И расставил Паук свои сети

– Горе-то какое. Бедняжка одна из первых увидела Алексея Сергеевича. Настрадалась, говорила, что уснуть после того случая не может, – чуть понизив тон, Елена Михайловна доверительно посмотрела на Германа. – Она все это время на таблетках, но они не помогают. Муж решил ее в частную клинику устроить. Вот и уволилась…

– Адресочек Надин не подкинете? – спросил майор.

– Да, конечно, вот как раз ее бумаги сейчас оформляла. Жалко, что уволилась, таких специалистов днем с огнем не сыщешь. Два высших образования, три иностранных языка…

Слова кадровика зацепили Германа, и он спросил:

– А как она получила эту должность?

– Сама пришла, сказала, слышала от знакомых, что нам требуется главный бухгалтер, только на тот момент мы уже взяли человека. Я без особой надежды предложила ей место рядового бухгалтера по начислению зарплаты и пособий. Это место как проклятое. Работы много, платят мало. Но она согласилась.

– А в окладе она сильно потеряла? – спросил Герман.

– Да почти в два раза.

– А когда она устроилась? – продолжал наседать Герман.

Зашуршали бумажки. Елена Михайловна уткнулась в личное дело бывшей сотрудницы.

– Восемнадцатого апреля этого года.

– Спасибо за помощь, Елена Михайловна. – Майор взял протянутый ему листок бумаги с адресом.

В коридоре он спросил Германа:

– Отчего такой интерес к Сорокиной? Я ее сам допрашивал, она вне подозрений.

– Да странно как-то, – задумчиво ответил Герман и замедлил шаг, – приходит сама, без рекомендации, говорит, что от кого-то узнала про вакансию. Когда ей отказывают, устраивается на непрестижную должность с маленькой зарплатой… С ее-то резюме. Увольняется через неделю после происшествия, причиной называет болезненное состояние. Но кто увольняется, чтобы лечиться? Скорее оформляют больничный. Тем более психологическая травма была нанесена в рабочее время. Ну, и по времени, как-то все скоропостижно – устроилась восемнадцатого апреля, двадцать второго ЧП, а двадцать девятого увольняется.

– Ну, не знаю… По мне, так все очень легко объясняется: женщина искала работу, но опоздала, вакансия занята, и решила устроиться хотя бы на должность рядового бухгалтера, пока подыскивает что-то более подходящее. А далее, практически у нее на глазах человек совершает самоубийство, тут кому угодно крышу сорвет. Она понимает, что эта работа не для нее, и увольняется.

Напарники вернулись в кабинет майора.

– Надо назначить ей встречу. Проведем повторный допрос, может, что вспомнит, а не вспомнит, дружно помашем ей вслед и будем дальше копать.

Майор скривился, но спорить не стал, набрал номер мобильного бывшего бухгалтера. На звонок не ответили, и он набрал номер домашнего телефона. Услышав снова длинные гудки, нахмурился.

– Не отвечают.

– Наберешь еще раз после шести, может, все просто: муж на работе, а она лежит в больнице…

В кабинет заглянул Софиев. Вопросительно посмотрел на Терентьева, перевел взгляд на Германа.

– Софиев Роман Петрович, – официально представил его Михаил. – В момент происшествия находился в комнате для допросов с задержанным Роговым.

В отличие от майора Софиев носил костюм, будто вторую кожу. От него исходил устойчивый аромат мужского парфюма. Герман подметил аккуратный вид парня и его идеальную стрижку.

– Выходит, вы последний, кто видел полковника живым?

– Выходит, так. – Софиев заерзал на стуле.

– Опишите встречу с полковником и все, что ей предшествовало. Любая мелочь годится, – попросил Герман.

– Я в тот день охранял Рогова. Он долго беседовал с адвокатом, рыженькая такая, кажется, ее фамилия Демидова, потом попросил устроить встречу с полковником.

– Как это было? Можете поподробнее рассказать? – спросил Герман.

– Они сидели с адвокатшей и шептались.

– А разве арестованный не имеет право на беседу с адвокатом наедине?

– Имеет, но они не просили меня выйти, а мне спокойней, когда он у меня на виду. Дело громкое, ему пожизненное светит. Меня Логинов предупредил, чтобы глаз с него не спускал.

– Продолжайте. – Герман подвинул к себе блокнот и стал делать заметки.

