Мраморное сердце
В зале никого не было, и он мог бродить никем не отвлекаемый, сколько угодно. Концентрироваться на чём-то было нелегко, или скорее он не мог найти желание отвлекаться на что-либо, всё было серым и унылым в этой жизни. Но всё же и ему надоедало бродить бесплотным духом с пустой головой, в подсознании он жаждал исцеления, и проблески неуловимого счастья периодически дразнили его из непроходимых уголков этой жизни. Что-то с этими скульптурами в полный человеческий рост было не так, и до него не сразу дошло, что именно. Они казались идеальными во всём – в пропорциях, чертах, живучести и даже индивидуализме, и можно было их разглядывать часами и не увидеть ни одного изъяна, насколько безупречно и искусно они были вылеплены из податливого мрамора. Идеальная чистота, гармония и стремление к высокому, ого, подумал он, чем не повод вдохновляться и стремиться к этому идеальному состоянию?
Но когда он шёл назад, любуясь этой красотой простоты и целостности, что-то странным образом начало меняться. Вроде бы он видел те же самые фигуры, стоящие безмолвно в полутёмном зале, только почему-то их идеальная чистота уже не бросалась в глаза. Что за искажённое видение, думал он, но всматриваясь в глубину несуществующих душ этих скульптур, он всё меньше ощущал в них гармонию. Теперь они казались ему сломанными и вымученными, их гибкие тела теперь выглядели скрюченными и перенапряжёнными, их взгляды не стремились к свету, а тонули в тумане собственного отчаяния. Их прекрасные конечности теперь, казалось, были налиты свинцом, малейшее движение провоцировало неслыханную агонию. Их позы кричали о болезненных ощущениях, жуть, страхи, тоска, всё перемешалось в их отчаянных попытках не сойти с ума, и, в конце концов, этот коктейль из безумия, ужаса и депрессии постепенно оседал в безразличии, в унылом и ничего не выражающем безразличии ко всему на свете. Принятие собственной дисгармонии и полное погружение во мрак кричали о разрушении и полной противоположности жизни, они олицетворяли анти-жизнь и лишали смысла всего вокруг.
Но эти сломленные анти-жизни с их сломанными телами, что нависли над ним в этом осязаемом одиночестве, были настолько уместны в этой задыхающейся дисгармонии, что становились безупречными. Это было невозможно описать, и когда он снова на них смотрел, приняв, что даже дисгармония способна указать путь к высшей экзальтации, они снова казались идеальными в своей чистоте и правильности. Его это напугало и поразило, эта обратная сторона экзальтации вызывала в нём необъяснимые страхи, он вдруг понял, что такое быть сломанным. Ему было не по себе от того, что он ощутил сейчас слияние с дисгармонией этих скульптур в их высшей форме искажения, он был таким же сломанным и анти-идеальным сейчас, и это вызвало в нём волну отвращения к миру и к самому себе. Нет, никто не имеет права уничтожать свой внутренний свет и растворяться в пустоте, вакууме, чёрной дыре, в полное ничто.
Он выскочил из галереи и долго бежал по узким улочкам Парижа, пытаясь скинуть это наваждение, откинуть эти чёрные страхи и желать снова стремиться к свету. Эти обезображенные образы его преследовали, лишали его личности, присасывались к его измученному духу, но их противоположная сторона кристальной и непогрешимой чистоты указывала на то, что за этим скрывается неописуемый ад. И может, чтобы прикоснуться к этой нагорной непорочности, было необходимо пройти все круги ада? И тогда он осознал, как мелочны его тревоги и печали, как глупы и бессмысленны его треволнения, он был жив и в здравом рассудке, и только что он чётко осознал определение идеального состояния, и как оно близко с понятием полной деградации. Если это и не был катарсис, то он полностью переосмыслил реальность.
