Мраморное сердце

3

В эту пятницу Джулиан отпросился с работы, чтобы прихорошиться к выставке, он никогда не позволял себе выглядеть относительно хорошо. Слово "относительно" всегда было врагом в мире моды, тебя судили по внешности, умению держаться, и главное, по уверенности, как именно ты носил свои наряды (а то часто бывает наоборот, что не человек носит одежду, а одежда его). Чтобы оставить неизгладимое впечатление, хотя бы на один вечер, приходилось вкладывать в свой образ уйму сил, времени и денег, и хотя он привык к солидным мероприятиям, волнение выглядеть неопрятным и заурядным, заставляло его необоснованно нервничать.

Его бойфренд был дома, и Майкл просто хотел провести вечер с Джулианом, устав от танцевальной рутины за неделю (в кои-то веки вечер пятницы у него был свободным, но он сейчас репетировал над новой постановкой, так что вечера его выходных были не всегда забиты).

– Прости, – врал Джулиан, – но туда без проходок не попасть, к тому же я буду там работать.

Ему было немного стыдно за то, что он надеялся до сих пор (спустя столько лет), что Райан возьмёт его официально на выставку такого уровня, и что это будет их первый совместный выход в свет! И Майклу там точно в таком случае не место. Что будет дальше после этого первого совместного выхода, он и не думал, ему просто хотелось осуществить фантазии и раз в жизни прекратить думать обо всех своих ответственностях. Как назло Майкл был таким нежным и отзывчивым в последние дни, что его мечты пилили его совесть, но сейчас стоило выбросить всё лишнее из головы. Майкл хотел его проводить до музея, явно намекая, что если они приедут вместе, то как-нибудь лазейку найдут пройти вместе и на выставку.

– Нет, нет, дорогой, – поспешно объяснял ему Джулиан, – меня уже ждёт такси, там строгий дресс-код, куча злых охранников и реально проходки на вес золота, явно придётся обрабатывать клиента с завышенными потребностями и безграничными связями в мире моды, искусства или бизнеса!

Это было возможно, но повышенная нервозность показывала Майклу, что его суженый что-то недоговаривает, и это показалось странным, так как обычно Джулиан доверял ему всё самое сокровенное. И хотя порой ему хотелось заткнуть его и попросить не изливать ему столько лишнего говна, он ценил доверие Джулиана и сейчас почувствовал себя чужим. – Береги себя, – прошептал он, обнимая и целуя Джулиана в губы, – я буду скучать. Если тебе наскучит, сразу пиши, приеду за тобой молниеносно!

Джулиану стало ещё более неловко, и он даже задумался над тем, чтобы попытаться пройти на выставку вместе с бойфрендом, но нежный порыв Майкла сбил его едва оперившиеся мысли.

Майкл взял его за подбородок и повторил вновь. – Береги себя, сладкий, я люблю тебя. – Майкл практически никогда не кидался этими словами "я тебя люблю", и это с одной стороны умилило его и заставило его внутренних тараканов отплясывать канкан, но волна странного предзнаменования нахлынула на него почти с физической силой. Слова "береги себя" звучали как оберег, и он действительно нуждался в этих словах. Но что, собственно говоря, могло произойти на этой выставке? Райан признается ему в любви, они кинут своих бойфрендов и станут жить вместе? Бред. Даже если в своих фантазиях он и желал этого, в жизни он бы не позволил себе действовать на эмоциях. Возможно, Майкл уже телепатически понимал его, от того и нервничал и говорил эти слова, предчувствуя что его мысли витают далеко и не включают его, Майкла. Но не зря их чутьё указывало им на загадочную опасность, Джулиан после этой выставки никогда уже не был прежним.

Да, Джулиан подозревал, какого уровня люди посетят эту выставку, чувствуя себя незначительным и маленьким в компании таких гигантов, и это несмотря на то, что к 30 годам он уже сам имел весьма влиятельный круг общения, кишащий представителями шоу-бизнеса и прочей арт своры. У него не было чётких мыслей, работает ли он тут и как именно, Райан не дал ему никаких инструкций или хотя бы зацепок, так что он воистину ощущал себя не в своей тарелке. Но вся неуверенность исчезла, как только ему помахала знакомая и крепкая рука Райана, который вылезал из лакшери такси и направлялся к музейному входу. Он ощущал себя вновь зелёным и незрелым, ощущение новизны и жажда приключений обострились, и он надеялся, что в его взгляде и движениях не проскользнёт предательское обожание, но Райан был без пары, и они войдут туда вместе, вау, это будет его триумф, практически красная дорожка Голливуда!