– Они пошептались, потом она протянула ему лист бумаги, он прочитал, кивнул и сказал: «Я хочу поговорить с полковником Архангельским».

– При этом он смотрел в листок, который она ему протянула? – спросил Герман, прищурясь.

Задумавшись на секунду, лейтенант уверенно произнес:

– Да.

– Вспомните, это очень важно, как он его назвал? Просто полковник Архангельский или по имени и отчеству?

Роман снова напряг память.

– Кажется, полностью, сначала должность, звание, потом фамилия, имя и отчество. Мне это еще тогда ухо резануло.

– Так, что было потом? – приободрил его Герман и записал в блокнот: «На встрече настаивала адвокат».

– Демидова вышла в коридор, дверь осталась приоткрытой, я слышал, как она просила Михаила Матвеевича организовать встречу с Архангельским. Он долго упирался, но потом послал Рыжика с весточкой.

– Рыжика? – переспросил Герман.

– Так мы между собой кличем Долгина, – улыбаясь, пояснил Софиев.

– Как в это время вел себя задержанный?

Софиев потер руки, изобразив жест Паука.

– Так… интересно, продолжайте, – подбодрил его Герман.

– Когда адвокат вернулась, они снова давай шептаться. Рогов вроде как разнервничался, аж вспотел. А когда пришел Архангельский, сказал, что им лучше остаться наедине.

– Он как-то это объяснил? – Герман переглянулся с Терентьевым и вновь посмотрел на Софиева.

– Да что-то сказал, типа, тайна следствия или вроде того. Я тогда не очень обратил на это внимание, а потом и вовсе стало не до него.

– Ясно. А что полковник?

– Архангел немного подумал и попросил меня выйти. Я вышел в коридор и стал ждать. Следом за мной вышла адвокатша, я видел, как она сразу заговорила с майором, – описывая передвижения рыжеволосой красавицы, Софиев расплылся в похотливой улыбке. – Затем они вместе куда-то ушли. А еще минут через десять из допросной вышел Архангел и пошел в сторону своего кабинета.

– Когда полковник вышел, он что-нибудь сказал? – спросил Герман.

– Нет. Только чудно выглядел.

– Как это?

– Обычно он волосы аккуратно зачесывает назад, а тогда у него волосы взъерошенные были, будто он их теребил.

– Он нервничал?

– Я бы не так сказал, скорее озадаченный был.

– И больше вы его не видели?

– Нет, – покачал головой Роман.

– Хорошо, спасибо за помощь.

Софиев, как бы между прочим, спросил майора:

– Вы будете сегодня игру смотреть?

Майор непонимающе уставился на лейтенанта.

– Сегодня же стартует Кубок России по футболу. Мы все идем в спорт-бар, – напомнил Софиев.

– Какой спорт-бар?! Какой футбол?! Человек застрелился! – с досадой выпалил майор.

Софиев пожал плечами, мол, одно другому не мешает, и быстро покинул кабинет.

– А кто сегодня играет? – спросил Герман.

Майор отмахнулся и, присев на край стола, снова позвонил Сорокиной.

Герман решил ознакомиться с протоколами допросов сотрудников, что сталкивались с полковником в день происшествия, и углубился в чтение.

– Опять не отвечают, – выпалил Михаил и бросил трубку. – Пойду в кадры, узнаю, с кем бухгалтер проживала по адресу и есть ли контакты ее ближайших родственников.

Из всех протоколов допросов, приобщенных к делу, Германа заинтересовал лишь один: бухгалтера Сорокиной. Пока еще он не понимал, почему именно она привлекла его внимание, но чувствовал, что внезапное увольнение новенькой сотрудницы произошло не по той причине, которую она озвучила коллегам. Он закрыл глаза и мысленно прокрутил еще раз сбивчивые показания бухгалтера. Наверняка майор не обратил внимания на некоторые нестыковки. Кто будет подозревать сотрудницу Управления, когда на руках такой список доказательств самоубийства? В протоколе было указано, что, по утверждению Сорокиной, она как раз проходила мимо машины Архангельского, когда раздался выстрел. Герман задумался: ее присутствие на стоянке не вязалось с самоубийством. Если полковник в самом деле спонтанно решил свести счеты с жизнью, разве делал бы он это в присутствии посторонних, тем более женщины? Он взглянул на схему места происшествия. Сорокина была хорошо видна из машины полковника.