После этого он вернулся в Нью-Йорк и начал «новую» старую жизнь. Конечно, ему не удалось совсем избавиться от чувств к Райану, но теперь он смело мог выжить без него, и видеть его без этих страшных эмоций, он отпустил его из своей жизни и теперь старался воспринимать как начальника. Он себе умышленно создавал тяжёлые тесты, искал деловых встреч наедине, чтобы полностью соответствовать своей роли и не испытывать лишних эмоций, а спокойно концентрироваться на решении рабочих вопросов. Пока один день Райан не наорал на него и не назвал приставучей пиявкой, требуя не лезть в его жизнь и не распространять грязные слухи. Джулиан опешил от этих несправедливых слов, знал бы Райан, каких усилий ему требовалось, чтобы отпустить его и просто быть порядочным подчинённым, забыв обо всех моментах счастья, что он испытывал рядом с ним! Что за нелепые обвинения, он к нему не приставал и никакие слухи не распространял (разве что выказывал пренебрежительное отношение к новой пассии Райана)! Это было настоящим ударом для него. После такого тяжёлого периода, что он пережил в Париже, вызвавшего психологическую травму, что мучила его ещё не один год, Райан бросал с презрением ему в лицо эти необоснованные обвинения?
– Что ты хочешь ещё от меня, мелкая приставучая сучка, знай своё место! Или ты таким образом хочешь добиться повышения, да? Шантажировать меня будешь ещё, какой твой следующий шаг, а? Хорошо, давись своим повышением, переходи в разряды менеджеров, но прекрати меня сталкерить! – И Райан прямо на месте подписал официальные бумаги об его повышении и переходе в другой отдел, и на них только не хватало его собственной подписи. И тогда-то Джулиан и понял, что это и был конец всего этого романа, который он в своё время успел идеализировать до невиданных масштабов, и хотя сейчас он смирился с этим финалом, ему как будто плюнули в лицо этими словами и откупом повышением. Его гордость была задета, хотелось дать Райану в морду, закатить истерику уровня Кащенко, но всё что касалось карьерного роста не имело ни гордости, ни чести, посчитал он, и разве он не заслужил этого?
Не так просто было сохранить невозмутимое и приветливое лицо после этих обвинений и вестей. Но ему удалось выйти оттуда с таким лицом, как будто ему просто сказали принести кофе, обычное поручение в обычный день, но бушующие эмоции от Райана врезались в него ураганными порывами, и он понимал, что это не было и для Райана лёгким решением. Он долго размышлял потом о случившемся, когда дома вдоволь наревелся, а потом и нажрался с друзьями до поросячьего визга (под предлогом повышения на работе). И он пришёл к нескольким выводам. Либо Райан ощущал вину и реально откупался так от него. Либо Райан боялся разоблачения перед своей новой пассией или что он начнёт его шантажировать. Либо Райан боялся, что в обществе об этом узнают, и это повлияет на репутацию Райана (ведь из-за этого мог пострадать его бизнес).
Но этот случай быстрее помог ему отпустить Райана из своей жизни, и хотя в душе это оставило глубокие раны, которые со временем зарубцевались, он воспринял это как полезный жизненный опыт, решив впредь в своей любовной жизни так сильно не привязываться к кому-либо. Хотя легко сказать, в периоды влюблённости он терял голову и обрастал крыльями, но сейчас в его жизни больше не было места крашам, он преодолел этот трудный возраст и концентрировался на реальной жизни. Правда, глубоко внутри так и остался тем самым дрочащим мальчиком, который готов был бросить всё, если бы Райан вновь поманил его. Но теперь он не позволял этим чувствам влиять на его жизнь, он считал этот случай экзаменом на зрелость, который он сдал, если и не на "отлично", то, по крайней мере, проходной балл получил.
После этого с психологической травмой было покончено, жизнь вновь была оптимистичной и полной приятных неожиданностей, и отношения с Райаном плавно после этого выходили на новую фазу. Они были вежливыми, деловыми и сдержанными после периода игнорирования с обеих сторон. Им всегда было рядом комфортно, так что долго избегать друг друга в коллективе им не удалось. О том, что Джулиан насосал себе это место слухи практически не ходили, и он старался всегда их рубить на корню, к тому же с годами оставалось всё меньше стареньких коллег, которые догадывались про его особую связь с Райаном из прошлого. Но всё равно со стороны было видно, что Райан на самом деле относится к Джулиану лучше, чем к другим своим подчинённым, он был его любимчиком и в какой-то степени музой, просто теперь их отношения уже были скорее платонически деловыми, и кажется, обоих это устраивало.
