Мраморное сердце

9

Для Джулиана позирование Ланже уже становилось рутиной. Он ходил к нему два раза в неделю. Сначала он пытался успокоить свои страхи и концентрироваться на существовании небоскрёба внутри него, пока действительно им не становился, и тогда он прекращал чувствовать время и пространство. Они почти не разговаривали с Жаном, потому что во время позирования он был слишком увлечён своей ролью, а после работы Ланже всегда пребывал в экзальтированном состоянии и желал скорее продолжить свои труды. Он не всматривался в креативный процесс этого странного художника, понимая, что пока ещё рано делать выводы, какой получится его скульптура. Интересно, она точно так же ужаснёт его, как и те скульптуры, или, наоборот, в этом знакомом теле ему будет проще понять все глубины этих философских изысканий, что плетёт Жан? Может, эта скульптура поможет ему принять гармонию между жизнью и смертью? Но хотел ли он этого? Ещё недавно он готов был даже лишиться работы, только бы не иметь ничего общего с Ланже, но сейчас он уже подумывал о том, стоит ли купить эту скульптуру, и если он её приобретёт, где он её будет хранить? Его и так считали тем ещё нарциссом, чтобы держать ещё и свою обнажённую статую в полный рост (фотографий уже хватало на полках, они были везде, правда, не только с ним, но и его бойфрендом).

Он сейчас чувствовал себя значительно увереннее и сильнее, конечно, он до сих пор часто просыпался весь в слезах после кошмаров, которые вызывали воспоминания с соприкосновением со скульптурами, но днём он отбрасывал все страхи, всю неуверенность, построив ледяную стену, которая защищала его от негативных эмоций. Его борьба по удалению Райана из своей жизни была нелёгкой, да, что-то в нём как будто бы умерло в тот день, когда он первый раз позировал Ланже. Но глубина эстетического восторга Райана манила его, этот человек идеально видел этот мир, для Райана он был его шедевром, это было невероятно, он ждал этого момента столько лет, чтобы осознать, что действительно незаменим в жизни Райана. Это были приземлённые эмоции, несмотря на весь этот высокопарный пафос внутренней стороны, и Джулиан сейчас с корнями пытался выдрать из себя любовь к Райану, что он навязал на него с такой непоколебимой страстью и порочной непорочностью.

Он вдруг отчётливо понял, что односторонняя любовь гораздо проще, и хотя она не целостна, но она прямолинейна и не сталкивается ни с какими препонами. Когда чувства взаимны, двое начинают беспощадную игру, не зная даже приблизительного конца. И хотя он не мог себе вообразить, что Райан его любит сейчас так, как он этого желал, всё же это новое восхищение теперь делало их равными на более серьёзном уровне. Он снова стал для Райана значимым, в довольно странном контексте, но вся эта муть со скульптурами не дала ему ни дня чувства безопасности и простоты, он жаждал сейчас рутины и минимум философских раздумий, но понимал, что пока скульптура не будет готова, пощады не ждать.

Наконец-то он получил известие, что его официально повысили в фирме, эта неопределённость и бессмысленные ожидания тоже высосали у него все соки, сомнения появлялись, что они в это время ищут нового сотрудника на место Марка, и что он недостоин и напортачил всё перед Райаном. Ещё так не вовремя у Майкла начались танцевальные шоу на Бродвее, который уставал не меньше его, так что моральной поддержки было не так много, чтобы спокойно вынести этот бешеный ритм жизни. Он уже сходил несколько раз на это шоу и остался в восторге, у Майкла там была значительная роль, несмотря на то, что постановка кишела звёздами танца.

Насколько же терапевтически на него действовали вечерние прогулки с друзьями, далёкими от мира моды и офисных будней, где он просто мог быть собой. На выходных он начал долбаться. И не просто таблеточкой, а нормально долбаться, чтобы полностью забыться от этой сумасшедшей жизни и просто испытывать эмоции здесь и сейчас, такие реальные, позитивные и яркие. И хотя последствия потом были не самыми приятными (особенно когда приходилось в понедельник с утра пораньше пилить на работу), это того стоило, он наконец-то мог более или менее расслабиться, отключившись от всех переживаний.

На удивление, он держал язык за зубами насчёт своего позирования Жану Ланже, хотя многим его друзьям и знакомым было очень интересно, как прошла выставка, потому что сейчас имя Ланже обретало имя в нью-йоркской арт тусовке. Почему-то хотелось оберегать сотрудничество с Ланже на высочайшем уровне. Он никогда не отличался тем, что стремился защищать свою приватность, наоборот, он предпочитал жить напоказ. И хотя в последнее время его статус уже успокоил его, и он начал поддерживать солидный образ, всё же желание блистать и быть популярным в своей среде порой всплывало. Его бойфренд был более приватным, но поскольку именно Майкл из них двоих имел в своих кругах определённую славу, ему как раз-таки приходилось поддерживать социальные контакты и прокачивать свою публичную личность хоть на каком-то уровне.

