Побег из Рая
– Что это? – спросил майор.
– Это вещественное доказательство, – спокойно ответил Олег.
Майор осторожно развернул сверток. На стол выпал огромный тесак, каким в деревнях с одного удара забивают кабанов.
Арестованного подвели к майору, он взглянул на него так, будто знал его хорошо. И арестованный посмотрел на майора как – то странно…
Весна в Саратове развивается стремительно, как и во многих других, в общем – то, южных городах. До апреля на улицах может лежать снег вперемежку с грязью. И кажется, что никогда этому природному безобразию не наступит конец. Но затем резко пригревает солнце, с веселым журчанием всюду бегут ручьи и спустя несколько дней от скоротечной весны остаются одни сумбурные воспоминания. Шапки, куртки, зимнюю обувь долой. Погода устанавливается почти летняя, прерываясь лишь короткими заморозками в период цветения черемухи. А там уж и до настоящего лета рукой недалеко подать. Впрочем, год на год не приходится.
Володя Штормин вышел из опорного пункта милиции, когда над городом уже нависла ночная мгла. Улица Рабочая, расположенная в центре Саратова, хорошо освещалась, но была немноголюдна в эти часы в отличие от проспекта Кирова или улиц Горького и Радищева, где молодежь могла проводить досуг в немногочисленных кафе и барах. До общежития было рукой подать, всего каких – то двести, триста шагов. У строительного техникума Штормин заметил три фигуры, молодую женщину в бежевом плаще, держащей в руках букет сирени и двух парней крепкого телосложения в красных коротких спортивных куртках. Володя шел по другой стороне улицы и был под большим впечатлением от недавнего задержания преступника.
Вдруг женщина громко закричала:
– Помогите!
Штормин не задумываясь, в мгновенье ока, подлетел к странной троице. Один парень схватил женщину за горло и пытался душить ее. Второй замахнулся, чтобы ударить ее кулаком наотмашь. Володя высоко подпрыгнул и ударом йоко – гери сразил второго парня наповал. Первый машинально оттолкнул от себя женщину, развернулся в сторону Штормина и принял боксерскую стойку. И тут Володя схитрил. Он очень любил этот хитрый удар, который боксеры, в отличие от каратистов и мастеров других боевых искусств Востока, всегда пропускают. Штормин пробил ура – маваши – гери, сложный, но мощный удар ногой с разворотом на сто восемьдесят градусов. Соперник не устоял и, потеряв сознание, рухнул на землю. Женщина вновь громко закричала, выронив ветки сирени из рук:
– Убивают!
Но Штормин как, ни в чем не бывало, развернулся и направился в общежитие. Он сделал уже десяток шагов, прежде чем услышал за спиной хриплый голос женщины:
– Молодой человек, ради бога, подождите.
Володя обернулся. Незнакомка шаткой походкой, прихрамывая на правую ногу, спешила к нему. Она показалась Штормину симпатичной, даже красивой, вот только косметика поплыла по ее раскрасневшемуся лицу.
– Я думала, это Антон.
– Какой Антон? – не понял ее Володя.
– Я вас спутала с Антоном. Он куда – то отошел и должен был вернуться.
– Кто такой Антон?
– Да так, один мерзавец, приятель моего мужа. Он очень опасный тип.
– Как те двое? – усмехнулся Штормин, внутренне гордясь своим превосходством.
– Нет, Антон – мент. Нам надо срочно уходить отсюда. Надеюсь, вы проводите меня до дома. Я живу совсем недалеко. На улице Рабочей напротив университетского общежития. Меня зовут Анастасия, можно просто Настя.
От нее пахло вином, сигаретами и дорогими духами. А в огромных голубых глазах отчетливо просматривались испуг и надежда на спасение.
– А меня зовут Владимир, – представился Штормин. И я как раз живу в том общежитии. Давайте я вас провожу до дома.
Настя улыбнулась загадочно, видно, она умела быстро находить контакт с мужчинами.
– Можно я возьму вас за руку? – произнесла она тихим томным голосом. – Я вся дрожу от страха.
Штормин и рта открыть не успел, как она вцепилась в него и повела за собой.
Они поднялись на второй этаж пятиэтажного дома. Настя из кармана плаща достала ключи, вставила их в замочную скважину.
– Володя, помоги, я не могу провернуть ключ.
Штормин попытался открыть дверь, но замок не слушался.
– По – моему, это не тот ключ, – произнес Володя, ковыряясь в замке.