Но всё равно в моменты, когда у Райана были крупные проблемы, или назревала истерика, всегда к нему вызывали Джулиана, потому что только он мог так быстро и качественно успокоить Райана, и ему до сих пор было приятно ощущать себя избранным для Райана. Джулиан хорошо знал своего начальника, и хотя с годами он уже с таким обожанием не боготворил всё, что тот делает, а наоборот, всё чаще со скептицизмом или критицизмом воспринимал решения того, волна ностальгии и приятных воспоминаний окутывала его всепрощающее сердце, вновь заставляя себя убеждать в том, что все чувства остались в прошлом. На самом деле он уже не хотел бы возобновить с ним интим, это было бы так неуместно вновь ходить с ним на свидания или подставляться в дорогих гостиничных номерах. Да, если бы Райан ему это предложил, он бы всеми путями пытался его не обидеть, но точно знал, что ответит однозначным отказом. Он считал это пройденным этапом, который бессмысленно возвращать. Но особенная связь всё равно заставляла его периодически встрепенуться и ощутить себя значимым в его жизни, это чувство окрыляло и воистину давало ему почувствовать себя музой Райана. Улыбка только ему одному, такое нежное хлопанье по плечу, шутка, понятная только им двоим, похвала при коллегах, всё это заставляло его сердце биться чаще, пробуждая воспоминания совместного счастья. Так что преодолеть до конца свой краш ему всё же не удалось, но он сумел оставить воспоминания чистыми и сохранил с Райаном хорошие и деловые отношения. А сам он при этом окунулся с головой в свои новые отношения с танцором, которого не менее страстно любил, и никогда бы ни на кого не променял.
Это была хорошая прогулка до офиса, он зарядился солнышком, выбросил всё дерьмо из головы и сосредоточился на сегодняшней порции дедлайнов, он любил ходить пешком в тёплое время года, правда, обычно договаривался с кем-нибудь из коллег из ближайших районов, в компании всегда веселее! Офис у них располагался в фешенебельной высотке по соседству с другими фэшн компаниями и арт галереями, так что все тут были на стиле (а они сами носили строгую форму, это было обязательным условием), и приходилось соответствовать, так что в этот день он тоже был неотразим и безупречен с ног до головы. Поболтав с коллегами, потусив в курилке и попив кофе, он пошёл в свой кабинет, который он делил со своим начальником. Он также был связан с более просторным помещением, где работали их подчинённые. И по правде говоря, он предпочитал сидеть вместе с ними, чем со своим прямым директором. Потому что перед ним он сам был подчинённым и ему приходилось следить за тем, как он работает, а там он мог играть в босса и позволить себе больше халявы.
Телефон его постоянно разрывался от звонков клиентов, потенциальных партнёров или знакомых, так что сначала он разбирался с этими делами, а потом, как правило, готовился к коротеньким собраниям, где они обсуждали планы на неделю или день. Он часто был в команде креативщиков, кидая разнообразные идеи для развития, а потом все вместе они их обсуждали и разрабатывали дальше (или отметали). День обещал быть длинным и насыщенным, не без нервного напряжения, но предпоказной суеты или сдачи проектов сегодня не было, так что подобный уровень стрессов для него был нормой. Ему даже скучно было в те дни, когда ничего не происходило, и не было из-за чего париться. В обед он собирался в ресторан со своим бойфрендом, но тот проспал и позже пошёл в спортзал, так что они перенесли встречу после его работы, где уже планировали поужинать вместе. Пообедав со своей любимой коллегой, которую он знал ещё со времён колледжа, они пошли загорать в ближайший парк, где задержались почти на час, потому что солнышко никак не хотело их отпускать. Но сегодня не было важных встреч, звонков или совещаний, так что иногда можно было себе позволить расслабиться и во время работы.
