Тайна Соснового холма

Хоган отдал ему свой меч, себе взял меч Асольва, он казался длиннее и тяжелее. Арн не держал меча в руке уже месяца два, тело сковано, не разогрето, не размято. Эти-то сколько дней уже не знают, куда силы девать.

Арн покрутил меч в руке, разминая кисть, перекинул в другую, а вдруг пригодится занять и вторую руку, бой покажет.

Хоган ходил вокруг, пружиня на полусогнутых ногах, осматривал противника. Они двигались по кругу, образованному любопытными, стараясь предупредить друг друга в случае первого выпада.

– Давно надо было взяться на него… – проговорил с усмешкой Асольв.

И Арн отвлёкся на его голос, перекинул глаза – и Хоган этим воспользовался, напал первым. Но Арн сумел увернуться, отбил лезвие и легко ушёл влево, за меч противника. Хоган даже удивился. А этот щенок не так-то прост. Э, малый, да никакой ты не торговец!

Хоган избрал в этом поединке тактику нападения, наступал сам, иногда решительно и жёстко, иногда несколькими лёгкими выпадами, проверяя противника, не давая ему расслабляться. Выматывал, заставлял глядеть в оба. Но Арн справлялся, парировал, отступал, уворачивался, не всегда удачно, правда. Один раз Хоган зацепил его по пальцам руки, сжимающей рукоять меча, в другой раз лезвие меча прошло так близко с лицом, что, наверное, даже зацепило скулу или щеку – в пылу поединка Арн не чувствовал боли. Но реакция зрителей была бурной, а значит, ошибки не было, все они болели не за него.

Отсутствие тренировок за прошедшее время сказывалось, тело нестерпимо болело, усталость сковала каждую мышцу.

Наконец, Хоган перешёл в решительное наступление, будто где-то у него ещё хранились скрытые силы, удар посыпался за ударом. Звон мечей заполнил воздух двора, все замерли. Арн отступал, отступал, отбиваясь, пока не оступился и, не удержав равновесие, не упал на колено. Но Хоган, не останавливаясь, не теряя темпа, пнул его под рёбра и шагнул дальше. Арна опрокинуло на спину, Хоган вернулся, отпнул меч в сторону, глянул прямо в лицо невольника, пытающегося подняться. Их взгляды скрестились. Глаза Арна сузились с нескрываемой ненавистью к сыну хёвдинга, скривились тонкие губы. Со всей силы Хоган пнул его по ним носком мягкого сапога и прошептал:

– Если ещё раз с оружием увижу… – не договорил, проглатывая вместе с яростью последнее, что хотел сказать, отошёл.

Арн склонился, опираясь на локоть, смотрел в землю, глядя на неё в упор, и видел, как капают на утоптанную дорожку капельки тёмной крови из разбитых губ. Дружинники рядом шумели, ликуя.

* * *

Дня через два Хоган застал Арна и Висмунда за тренировочными стрельбами из лука. На этот раз лук был у Арна, а мальчишка держал стрелы, что-то попутно расспрашивая. Глаза Хогана потемнели от сдерживаемой ярости, он не слышно подошёл поближе и вдруг очень громко позвал:

– Висмунд? – и когда младший брат обернулся, спросил: – Ответь-ка мне, лук – это оружие?

А сам заметил, как напряглись спина, шея и руки Арна, сейчас он как раз натягивал тетиву. Но Хоган же запретил ему прикасаться к оружию, и тот прекрасно помнил о запрете.

– Да, Хоган…

Хоган сделал ещё один шаг ближе.

– Я запретил рабу трогать оружие, а теперь… – он не смог договорить, запнувшись на полуслове. Арн медленно повернулся в его сторону, и в грудь Хогана смотрел теперь острый чуть подрагивающий наконечник стрелы. Только шаг сделай!

Глаза Висмунда широко раскрылись при виде происходящего, он и слова вымолвить не мог. И Хоган молчал, видел близко-близко серый прищуренный глаз умелого лучника, сильные пальцы и напряжённые мышцы груди и плеч под кожей верхней куртки без пояса.