Так что такой безобидный акт как позирование знаменитому скульптору Джулиан скрывать бы никогда в жизни не стал, если бы не вся эта обратная сторона процесса, которая высосала из него всю жизненную энергию. Это сделало его более замкнутым, полным каких-то непонятных тёмных секретов, которые он даже не хотел в себе держать. Но он и не знал, как избавиться от их влияния на свою жизнь, кому-то рассказать не прокатывало, даже сеансы со своим психотерапевтом не помогли ему после выставки в Париже понять истинную причину своих страхов, от того он и не смог избавиться от них. Сейчас ситуация была яснее, но совсем немного, результат всё равно был тот же, страхи никуда не делись, а их подсознательная глубина теперь давила ещё сильнее. Методов как от них избавиться он пока не знал, надеясь, что чудо свершится, когда он заглянет в себя, прочувствует свою собственную скульптуру и всё поймёт и отпустит. И очистится. И научится жить в этой гармонии. Он познает и жизнь и смерть, и дотянется до бескрайнего пространства, познав все тайны мироздания, не только физического мира, но и метафизического. Он очень на это надеялся.

День повышения был и днём банкета, это было неожиданно для него, потому что он планировал сам выставиться и устроить этот праздник для любимых коллег, но Райан снова решил всё по-своему. Не то чтобы он был против, но это было как-то нетипично для Райана, такие готовые сюрпризы, ещё и связанные с работой. Райан знал, как он ждёт этого момента, это будет его триумф, и хотя его начальник очень хорошо знал вкусы Джулиана, всё равно его желания при организации мероприятия ведь не были учтены. Но он изрядно сэкономил на этом, потому что один только заказ из элитного ресторана лишал его целой премии. Он не мог не шиковать при коллегах, тем более при таком событии, теперь он был директором по связям всей фирмы, вернее филиала в Нью-Йорке, но поскольку именно тут базировался главной офис, можно было считать, что и всей фирмы. Райан сделал для него сюрприз. Как миленько, но что-то в этом было нечисто, что-то произошло, он чуял это нутром, и это связано с его скульптурой. Но позже он это обязательно выяснит.

Утром он рассказал некоторым коллегам о том, что сегодня его повысили, как весть на хвосте сороки, да по сарафанному радио уже гудела во всех рабочих чатах и в стерильных кабинетах. Он не мог не улыбаться, ох, он действительно заслужил этого праздника! И хотя он понимал, что ответственности и работы станет больше, он был полностью готов к этому, он хотел этих трудностей, он был в полной боевой готовности порвать все каналы по коммуникациям своей любимой фирмы. Он совсем не устал принимать поздравления от коллег, а потом и друзей, и перечитывал официальную новость сто раз, где в колонках моды сообщалось, что новым директором по связям в фирме Райана Смита стал Джулиан Берг. С ним даже забегали сфотографироваться подружки-балаболки, сказав, что этот день надо запомнить, он – особенный, и боги сегодня благоволят всем его желаниям. Ах, если бы, думал он, погружаясь в сладостные мечты, но всё равно загадал навсегда пробудиться от кошмаров и страхов, вызванных скульптурами Жана Ланже.

Он сиял на своём торжестве, улыбка не сходила с его лица, он просто в один миг распустился, и заражал своим восторгом и других. Сдержанная трезвость никак не получалась с таким подходом, обычно их банкеты грешили этим помпезным аскетизмом (вроде бы противоположные понятия, но в их фирме весьма совместимые), но сегодня всё как-то было более домашним и расслабленным. Повышение в статусе, зарплате и обязанностях было именно тем, чего он так жаждал, примерно это он и высказал в своей эмоциональной речи (чуть не всплакнул, еле сдержался, ведь он выйдет плохо на фотографиях, во время речи его постоянно щёлкали и снимали). Конечно, пафосные воспоминания своего карьерного роста, как ему помогали конкретные коллеги, поддержка начальства, и всё это десятилетнее приключение были отличным компостом для того, чтобы принять своё постепенное взросление, которое ему дала эта фирма. Ему надарили подарочков, и когда его подруга Стелла наклонилась к нему, чтобы вручить от их отдела огромный букет коралловых пионов, символизирующий успех и достижение целей, то шепнула ему:

– Теперь ты сможешь повесить в своём кабинете, целую одну картину!