Вернувшись в офис, Джулиан заметил на столе конверт. Он прекрасно знал эти конверты, которые всегда лично подписывал сам Райан, не то чтобы тот был яростным противником технологий, но писать он предпочитал не на телефон и не электронные письма, а рукой, причём всегда невероятно аккуратным и стилизованным почерком. Обычно в таких конвертах сотрудники получали поздравления с личными праздниками, известия об особенных премиях или приглашения на мероприятия, которые курировал Райан. В этот раз Джулиан увидел там приглашение на выставку скульптур в музее МОМА, и это был VIP билет официального открытия вместе со всем этим пафосом в виде приглашённых звёзд, дорогущей еды и выпивки и придирчивыми экспертами арт-рынка. Вот это да, как же ему было лестно, но существовала вероятность, что он там просто будет работать, возможно, там будут какие-то вип клиенты, с которыми надо создать связи по поводу дальнейшего сотрудничества с их брендом. Да, стоило узнать подробности, чтобы подготовиться, ведь выставка уже пройдёт в эту пятницу (а сегодня был понедельник).
Джулиан решил без предупреждения посетить кабинет Райана, лишь заранее постучав. Он до сих пор всегда волновался перед этим кабинетом, потому что это был ОН, и как бы глубоко он не прятал свои эмоции по отношению к Райану, бывали моменты, когда психологические барьеры ломались, и волна нежности, желания или волнения окутывала его пылающим жаром. Сейчас было то же самое, к тому же предчувствие шептало, что-то тут не так, а надежда подбадривала, что ты же для него до сих пор избранный, самый лучший! Когда ему позволили войти, Райан сидел и сосредоточенно читал программку VIP скульптур. Обменявшись серией любезностей и рабочих банальностей, Райан вдруг опустил взгляд и сказал, что это – двойной VIP билет на выставку. Джулиан не понял, что Райан имел в виду и осторожно переспросил.
– Я беру тебя в качестве своего сопровождающего, – объяснил Райан ему терпеливо. Это означало, что Райан туда идёт без своего бойфренда, это уже была победа! Но блин, на что он снова надеется и главное, зачем ему это надо? – Ты не работаешь там, – снова заговорил Райан, – и не забывай, что мы идём вместе.
Чёрт, да что всё это значило, он что, брал его на это мероприятие в качестве своей пары? А как же бойфренд Райана? А как же его собственный? Там же точно будет пресса, фотографы, арт тусовка будет долго обсуждать это мероприятие, и что ему теперь думать?
2
В последнее время жизнь Райана Смита состояла из сплошных раздражающих факторов, а всё из-за того что суровые условия фэшн бизнеса диктовали ему слишком много своих правил, где оставалось слишком мало места для чистого искусства и экспериментальных идей. Райан был хорошим бизнесменом и подстраивался с лёгкостью к новым экономическим, политическим и финансовым течениям, но эта лёгкость всё же не была такой уж и лёгкой для его творческого эго, и эстетические потребности его гедонизма требовали больше голых идей, возвышенной красоты и новых путей. Реальность же была такова, что фирма держалась благодаря своим узнаваемым трендам, на которых они чуть ли не конвейером и зарабатывали большую часть прибыли. Конечно, экспериментальные коллекции, сотрудничество с уважаемыми фриками из мира моды и искусства, а также их театральные шоу на показах оставались его отдушиной, но всё же его последние годы в процветающей фирме стали какими-то рутинными.
Он до сих пор владел большей частью своих акций и числился директором фирмы, хотя на деле его управляющая команда делала большую часть работы за него. И если бы не они, сомнительно, что у фирмы было бы столько прибыли ежегодно, потому что он не позволял бы так много продавать все эти однотипные и обыкновенные вещи. Но он понимал, что хорошо для бизнеса, а что нет, так что всё реже он уже конфликтовал и протестовал, не подписывая выгодные для бизнеса контракты и расторгая сделки в пользу креативности и оригинальности. У него была идея продать акции и концентрироваться на творческой работе, реально вкладывать всё своё время и силы в создание дизайнов и шоу, но он создал эту фирму с нуля и был к ней привязан лихорадочным материнским инстинктом. Только он знал эту фирму изнутри и снаружи до мельчайшей детали, и никто и никогда не сможет справиться без него, фирма попросту потеряет себя с его уходом. Но фактически он ею уже не управлял, оставалось только признать этот факт и дать руководить бизнесом тем, кто понимал это лучше его. Пока что он не был к этому готов, нужен был какой-то толчок для этого, иначе это будет слишком болезненно.