Михаил вернулся в кабинет в приподнятом настроении.

– Мне дали телефон и адрес работы мужа Сорокиной.

Снова присев на край стола и поглядывая на стикер, Терентьев набрал номер и замер. Трубку никто не брал.

– Тьфу ты, и здесь пусто! – Майор выглядел встревоженным.

– Не кипятись, дай кому-нибудь поручение найти эту Сорокину. Без лишней суеты. А когда найдут, пусть скажут, что она забыла подписать один экземпляр протокола.

– Так и сделаю, – согласился Михаил.

Герман отложил в сторону протоколы и подошел к доске. На этот раз его взгляд привлекла распечатка телефонных звонков, их было два: входящий и исходящий. Стал изучать пометки майора в графе «Примечания». Чаще всего полковник звонил жене, дочери и сыну. Видимо, рабочие звонки он предпочитал делать с рабочего телефона. А входящих служебных звонков было много, рядом с каждым номером майор написал должность и фамилию звонившего. Последним исходящим личным звонком был звонок матери. По распечатке за последний месяц было видно, что он ей до этого ни разу не звонил. Германа это насторожило, он вспомнил, что, пока были живы родители, они общались как минимум раз в неделю.

Когда майор снова вернулся в кабинет, Герман показал на звонок без пометок на полях и спросил:

– Что за номер, выяснили?

Майор подошел к доске и взглянул на распечатку.

– Это телефон нашей канцелярии.

– Судя по временной отметке, он звонил в канцелярию с мобильного из машины.

– А что тут необычного?

– Я просмотрел распечатку, полковник очень мало делал служебных звонков с мобильного.

– У него было два мобильника: служебный и личный.

– Это распечатки с личного телефона? – спросил Герман, показывая на список.

– Да. Служебный мы отмели сразу, на него не было в тот день звонков. Полковник был в кабинете с самого утра, звонил по городскому, а потом и вовсе отключил все телефоны.

– Я хочу понять, с кем говорил Архангельский, когда Сорокина проходила мимо его машины. Ты сопоставил время самоубийства со списком телефонных разговоров?

– Нет, – покачал головой Терентьев, – зачем?

– Время не сходится, – вкрадчиво произнес Герман и вопросительно посмотрел на майора, – выстрел был в двенадцать сорок шесть, так?

Майор буркнул: «Ну» и нахмурился.

– Согласно распечатке разговоров, полковник в это время ни с кем не говорил. Видишь? – Герман указал на последний звонок. – Матери он позвонил в двенадцать пятнадцать. Разговор длился семь минут. Далее разговор с канцелярией в двенадцать двадцать четыре, длился одну минуту. Отсюда вопрос: с кем и по какому телефону говорил Архангельский, когда мимо него проходила Сорокина?

С растерянным видом Терентьев плюхнулся в потертое кожаное кресло и начал растирать уши.

– Ты думаешь, она соврала?

– Я сопоставляю. А факты говорят, что показания Сорокиной путаные. Если она действительно соврала, важно выяснить почему. Короче, ее показания нужно тщательно проверить. Ты выяснил, зачем полковник звонил в канцелярию?

– Нет, – ответил майор и нервно сглотнул.

Герман удивленно посмотрел на напарника, и тот, не говоря ни слова, снова выскочил из кабинета. Проводив его взглядом, Герман подумал: «Охота ему бегать туда-сюда, почему не позвонить из кабинета?»

Через пять минут майор приоткрыл дверь и с озадаченным видом произнес:

– Пошли, кое-что нужно проверить.

Они подошли к двери с табличкой «Начальник следственного отдела по особо важным делам Архангельский А. С.». Майор распечатал пломбу на двери.

– Заходи, – сказал он Герману. – В канцелярии сказали, что он спрашивал, кто положил ему на стол почтовый конверт. У нас заведено расписываться за почту. В канцелярии сказали, что в этот день почты у него не было.

– Как выглядел конверт? – спросил Герман.

– Он описал его как большой желтый.

Майор начал тщательно обыскивать кабинет.

– Все вещи, которые были при нем, опечатаны как улики. Никакого конверта я там не видел. Кабинет я бегло осмотрел и опломбировал. Так что, если он оставил его здесь, мы его найдем.

