тот самый, банкиршин кавалер. Но он быстро слинял.

– Что у Рыбака?

– На связь выходил час назад. Объект обнаружен. Жду к исходу суток…

Опрокинули еще по одной. Под горячее – третью. Выпили, молча и не чокаясь. Каждому было, кого помянуть из тех, что остались в чужой земле.

– Надоело всё, Пилот, – угрюмо проговорил Белый.

Была и у Пилота мысль бросить эти игры, когда стали пасти Красавчика. А дальше что? Останутся они с другом никому не нужные, как перекати-поле. Тут какую-никакую, а пользу приносят. Убирают мерзавцев с благословения Туза. Красавчик тоже мерзавец. А убрать – не получится. Ну, заполучим улики. И что? Их надо отдать Тузу. Тот станет держать Красавчика на крючке. И доить. По-разному можно доить чиновника, приближенного к президенту… Кто в выигрыше – козе понятно.

Можно, конечно, снять с записок копии. И кому их отдать? Генералу-однокашнику всучить? Пилот вспомнил, как позвонил Кличко.

– Я устроился на работу, Миша.

– Знаю.

– Осуждаешь?

– Понимаю.

– Что понимаешь?

– Рыба ищет, где глубже. Разбогатеешь – не забывай старых друзей. Всегда рад пообщаться…

По всем канонам, главный борец с организованной преступностью не должен был даже разговаривать с предателем. А тут нате: «рад пообщаться»!

Еще один раз вышел Пилот на связь с генералом. Сообщил ему о предстоящей разборке солнцевских и азеров. Ждал, что омоновцы возьмут карьер в плотное кольцо и подметут всех под гребенку. Не дождался. Бывший сослуживец не отреагировал на оперативную информацию. Солнцевские уехали с разборки победителями.

Скурвился генерал. Всего скорее, он и сливал информацию Тузу. Не звонил больше Пилот сокурснику. Хлебали мутное варево вдвоем с Белым. И успокаивали себя тем, что, хоть и провоняли дерьмом, а загаженную конюшню помалу чистят…