И всё же кое-какие идеи у него были, как расстаться с управлением своей фирмы. Нужно было создать новую фирму, где можно будет максимально вкладываться в творческое развитие. Открытие галереи было самой частой его мыслью, и в последнее время он уже со своим партнёром и друзьями из мира искусства обсуждал более детально эти возможности, и наконец-то его жизнь снова стала беспокойно сосредоточенной. Его мысли быстро обретали формы, так что его идеи уже практически имели каркас бизнес-плана, который ему не терпелось осуществить. Может быть, он не был самым современным бизнесменом своего времени, но у него имелись все возможности (и финансы, и связи, и дар убеждения, и вкус) нанять любого человека или брать консультации на темы, которые были для него не самыми сильными сторонами. Но, тем не менее, он думал о своём проекте скорее как о той отдушине для себя, где главное было реализовать собственные идеи, а не потакать жестоким правилам бизнеса. Так что работа над открытием собственной галереи в какой-то степени уже началась.
Его путь в мир бизнеса не казался со стороны трудным, хотя на деле он требовал невероятного количества усилий, выдержку, нервную стойкость, профессиональное чутьё, умение принимать решения, гибкость и непоколебимую волю. И, конечно же, огромное желание видеть свои идеи осуществлёнными. Он был из хорошей и обеспеченной семьи, которая его поддерживала во всём, правда, он понятия не имел, откуда в нём проснулась креативность, и как он умудрился стать прославленным кутюрье. Много поколений его семья занималась успешно в сферах медицины, банковского дела и юриспруденции, но ни одного творческого члена семьи обнаружено не было ни сейчас, ни за несколько поколений до него. Он принадлежал четвёртому поколению в США, его предки немецко-еврейского происхождения перебрались в Америку в поисках лучшей жизни, и так и пустили свои корни, успешно осев на этом дружелюбном для белокожих континенте. Еврейская линия давно уже оборвалась, но чистота белой крови соблюдалась достаточно щепетильно в их семье. И хотя он не был сам расистом, всё же его воспитание и взгляды на жизнь ограждали его максимально от близких связей с другими расами. Он был поклонником древнегреческой и древнеримской красоты, предпочитая классику и приличия европейского мира, и хотя мир моды требовал гибкости и умения интегрироваться в глобализм двадцать первого века, его идеалы держали его в некоем коконе расовой чистоты. Но это не было заметно со стороны, так что никаких обвинений в расизме к его фирме не предъявляли. Во всяком случае, не на том уровне, чтобы возникли проблемы.
Его любовь к порядку помогала ему на протяжении многих лет умело распределять свой труд, а также организовать обязанности своих подчинённых. Он не сильно привязывался к конкретным людям, и если это случалось, в таком случае между ними должна была вспыхнуть невероятной мощности искра, и неважно, в каком виде – деловая, творческая, личная или социальная. Он не был тираном на своём рабочем месте, но он не был и всепрощающей неженкой, покровителем сирых и убогих, психологом комфорта, как и не был он и фамильярным и придирчивым. Он не терпел несобранность, лень, давление на жалость, отсутствие мотивации и звёздную болезнь. Он давал возможности своим сотрудникам развиваться, но халява тут не поощрялась, так что в итоге в его коллективе было достаточно много профессионалов высшего класса, которые и являлись опорой фирме в любые, даже самые неспокойные времена.
Он любил работать с группой своих талантливых дизайнеров, именно благодаря им его идеи не только обретали форму, но и душу. Но обратная сторона их натур была скользкой темой для него. Несмотря на то, что он всячески поддерживал креативные и экспериментальные взгляды, их закрытость, погружение в собственные миры, бытовая беспомощность и полное несоответствие социальных норм делали это общение исключительно деловым. Ему было легче среди прагматичных и разумных людей, но далеко не всем удаётся управлять своим неземным талантом так же легко, как и функциональностью жизнью. Так что Райан жил и работал меж двумя полярностями, понимая, что сам сочетает в себе эти две противоположные стороны – голое творчество и креативность правого полушария, и практичность и деловую хватку левого.