Майор тщательно просмотрел бумаги на столе и в ящиках.

– Есть! – воскликнул он и потряс конвертом, затем заглянул внутрь и разочарованно добавил: – Черт, пусто!

– Кто отправитель?

– Нет ни отправителя, ни адресата! Вверху какие-то цифры, и все. – Майор еще раз потряс конвертом, словно не веря в неудачу, и отшвырнул его на стол.

Герман покрутил конверт в руках, разрезал с двух сторон и аккуратно расправил. На внутренней стороне конверта по диагонали мелкими синими буквами было написано «Центр молекулярной генетики».

– Чтоб тебя! – Майор рубанул рукой по столу. – Чуть зацепку не пропустил!

– Нужно найти адрес этого Центра.

Герман вернулся в кабинет майора, сел за компьютер и вбил название в поиск браузера. Зашел на страничку Центра и кликнул мышкой по разделу «Контакты». На экране появился адрес. Он быстро записал его на листок бумаги и протянул вошедшему следом майору.

– По коням!

***

Матовая стеклянная дверь приемной открылась, им навстречу вышел тщедушный седовласый мужчина небольшого ростика, лет шестидесяти, и настороженно поинтересовался:

– Чем обязан?

Терентьев представился, показал удостоверение и протянул ему вскрытый конверт.

– Мы хотели бы знать, для каких целей вы используется подобную бумажную упаковку?

Директор взял конверт в руки, повертел и пожал плечами:

– Стандартный он. Используем для служебной переписки, отправляем официальные письма, результаты анализов. Подобными пользуются все отделы Центра. А что случилось?

– Скажите, а какое самое популярное использование этого конверта?

– Конечно же, результаты анализа ДНК! – улыбаясь, воскликнул директор.

– Вы имеете в виду анализ на отцовство?

Директор кивнул и показал в сторону графиков и диаграмм, висевших на стене.

– Восемьдесят пять процентов наших пациентов хотят установить отцовство, а другие пятнадцать – материнство или просто родство. Этим мы не только зарабатываем на жизнь, но и можем позволить себе финансирование научных проектов, каждый из которых способен сделать гигантский прорыв в науке!

Михаил и Герман многозначительно переглянулись.

– А как обычно получают результаты анализов? – поинтересовался майор.

– Когда результат готов, отдел регистрации отправляет его по указанному адресу на бланке заказа. Иногда анализ делается анонимно, в таком случае адрес не указывается. За таким конвертом приходят лично. А до этого он хранится в регистратуре под кодовым номером. Видите, на вашем конверте карандашом указан номер? – Директор показал на маленькие цифры «8/30.03.10.» в правом верхнем углу конверта. – Это значит, что тридцатого марта этого года пациент под номером восемь сдал анализ.

– А можно подробнее узнать об этом анализе?

– Да, конечно. – Директор развернулся к компьютеру и вошел в базу данных пациентов. – Заказ номер восемь, анонимный. Здесь указано, что пациент сам пришел за заключением.

Майор свел брови. Опять тупик!

– Но я могу позвать сюда регистратора, которая оформляла заказ. Может, она что-нибудь вспомнит, – предложил директор.

– Было бы замечательно, – тут же отозвался Герман.

Директор нажал на кнопку селектора.

– Зоенька, пригласи Алену Курчатову из регистратуры.

– Что нужно, чтобы провести анализ ДНК? – спросил Герман, когда директор снова повернулся к следователям.

– Нужен образец ДНК двух лиц, устанавливающих между собой родство. Это может быть кровь или соскоб с внутренней стороны щеки. Иногда присылают прядь волос, но если нет луковицы, содержащей ДНК, мы бессильны.

– Ну, это понятно, – со знанием дела отмахнулся Терентьев, – лучше скажите, а эти образцы необходимо сдать здесь или можно прислать по почте?

– Чаще присылают из других медицинских учреждений и лабораторий, но анализ можно сдать и у нас.

В кабинет вошла худощавая, бледная девушка.

– А вот и Алена, – с радостью произнес директор. – Следователи интересуются заказом 8/30.03.11. В базе ты записана как регистратор. Можешь сообщить подробности? – Директор встал и уступил сотруднице свое кресло.

Алена вошла в систему регистрации заказов под своим логином и паролем.