– Точно, не тот, – хихикнула Настя. – Это ключ от маминой квартиры. А свой я, наверное, оставила у нее.
– Что будем делать? – спросил Володя.
– Ломать. Сможешь дверь выбить ногой?
Штормин усмехнулся:
– Не далее как час назад я уже высадил одну дверь. Но та открывалась внутрь, а эта – наружу. Может, вас отвести к маме? Она далеко отсюда живет?
– Нет, к маме не надо! Ты что! Мама учительница, она будет всю ночь ругаться и воспитывать меня. Володя, ломай дверь.
– Ну, как хочешь, – Штормин крепко ухватился за дверную ручку, – видимо, миссия у меня сегодня такая – уничтожать двери.
Они и не заметили, как легко перешли на «ты». Что – то легкое и доступное почувствовал Володя в общении с Настей. Притягательное и запретное. Как адамово яблоко в раю.
Штормин резко дернул дверь на себя. Раздался хруст вывороченного косяка, дверь распахнулась.
– Прошу, мадам, – усмехнулся Володя, довольный своей силой. Он развернулся и сделал несколько шагов в сторону к лестничному пролету.
– Постой! – крикнула Настя. – Ты куда?
– В общежитие напротив. Я там живу.
– Нет, Володя, вернись, – взмолилась Анастасия. – Я боюсь ночевать одна со сломанной дверью. Тем более эти придурки знают мой адрес и в любой момент могут нагрянуть.
В ее голосе было столько страдания, столько страха, что Володя вернулся. Да и интуиция подсказывала ему, что эта история еще не закончена, что у нее есть весьма романтическое продолжение.
На кухне у Насти царил бардак. Было определенно видно, что недавно здесь гуляла большая компания. На столе стояли пустые винные бутылки, граненые стаканы, валялись грязные вилки, хлебные крошки, в пустой консервной банке торчали разносортные окурки. Раковина была заполнена до краев грязной посудой. Воздух был спертый, наполненный запахами подгоревшей картошки и прокисших щей.
– Хочешь выпить? – спросила Настя, открывая дверцу холодильника. – У меня есть «херес». И слегка засохший лимон. А хочешь, я тебе яйцо всмятку сварю. Как раз одно осталось. На развод. Какое гадкое слово – развод!
И она вновь невесело рассмеялась.
Штормин внимательно разглядел свою новую знакомую. Она была молода, красива, но первый тлен порочной жизни уже затронул и лицо ее и фигуру. Такие женщины, наделенные от природы привлекательностью, к сорока своим годам теряют всякий интерес к жизни. Вино «Изабелла» становится единственной подругой, родня отворачивается, мужчины брезгуют. И до веревки с мылом остается один легкий шаг.
– А где же твой муж? – спросил Володя. – Ты говорила, что ты замужем.
Настя с грустной улыбкой взглянула на Штормина и как – то совсем буднично произнесла, смешно поджав губу:
– Муж объелся груш. Сегодня ты будешь исполнять его обязанности.
И Володя вдруг почувствовал, что он хочет эту распутную женщину, хочет страстно и неодолимо. На одну ночь, на один раз. Что это не влюбленность с первого взгляда и даже не мимолетное увлечение. Это животный инстинкт, просто похоть, с которой ему не совладать.
– Так тебе налить вина для храбрости? – спросила Настя, наполнив себе наполовину стакан «хересом».
– Да нет, спасибо, я не пью, – уверенно произнес Штормин. – У меня спортивный режим. Да и не такой уж я трус, чтобы испугаться женщины.
– Да! – рассмеялась Настя, озорно глядя на Володю. Так ты храбр не только на поле боя, но и на любовном ложе?
Она залпом выпила вино, поставила стакан на стол. – А ты мне нравишься, ковбой! Честное слово нравишься. Где – то я тебя уже встречала. Вот только не могу вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах. Может быть в ресторане «Россия»?
– Нет, я по ресторанам не хожу.
Настя вдруг стала серьезной и тихо произнесла:
– Я вином тебя напою,
Лаской нежною одарю.
И ты вспомнишь на склоне лет
Как любил тебя страстно поэт!
Штормин опешил, это были его стихи, написанные две недели назад…
Анастасия стала медленно снимать с себя платье. И закружилась голова у ковбоя.