Когда они миновали все секьюрити рутины, а также поздоровались и остановились на обмене любезностями с только что пришедшими гостями, Джулиан вдруг понял, что даже не поинтересовался, что за художники тут сегодня презентовали свои работы! Как это было непрофессионально с его стороны, особенно для него, он ведь считал себя не просто шарящим в современном искусстве, но и энтузиастом, который никогда не упустит шанс узнать что-то новое в этой сфере! Конечно, его выбили из колеи слова Райана, что они оба идут без пары и идут вместе, но это не оправдывало его халатности! Так что как только появилась возможность посетить уборную, он прочёл в максимальном темпе программу и поискал в интернете больше подробностей, так что теперь он уже не будет полным невежей.

Оказалось, что это была скульптурная выставка, и это его почему-то удивило. Имя французского художника вроде бы ему ничего не говорило, Жан Ланже, молодой, но набирающий популярность скульптор из Монпелье, работающий уже много лет в Париже, впервые презентует свои работы широкой публике в США. Джулиан слегка разочаровался, его редко цепляли реалистичные скульптуры, ему казалось, что античные скульптуры древности уже сказали всё, что могли в этом нафталиновом жанре, ведь если верить афише, Ланже работал именно в этом направлении. Его даже не заинтриговала мрачная таинственность и нестандартный взгляд на человеческую реалистичность, что рекламировал этот проспект, называя Ланже гением, который сумел воссоздать в своих работах две полярности – жизнь и смерть, чёрное и белое. Наоборот, ему показалось это банальное восхваление чересчур стандартным и пропитанным клише. Но нельзя было настраивать себя заранее на то, что работы тебе не понравятся, нужно максимально вникать в них без предвзятости, потому что в таком случае он уже заранее назовёт какашки в ночной вазе от любимого художника великим шедевром. Нет, стоило критичнее относиться ко всем одинаково.

Он вернулся к Райану, который осторожно сжал его локоть и повёл здороваться или знакомиться с очередной порцией арт критиков Нью-Йорка. Было неожиданно приятно услышать, что Райан представлял его как своего партнёра… И когда он это услышал, сердце его сжалось от приступа счастья, долгожданный момент его мечтаний прошлого настал, и он готов был взорваться на тысячи радужных осколков радости! Но после того как он посмаковал свой возможный триумф, деловая практичность к нему вернулась, Райан назвал его своим партнёром по бизнесу. Вся его романтичная натура сжалась, но амбициозный работяга возликовал, партнёр по бизнесу? Но он был всего лишь зам. директором отдела связей, так что это преувеличение Райана было настоящей похвалой! Он понял, что сегодня ему тут работать не придётся, но он будет соответствовать званию делового партнёра самого Райана, так что он выключил всё своё раболепие ползать перед звёздами и писание кипятком перед такими громкими и любимыми именами, что тут периодически мелькали.

Воистину слова Райана подняли ему самооценку, и он чувствовал себя его партнёром и на равных в тот вечер, ни разу не выдав, что когда-то между ними были любовные отношения, а с его стороны и чувства (насчёт Райана он сомневался, хотя и понимал, что какой-то период он действительно был для Райана особенным). Его молодость, чувство стиля, красота и умение вести непринуждённо светские беседы окружали его всё новыми гостями, так что когда они уже пили шампанское и пробовали миниатюрные французские закуски, он становился всё более уверенным и интересным собеседником. Райан гордился им, это было видно, и разочарование, что Райан даже и не думал приглашать его когда-либо куда-либо в качестве своей пары, постепенно улетучивалось. Так что когда настало время поглазеть, собственно говоря, на саму выставку, он был в приподнятом настроении – остроумным, флиртующим с утончёнными женщинами, и в предвкушении отличного вечера.