– Что конкретно вас интересует? – спросила она, глядя на следователей.

– Всё! – в один голос воскликнули Патрикеев и Терентьев.

Нажав мышкой на раздел «личные пометки», Алена сообщила:

– Заказ был очень необычный. Образцов не два, а двадцать восемь!

– Что?! – На этот раз к голосам следователей присоединился и голос директора.

– Так это тот самый странный заказ на двадцать восемь детей?! – заинтригованно добавил директор и подскочил к монитору.

Девушка кивнула.

– Образец отца был один, а сопоставляемых образцов – двадцать восемь.

– Кто сдавал образцы? – Терентьев старался сохранять внешнее спокойствие, но от мысли, что они наконец-то напали на след в забуксовавшем деле, ему хотелось вскочить и наворачивать по кабинету круги.

– Образцы принесла симпатичная блондинка лет тридцати пяти. Вежливая. Улыбчивая. Сказала, что работает на социальную службу. Я предложила ей специальную цену, если она принесет письмо от организации, но она отказалась и заплатила по коммерческим расценкам. – Алена пожала плечами. – Мне показалось это странным. Обычно представители организаций стремятся заключить договор и получить максимальную скидку на наши услуги, а тут…

– Опишите ее внешность подробнее, – попросил майор. Догадка уже прожгла его мозг и разъедала, как кислота.

– Высокая, стройная, длинные волнистые волосы. Элегантно одетая.

– Сорокина, – вполголоса произнес Терентьев.

Герман, повернувшись к директору, спросил:

– У вас есть факс?

Терентьев понял его намек и, набрав номер начальницы отдела кадров, что-то быстро и негромко проговорил в трубку. Через пять минут из факса медленно выползло фото Надежды Сорокиной из ее личного дела. Майор взял фото и протянул его Алене.

– Это она?

– Да! Она! Точно, она! – подтвердила Алена.

– Возьмите мою визитку, завтра в девять утра вам нужно будет прийти по указанному адресу, чтобы мы могли запротоколировать ваши показания.

– Но у меня дежурство. – Алена с надеждой посмотрела на директора, который именно в этот самый момент что-то внимательно изучал в повисших за окном серых тучах.

– Ваше начальство уже поставлено в известность. – Терентьев кивком попрощался с директором и первым вышел из кабинета.

Герман взял копию фотографии со стола и поспешил за майором. Уже открывая дверь, обернулся и спросил:

– А какими были результаты этих анализов? Сопоставляемые образцы оказались родственными?

Девушка хотела что-то ответить, но директор жестом руки дал ей знак замолчать и повернулся к Герману:

– Чтобы узнать ответ на этот вопрос, вам потребуется решение суда. И, насколько мне известно, никто вам его не даст.

Герман ухмыльнулся и аккуратно, словно дверное полотно было хрупким, как фарфор, прикрыл за собой дверь.

Приехав в Управление, Терентьев первым делом потянулся к внутреннему телефону.

– Это я. Есть информация по Сорокиной? Понятно. А до мужа дозвонились?

Положив трубку, он задумчиво посмотрел на Германа.

– Ни мужа, ни ее. Информация о его месте работы – фальшачок. Ребята ездили по адресу ее регистрации, соседи сказали, что она давно там не живет.

– Когда человек устраивается на работу в органы, разве он не проходит проверку?

– Проходит. Судимости у нее не было, а для более детальной проверки ее документы даже не успели послать, – ответил майор и встал около доски. – Я все искал нестыковки здесь, а оказывается, дело в ненадежном свидетеле.

– Ты сказал, что в день происшествия покупать еду для всего отдела была очередь Сорокиной. Она несла коробки или пакеты с едой?

Майор задумался и покачал головой.

– Нет, ни пакетов, ни коробок у нее в руках не было. Она вбежала в здание только с сумочкой в руках.

– Может, она их уронила, когда увидела Архангельского в машине?

Терентьев открыл увесистую папку с фотографиями с места происшествия и начал просматривать.

– Нет, – отбросил он последнюю фотографию. – Ни пакетов, ни сумок.

– Так куда она ездила в рабочее время, если не за едой?

– Хороший вопрос. – Майор схватился за голову. – Как я не учуял ее фальшь!