А через две недели Володю Штормина нежданно – негаданно повесткой пригласили в отдел внутренних дел Октябрьского района. Стремительной пружинистой походкой он вошел в кабинет начальника. Толстый неуклюжий подполковник с заплывшим лицом в распахнутом кителе развалился за столом. Своим видом он напоминал обожравшегося хряка. И когда он заговорил человеческим голосом, а не захрюкал, Штормин слегка удивился.
– Как фамилия? – прогундосил подполковник.
– Штормин.
– Имя и отчество?
– Владимир Владимирович.
Подполковник, кряхтя, дотянулся до какой – то бумажки, лежащей среди груды других бумаг, поднес ее к лицу, посмотрел внимательно и произнес недовольным тоном:
– Руководство решило вас наградить медалью за проявленное геройство во время задержания преступника. Хотя никакой он не преступник, а так, мелкая сошка. Короче говоря, тебе надо собрать бумаги, характеристики там разные, справку с места учебы. Спортом занимаешься?
– Да, рукопашным боем на стадионе «Динамо».
– На «Динамо»? Я тоже когда – то там кеды протирал. Значит, ты наш, динамовец? Бросай свой дурацкий университет, идем к нам. Хотя, выпендрёшистый ты какой – то больно. Свободу любишь? Строем ходить не хочешь? У меня глаз, парень, наметанный, я врагов за версту пятачком своим чую. Оттуда тоже справку принесешь. Знаешь, где контора находится?
– Какую справку? О составе семьи? О доходах?
Подполковник не понял откровенной издевки.
– Там выдадут.
Штормин посмотрел на подполковника. Его туша вызывала омерзение.
– А справки то зачем?
– Ты что, тупой? – рявкнул подполковник. Он считал себя барином в своем служебном кабинете. А все остальные были холопами в его понимании. – Родина решила тебя медалью наградить. Вот только я забыл какой.
– Да не хочу я медаль! – выпалил Штормин, резко обозлившись на мента.
– Не понял? – начальник выпучил от удивления свои поросячьи глазки.
– Да я меньше, чем на орден Ленина не согласен! – выдал Володя.
Подполковник не сразу понял сути высказанной дерзости. А когда до него дошел смысл произнесенной фразы, он одним прыжком выскочил из – за стола и подлетел к Володе.
– Что ты, щенок, сейчас сказал?! Ты кому это сказал?! Родину презираешь?!
Штормин промолчал.
– Вон отсюда! – от злости подполковник даже ногами затопал. – И не дай бог ты мне еще раз на глаза попадешься. В порошок сотру, гадину!
Глава 6. Дальневосточный край, таежный Рай
Лето 1982 года принесло Владимиру Штормину множество новых на всю жизнь неизгладимых впечатлений. Выпал уникальный случай в период каникул поработать в геологической экспедиции. Не ради денег поехать, а как пелось в известной песне ленинградского барда Юрия Кукина «за туманом и за запахом тайги». В годы так называемого брежневского застоя интеллигенция и студенты были буквально помешаны на поисках острых ощущений. Кто – то лез без страховки в горы, кто – то сплавлялся на утлых лодках по бурным рекам, кто – то и вовсе погружался в бездонные пещеры. Туризм процветал, палатки, спальные мешки и рюкзаки относились к категории дефицитных товаров наравне с книгами и колбасой. О времена! О нравы!
Владимир Штормин, Сергей Варшавский и Владимир Великов, экипировавшись по мере своих возможностей, с рюкзаками, куда были уложены теплые вещи, фотоаппараты и рыболовные снасти, в начале июня добрались на поезде из Саратова до Москвы. В столице с родного Павелецкого вокзала они на такси рванули в Домодедово, в аэропорт, откуда самолеты летали в Сибирь, Якутию и на Дальний Восток. Там студентов поджидал представитель объединения «Космоаэрогеология», вручил командировочные удостоверения и билеты до Охотска с пересадкой в Хабаровске. Представитель, мужчина средних лет в строгом костюме, не смотря на летнюю жару, стремительно лысеющий и полнеющий, с лицом кислым и надменным, как у коменданта женского общежития косо посмотрел на крепких парней, которые с непонятной ему радостью отправлялись на край земли кормить комаров, дышать дымом костров, мокнуть в палатках. И все это за малые в его понимании деньги. Куда выгоднее было фарцевать джинсами, обувью или другими иностранными шмотками, которые после Московской Олимпиады стали наполнять столицу. Он даже не пожелал «счастливого пути» на прощанье, не пожал руки.