Дело в том, что в офисе давно уже циркулировали шутки по поводу их голых стен, и так вышло негласным правилом, что менять интерьер в кабинете могло только начальство, и чем выше у тебя статус, тем больше у тебя было предметов интерьера или арт объектов. Воистину, одну картину на стене он заслужил. Он явно выберет что-то из абстрактного экспрессионизма, этот хаотичный художественный стиль почему-то помогал ему сдерживать свой внутренний магазин в полном порядке и чистоте. Эта на первый взгляд бессмысленная и агрессивная хаотичность, наоборот, давала ему возможность концентрироваться и видеть общий узор, общий замысел (даже если художник его и не предполагал), через заросли пятен и красок он находил ключ к сути картины, к самому её сердцу.

Когда Райан встал, чтобы поздравить его лично, Джулиан уже был весь красный, а рот его болел от постоянных улыбок, как же он любил свой коллектив, даже если они через полчаса пойдут его обговаривать и завидовать его успехам, он всё равно любил их сейчас. Райан тоже был на удивление румяным и весёлым, кажется, он выпил сегодня непозволительное количество бокалов со своим любимым шампанским Дом Периньон.

– Этот день – чудесен, посмотрите за окном, какая благодать, а всё благодаря тому, что наш Джулиан вырос, и мы все приветствуем нового директора по коммуникациям! – дружные аплодисменты после этого. – Джулиан, ты не просто красивый, добрый и всеми любимый, но ещё и умный и амбициозный, что в этом офисе ценят не меньше, чем твоё прекрасное модельное тело и фантастическое лицо. Ты порвёшь связи нашей фирмы и возвысишь нас, что о нас станут говорить на каждом углу, люди начнут ценить шик, мы вновь повысим популярность элиты, и всё благодаря твоим стараниям! И с твоим чувством прекрасного и эстетическим вкусом, мы сделаем это так утончённо и ненавязчиво, Джулиан, ты воистину – произведение искусства, наш талисман, наше солнце! Спасибо тебе за то, что освещаешь путь нашей фирме и двигаешь её только вперёд, нам всем не терпится понаблюдать за твоими успехами! Ура! Поднимем бокалы за Джулиана!

После этих эмоциональных и фамильярных слов, все подняли очередной бокал с шампанским, которое в этот день лилось рекой (в отличие от закусок, коих было всего три вида). И Райан обнял Джулиана так крепко, что он просто не мог какое-то время дышать. И когда Райан отпускал его из своих объятий, то погладил его по щекам обеими руками и довольно буйно поцеловал его…в губы! Коллеги уставились на это проявление чувств от начальника, многие знали, что Джулиан был любимчиком, нянечкой и психологом Райана, но эта демонстрация поразила всех. Джулиан смаковал вкус его губ какое-то время, пытаясь выровнять дыхание.

Вау, а ведь сколько он в своих эротических фантазиях мечтал, что Райан проявит к нему чувства, и они начнут медленно совокупляться у изумлённых коллег на глазах. Ух, бойся своих желаний, подумал он, поспешно отгоняя навязчивые сексуальные образы. Блин, и такие приятные слова Райан адресовал ему, он редко позволял себе быть таким несдержанным, это было странно. И это прикосновение, и поцелуй, что Райан испытывал в этот момент? Был ли он так прекрасен в этот миг, как во время позирования Ланже? Был ли он в этот миг для Райана безупречной мраморной скульптурой? Может, к чёрту всю эту карьеру, бойфрендов, социальный статус, репутацию, и Райан его любит, и они созданы друг для друга? Нет, уже научен горьким опытом, мне оно не надо, пытался отогнать навязчивые мысли Джулиан, чьи щёки пылали, а горло было таким сухим, что даже глоток шампанского обжигал раскалённым огнём. И что он сам чувствовал в этот миг? Счастье? Безумие? Злорадство? Триумф? Ужас? Неловкость? Или всё вместе? Одно он точно понимал, этот день воистину войдёт в историю сплетен в этой фирме, и к добру али погибели, время покажет. Но ему было не привыкать оказываться в центре внимания, но в скандалы он пытался не впутываться. Да и вообще что тут такого-то? Его просто поздравил начальник, все они расслабились и выпили. Ох, этот поцелуй был таким горячим, таким целенаправленным, таким собственническим, кажется, он только что за один миг провёл свой самый лучший отпуск в любовном раю.