Он закурил, встал у окна, в задумчивости посмотрел на служебную стоянку, швырнул зажигалку на стол и засунул руки в карманы брюк. Майор был на нервах, но Герман все же решился озвучить свою очередную идею:

– Неплохо было бы провести следственный эксперимент.

– Ты о чем? – Майор прищурился.

– Ты – в коридоре, как в тот день, Долгин – на стоянке. Нужно выстрелить из пистолета полковника внутри аналогичной машины. А ты, лейтенант, и все, находящиеся в здании, попробуете опознать звук выстрела.

– Следственный эксперимент уже был, – напомнил Михаил.

– С выстрелом? – уточнил Герман.

– Нет, просто каждый занял свое место, как в день происшествия, следователи проходили по этажам, устанавливали маршруты передвижений каждого сотрудника и вели опрос о взаимодействии с полковником. Никто не сомневался, что полковник застрелился. Мы пытались выяснить, в каком он пребывал настроении.

– Так ты поможешь с экспериментом? – Герман выжидающе посмотрел на Терентьева. – Сам же посеял сомнения в том, что это самоубийство.

– Хорошо, я запрошу у начальства разрешение на следственный эксперимент… но прошла неделя.

– Попробовать стоит. – Герман взглянул на часы. – Сегодня у нас еще адвокат, мать полковника и вдова.

– Адвокат сегодня с нами встретиться не сможет, я ей звонил из канцелярии. Мать полковника еще не пришла в сознание. А вдова-то тебе зачем?

– Жены знают все, – многозначительно выдал Герман.

– Ну, тогда нам надо поторопиться, она завтра уезжает к сестре в Екатеринбург. Подождешь в машине? – Терентьев протянул Герману ключи от своего автомобиля. – Я к начальству.

– Он же сказал нам обоим зайти…

– Сказал, но если мы зайдем вдвоем, разговор затянется, а нам сейчас каждая минута дорога.

***

Следователи ждали встречи с Елизаветой Архангельской в просторной гостиной особняка. Как только Терентьев сообщил ей по телефону, что хочет нанести визит, вдова тут же позвонила деверю, а Валерий Сергеевич в свою очередь потребовал разговор без него не начинать. Герман такую реакцию предвидел, а вот майор разозлился не на шутку. Он ходил по гостиной взад-вперед и периодически бросал гневные реплики:

– Я знаком с этой семьей больше десяти лет и пришел поговорить с женой друга, а она заперлась наверху и не выходит, будто я ее в чем-то хочу обвинить!

Через несколько минут входная дверь открылась, на пороге появился Валерий Сергеевич в сопровождении водителя, который бухнул пакеты с провизией на мраморный пол.

– Не сюда! – взорвался Валерий Сергеевич, и всем стало понятно, в каком он настроении. – На кухню неси!

Архангельский прошел в гостиную и налил себе коньяку из бара.

– Вам не предлагаю, вы при исполнении, – сухо бросил он и пытливо уставился на Германа. – Я так понимаю, вместо того чтобы расследовать дело брата, вы приехали допросить его больную жену? – холодно спросил Валерий Сергеевич.

– Мы хотели выразить соболезнование и расспросить о последнем дне полковника! – вскипел майор.

Еле сдерживаясь, Валерий Сергеевич громко откашлялся, затем перевел взгляд на Германа.

– О чем вы хотите с ней поговорить?

– Одним из последних звонков перед смертью был звонок матери. Они проговорили семь минут. Возможно, жена вашего брата знает, о чем был разговор. Ведь после этого звонка ваша мать попала в больницу с инсультом. Позвольте мне поговорить с вдовой. – Герман посмотрел на раздраженного Терентьева и со значением добавил: – Наедине.

Терентьев вскочил и хотел что-то сказать, но Валерий Сергеевич одарил его таким взглядом, что тот мгновенно ретировался.

Поднимаясь на второй этаж, Герман прикинул примерную стоимость коттеджа с ремонтом и материалами. Обрисовалась кругленькая сумма, перевалившая за пару-тройку миллионов. В голове возник вопрос: откуда у полковника такие деньги?

Чиновник подвел Германа ко второй двери.

– Будьте с ней помягче. Она еще не оправилась после похорон.

Валерий Сергеевич тихо постучал в дверь и осторожно ее приоткрыл.

– Елизавета, можно к тебе?

Послышался слабый женский голос:

– Проходи, Валера.