Москвичи вообще удивительный народ. Вроде и свои рабоче – крестьянские, а ведут себя некоторые из них настолько заносчиво, будто Яуза шире Лены, а Воробьевы горы выше Казбека. Грамотные с виду люди, но тайгу называют лесом.
Когда на самолете летишь семь часов навстречу солнцу, понимаешь, насколько бескрайние просторы Родины, которая вовсе не страна, а просто огромная часть мира.
Охотск – портовый городок с секретной военно – морской базой на севере Хабаровского края. До Магадана по местным меркам рукой подать. По прямой наводке на северо – восток верст четыреста. Южнее Аян с его знаменитым Аянским заливом, воспетым в стихах трех поколений политических заключенных. Тоже считается рядом, не более пяти сотен километров. На Западе Якутск, но до него уже не близко, примерно как от Москвы до Ленинграда. А вокруг бескрайняя лиственничная тайга, крутые сопки, поросшие непролазным кедровым стлаником, реки и озера с холодной чистейшей водой, олени, лоси, медведи, боровая дичь и ни души на всем огромном пространстве, размером с материк.
Охотск неприступен подобно хитро сооруженной крепости. Он расположен как бы на острове. С одной стороны от земного мира его отрезает широченная речка Охота, с другой – высокие горы с романтическим названием Резиденция. И, конечно же, Охотское море, являющееся частью великого Тихого океана, на буйном побережье которого расположен этот удивительный старинный городок районного масштаба и уклада жизни.
Но Охотск – настоящая замануха для чудиков всех мастей и любителей регулярно повышать содержание адреналина в крови. Кого только не встретишь летом в полевой сезон на его узких улочках: геологов, радистов, вертолетчиков, профессиональных охотников и рыболовов, военных, студентов, туристов и многочисленных бичей, этих флибустьеров удачи…
Штормин и Великов попали в геофизический отряд Петрашевича, который базировался на реке Эйло в отрогах Джугджура, горного хребта, тянущегося вдоль Охотского побережья на сотни километров.
Виталий Дементьевич Петрашевич был крепким мужчиной пятидесяти лет с крупным ладоням в многочисленных шрамах, геологом опытным, имевшим в своем послужном списке более двадцати полевых сезонов. Москвич не по рождению, а благодаря удачному браку, он был наделен не только умом, но и даром природной крестьянской смекалки, которая помогала ему и перед начальством умело выкручиваться в особых ситуациях и бичей держать в полной строгости. Звали его все запросто Дементич и он на это, казалось, не обижался. Но стоило внимательно заглянуть в его крупные черные глаза, в которых зияла бездна из пороков и достоинств, и по тяжелому взгляду с прищуром становилось понятно, этот на все способен. Еще про таких людей в народе говорят «битый судьбою».
Горный рабочий Валентин, грузный, рыжеволосый мужик, упрямо скрывавший свою предрасположенность к запойному пьянству, тоже много лет работал в различных геологических экспедициях и имел репутацию специалиста по рытью шурфов и канав, а также умелого рыболова и охотника. Валентин всегда был серьезен, рассудителен, любил давать всем дельные советы и нравоучительные наставления. И если его не слушались или тем более, сгоряча посылали матом куда подальше, то он сильно обижался, становился хмурым и несколько дней не разговаривал. О нем можно было смело сказать «себе на уме».
Еще одного рабочего никто не называл по имени. У него, московского татарина была кличка Мамай. Он был ужасно ленив, страшно хитер, пугающе брехлив, во всем пытался извлечь личную выгоду. Было ему лет сорок, голову он имел крупную, фигуру кряжистую, черты лица неприятные. Про таких людей, как он, обычно говорят «морда просит кирпича». Полная его кличка звучала так: Мамай губастый, потомок Чингисхана.
Этот Мамай еще в Москве прикинулся хромым, и его оформили отрядным поваром. Готовить он толком не умел, все его страшно за это ругали и всякий раз, когда он не докладывал тушенки в макароны или заваривал слишком жидкий чай, порывались жестоко поколотить. Но Мамай только размахивал руками, всякий раз находя какие – то нелепые оправдания, и начинал при этом разговаривать с жутким акцентом узбека, живущего в Армении. Эта картина обычно вызывала смех, и Мамаю все сходило с рук.
Володя Журов, тридцатилетний рабочий из Подмосковья к категории бичей, людей опустившихся в той или иной мере, не относился. Его в геологические экспедиции, похоже, привлекала не романтика приключений, а возможность тихого общения с дикой природой и отчасти желание хорошо заработать за полевой сезон. Он был среднего роста с привлекательными и умными чертами лица, мускулистым как спортсмен – культурист, разговаривал со всеми с подчеркнутой вежливостью и на удивление не проявлял азарта в рыбалке и охоте. В целом его можно было характеризовать «лесник – одиночка».