В груди Хогана что-то громко вздрогнуло и оборвалось – как струна лопнула. Сын хёвдинга даже подумал, это звон тетивы, и ждал каждый миг, ждал мощного удара стрелы в грудь. С такого близкого расстояния он даже рукой не сумел бы её отбить.

– Арн, ты чего? – первым опомнился Висмунд, дёрнулся под руки, заглядывая в лицо. И Арн убрал лук, отпуская тетиву с упрямым звоном, смотрел теперь просто в лицо и в глаза соперника, просто, не через деревянную преграду, несущую смерть.

Хогана буквально сорвало с места, он сгрёб Арна, стал месить в дворовой пыли, пиная и колотя кулаками, вымещая злость, минутную слабость и замешательство. Бил, пока его не остановил отрезвляющий крик Висмунда, мечущегося рядом.

– Не надо, Хоган! Перестань! Пожалуйста!

Хоган резко отбросил со лба упавшие пряди волос, дёрнувшись всем телом, поймал Арна за шиворот и потащил по земле спиной вперёд. Висмунд, подобрав лук, спешил следом с предельным изумлением и испугом на лице.

Хоган забросил раба в подвал и задвинул засов.

– Три дня… чтоб не больше воды…

– Хоган… – подал голос Висмунд.

– Заткнись! – Глянул тот исподлобья, испепеляя яростным взглядом, и мальчишка опустил голову, пряча глаза.

Глава 11

Ингигерда осторожно прикрыла дверь и остановилась, чтобы глаза привыкли к темноте. Уши не улавливали ни звука. Жив ли он здесь ещё? Как Висмунд рассказал, так весь день сердце не на месте, еле-еле ночи дождалась.

– Арн? – тихо позвала она и шагнула вглубь подвала. – Арн, ты где? Арн…

А вдруг она опоздала? Вдруг тролли украли его? А может, он умер уже? А она всё боялась, что Хоган увидит, всё ночи ждала, не зная, глупая, что бежать надо было сразу. А теперь опоздала…

– Арн? – спросила в голос, не боясь, что её услышат.

В углу завозилось, и она, без страха, без сомнений, бросилась вперёд. Кровь прилила к щекам от волнения, чуть молоко не расплескала, сунула чашку на сундук с сушёной рыбой, рядом поставила масляную лампу.

– Арн? Миленький… – Упала на колени рядом, прижимала к себе, осторожно касаясь кончиками пальцев разбитого лица. И не могла своих слёз остановить, они щёки обжигали, на руки капали.

– Арн… Светлая Фригга, что он делает с тобой… Зачем? – Целовала осторожно нахмуренные брови, распухшую скулу, разбитые губы.

Арн дёрнулся, крутанулся в её руках, будто отстраняясь, шепнул:

– Зачем пришла?

– Я места себе не находила, в голову всё подряд лезет… Арн… – Она прижалась к нему, положила голову ему на плечо, подтягивая колени к груди. – Здесь холодно… Как ты тут? Я принесла тебе молока, здесь только рыба сухая, и сундуки закрытые…

– Зачем?

– Не ругайся на меня, – ответила Ингигерда тихо. – Тебе сильно больно? Чем я могу тебе помочь?

Она потянулась вперёд и подобрала уроненный на земляной пол плащ, раскинула его и набросила на них двоих. Опять прижалась к тёплому боку Арна, вдавилась щекой в его плечо.

– Ты замёрз? А есть хочешь? Тебе чего-нибудь давали?

Она щебетала негромко, а он сидел у стены и слушал, не отвечал почти, даже глаза поворачивать было больно и шевелиться не хотелось. А голос её, тихий, заботливый, светлый успокаивал. Никого в этом мире, кроме неё одной, у него не осталось. Одна живая душа. Только она и заботилась о нём. И он с горечью всем сердцем, всей душой понимал, что не остаться им вместе никогда, и любить её он не может, запретна она, их любовь. И Хоган прав, конечно же, и если убьёт, застав их вот так, вместе, тоже будет прав. Потому что здесь, на этом берегу, он – никто, раб хёвдинга.