Зал был тускло освещён, приходилось осторожно ступать, чтобы не натолкнуться на разглядывающих скульптуры посетителей, зато света было достаточно непосредственно на самих экспонатах. И как только он уловил расположение скульптур, их возвышенные позы и безупречные тела, его как будто ударило током, память его лихорадочно фильтровала воспоминания, почему его тревожность грозилась вылиться в паническую атаку. Ему стало невыносимо страшно, хотелось бежать со всех ног из этого проклятого места, потому что он уже когда-то видел эти скульптуры Жана Ланже! Да, в тот самый день, когда он пробудился в Париже от своего депрессивного видения после болезненного расставания с Райаном, и пережил мучительный катарсис, который дал ему понять, насколько полярные мнения жизни и смерти, света и тьмы, добра и зла на самом деле тесно связаны. И хотя он не был религиозным, ему казалось, что небесная кара настигла его, и как бы он все эти годы ни убегал от этих воспоминаний, страхи до сих пор жили в нём, сгрызая изнутри и уничтожая его рассудок.

Он хотел сбежать отсюда в тот же момент, но мучительное желание увидеть обратную сторону жизни в этих скульптурах давило на него, и как невозможно оторвать взгляда от умирающего человека, так и здесь он был неподвластен даже разумному голосу страхов. О, как они искажались эстетично и плавно, это были адские муки наблюдать за их полной деградацией, их стремлением к пустоте, их добровольным погружением в ад подсознания. Боже мой, думал он, пытаясь унять дрожь, это ждёт всех нас, почему обратное понятие жизни так уродливо? Но даже за этим изобразительным диссонансом скрывалось только одно – смерть и ничто. Он снова ощутил себя сломанным и несчастным, воспоминания из Парижа окутали его своими цепкими проволочными лучами, он задыхался от ужаса осознания этих неописуемых истин, и мог сейчас стремиться только к одному – к чистоте и к свету жизни. Как только его оцепенение прошло, он чуть ли не бегом направился к выходу, но дезориентированный в этой тьме, только натыкался на гостей или врезался в скульптуры, пока его кто-то не схватил, изрядно напугав.

– Джулиан, ты только посмотри, как идеально они вылеплены, – говорил с восторгом Райан, всё ещё поддерживая его за дрожащую руку. – Посмотри на эту безупречную гладкость, простоту и правильность их поз, эти пропорции, они олицетворяют живую и чистую красоту жизни! Это же голое искусство без примесей, именно так и выглядят идеальные люди; застывшие в своей безмолвной непорочности мраморные изваяния, лишённые какого-либо изъяна!

Он продолжал восхвалять красоту статуй, только Джулиан уже слушал его вполуха, вытирая салфеткой едкий пот страха в попытках унять дрожь. – Ты только взгляни на этот изгиб, – продолжал Райан, направляя его запястье к руке одной из статуй, которая ему уже по умолчанию казалась олицетворением смерти и разрушения, и он отпрянул от неё с визгом, чуть не влетев в противоположную стену. В него вперились непонимающие гости, и ему стало стыдно. Надо валить отсюда поскорее, решил он. Он выбежал из зала, понимая, что потом придётся отвечать за своё неадекватное поведение. И как только он очутился в банкетном зале, то сразу же набрал номер своего бойфренда, но тот не слышал его звонка, так что он лихорадочно набирал сообщения на все возможные его источники связи, где в каждом из них был значок офлайн. И пока он пытался достучаться до безразличного к гаджетам Майкла, к нему уже направлялся Райан, с блаженной улыбкой на лице, как будто только что стал свидетелем вознесения Господа.