Коля Роганов, мужчина средних лет был доморощенным понтовым аристократом до мозга своих пролетарских костей. Высокий, фактурный, модный мужчина, обладавший откровенно хамским остроумием, и весьма невоздержанный на язык. Он еще в Охотске отпустил усы и бороду и стал походить на Владимира Высоцкого в кинофильме «Вертикаль».
Многие женщины от таких красавцев как он тут же теряют голову. Поэтому Коля рано и выгодно женился. Дедушка его супруги занимал очень высокое положение в ЦК КПСС. Это был настолько высокий пост, что он сумел пристроить Колю водителем в кремлевский гараж и Роганов несколько лет возил личного врача Леонида Ильича Брежнева. Но как – то раз он выпил лишнего, изменил супруге с женой видного комсомольского начальника, история имела большую огласку, и на этом Колина головокружительная кремлевская карьера резко оборвалась. Поперли его из семьи и из главного гаража страны. Коля вступил в брак с сестрой менее маститого, однако весьма перспективного и карьерно мыслящего комсомольского вожака, подался на работу в таксопарк. Но по пьяной лавочке совершил наезд на пешехода, получил срок, после отсидки в лагере остался не у дел. Про таких людей в народе говорят «без царя в голове».
Самой колоритной личностью в отряде Петрашевича был Слава Огородников. Никто не знал его истинного возраста, выглядел он как очень пожилой человек, хотя на самом деле не дотянул еще и до сорока. Слава был происхождением из московской шпаны. И разговаривал по фене и пальцы веером мастерски крутил и ходил типичной блатной походкой на носочках, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, заканчивая каждую фразу странным словосочетанием «джибао любао». Что сие значило – джибао любао – никто не знал. Но при этом Слава был очень дружелюбным и без устали мог травить смешные байки о своих дружбанах и чмарах, «хазах» и «малинах», фраерах и авторитетах, о романтике воровской жизни. Он был настоящим «бедовым парнем». Такие люди долго по свету не бродят. Либо кто – то такого прирежет ночью под железнодорожным мостом, либо он, напившись в стельку, замерзнет в лютую зиму по дороге с «хазы» на «малину».
Отряд Дементича планировали забросить в район реки Эйло, где должен был быть оборудован основной лагерь, на вертолете двумя рейсами. Палатки, спальные мешки, пологи, печки для палаток, оружие, кирки и лопаты, пилы и топоры, полевую рацию, все, что в первую очередь необходимо для обустройства лагеря, всегда забрасывают первым рейсом. И первыми на «Ми – 8» с грузом полетели Петрашевич, Валентин, Мамай губастый, Володя Журов и Володя Штормин. Вторым рейсом должны были лететь Коля Роганов, Слава Огородников и Володя Великов, загрузив борт вертолета многочисленным и громоздким геофизическим оборудованием, посудой, продуктами питания на три месяца. На складе уже были получены в необходимом количестве ящики с тушенкой и сгущенкой, мешки с рисом, макаронами и сахаром, коробки с галетами и чаем. Конечно, летом в тайге опытный человек запросто прокормит себя охотой и рыбалкой, ягодами и кедровыми орешками. Но на это потребуется затратить немало времени и сил. А они геологам нужны для работы, которая слишком изнурительна и подчас просто физически невыносима.
Погода на Джугджуре капризна, как поздний ребенок престарелых интеллигентных родителей. Часты выносы густых непроницаемых туманов с Охотского моря, которые подолгу застаиваются на перевалах, пока не поднимется штормовой ветер и не разорвет их в клочья. А в туман, при нулевой видимости вертолет не прорвется к цели.
Для обустройства полевого лагеря Дементич выбрал левый пойменный берег реки Эйло. Это была небольшая плоская терраса у подножия безымянной сопки, удобное место для разбивки нескольких палаток. Эта терраса, в отличие другой, расположенной на противоположном берегу, не была густо заросшей кустами малины, шиповника и голубики. На ней даже имелась небольшая поляна среди могучих лиственниц. И совсем рядом торчало несколько десятков высоких сухостойных деревьев. Это только кажется, что в тайге нет проблем с дровами. Для маленького костра можно легко набрать сухих веток, которых всюду множество. Но для отряда из восьми человек, три раза в день готовящих пищу на открытом огне, для отопления палаток в течение двух, трех месяцев веток не напасешься. Берется бензопила, валятся пять, шесть могучих сушин. Затем их распиливают на поленья, которые колют на дрова, а потом разносят и складывают в поленницы возле каждой из палаток и на кухне под широким брезентовым навесом.