Его личная жизнь никогда не была загрязнённой уймой беспорядочных связей или пьяных перепихонов, ему нравилось контролировать свою сексуальную жизнь с брезгливой щепетильностью. Конечно, и он был падок на красивые и молодые тела, его восхищение идеальными образами иногда обволакивало эти красивые и молодые тела в личности, с кем можно было умерить свой эстетический и сексуальный пыл одновременно. Потребность доминировать у него оставалась и в сексе, так что молодые любовники подходили ему больше всего, и он старался к ним не привязываться, воспринимая как объект красоты и удовлетворения собственных желаний. Обычно это были модели, профессия позволяла ему неограниченный доступ к модельному материалу, и крайне редко он выбирал себе из моделей тех, с кем потом поддерживал регулярный сексуальный контакт. Но и тут были свои исключения, например, Джулиан, который работал сейчас в его офисе и занимал хорошую должность. Но это был скорее уникальный случай, когда отношения длились годами и имели глубокую эмоциональную связь. Но в любом случае им давно уже пришёл конец, потому что его репутация и принципы не позволяли спать со своим офисным подчинённым.
Вообще он по жизни не был одиночкой, от того у него всегда имелись постоянные бойфренды, или правильнее сказать партнёры. Сейчас его устраивала его жизнь со сдержанным перфекционистом Лео, который считался одним из самых важных коллекционеров в США. Их отношения были партнёрскими и деловыми во всём, но это было не всё, социальный контакт и эмоциональная близость присутствовали и в их союзе, но они были во всём на равных, уважали друг друга, принимали точку зрения каждого и поддерживали во всех начинаниях. Не то чтобы они так часто виделись, но им было комфортно рядом, и хотя по сути каждый занимал свою сторону дома, их партнёрство всё равно было достаточно глубоким и важным в их жизни. Они разделяли любовь к шику, хорошим трапезам, современному искусству и антиквариату. Они эмоционально вели себя во время аукционов, устраивали оправданные истерики в дорогих ресторанах, писали критические заметки о мероприятиях каждого и следили за чистотой во всех смыслах их отношений. Была ли это со стороны образцовая пара двух избалованных эстетов? Может быть. Потому что они блюли свои репутации и не позволяли выливаться грязи.
Конечно, у них тоже бывала интимная жизнь. Но в последнее время она практически ушла на убыль, заполнив эту нишу социальными планами и эстетическими впечатлениями. Да, и у Лео возникали периодически свои любовные связи, Райан знал о них и даже поддерживал, мужчинам их возраста требовалось подле себя видеть красивые и молодые тела, это молодило их и поднимало самооценку, а также улучшало здоровье. Важно было не заводить постоянных любовников, потому что даже вокруг них (хотя они старались максимально огородить себя от понятия публичных личностей) витали слухи, и лучше было не палиться слишком часто с симпатичными мордашками, которые смотрели на них с обожанием или вели чересчур громкую социальную жизнь, что могло вызвать ненужную волну слухов. Так что и здесь у него была полная гармония, и хотя его мир состоял не только из благоухания эксклюзивных духов и прозрачных тканей высочайшего качества, всё же уровень удовлетворённости жизни в целом у него был выше среднего.
Джулиан действительно был исключительным случаем для Райана, слишком ярким, долгим и эмоциональным, чтобы когда-нибудь его отпустить из своей жизни навсегда. Всё начиналось банально и пошло, начинающая модель запала на него, и поскольку Джулиан оказался решительным, умным, амбициозным и интуитивным, разовый секс сначала превратился в многоразовый, а потом и во что-то ещё более глубокое. Да, совместимость у них была отменной, наверное, Джулиан был его лучшим партнёром за всю его жизнь. Несмотря на любовь к власти и доминированию Райан позволял Джулиану больше, и с его неугомонной энергией, весёлостью и изобретательностью секс превращался в настоящее театральное шоу со всеми трагическими спадами и эмоциональными кульминациями. Джулиан оказался той ещё прилипалой, прямо надышаться им не мог, но первое время это было взаимно, так что он брал его довольно часто на разнообразные мероприятия или тихо оплачивал поездки по Италии и Франции, где они могли меньше стесняться друг друга на публике. Но он предпочитал для этих встреч снимать свой любимый номер в одном из лучших и дорогих гостиниц Нью-Йорка. У него там имелись свои связи, так что конфиденциальность ему гарантировали. Он до сих пор с трепетом и возбуждением вспоминал некоторые из этих гостиничных ночей, которые удовлетворяли его и заряжали на много недель вперёд.