Кажется, Райан даже не заметил его странное поведение и панику, потому что как ни в чём не бывало, продолжал светским тоном обсуждать грациозность линий мраморных скульптур, податливость их конечностей и палитру всевозможных экзальтированных чувств в их осмысленных лицах. Вскоре Джулиан уже снова сидел за столом, и люди вокруг оживлённо обсуждали эти возвышенные эмоции, что вызвали у них эти скульптуры. Джулиану хотелось орать, что они видят только поверхность, а внутри они – гнилые и разрушительные, и нет ничего страшнее чем смотреть в их пустые глаза, осознанно желающие погрузиться в ничто, осознанно отказывающиеся от жизни. Но стоило успокоить свои расшалившиеся нервы, он и так был взъерошенным и дёрганым, а ведь стоило соответствовать своей роли делового партнёра Райана! Ему даже не хотелось слушать весь этот восторг, пока что он не услышал ни одного мнения, которое бы прочувствовало весь тот ужас, что и он сам, и он уже засомневался, может, он придумал эту тёмную изнанку скульптур? Может, его болезненное состояние тогда в Париже придумало эту обратную сторону, и сейчас он чисто психологически увидел тот ужас, который отпечатался в его голове, и на самом деле они имеют только светлую сторону? Ничего себе впечатлительность в таком случае, возмущался он внутри, не может быть такого, надо отбросить все негативные воспоминания и концентрироваться на том, что происходит здесь и сейчас. Но почему-то возвращаться в этот полутёмный зал ему не хотелось, первобытные страхи сковывали его от одной только мысли увидеть вновь олицетворение анти-жизни. Но он был сдержан в своих комментариях и больше слушал, желая найти хоть одну родственную душу своих страхов.

Он потом умышленно бродил по банкетному залу с бокалом шампанского, чтобы лениво заговорить с самыми тревожными и эмоционально выглядящими посетителями. Но ни один из них не поделился впечатлениями, хотя бы отдалённо похожими на его собственные, и он ещё больше засомневался в том, что ему не причудилось всё это. В течение часа он уже практически успокоился и снова начал получать удовольствие от открытия выставки, так что уже обращал внимание и на прессу и фотографов, и на художественных агентов и на выступление кураторов выставки, пока не увидел, что на возвышении уже выступает сам художник и рассказывает о своих скульптурах. Его аж передёрнуло, маленький и абсолютно невзрачный мужчина непонятного возраста, как он мог создать это гротескное видение искажённой идеальности? Но опять же, что он там думал увидеть, такого же монстра, как обратная сторона этих скульптур, или наоборот, эту ангельскую натуру их первоначальной красоты? Он прекрасно понимал, что эти скульптуры создал обычный человек, и выглядеть он будет соответственно. Он даже не знал, что испытал больше – разочарование или облегчение.

Обычно он был всегда в списке первых рядов на знакомства с художниками. Но сейчас он не стремился к этому, его настораживало всё, связанное с этими скульптурами, и он боялся вникать в глубину своих страхов, да и были ли они оправданы? Но вскоре он снова сидел за столиком с Райаном, который был так вдохновлён работами Ланже, что ему ничего не стоило пригласить скульптора к себе, а также окружив себя самыми сливками общества этой выставки, желающих, как и он, познакомиться ближе с автором этих шедевров. Беседы велись оживлённые, это не был очередной скучный вечер очередного посредственного художника, который считался модным, вот элита и была вынуждена торчать на этих экспозициях, чтобы поддерживать статус. Но не в этот раз, Джулиан давно не помнил на выставках малоизвестных художников такого ажиотажа, а главное страсти, да, непременно в этих скульптурах было что-то больше чем олдскульный реализм.

Художник был достаточно скромным, но и уверен в себе также, во всяком случае, в том, что касалось его работы, он имел на всё чёткие ответы, как будто предвидел каждый вопрос. Не сказать прямо, что они были такими оригинальными, но всё равно, кажется, Жан подготовился к своей славе основательно и принимал её абсолютно как данность, без гордости или самоунижения. Конечно, ему задавали тонну практичных вопросов о покупке его работ или выставлении их в галереях пришедших сюда влиятельных галеристов, агенты хотели с ним сотрудничать, а аукционисты уже намекали на то, что можно готовиться к Сотеби. Агент художника, бледный и усатый человек, отдувался за эти практичные стороны, давая художнику возможность объяснять своё творчество, методы работы и планы на будущее. Даже Джулиан заслушался и встрял пару раз в оживлённые беседы, почти забыв о тревожности, что спровоцировали работы этого самого художника. Вечер обещал закончиться хорошо.