Конечно, коллеги подтрунивали над ним весь оставшийся день, многие пересказывали тем несчастным, что не были приглашены на банкет, что они пропустили, и эта маленькая сценка быстро обросла всё новыми подробностями, лишь поверхностно соответствуя истине. Вау, Райан запал на тебя, говорили более прямолинейные сотрудники, некоторые вообще уже описывали в чатах примерные варианты развития их отношений, какой-то умник накидал фотографий эротического характера, где мужчины были типажа Джулиана и Райана, а кто-то потом просто подфотошопил их головы. Офис на ушах ходил весь тот день, да и всю следующую неделю, пока их не заинтересовали более свежие сплетни, на которые переключиться. Но а Джулиан тупо сидел в своём кабинете и размышлял о случившемся, день был пересыщен сильными эмоциями, он чувствовал себя окрылённым. Ничто теперь не могло остановить его, никакие страхи не могли по силе сравниться с тем голым счастьем, что он испытывал сейчас, победоносный Джулиан, покоривший не только это кресло, но и сердце Райана! Да, именно так ему в этот момент казалось, и именно этого ему не хватало для осознания своего личного счастья.

10

Спустя два месяца после выставки Райан встретился с Жаном в кафе обсудить будущее скульптуры Джулиана. Чем больше он думал о ней, тем отчётливее понимал, что скульптура уже принадлежит ему, даже во время её изготовления его мысли занимала эта новая идеальная личность Джулиана, что лепил своими волшебными руками Жан Ланже. Она не давала никому из них покоя, ни Жану, ни Джулиану, ни Райану, эти последние два месяца крутились вокруг этой чёртовой статуи. Но божественный путь ведь тоже был усыпан терниями, чем более возвышенно и оригинально творчество, тем больше приходится вкладывать в его создание. Он чувствовал, что они все были творцами этой скульптуры, он страдал вместе с моделью и художником, чувство страха периодически вызывало у него панику, что у Жана не получится воссоздать образ Джулиана, и он разрушит это мраморное изваяние, до конца не придав ему форму. И сомнения, что Джулиан прекратит ему позировать, и тот не сможет закончить проект, тоже поселились в его голове, создавая чудовищные варианты развития. И самым последним его страхом было то, что Жан откажется продавать ему эту скульптуру. На это он имел право, они не подписывали никаких контрактов, даже вербальных, и Райан понимал, что вопрос денег тут не поможет. Важно, чтобы Жан не слишком привязался к своему творению. Вариант выставить скульптуру в галерее его почему-то пугал, это была настолько для него личная работа, что он представить себе не мог, как кто-то критикует эти безупречные черты и совершенно не врубается, насколько божественна натура этого произведения искусства. Райан не сомневался, что по шедевральности статуя не уступит тем, что он лицезрел в МОМА, так что он был в предвкушении того, что в его жизнь ворвётся божественная искра, высокое искусство, которое преобразит всё вокруг.

Они поговорили о сложностях создания работы, Райана интересовали все детали, потому что ему казалось, что он сам творит это искусство вместе с Жаном. Он часто наведывался к нему, когда тот работал над ней, к счастью, Жан был способен работать не только в полном одиночестве. На позирования Джулиана Райан старался всегда попасть, преображение того поражало его, и он уже предвкушал, как это возвышенное состояние передаст его скульптура, когда она будет готовой. Жан сейчас застрял над формой рук, он не хотел поднимать их вверх, и, по его мнению, свешанные вниз они казались чересчур грузными, им не хватало грации и этого уместного состояния, что именно в таком положении они и должны находиться, когда личность познала гармонию между жизнью и смертью. Райан считал, что руки должны быть расслаблены и не акцентированы, но он понимал, что Ланже явно будет искать свой вариант, как справиться с этой нерешительностью. Также он планировал изменить слегка фактуру статуи, добавить к непорочной гладкости немного шероховатости с помощью цвета.

– Тут всё зависит от освещения, с одной стороны люди увидят на ней безупречную энергию жизни с помощью этих красок, но при более тёплом свете эти цвета станут трупными, так что и с помощью света можно поиграть на этих темах, чтобы Джулиан был целостным и завершённым.

Райана почему-то напугала идея добавить красок, пускай и блеклых. Он представлял скульптуру не иначе как покрытую гладким белым мрамором, без единого изъяна. И возможность сделать Джулиана под каким-то углом похожим на труп, в его планы точно не входило. Он стремился к идеальному, и даже если Жан и добивался этой идеальности, покоряя такие мрачные и противоречивые темы, готовый вариант должен иметь эффект катарсиса. Но следующие идеи Жана окончательно лишили Райана покоя:

– Я решил поработать в этот раз более абстрактно, скульптура будет гуманоидной, но я не хочу в этот раз зацикливаться на безупречности точности, надо дать её немного этой текучести, чувства полёта, чтобы при невнимательном рассмотрении она казалась расплывчатой, далёкой. Стоит в этот раз убрать всю грузность и приземлённость, сосредоточив внимание внутри скульптуры, сделать её вездесущей, как будто внимание приковано одновременно поверхностно к самой скульптуре, которая как бы проецирует твои внутренние чувства, и рассматривающий её человек будто бы смотрится в зеркало. Эта скульптура поможет через неживую эмпатию пережить то, что она в себе несёт. То, что я хочу вложить в неё, то, что я хочу донести до людей.