С установления палаток, обустройства кухни, заготовки дров обычно и начинается полевая жизнь в геологическом отряде.
Прилетели на Эйло рано утром, быстро разгрузили борт, который сразу же отправился в обратно Охотск, чтобы через шесть часов вернуться с геофизическим оборудованием, провиантом и второй частью отряда. Первый раз вертолет туда и обратно прошел перевал без проблем, а при второй попытке достичь лагеря Петрашевича попал в сильнейший туман, и командир экипажа, не пожелав лишний раз рисковать погонами и головой, отдал приказ вернуться на базу.
Быстроводная Эйло, как и другие горные речки в своих истоках, имела в ширину не более десяти метров. Она была не глубокой и пересекаемой вброд практически в любом месте. Но у таких горных рек есть одна особенность. Имея малую ширину, они текут по каменному руслу, которое может достигать от берега берега до берега несколько сот метров. И произвольно менять траекторию своего течения. Так, в один день Эйло может бежать недалеко от левой террасы, а в другой день ищи ее метров на сто правее.
Уже вечерело, когда Штормин закончил разносить дров по палаткам. Голодные рабочие во главе с Дементичем собрались погонять пустой чай на кухне, где под брезентовым пологом уже был сооружен деревянный стол, лавки и оборудовано место для костра. Травили охотничьи байки. Штормин подсел к начальнику отряда и стал внимательно слушать незатейливую историю.
– Я в прошлом сезоне, – хвалился Мамай, – на берегу реки встретил медведицу. Раздвинул кусты, а она стоит метрах в пяти от меня и рыбу жрет. Я ружьишко скинул с плеча и как бабахну с двух стволов прямо ей в харю.
– Брешешь, – усомнился Валентин, – не успел бы ты и курки взвести, как она бы тебя порвала. С пяти то метров.
– Клянусь Аллахом, так все и было. А курки я заранее взвел.
– Брешешь, – повторил Валентин, недоверчиво покачивая своей рыжей головой, – какой дурак носит ружье по тайге с взведенными курками? Оно ведь так и пальнуть ненароком может.
Штормин посмотрел на Петрашевича. Тот молчал и таинственно улыбался.
– А ружье какого калибра было? – не унимался Валентин.
– Двенадцатого, двустволка.
– А дробь какого номера? На утку?
– Картечь.
– Я же говорю, дуплетом пальнул! Башку ей в решето издырявил.
Валентин нахмурился и замолчал. Да и Мамай не стал дальше гнать пургу, понимая, что никто ему не верит.
– Был у меня по молодости такой случай, – оживил разговор Дементич, – мне лет двадцать едва стукнуло. Работали мы на севере Якутии. Тогда еще вертолетов у геологов не было. И все оборудование приходилось завозить в полевой лагерь на оленьих упряжках. По последнему снегу. А чтоб с оленями управляться, нам в придачу выделяли каюра из местных якутов. В тот год навязали совсем мальчишку. Лет шестнадцать ему было. Маленький, худенький, кривоногий. В чем только у него жизнь держалась? Колей его, по – моему, звали. Он все отставал от нас в пути. Шел сзади с длинной палкой, какие – то песни потихоньку на родном языке распевал. Мы иногда про него и забывали. А в отряде геологи и рабочие все были здоровенные, как на подбор. Идем, вот также байки охотничьи друг другу рассказываем, кто, где и как лихо косолапого завалил. И с пяти метров, и с трех, и совсем в упор. Выходим на поляну, а там медведь. Огромный шатун. И как рыкнет он на всю тайгу, морозяка по коже. Все тут же ружья и карабины на землю покидали и на лиственницы мгновенно вскарабкались. Медведь носится от дерева к дереву, рычит, кору у стволов дерет. Никак не решит, на какое дерево ему сначала залезть, с кого первого шкуру спустить. И тут на поляне появился Коля. Медведь на него кинулся. А наш малолетний каюр достал откуда – то ножичек, размером чуть больше перочинного и тюк им косолапого в грудь. Несильно так, но верно. И медведь тут же рухнул оземь замертво.