– Что с нами будет? – спросил вдруг.

Ингигерда оторвала голову, вглядываясь в дрожащей темноте в его лицо, поджала губы, вернувшись с небес на землю.

– Любить мне никто не запретит! – шепнула в ответ.

– А отец? Отдаст тебя другому и не спросит… – Голос Арна был голосом здравого рассудка, но любовь ещё билась, пыталась спорить в душе Ингигерды.

– Я не пойду! – Ингигерда сбросила с себя плащ и резко села упрямо, чуть отстраняясь от него.

– Пойдёшь. Ещё как пойдёшь…

– Неправда! Ты меня ещё не знаешь! – Она вскочила на ноги, отряхнула землю и сор с платья, глядела сверху. – Может, это я тебе безразлична, и ты сможешь жениться на другой, а я… – она запнулась, помотав головой, вскинула подбородок. – Там молоко – выпьешь! Чашку спрячь где-нибудь. Плащ тебе…

Собиралась идти, скрывая раздражение, но помедлила, склонилась к его лицу, поправила плащ на плечах и у шеи… и осторожно поцеловала в разбитые губы. Глаза Арна расширились от изумления и одновременно от боли.

– Что делаешь? – Он выкрутился, дёрнув небритым подбородком.

– Ни одной другой тебя не отдам!

Ингигерда ушла. Арн долго-долго глядел куда-то в пространство, пока осознал, что губы его улыбаются, улыбаются сами собой. Вот глупец, тоже во всё это поверил?

* * *

Следующие два дня заточения Ингигерда не смогла больше прийти, а когда Арна выпустили, он пошатнулся от неожиданного яркого света, от пронзительной белизны, отразившейся в глазах. Чуть не упал от растерянности, аж рукой к двери подвала прислонился, глядя во все глаза.

Весь двор, крыши домов, построек – всё-всё покрыто было белым чистым снегом. Снег выпал! Мягкий, никем не тронутый, белыми шапками – на всём! Ветра нет, и весь мир словно застыл, охраняя на себе упавшую на него долю снега.

Арн потянул воздух носом, вдохнул всей грудью. Тепло. Чисто-чисто, и на дворе ещё никого, только следочки старого раба от дома, открывшего двери подвала. Раннее утро. Все ещё спали. Наступила зима, и снега много, и значит, зима будет хорошей.

– Хорошо… – прошептал и, встретив недоумённый взгляд старого раба, улыбнулся ему.

С этого дня всех рабов переселили в дом, в угол у кухни, выдали тёплые вещи. Зимой всё как-то по-другому, и на всё смотришь другими глазами. Будто все, замёрзшие вдруг, становятся ближе друг к другу, роднее. Гость ли забредёт, уставший охотник или выскочит из леса пугливый олень, ища защиты от злых волков у жилища человека. А сколько птиц, новых и разных, поселяются вдруг во дворе!

Да и жизнь самих людей становится немного другой, появляются новые заботы и интересы. Из кладовок вытаскиваются на свет лыжи, подбитые мехом полушубки и лохматые шапки. Начинаются охота, рыбная ловля на далёких лесных озёрах.

Ходили на охоту и Висмунд с Арном, ставили петли и капканы на мелкую дичь и птиц, стреляли из лука белок и соболей. Пропадали в лесу целыми днями. Стали вообще не разлей вода, даже в доме по вечерам, когда собиралась семья и каждый находил себе дело, Висмунд всё равно подбирался поближе к Арну, помогал мять шкурки зверьков и делать стрелы со специальными тупыми наконечниками для охоты.

Ингигерда тогда глядела на младшего брата с нескрываемой завистью и даже ревностью, Хоган молча поджимал губы, а Асольв скрипел зубами от досады. Главное, что сам хёвдинг не делал младшему сыну никаких замечаний. Так и шли зимний день за ночью.