– Я так не думаю, – возражал нервно Райан, аппетит совершенно испарился, хотя с его тарелки до сих пор ему подмигивали жирные трюфели. – Чёткость фигуры в данном случае очень важна, потому что иначе ты не сможешь передать всю суть Джулиана, его физическая оболочка – такая же неотъемлемая часть, как и его душа. Пойми, он должен быть идентичным, лишь отполированным до блеска, без всех человеческих изъянов.

– Но с помощью абстрактной и слегка размытой техники можно передать гораздо глубже человеческую личность, – не соглашался с ним Жан, совершенно не стеснявшийся громко всасывать свежие устрицы. – Суть останется, он будет узнаваем, поверь, просто я хочу сделать его более трансцендентальным. Я не хочу, чтобы посетители концентрировались на его физической красоте, я хочу, чтобы эта красота казалась безликой, как будто она принадлежит всему миру, как свет солнца. Но когда ты на него смотришь, то тебе кажется, что солнце светит только тебе одному. Как те мои скульптуры, никто почему-то не задаётся вопросами, кто эти люди, существуют ли они на самом деле? Личность Джулиана важна для меня на данном этапе, но она слишком мизерна для моих целей, чтобы делать на ней акцент.

Всё шло не по сценарию Райана. Жан планировал выставлять её на публичное обозрение. Наверняка в музее уровня МОМА, с таким-то успехом его нынешней выставки! И он не до конца понимал, что он хочет видеть в скульптуре Джулиана, она должна быть идентичной его телу, разве что без недостатков, что, увы, есть у каждого человека. Но он верил в гениальный талант Ланже, даже абстрактная форма статуи Джулиана его непременно покорит. К сожалению, Жан был из тех художников, что не прислушивался ни к мнению критиков, ни к мнению покупателей, ни даже к мнению друзей, коим он хотел для него стать. Но он не мог упустить эту скульптуру, она принадлежит ему с того самого дня, как родился замысел её творить.

– Жан, я планирую открыть свою собственную галерею, имени Райана Смита, где будут выставлены те произведения искусства, что произвели на меня впечатление, которые изменили меня, – начал он свою речь, уже неоднократно отрепетированную в голове. – Я коллекционирую шедевры мирового искусства уже много десятилетий, у нас с Лео солидная подборка, которая в основном украшает стены нашего манхэттеновского дома, но уместность некоторых работ в подобном месте вызывает сомнения. Я давно уже думал отойти серьёзно от управления своей фирмой и заниматься исключительно работой для души.

– Моя страсть к современному искусству всегда вела меня в дебри неопознанного, вдохновляя на нестандартные решения. Даже в собственном бизнесе, хотя для профанов это занятие кажется весьма прямым и чётким. Но это не так. Бизнес удаётся лишь невероятно креативным людям, а если это ещё и бизнес, связанный с искусством, коим я считаю свою одежду, то это вдвойне повышает креативный темп. И сейчас, когда моя фирма стоит стабильно и пустила корни глубоко в бетон, я готов вкладывать свою энергию и ресурсы в свой храм искусства, в свою галерею гармонии. И чтобы она была целостной и заполненной до конца моими эстетическими одержимостями (да, я признаю, что одержим некоторыми шедеврами), ей не хватает скульптуры Джулиана. Она станет сердцем моей первой выставки.

Жан долго молчал, сосредоточившись на то, как сервируют клафути. И когда он, наконец, заговорил, вид его был мрачным и отрешённым. – Я боюсь, что она не впишется в твою коллекцию. И хотя я не сомневаюсь в том, что я преклонюсь перед твои вкусом и восхищением истинной красотой, мои скульптуры смогут гармонично смотреться лишь с тем, что прошло такую же инициацию. Лишь познав в гармонии значимость жизни и смерти, можно отобразить идеальное нейтральное состояние, путь деградации к экзальтации и наоборот. Иначе она потеряет своё предназначение в этом хаосе, не сможет донести своё послание и не станет отражением внутреннего мира тех, кто сможет распознать в ней зеркальный символизм.